лядеть   по   возможности   спокойной   и
непроницаемой.
   - Что ты хочешь сказать?
   Кас печально улыбнулся. Элия с удивлением заметила, как  много  седины  в
его бороде, как много глубоких морщин  на  сумрачном  лице.  Даже  здесь,  в
тропиках, он выходил из дома без  защитных  очков  и  солнечной  блокировки.
Безрассудство, чистое безрассудство.
   - Это началось пятого, так ведь? - спросил Кас. - Во вторник?
   На Элию нахлынула волна облегчения.
   - Ты тоже? Ты тоже почувствовал?
   Значит, она не одна такая. Она не входит с ума.
   - Слегка. Я всегда ощущаю это слабее. Не так, как ты.
   Такая вот непроницаемость. Элия упала Касу на грудь, он крепко, до боли в
костях, обнял ее, и это было прекрасно, и совсем не  смешно,  и  очень-очень
нужно. Несколько секунд она стояла молча, припав к плечу брата -  а  у  Каса
хватило соображения ничего не говорить, ничего не спрашивать.
   - Так плохо еще не  было,  -  сказала  Элия.  -  Никогда.  И  каждый  раз
становится хуже. Было очень плохо, когда умер Омар. Когда Тал - еще хуже, но
все равно не так, как сейчас.
   - Это твой, прямо к тебе адресованный зов. Твой кишмет. Вот потому и  так
сильно.
   Она знала это, знала давно  и  все  равно  застонала  от  ужаса,  услышав
сокровенную свою мысль выраженной в словах.
   - Нет! Нет! Я не покину тебя! Я никуда не уйду! Большая,  крепкая  ладонь
брата придержала судорожно рванувшуюся голову Элии.
   - Элия, сестренка! Они же все сперва  так  говорили,  все.  Тебя  же  всю
корежит, как угря на сковородке. Оставь бесполезное сопротивление.
   Элия продолжала бормотать какие-то возражения  -  чувствуя  одновременно,
что теряет, даже потеряла, последние остатки недавней решимости.
   - Я говорил с Сампом, - сказал Кас. - Я связался с ними во вторник.
   - Ты.., во вторник?
   - Не забывай, что я тоже это чувствую. Ты все улыбалась  дебильной  такой
улыбочкой, а сама зеленая, веселенького такого цвета, как травка луговая.
   Острые кулачки Элии замолотили по широкой, надежной груди.
   - И ничего подобного!
   - Ну не то чтобы  как  трава,  скорее  уж  ты  была..,  ну,  как  бы  это
сказать.., бирюзовая!
   - Скотина!
   - А иногда - вроде чуть незрелого  авокадо.  Как  бы  там  ни  было,  они
сказали "да".
   - Что - "да"?
   Элия отодвинулась от брата, взглянула ему в глаза.
   - Вариантов у них хоть отбавляй. Они хотят, чтобы ты помогла.
   - Нет! - Элию охватили ужас и растерянность. - А что,  если  это  ошибка?
Разве не могла я ошибиться?
   Кас укоризненно покачал головой:
   - А змеи тебя последнее время не беспокоили? Элия отвернулась.
   - Когда? - Ее голос звучал потерянно и обреченно.
   - Элия... Слушай, сестренка, а почему бы не прямо сейчас?
   - Сейчас? Сегодня? Но ведь собраться...
   - Уходи поскорее, - кивнул Кас. - Ты же не сможешь тут ни спать, ни есть.
Долгие проводы - лишние слезы. Переоденься - и в путь.
   У Элии перехватило в горле; бессильная что-либо ответить, она  с  мольбой
смотрела на брата; Кас ободряюще улыбнулся:
   - Моала собрала  уже  твои  вещи.  Королевские  ВВС  в  состоянии  боевой
готовности.
   Старая  семейная  шутка.  Правительство  располагало   одним-единственным
самолетом; давным-давно, когда Банзарак гордился  одним  из  лучших  в  мире
пляжей, эта допотопная турбовентиляторная машина перевозила туристов.
