одруги, они  бы  сказали,  что  он  ей
"пара".
   И  он  спас  ей  жизнь.  Наступило  неловкое  молчание.  Чувствуя  себя
неспокойно под его пристальным взглядом, Элла  взяла  свою  чашку,  отпила
глоток. Ну зачем он так смотрит?
   Сэм тоже  потянулся  за  чашкой  и  нечаянно  коснулся  ее  руки.  Элла
отдернула ее, помедлив секунду.
   - Итак, сохраним происшедшее в тайне какое-то время, идет?
   - То есть нам придется вместе вести расследование? - спросила Элла. Это
было  единственным  выходом  в  сложившейся  ситуации,  но  она  почему-то
смутилась.
   - Отлично. - Йетс улыбнулся до ушей. - Составим план кампании.  С  чего
начнем?
   Действительно, с чего? Йетс выглядел, как будто его переехал  грузовик,
а потом он горел на костре. Она  нерешительно  предложила,  боясь  обидеть
его:
   - У меня тут есть мужская одежда. Вам  она  подойдет.  А  если  вы  еще
вымоетесь, можно будет показаться  в  Центральном  госпитале,  не  вызывая
особых подозрений.
   - Потрясающе! - воскликнул он с  мальчишеским  энтузиазмом.  Оставалось
надеяться, что он был искренен.
   По крайней мере, он не спросил, откуда у нее мужская одежда,  понимает,
что это не его дело. Она поднесла чашку к губам и сказала:
   - Тогда все в порядке.  Пока  мы  будем  готовить  вас  к  появлению  в
приличном обществе, можно попытаться составить план.
   И тебе придется убедить меня, Сэм Йетс, что ты не замешан во всем  этом
и у тебя есть веские причины не сообщать о случившемся властям.
   Она не могла понять, почему он не  позвонит  прямо  отсюда  на  работу,
почему он не обращает внимания на свои раны, а беспокоится о том, что  она
скажет, если расследование все-таки начнется.
   Стоит  ли  говорить  ему,  что   она   послала   запрос   Нью-Йоркского
университета, проект  номер  32/149  с  компьютера  штаб-квартиры  ООН  на
Звездный Девон?
   - Инспектор Йетс, пройдите, пожалуйста, сюда. - Это прозвучало  слишком
церемонно и глупо, но она приглашала его в  свою  спальню,  где  хранилась
одежда.
   Он пошел за ней, по-прежнему держа в руке чашку, и упрекнул на ходу:
   - Мы же договорились называть друг друга  по  имени.  Я  все  еще  Сэм,
помните?
   - Прекрасно, Сэм. Скажи мне тогда, подвергался ли нападению  кто-нибудь
из  посетителей  ресторана...  Или,  может,  кто-то  умер   при   странных
обстоятельствах. Я имею в виду, кто-нибудь помимо Бэтона.
   - Пока нет, - ответил он и вошел в спальню.
   Его голос звучал немного странно. Слишком... интимно.
   Элла повернулась к нему лицом, внезапно  поняв,  что  ей  не  следовало
приводить его в спальню. Лучше бы он остался  в  кабинете  или  где-нибудь
еще, но только не здесь! Можно переодеться в ванной, наконец!
   Элла почувствовала, что краснеет. В смущении  она  запустила  пальцы  в
волосы, слегка хриплым голосом произнесла:
   - Подождите минутку, я принесу вам одежду.
   Она зашла за зеркальную ширму. Наверное, он уселся на кровать,  вытянув
больную ногу. Как все глупо получилось!
   Элла перебирала вешалки, пока не нашла костюм, который Тейлор оставил у
нее, когда его отозвали на Землю. В офисе Тейлора Маклеода ей, не  задавая
вопросов, помогли протолкнуть запрос о Родни Бэтоне, избавив от длиннейшей
очереди. Тейлор не возражал, когда она пользовалась его связями, но пришел
бы в ярость, узнав, что она одолжила его костюм другому мужчине.
