ых
стал его излюбленным, и он злорадно подумал,  что  племянничка  предупредить
было некому. Как только счет закончится, Гронт угодит на  месяц  в  каменный
мешок, и никакие объяснения ему не помогут. Если же он успеет заговорить  на
какой-либо  промежуточной  цифре,  то  будет  награжден   ровно   таким   же
количеством ударов палок по пяткам - после разговора, естественно. Альтаресу
исключительно  нравилось  это  новшество,  когда  посетитель  сам  определял
тяжесть наказания за собственную нерасторопность.
   - Я приехал, -  наконец  заговорил  Гронт,  успев  заработать  двенадцать
палок, - чтобы оказать тебе важную услугу... Кстати, дядюшка,  не  могли  бы
твои слуги дать мне что-нибудь промочить горло?  Иначе  информация  об  этой
услуге может там застрять...
   - Поговори мне еще в таком же духе и живо окажешься на дыбе,  -  спокойно
пообещал Альтарес. - Так что там у тебя?
   - Ну ладно, ладно, - сбавил гонор племянник. - Мне и самому  не  терпится
сообщить. Дело в том,  что  сейчас  у  тебя  в  макоре  путешествует  чужак,
посланный в Ущербные горы самим Наместником Хааскана.
   Верховный маг разочарованно  скривил  блестевшие  от  жира  губы,  утопив
сузившиеся глаза в раскормленных щеках. Он узнал об этом еще несколько часов
назад, когда получил сообщение от самого Наместника через его посыльных.  По
давнему  договору,  Альтарес  беспрепятственно  пропускал  тех,   кто   имел
поручителей от Гилсвери, и делал, что ему  заблагорассудится,  с  теми,  кто
таковых не имел, - и здесь он бывал весьма изобретателен.
   Он и  раньше  не  обладал  высоким  мнением  об  умственных  способностях
племянника. Вот придурок... И ради этого рисковать своим благополучием?
   - М-да-а... У тебя есть двадцать секунд, чтобы сообщить мне то, чего я не
знаю. После чего, племянничек, ты узнаешь, что бывает с теми, кто отнимает у
меня время напрасно... Кстати, а тебя самого какой лысун укусил? Что тебе  в
этом хальде? Или ты метишь вернуть себе вид на  жительство  в  Кордосе?  Ну,
парень, и не мечтай...
   Он взял очередную ляжку трескуна  и  с  завидным  аппетитом  принялся  ее
обгладывать, демонстративно не обращая внимания на вытянувшееся от досады  и
злости лицо Гронта, и без  того  безобразно  длинное.  Но  надо  отдать  ему
должное - верзила быстро вернул себе самообладание.
   - Ну, хорошо. Он оскорбил меня. Я все еще  являюсь  твоим  родственником,
дядюшка? Я помню, за что был изгнан,  поэтому  обращаюсь  за  правосудием  к
тебе, вместо того чтобы  решить  этот  вопрос  сам,  так  как  чужак  сейчас
находится на твоей территории.
   - Похвально, похвально, - Альтарес усмехнулся, поражаясь  наивности  (или
наглости?) своего племянника. Но, забавляясь, решил подыграть.
   - Ну и что ж ты не пустил ему кровь еще в Нубесаре?
   - Потому что кровь пустил  он,  -  с  видимым  усилием  признался  Гронт,
вонзив, словно арбалетный болт, свой взгляд в стол и искривив тонкие губы  в
едва сдерживаемой ярости. - Мне.
   Альтарес перестал жевать. Затем положил мясо обратно на блюдо. С каким бы
презрением он ни относился  к  Гронту,  мечником  тот  был  выдающимся,  это
признавали  многие.  А  кое-кому  приходилось  признавать  это   уже   после
собственной смерти... Племянничек все-таки сумел его удивить. Что ж  это  за
хальд такой, и откуда Гилсвери его откопал?
   - М-да-а... Это уже интересно. Ты что, не совладал с ним  в  поединке  на
Щите?
   - Не было поединка, - буркнул мечник и коротко рассказал о ночной встрече
с чужаком в трактире. О том, что тот сделал с трактирщиком. Затем  о  стычке
дал-роктов с нубесами на границе Нубесара и Хааскана, о которой  ко  времени
отъезда Гронта из Жарла уже знали все жители города. И о смертельной схватке
мага дал-роктов с клаитом  нубесов  на  пристани  Абесина,  в  ходе  которой
погибло два хитиновых  воина.  Гронт  узнал  об  этом  совершенно  случайно,
услышал сквозь сон болтовню служанок в портовом трактире,  где  задремал  за
столом после изнурительной ночной скачки. Понимая, что  оказался  свидетелем
событий,  на  фоне  которых  личные  мотивы   мести   выглядят   мелкими   и
незначительными, он решил как можно быстрее  обо  всем  сообщить  Альтаресу,
после чего вскочил на своего дракха и рванул к пристани, где едва поспел  на
единственный и уже отходящий плоскодон.