   - Самолетом до Сингапура, - деловито  объяснил  Кас,  -  потом  гипер  до
Сампа. И стемнеть не успеет, как ты окажешься на месте - правда, у  них  это
будет раннее утро.
   - Ты, смотрю, не сидел сложа руки, обо всем позаботился. - На  лице  Элии
появилась улыбка - такая же деланная, как и улыбка Каса. - Но не могу  же  я
так вот сразу...
   - Время поджимает. Да ты и сама это знаешь. Даже один день может  значить
очень много - для очень многих людей.
   Элия чувствовала себя бессильной и беспомощной, ее словно уносил  мощный,
неудержимый поток.
   - Старик? А честно ли это, что...
   - Он остается, - покачал головой Кас.
   - О! - Элия виновато закусила губу. Сколько она себя  помнила,  премьером
Банзарака всегда был доктор Пириндар Хан. Она не имела  даже  представления,
сколько ему лет - и, пожалуй, пришла  бы  в  ужас,  узнав  этот  невероятный
возраст... Мягкий, доброжелательный старик, Пири  возглавлял  все  делегации
Банзарака в Кейнсвилл.
   - Доктор Джетро Джар, - осторожно пояснил Кас. - Ты же его вроде знаешь.
   - Знаю, - кивнула Элия, скорчив пренебрежительную гримаску.  -  Это  тот,
который только что развелся со второй своей женой. Или с третьей?
   - Очень способный политик, все  остальное  не  имеет  никакого  значения.
Два-три последних раза Пириндар брал его с собой, так что  Джар  знает,  как
вести переговоры. И у него будет пара надежных помощников.
   Элия кивнула. Если Кас считает, что  так  будет  лучше,  споры  не  имеют
смысла. Жаль только, что при виде этого Джетро Джара ей всегда  вспоминаются
ящерицы и лягушки.
   - Я не говорил тебе раньше, - добавил Кас, не дождавшись ответа, - потому
что не хотел...
   Не хотел ее тревожить? Тревожить? Но ведь все хорошо, просто великолепно!
   Нет, не то. Теперь  понятно,  что  Кас  ее  испытывал,  добивался  полной
уверенности. Смотрел, как она мучается, как нарастают эти муки,  -  смотрел,
пока не прошли последние сомнения. Ведь это очень важно, жизненно важно. Вот
и глаза у него сейчас озабоченные и  виноватые  -  боится,  что  драгоценная
сестрица обидится  за  такое  испытание.  Элия  ухватила  брата  за  бороду,
подтянула лицо пониже - и поцеловала.
   Она присосалась к его губам крепко, как пиявка, - и надолго.
   - Аллах и Кришна и все сто  Святых  Этсетера!  -  воскликнул  Кас,  сумев
кое-как отдышаться. - Сестра не  имеет  права  целовать  собственного  брата
таким вот образом.
   Вся его озабоченность исчезла - понял,  значит,  что  никто  на  него  не
обижается и не злится. Элия попыталась повторить эксперимент, но Кас  крепко
взял ее за запястья.
   - Развратница! Извращенка!
   - А почему бы, собственно, нет? Тебе же было приятно, правда? И не ври, я
сама знаю.
   - Конечно, нет! Я все время думал об одном -  что  бы  сказали  министры,
застукай они нас в такой вот пикантной ситуации. Кроме того, я даже  не  мог
закрыть глаза, чтобы не забыть случайно, кто ты такая.
   - Старая семейная традиция, - усмехнулась Элия. Самп сегодня!  А  завтра,
скорее всего, и Кейнсвилл. Что же надеть-то?
   -  Никогда  не  говори  таких  слов.   Ты   подберешь   себе   надежного,
положительного партнера, настоящего первопроходца.