   Но без этого нельзя. Тейлор возвращается через две  недели,  и  к  тому
времени она купит новый костюм, если, конечно, останется в живых.  Правда,
сложновато будет достать настоящую шерсть на Луне, но ничего...
   - Вот  костюм,  Сэм.  Он  достаточно  свободный,  поэтому,  думаю,  вам
подойдет.
   Костюм был шерстяной, светлый, брюки со складочками, галстук из репса.
   Сэм,  не  вставая  с  кровати,  подозрительно  разглядывал  принесенную
одежду.
   - В обычное время я  не  стал  бы  это  надевать,  но  сейчас,  видимо,
придется.
   В его словах звучала неприкрытая насмешка, но Элла не поняла это сразу.
Она осторожно положила одежду на кровать, протянула вешалку.
   - Я буду в комнате. -  Ее  голос  прозвучал  натянуто.  Она  не  желала
обсуждать вкус своего знакомого с этим невежей.
   - Это  все  вашего  приятеля?  -  задал  Сэм  вполне  уместный  вопрос,
протягивая руку не за одеждой, а лишь за тем, чтобы пощупать материю.
   - Моего знакомого, - холодно ответила Брэдли и добавила после паузы:  -
Он сотрудник дипломатического корпуса.
   Элла стояла и ждала, пока Йетс  заберет  у  нее  вешалку.  Он  встал  с
видимым усилием и медленно подошел к ней. Вешалка уперлась ему в грудь. Он
обнял ее своей длинной рукой и притянул к себе. Элла  сказала,  глядя  ему
прямо в глаза:
   - Сэм, не надо.
   Но он уже наклонился, целуя ее.
   Ей надо было отвернуться, чтобы его губы лишь скользнули  по  щеке,  но
она не сделала этого. В конце концов, он спас ей жизнь. Это стоит поцелуя.
Сухие губы Сэма встретились с ее плотно сомкнутыми губами.
   - Не бойся, он не узнает, - прошептал Йетс, целуя  ее  шею.  Надо  было
что-то  предпринять,  пока  он  не  зашел  слишком  далеко.  Она  внезапно
почувствовала страх - он был такой громадный. Она его совсем не  знала.  В
его руках таилась огромная сила.
   - Нет, не сейчас. Не надо... - Элла отступила на шаг, и Сэм не стал  ее
удерживать. - Мы едва знакомы... У меня был тяжелый день. Я не могу...
   Они стояли на расстоянии вытянутой руки. Элла  видела,  как  тяжело  он
дышит.
   - Ты же сама позвала, Элла, - тихо сказал он.  -  Остальное  ничего  не
значит.
   - Ты ошибаешься, - твердо ответила Брэдли и  подошла  к  двери,  бросив
через плечо: - Выходи, когда переоденешься, посмотрим, как сидит костюм.
   Она не захотела бы этого, даже если  бы  они  с  Тейлором  были  просто
друзья. Ее покоробило, каким тоном Йетс сказал "он  не  узнает".  Если  он
готов переспать с первой попавшейся женщиной,  то  это  еще  не  дает  ему
повода думать, что и она готова обмануть Тейлора.
   С Эллой Брэдли нельзя лечь в постель только потому,  что  представилась
такая возможность!
   Элла пришла к выводу, что ей не нравится инспектор Сэмюэл Йетс.  Совсем
не  нравится.  Разве   может   быть   иначе?   Всего   лишь   полицейский,
никарагуанский ветеран с хроническим стресс-синдромом. Люди  из  окружения
Эллы Брэдли  не  бывали  в  Никарагуа,  разве  только  по  дипломатическим
поручениям или на практике после окончания Вест-Пойнта.
   Богатые,  с  хорошей  родословной  и  изысканным  воспитанием,  они  не
участвовали в той войне. Они вообще не участвовали в войнах  -  это  стало
немодным после корейского  конфликта.  Пушечного  мяса  вроде  Сэма  Йетса
всегда было в избытке.