   Так, во всяком случае, выходило по словам племянника.
   Варша, снова подумал про себя Альтарес, когда Гронт умолк. Ради чего  или
кого человек Гилсвери мог  получить  у  Хранителя  Нубесара  варшу?  Кольцо,
являвшееся  знаком  власти   Упрекающего   и   само   по   себе   обладавшее
могущественным заклятием всевиденья, работавшим даже сквозь границы макоров?
Чужак, которого сопровождали люди Гилсвери, явно обладал силой и значимостью
не только для Наместника Хааскана,  но  и  для  Хранителя  Нубесара.  Особой
силой, судя по  рассказу  Гронта,  и  особой  значимостью,  судя  по  варше.
Альтарес вдруг осознал, что чуть не пропустил участия в весьма занимательной
и таинственной игре, в которую уже ввязались власть имущие двух, нет - трех,
если считать и дал-роктов, макоров,  если  бы  не  появление  племянника.  И
понял, что ему страшно хочется узнать, в чем дело. Из-за чего весь  сыр-бор.
Неужто, по мнению этих трех сил, появился реальный кандидат?
   Недоеденная ляжка была  забыта.  Широкие  густые  брови  Альтареса  тесно
сдвинулись к  переносице,  словно  противоборствующие  армии,  перешедшие  в
наступление. В голове неожиданно всплыло то, что ранее он упустил из доклада
Шордока, просто не  обратив  внимания  на  мелочь,  сейчас,  после  рассказа
Гронта, мелочью уже не казавшееся.
   - Погоди-ка, милейший Гронг, так хальда на том  плоскодоне  не  было?  Он
уплыл раньше, без сопровождения?
   Гронт пожал плечами, не желая вслух подтверждать очевидное.
   Но сейчас Альтарес был  слишком  занят  своими  мыслями,  чтобы  обращать
внимание  на  столь  оскорбительное  и  неуместное  поведение  племянника  в
присутствии его - самого Верховного мага. Он безотчетно вытер  жирные  после
мяса руки о свою желтую сутану, уже носившую многочисленные  следы  подобных
действий, и рассеянно побормотал себе под нос: - Значит, он  и  сейчас  едет
без сопровождения... А  в  таком  случае  на  договор  с  Наместником  можно
посмотреть сквозь пальцы... лучше надо было беречь своего  подопечного...  -
Маг поднял подозрительный взгляд на Гронта: - Что ж, племянничек,  наказание
я отложу, пока не проверю то, что ты мне сообщил. Жить будешь  в  выделенной
комнате замка и не вздумай удрать из города  до  моего  позволения.  Гладок,
возьми десяток воинов... нет, два десятка, организуй портал  в  Габалассу  и
выезжай навстречу нашему нежданному и загадочному гостю,  о  котором  только
что столь любезно сообщил мой любимый  племянничек.  Задержишь  и  доставишь
обратно в Габалассу, чтобы не  встречаться  с  людьми  Наместника  Хааскана,
которые,  несомненно,  отчаянно  спешат  по  его  следу...   Можешь   слегка
покалечить, если вздумает сопротивляться, но убивать не смей. И учти: я буду
наблюдать за твоими действиями твоими же глазами.
   Альтарес заметил,  как  в  гладкой  поверхности  стола  отражение  пухлой
физиономии Гладока на миг сморщилось, но тут же приняло привычное  выражение
отрешенной  преданности.  Недовольство  энвента  было  вызвано   отнюдь   не
возможностью контроля его поведения, а чрезвычайно  неприятными  ощущениями,
которые  сопровождают  заклинание  зрительного  присутствия,  наложенное  на
проводника воли...
   - Осмелюсь напомнить, светлейший, у нас сейчас нет  свободных  Источников
для портала...
   - Не  найдешь,  сам  станешь  Источником,  -  буркнул  Верховный  маг,  с
задумчивым видом барабаня пальцами по столу. -  Желаешь,  чтобы  твое  место
стало вакантным?
   Толстячок Гладок слегка побледнел: - Все будет сделано,  светлейший,  вне
всяких сомнений.