   - Высокого и темноволосого, с красивыми, хотя и чуть грубоватыми  чертами
лица? Мне и смеяться-то не хочется.
   - Ну, если не все сразу, то хотя бы один пункт из этого прейскуранта.
   - Пусть тогда высокий.., ох, Кас. - Голос Элии дрожал и срывался. -  Кас,
ну почему ты не можешь идти со мной?
   - Нет, - покачал головой Кас. - Это твой кишмет.
   - Ты только помоги мне выбрать. Не надо... - К горлу Элии подкатил комок.
- Не надо до самого конца. Ты  только  будешь  держать  меня  за  руку,  для
храбрости.
   - А потом вернуться назад, сюда?
   Значит,  он  страдал  гораздо  сильнее,  чем  можно  бы   подумать,   чем
проявлялось снаружи. Элия изо всех сил обняла брата.
   Она была последней. Братья и сестры, родные и двоюродные - десять из  них
уже ушло, а теперь буддхи призывает и  ее.  Теперь  остаются  только  Кас  и
Талия. Кас  -  султан  далеко  не  декоративный,  что  бы  там  ни  говорила
Конституция, и он будет последним из поколения.
   Талия - двоюродная сестра, и у нее тоже есть буддхи. А как их дети?  Кани
уже десять лет. Кто почувствует сатори следующим? Сам Кас? Или кто-нибудь из
маленьких? Элия поежилась.
   - Я сделаю выбор, а потом вернусь.
   - Вряд ли так получится, - печально улыбнулся Кас.  -  Другие,  может,  и
согласятся, но что будет с нашими людьми? Без тебя они не пойдут.
   Элия снова поежилась. Страх перед будущим нависал над ней,  как  огромная
темная туча.
   - , Сколько человек?
   - Как можно больше. И зачем спрашивать, ты же все прекрасно знаешь.
   Холодный, до костей пронизывающий ужас. Тысячи жизней! А  что,  если  она
выберет не правильно? Что, если все они выбрали не правильно - все,  ушедшие
прежде? Как может она взять на себя смелость играть на человеческие жизни?
   - Буддхи, - прошептала Элия.
   И снова улыбка, понимающая и печальная.
   - С этим ты родилась.
   Еще одна семейная шутка. "С этим ты родился, с этим ты и умрешь -  а  без
этого ты умер бы гораздо скорее".
   - Ненавижу! - Элия перестала себя сдерживать, теперь она не  говорила,  а
кричала:
   - Ненавижу это наше проклятие!
   - Нашу благодать,  -  мягко  поправил  Кас.  Легкий,  еле  заметный  бриз
колыхнул обвисший флаг, кроваво-красный флаг Банзарака; мелькнул  и  тут  же
исчез государственный герб - кобра, оплетенная шелковой веревкой.

Глава 3

Самп, 6 - 7 апреля

   Какой  чувствует  себя  гусеница,  решившаяся  наконец   превратиться   в
бабочку?
   Очень маленькой, подумал Седрик.
   И одинокой.
   В гостиничном номере, тесном и  обшарпанном,  воняло  еще  хуже,  чем  на
улицах. Вокруг душевого коврика обильно цвела плесень. Обои  сплошь  покрыты
мерзкими  пятнами  цвета  запекшейся  крови.  Единственный  стул   настолько
перекособочен, что на него страшно сесть, кровать  короткая,  даже  ноги  не
вытянешь.
   Седрик проверил  свой  кредит  -  третий  раз  подряд.  Выбор  простой  и
очевидный: либо позвонить в Мидоудейл, поговорить с Мадж, либо съесть  утром
завтрак.  Собственно,  тут  и  выбирать-то  нечего.  Он  придвинул  стул   к
коммуникатору - и тут же забыл о  своих  намерениях.  Боже  милосердный!  Да
никак они и вправду собираются... Да,  именно  так.  И  снова.  Он  смущенно
ежился, ерзал на стуле - но смотрел. В Мидоудейле голографические  шоу  были
совсем иными. И какое потрясающее  качество  изображения!  Ну  прямо  словно
окно, и смотришь в соседнюю комнату на парочку, которая.., которая исполняла
некие упражнения, неизвестные ему прежде. В том числе и абсолютно,  казалось
бы,  невозможные.  Мамочки!  В   Мидоудейле   изображения   совсем   другие,
расплывчатые, и на каждом канале есть длинные периоды, когда не видно вообще
ничего, кроме голубоватой мути.