   Хотя нельзя сказать, что ее знакомые вообще не занимались  рискованными
делами. Некоторые, как сама Элла, например, по нескольку  месяцев  жили  в
джунглях, выполняя поручения Корпуса Мира или  ООН.  Тейлор  участвовал  в
невидимой и опасной войне, где ненависть была скрыта  под  изящной  маской
дипломатического этикета.  Ее  друзья  были  пионерами,  они  несли  факел
цивилизации, который американцы называли словом "демократия".
   Демократия для всех - это свобода учиться, думать, жить и голосовать...
Борьба  велась  и  на   Луне   тоже,   штаб-квартира   ООН   была   местом
непрекращающихся схваток, это не идиотские джунгли, где узколобые  громилы
взрывают друг  друга  гранатами.  Тейлор  как-то  сказал  ей,  что  каждый
выбирает себе свое личное поле боя, а вся история человечества  -  история
одной бесконечной войны, в которой документы часто имеют больший вес,  чем
пушки.
   Элла специализировалась на изучении  племенных  отношений.  Большинство
больших племен, вроде кабилов и зулусов, провозгласили  свою  национальную
самостоятельность и поэтому имели представителей в ООН. Они  из  всех  сил
сопротивлялись процессам объединения и  унификации,  которые  приходили  с
цивилизацией и приводили к тому, что малые народы растворялись в  больших.
Сопротивление велось отнюдь не мирными методами. В данный момент на  Земле
ждали своего разрешения пятьдесят два локальных конфликта.
   У каждой нации было собственное представительство на Луне. Все  режимы,
опирающиеся  на  штыки,  боялись  Америки,  потому  что  она  олицетворяла
демократию - самую мощную объединяющую силу. За попыткой похищения  Брэдли
мог стоять любой диктаторский режим, опасавшийся американизации.
   Американизация приводила к демократии. Демократия  давала  всем  равные
права: один человек - один голос.  Элла  прекрасно  понимала,  почему  так
много людей считают демократию злом.
   Когда Йетс вышел из спальни, Элла заговорила первой:
   - Перед тем как вы  уйдете,  инспектор,  должна  сообщить  вам,  что  я
посылала запрос о Родни Бэтоне на Звездный Девон.
   - Ну и ну! - присвистнул  Йетс.  -  Вам  придется  рассказать  об  этом
подробнее.



        "13. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСПИТАЛЬ"

   - Кажется, ногу засунули в свинцовую трубу, - проворчал  Йетс,  потирая
левое бедро, упакованное в  лонгет.  Боль  была  такая,  словно  свинец  в
расплавленном состоянии был впрыснут в мышцу. - Что, обязательно так туго?
   - Повязка ослабнет, когда вы начнете ходить, сэр, -  ответил  фельдшер,
который наблюдал за лечением Сэма, прописанным доктором и  диагностическим
компьютером. - Завтра вы забудете о ней.
   Фельдшера-филиппинца звали  да  Сильва  -  так  было  написано  на  его
нагрудной карточке. Он сочувственно смотрел,  как  его  пациент  осторожно
натягивает брюки.
   - Боль прекратится через три-четыре часа, сэр. Всегда так бывает.
   - Бывает и хуже, - вздохнул Йетс. Он был немного  смущен  тем,  что  не
смог скрыть боль от фельдшера, но потом подумал, что парень нагляделся  на
таких, как он, предостаточно, чтобы поставить диагноз на расстоянии.
   В лонгете содержались стимуляторы роста клеток, питательные вещества  и
антибиотики, которые выделялись в ткани  в  определенных  дозах,  пока  не
заживал ожог. Йетс прикрыл глаза от боли и тут  же  увидел,  как  сплошную
тьму разорвала ослепительная вспышка, осветившая узкую железную лестницу.
   Первый выстрел наделал больше  всего  вреда.  Поток  плазмы,  прошедший
слишком близко, сжег кожу на левом бедре, хорошо еще, материя брюк немного
защитила ногу.