   - Прямо сейчас, Гладок. Отправляйся прямо  сейчас.  Кстати,  не  желаешь,
племянничек, принять участие в поимке своего обидчика?
   Гронт,  подозрительно  скривившись,  уставился  в  стол:  -  Что-то   мне
нездоровится, светлейший.
   - М-да-а... И от кого я это слышу...  От  того,  кто  не  может  спокойно
позавтракать, не пустив  кому-нибудь  кровь...  Ну,  как  хочешь.  -  Взгляд
Альтареса снова упал на блюдо с ляжками трескуна. Мясо, конечно, уже остыло,
но... - Да, что там у нас на сегодня из текущих дел?
   Скелетообразный Шордок, злорадно глянув в  сторону  дверей,  за  которыми
только что поспешно  скрылся  получивший  задание  соперник,  с  готовностью
склонился над волосатым ухом  светлейшего  и  торопливо  зашептал:  -  Вчера
задержали одного смутьяна... Альтарес оборвал его небрежным движением  руки,
показывая, что ему это уже неинтересно: - Ну, отруби ему там  что-нибудь  на
свое усмотрение...

   2. Месть близка

   В макоре Довгот снег прикрывал стылую землю тонким  одеялом,  на  котором
зимний ветер успел понаесть черных проплешин. Быстрые и острые копыта  чарса
то высекали мерзлую земляную крошку, то взметывали белые искристые облачка.
   Ярость ловчего мага Драхуба была такой же  ледяной,  как  эта  земля.  За
последние дни она стала настолько  привычной,  что  сейчас  его  можно  было
назвать спокойным. Мысли текли  четко  и  целенаправленно.  Никакого  упадка
душевных и физических  сил.  Он  не  мог  себе  этого  позволить.  Силу  же,
затраченную на схватку с клантом нубесов, он  с  лихвой  возместил  за  счет
коренных жителей этого  макора  -  довготы  были  храбры  и  воинственны  до
изумляющей глупости и никогда не уклонялись от схватки, если враг был  один,
а их самих - больше двух, даже если враг был значительно  сильнее  их  всех,
вместе взятых. После того как он сжег магией и зарубил ледяными клинками  не
меньше трех десятков нападавших, впитывая  в  себя  их  жизнь  до  последней
капли, остальные довготы в страхе отступили.  Путь  позади  него  был  залит
кровью, но сам он чувствовал могучий прилив сил. Мощь бродила в нем,  требуя
выхода.
   Он скакал по дороге вдоль Великого озера,  край  которого  был  прихвачен
тонким прозрачным ледком. До макора кордов оставалось  еще  несколько  часов
пути, дальше ему придется отклониться на юго-восток  по  дороге,  ведущей  к
Габалассе. Естественно, он не собирался заезжать в город, корды были так  же
враждебны дал-роктам, как  и  хааскины,  довготы,  нубесы...  Он  перехватит
демона или до города, или после. Скорее всего, после. Сомнений в исходе дела
он не испытывал.
   Там, в Нубесаре, он успел.  Успел,  несмотря  на  многочасовую  задержку,
вызванную жуткой метелью,  разыгравшейся  в  макоре  Адаламос  после  смерти
серого мага, наверняка решившего отомстить хоть таким способом. Снегу намело
по самое брюхо  чарса,  он  несколько  раз  сбивался  с  дороги,  но  чутье,
обостренное необходимостью и магией, вело его вперед. Более того - он прибыл
исключительно вовремя. Момент для нападения был  идеальным.  Он  все  сделал
правильно. Судьба Инитокса, его собственное  поражение  на  Алтаре  Зверя  -
уроков было достаточно, чтобы понять: в  прямом  столкновении  он  может  не
выиграть. Нужно было  создать  ситуацию,  заведомо  проигрышную  для  врага.
Ситуация создала себя сама, когда, добравшись до пристани, он обнаружил, что
корабль с демоном уже отплыл, но все еще оставался в  пределах  досягаемости
магии - Драхуб чуял его обжигающую ауру.
   Не особенно тревожило то обстоятельство, что его Меч  Силы,  Оретун,  при
гибели  демона  пойдет  на  дно.  Существует  множество   способов   достать
необходимое из воды, как магических, так и обычных.  Хуже  было  то,  что  с
демоном он чуял лишь свой меч,  а  меч  терха  Инитокса,  Дикарок,  все  еще
путешествовал по территории нубесов, хотя и  был  уже  где-то  недалеко.  Но
главной задачей сейчас был не возврат мечей, а гибель засферного  демона.  И
Драхуб сосредоточился именно на ней.  Хотя,  если  быть  откровенным,  силы,
заключенной в Оретуне, ему сейчас катастрофически не хватало.