   А здесь видно все, до последней мелочи. Неожиданно Седрик представил себя
со стороны - и содрогнулся от стыда и отвращения;  он  резко,  с  совершенно
излишней громкостью  выкрикнул  команду,  переключаясь  на  коммуникационный
режим. Еще две минуты, и вместо похабной  парочки  по  другую  сторону  окна
появилась улыбающаяся Мадж. Не успела та и рта раскрыть,  как  Седрик  понял
свою ошибку. Он забыл о разнице времени и отвлек Мадж от серьезного занятия,
от укладывания детей в постель. Но она не стала роптать,  а  просто  села  и
улыбнулась.
   - Я обещал позвонить, - виновато сообщил Седрик.
   - Ну вот и позвонил. И ты чудесным образом выжил, проведя целые сутки  на
просторах большого мира.
   - Сообщи Бену, что я не купил Бруклинский мост.
   - Да Бен же просто пошутил!
   А вот насчет других вещей Бен совсем не шутил.  Ты,  наверное,  считаешь,
говорил Бен, что у тебя нет ровно ничего ценного, кроме этой камеры, которую
бабушка подарила. Так вот, запомни, что  любой  здоровый  девятнадцатилетний
пентюх  должен  опасаться  мясников,  иначе  он  быстренько  превратится   в
отупелого, лишенного разума и воли зомби и окажется  в  каком-нибудь  темном
закоулке  индустрии  порока  -  с   веселенькой   перспективкой   служебного
продвижения прямо  в  холодильник,  на  завидную  должность  груды  запасных
частей.
   - Я арендовал индуса, - сообщил Седрик,  указывая  пальцем.  -  Тебе  там
видно?
   Мадж наклонилась и посмотрела.
   - Да, - сказала она, - вижу.
   В углу номера высилась гладкая, отливающая синевой металлическая колонна,
формой похожая на древний артиллерийский снаряд -  только  снаряд  огромный,
каких никогда не бывало.
   - Так вот в нем и разъезжал по городу, - гордо сказал Седрик. - Ну  прямо
что твой туземец.
   Индусами пользовались все обитатели города; считалось, что этот  механизм
обеспечивает полную личную безопасность.
   Индус: Индивидуальное Устройство Самосохранения.
   - Маленький он какой-то, - с сомнением заметила Мадж.
   - Все о'кей, - отмахнулся Седрик. - Мне очень повезло, это ведь последняя
модель, они "только-только получили несколько штук.
   Обитатель  индуса  должен  был  находиться  в   вертикальном   положении,
полустоя-полусидя. Все бы и ничего,  будь  ноги  Седрика  чуть  покороче,  а
так... Правду говоря, у него нестерпимо ныла шея.
   - Ну как ты, все там посмотрел? - спросила Мадж.
   Седрик рассказал обо всех событиях прошедшего дня - ну, скажем, почти обо
всех. О полете на гиперзвуковом, об осмотре достопримечательностей,  о  том,
как он хотел попасть на бейсбол, но оказалось,  что  новый  стадион  еще  не
достроен, а старый окончательно вышел из строя -  это  еще  прошлой  осенью,
когда на город обрушился ураган  "Зельда".  Он  не  стал  рассказывать,  как
глазел на рекламы хирургических улучшений различных органов  тела,  не  стал
перечислять неисчислимые химические и электронные  стимуляторы,  от  которых
отказался,  а  также  образовательные  программы   плана   экзотического   и
эротического (некоторые рекламы обещали даже  настоящих  девушек).  Все  эти
соблазны не вызывали у Седрика ни малейшего желания, к тому  же  у  него  не
было денег.
   Не стал Седрик упоминать и прогулку по магазинам,  ведь  там  он  выбирал
подарки для Мадж и Бена и всех остальных. Нет, конечно же, сейчас о покупках
и разговор не шел, но вот потом, когда будет работа и  появятся  деньги,  он
пошлет  подарки  всем  обитателям  Мидоудейла.  Ну,  может,  "всем"  -   это
преувеличение, но уж всем взрослым точно. Ну и кому-нибудь из старших ребят,
хотя все дружки-сверстники уже  разъехались.  Чуть  ли  не  год  Седрик  был
старейшиной мидоудейлской молодежи.
   А потом он начал расспрашивать, опробовал ли Гэвин свою удочку,  родились
ли щенята у Тесе и всякое такое.
   У Мадж проснулись материнские инстинкты.
   - Ты хорошо питаешься?
   - Я купил пиццу.
   При упоминании пиццы Мадж недовольно нахмурилась:
   - Я позову Бена. Он повел нашу мелочь смотреть, как телята родятся.
   Но тут Седрик сообразил, что его кредит почти на нуле. Разговор прервется
без предупреждения;
   Мадж сразу догадается почему и будет тревожиться.
   - Да нет, мне тут бежать надо, - сказал он, а затем передал всем  приветы
и распрощался.
   Проверка кредита показала, что он вписался очень точно, не осталось  даже
на кока-колу. Ладно,  ничего  страшного,  билет  в  кармане,  индус  оплачен
вперед.
   До чего же было приятно убедиться, что Мидоудейл  благополучно  стоит  на
месте. Дом, родной дом, единственный дом, какой он знал.
   Он посидел еще немного, еще немного посмотрел голо.  Действие  все  время
переходило из одной спальни в другую - неужели зрителям это не надоедает? По
другому каналу доктор Пандора Экклес излагала сводку новостей. Все обитатели
Мидоудейла любили Пандору. Возможно, за то,  что  она  -  двоюродная  сестра
Гленды Гарфилд, главной их любимицы. Седрик тоже любил Гленду.
   Он оставил новости где-то  посередине  потопов  -  после  Неврополиса,  в
начале Таиланда.  Потопы  шли  после  голодных  бунтов  в  Нипполисе,  перед
репортажем о мексиканской чуме. По соседнему каналу  показывали  старое  шоу
братьев  Энгельс  . Ну, это гораздо интереснее.
   Потом Седрик долго разглядывал  сверкающие  небоскребы  и  улицу,  совсем
узенькую, если смотреть с такой высоты, и очень, даже в такое позднее время,
оживленную.  Раньше  он  видел  большой  город  только   по   телевизору   и
подсознательно ждал, что все это будет  -  ну  скажем,  более  реальным.  Но
улицы, заполненные толпами индусов, выглядели совершенно  одинаково,  смотри
на них прямо или по телевизору - ну разве что на настоящих  валялось  больше
мусора.
   Он поставил будильник на восемь и лег. И тут выяснилось, что  кровать  не
только короткая, но и  жесткая,  бугристая,  и  запах  у  нее  был  какой-то
необычный, даже неприятный.
   Заснуть оказалось трудно - тоже нечто новое для Седрика.
   Он вспоминал Мадж.
   При прощании Мадж не плакала, ни слезинки не проронила.  А  когда  Седрик
позвонил, она улыбалась как ни в чем не бывало. А ведь когда уезжали другие,
Мадж всегда плакала. Ну конечно же, он сейчас старше, чем все  уезжавшие  до
него ребята. А еще он несколько раз пробовал сбежать, и  Мадж  вроде  бы  не
очень сердилась на эти попытки. Странно все-таки, что она не плакала  и  что
потом улыбалась. Она никогда и ничем не показывала, что,  ну  скажем,  любит
его меньше, чем остальных, и потому  Седрик  очень  удивлялся,  что  она  не
плакала, и удивлялся, что это его волнует, и удивлялся своему удивлению...