   Он все делал правильно. Не его вина, что нубесы появились раньше времени.
Руке Тьмы не хватило каких-то мгновений, чтобы превратить корабль и все, что
на  нем  находилось,   в   смертный   тлен.   Для   этого   страшнейшего   и
могущественнейшего заклинания не существовало препятствий. Но оно  требовало
полного самоконтроля творца, железной воли и полной  отдачи  сил.  Появление
хитиновых воинов все испортило. Сосредоточенность была нарушена,  заклинание
было прервано, сила потрачена зря...
   Драхуб оскалил клыки, не чувствуя ледяного пронизывающего ветра, с  силой
бившего ему в лицо, не чувствуя самой  скачки,  не  чувствуя  ничего,  кроме
жгучего, исступленного желания - догнать и уничтожить своего врага.  В  этот
момент его ледяное спокойствие  дало  трещину.  Уничтожить  необходимо  было
быстро и чисто, одним ударом, без всякой игры, обычно  сопутствующей  мести.
Демон уже доказал, что он неподходящий объект  для  подобных  игр...  Мощные
стволы камнелюбов и прочей более мелкой поросли за левой обочиной, казалось,
в страхе жались друг к дружке, оттесняясь в глубину,  лишь  бы  не  касаться
облака сжигающей ярости, что летело впереди огромного жуткого всадника...
   Там, на пристани, честь дал-рокта требовала закончить  схватку,  чего  бы
это ни стоило. Но на нем висело невыполненное обязательство перед  Родом,  и
от завершения пришлось  уклониться...  Вернее,  отложить.  Да,  именно  так,
отложить. Дал-рокт не уклоняется от схватки. Он лишь откладывает ее до более
подходящего момента. Потери в схватке с нубесами  были  незначительны  -  на
правой руке не хватало трех пальцев. Драхуба это увечье не  волновало,  боль
он подавил в самом зародыше и больше  к  этому  не  возвращался.  Шею  чарса
украшала длинная, запекшаяся кровью царапина, оставленная скользящим  ударом
хитинового клинка, кроме того, у зверя не хватало левого уха.  Но  поводьями
маг почти никогда не пользовался, предпочитая управлять животными  мысленно,
поэтому эти раны тоже не имели значения. Главное, что чаре был  в  состоянии
двигаться вперед.
   Он почувствовал приближение каруны.
   Маленькое темное тело мелькнуло в воздухе и приземлилось на правое плечо,
когти глубоко впились в кожу плаща, напоминавшего сейчас,  после  схватки  с
нубесами, лохмотья. Он понимал, что  его  собственная  ярость  может  сейчас
убить это слабое создание, и постарался  загнать  ее  поглубже,  прежде  чем
своим умом осторожно коснуться сознания каруны.  Предосторожность  оказалась
излишней.  Каруна  уже  умирала.  Срок  ее  жизни  исчерпался   ее   бешеной
активностью, и полученное Драхубом сообщение было кратким: - Селение.  Марн.
Последний. Ухожу...
   - Мягкой Тьмы Родовых пещер. Возьми свое  имя  с  собой,  ты  -  Инитокс.
Прощай.
   - Инитокс...
   Сознание каруны погасло, как гаснет слабый язычок огня от резкого дыхания
северного ветра. Неподвижное тельце сковал более сильный холод, чем  зимний,
- холод смерти. Драхуб остановил чарса, спрыгнул, бережно снял тельце своего
верного исполнителя с плеча и положил на запорошенную снежной крупой  землю.
Оставшиеся три пальца правой кисти - три из шести -  сложились  в  несложный
знак. Из земли ударил жгут  темного  пламени,  поднялся  тонким  причудливым
побегом на высоту его глаз и так  же  стремительно  опал.  Каруна  растаяла,
словно ее и не было. Пламя в любом его проявлении было ненавистно самой сути
дал-рокта, но ритуал шел из древнейших времен, он был старше самого  Владыки
Колдэна, могучего Икседуда, и корни его уходили в дни, предшествовавшие Дням
Исхода
   Когда пламя погасло, оставив на белом  снегу  темное  выжженное  пятно  с
талыми краями, словно сочившуюся кровью рану от могучей стрелы, Драхуб снова
взметнулся в седло. Душу сжигало яростное  пламя  предстоящей  битвы,  и  он
знал, что вскоре ее получит.