   Он уснул.
   Когда вспыхнул свет, он с трудом проморгался и взглянул на часы. Три часа
пятнадцать минут. Потом он перевернулся на спину и попробовал  сфокусировать
глаза на линзе бластера, приставленной прямо к кончику его носа.
   Бластер, наверняка бластер, хотя очень  уж  здоровый,  с  руку  толщиной.
Наклейки не видно, но похоже на  "Хардвэйв"  производства  "Мицубиси".  Одна
вспышка из такого ствола испарит и его, и  кровать,  и  еще  уйму  людей  на
нижних этажах.
   Седрик снова моргнул. Он очень  хотел  протереть  глаза,  но  не  решался
двигать руками. Зрение понемногу пришло в норму, и тогда он  увидел,  что  в
тесный номер набилась целая  толпа  индусов  -  штук,  наверное,  пять.  Его
собственный индус скромно стоял в уголке и не делал  ничего,  ровно  ничего.
Вот так и положись на эти два с половиной метра кристали и углеволокна.
   Самосохранился называется. Вылез, значит,  со  своей  фермы,  едва  успел
солому из волос повытаскивать, пыль с ушей стряхнуть  -  и  сразу  мордой  в
лужу.
   За другой, более приятный и безопасный  конец  бластера  держалась  некая
высокая, широкая, как буфет,  личность,  с  головы  до  ног  запакованная  в
громоздкий боевой  скафандр,  по  виду  -  вроде  как  сделанный  из  черной
лакированной кожи. А вдруг это как раз  и  есть  немецкий  костюмчик?  Тогда
неизвестную  личность  не  прошибить  никаким  оружием  -   ну   разве   что
термоядерной  горелкой  -  и  руки-ноги  этой   личности   имеют   мощнейшие
механические  усилители.  А  может,  это  простой  бронекостюм  -  настоящий
немецкий, он же ой-ой-ой  сколько  стоит,  да  и  если  купишь  -  сразу  не
наденешь, штука сложная, нужно три года учиться  в  специальной  школе,  или
даже не три, а пять.  И  потом  все  время  тренироваться.  "Лицо"  шлема  -
блестящая, абсолютно непрозрачная поверхность, не более  выразительная,  чем
дверца холодильника.
   - Ну вот я тебя и нашел! -  торжествующе  провозгласила  личность.  Голос
личности оказался мужским.
   - М-м-ме-ня?
   - Питер Ольсен Харпер!
   - Вы ошиблись, сэр. Я - Седрик Диксон Хаббард!
   - Ты что, за фраера меня держишь? - презрительно вопросило безликое лицо.
Не совсем, в общем-то, безликое -  на  черной  сверкающей  поверхности  чуть
проглядывало отражение собственного лица Седрика, искаженное  как  кривизной
кристалевой пластины, так и безумным страхом - этакая глазунья из двух яиц.
   - Три года я ждал этого момента, Харпер, три года!
   - Да никакой я не Харпер, - заорал Седрик. -  Я  Хаббард!  Седрик  Диксон
Хаббард. Вот, проверьте отпечатки.
   Он выдернул руку из-под одеяла и только потом вспомнил,  что  в  подобной
обстановке резкие движения считаются неразумными.
   К счастью, неизвестного гостя подобные мелочи  не  волновали,  он  только
преисполнился еще большего презрения к своей невинной жертве.
   - В наше время поменять отпечатки - как два пальца об асфальт.
   Бластер поднялся чуть выше. Теперь Седрик не видел  почти  ничего,  кроме
огромной линзы - и своих в той же линзе отраженных глаз.
   Прежде ему никогда  не  приходило