   3. Никсард и Тай

   Промозглый воздух был пропитан влагой только что пролившегося  дождя,  на
дороге, там, где  каменитовое  полотно  выщербилось  или  просело,  блестели
грязные лужи, взбаламученные ногами, копытами и колесами  тех,  кто  проехал
раньше. Теперь по этим лужам ходко шлепали копыта наших животных.
   Время от времени я  подозрительно  посматривал  по  сторонам,  безотчетно
выискивая  глазами  малейшие  признаки  опасности,  хотя  широко  раскинутая
скан-сеть  уверенно  заявляла,  что  вокруг  все  спокойно.  Как   известно,
обжегшись на молоке, дуют на воду. Вспоминать о своем беспомощном  состоянии
было  неприятно.  Хорошо,  что  большая  часть  способностей  вернулась,   и
вернулась вовремя,  до  того,  как  под  ногами  перестала  плескаться  вода
Великого озера.
   Вода и вправду помогла.
   Но прошло уже несколько часов, как озеро осталось позади.
   В Неурейе мы задержались только для того, чтобы позавтракать  и  снабдить
Тай ездовым зверем, а затем распрощались с городом за ближайшими воротами. О
ярой нелюбви местного Верховного мага к чужакам спутница просвещала меня все
оставшееся до высадки время, не подозревая, что то же  самое  делает  эмлот,
причем  куда  подробнее,  поэтому,  пока   мы   находились   в   городе,   я
предусмотрительно развешивал  "призраков",  как  только  замечал  стражников
поблизости. В результате и  наше  появление  в  Неурейе,  и  отъезд  из  нее
остались незамеченными.
   Природа Кордоса выглядела контрастнее и ярче, чем виденная ранее, и  пока
занимала взгляд, немного  отвлекая  от  тревожных,  надоедливых  и  все  еще
неразрешенных вопросов, коих за  время  пути  накопилось  предостаточно.  По
бокам, перемежаемые темно-зелеными зарослями лапника и господствовавшие  над
ними, проплывали голубоватые рощи  длинноуха  -  высокие  тупоносые  макушки
возносились вверх от семи  до  десяти  метров.  Кроны  этих  деревьев  с  их
причудливыми листьями выглядели словно обвисшие,  располосованные  на  ленты
зонтики - некогда громадной величины и великолепного размаха. Или как  узкие
и длинные ленты размотанных до  земли  бинтов.  По  информации  эмлота,  эти
листья, обладая дезинфицирующим действием, отлично подходили для  перевязок.
По кронам длинноуха, словно праздничные  гирлянды,  тянулись  желто-зеленые,
жесткие даже на вид плети ползучки - вьющегося растения-паразита с  острыми,
как бритва, побегами. Изредка
   встречавшиеся громады камнелюбов, столь привычных по Хааскану и Нубесару,
в окружении настойчивой местной поросли  казались  великанами,  захваченными
врасплох, опутанными голубыми, зелеными и желтыми цепями по рукам  и  ногам,
но все же пытающимися встать и выпрямиться во весь рост. Стреловидные листья
камнелюбов  торчали,  словно  лес  шпаг,   ощетинившихся   для   защиты   от
захватчика...
   - Скажи, а чем ты занимаешься там, у себя?
   Я покосился на Тай, бодро скакавшую рядом.  Она  не  давала  скучать  мне
своими вопросами, и мы потихоньку болтали по дороге о том о  сем.  Держалась
она  в  седле  с  гордой  непринужденностью  амазонки,  почти  не   управляя
поводьями, и в своем дорожном наряде смотрелась эффектно. Ее верхняя  одежда
была серебристого  цвета,  головной  убор  был  сшит  из  серебристого  меха
парскуна, за ее  спиной  плескались  на  холодном  ветру  мягкие  желтоватые
волосы, а  стремена  попирали  узкие  серебристые  сапоги.  Застоявшийся  на
корабле Злыдень, как ни рвался пуститься вперед во всю прыть своих сильных и
быстрых ног, вынужден был себя сдерживать, особенно когда замечал, что самка
- Лакомка, дракша, взятая напрокат в Неурейе, - начинает отставать. Она  ему
так понравилась, что он настойчиво предпринимал  попытки  ухаживать  за  ней
прямо на ходу - терся мордой о морду, покусывал за ближайшее  ухо,  толкался
плечом и томно порыкивал. При этом  ни  разу  не  сбился  с  шага.  Лакомка,
естественно, благосклонно принимала знаки внимания такого писаного красавца,
как Злыдень, фыркала и  тонко  повизгивала  от  удовольствия,  когда  ухажер
покусывал  особенно  чувствительно.  Время  от