   Выходит, безопаснее носить не серый,  а  белый  костюм,  который  лучше
отражает тепло. Надо не забыть, когда в следующий раз придется стрелять из
плазменного излучателя.
   - Вы что-то сказали, сэр? -  предупредительно  спросил  фельдшер:  Сэм,
увлекшись, начал фантазировать вслух.
   - Я просто размышлял, - объяснил Йетс, влезая  в  рубашку.  -  Если  бы
знал, что рядом со мной произойдет взрыв, ни  за  что  бы  не  надел  свой
лучший костюм. Как вы полагаете, что это могло  так  взорваться?  -  Голос
Сэма  дрогнул  от  собственного  наглого  вранья,  он  сделал   вид,   что
закашлялся. - Еще бы чуть-чуть, и я бы отправился к праотцам.
   Такова была  его  версия  происшедшего,  придуманная  для  посторонних.
Впрочем, последняя ее часть вполне соответствовала действительности.
   Фельдшер пожал плечами. Он перенастраивал  лечебный  аппарат.  По  сути
дела, ни фельдшер, ни доктор не были особенно нужны в госпитале. Компьютер
ставил диагноз, манипуляторы осуществляли все необходимые  операции.  Врач
осматривал только самых тяжелых пациентов, и то лишь для перестраховки  на
случай сбоя в компьютерах.
   От этих сбоев людей умерло в тысячу раз меньше, чем  от  рук  докторов,
которые больше интересовались своим банковским счетом, чем диагнозом,  или
от невнимательности сестер, не заметивших запятую в рецепте.
   Костюм, который дала ему Элла,  был  слишком  свободным.  Интересно,  у
этого парня все шмотки такие?  Вкуса  не  больше,  чем  у  верблюда.  Йетс
старался носить одежду, которая подчеркивала его фигуру. Может быть,  Элла
поняла, как он ею гордится, и специально выдала ему этот мешок,  чтобы  он
не очень задавался?
   - У вас тут есть телефон? - спросил Йетс фельдшера.  -  Мне  нужно  обо
всем сообщить на работу.
   - Вон он, в конце коридора.
   Набирая номер, Йетс  вспомнил,  что  оставил  свою  личную  карточку  в
кармане испорченного пиджака. Надо было позвонить Элле, но  сейчас  он  не
готов к разговору с ней.
   - Визово-миграционный отдел, Розарио слушает, - раздалось из динамика.
   За спиной у Сэма да Сильва осматривал пациентку с окровавленной рукой в
повязке. Рядом с ней стоял мужчина, и оба  они  тараторили  на  непонятном
языке. Похоже было, что мужчина не утешает женщину, а обещает ее добить.
   Йетс решил не обращать на  эту  парочку  внимания  и  громко  сказал  в
микрофон:
   - Это инспектор Йетс. Я попал в аварию, поэтому, наверное,  опоздаю  на
пару часов. Передай Эмерауду, чтобы ответил на мои звонки.
   - Инспектор...
   - Да? - Шум в процедурной начинал действовать Сэму на нервы.
   - Вас спрашивала лейтенант Есилькова  и  просила  позвонить  как  можно
скорее. Она сказала, что... оторвет мне голову,  если  я  забуду  вам  это
передать.
   - Не бойся, Розарио, я тебя спасу,  -  усмехнулся  Йетс.  -  Хорошо,  я
позвоню ей немедленно. Какой номер?
   - Пятнадцать - двадцать три - шестьдесят девять.  -  В  голосе  Розарио
звучало нескрываемое облегчение. Кажется, Есилькова пообещала оторвать ему
не только голову.
   - Понятно. - В процедурной наконец-то стало тихо. Слышалось лишь  тихое
гудение приборов. Больная лежала под  диагностическим  аппаратом,  мужчина
стоял на коленях и что-то вполголоса  говорил  -  видимо,  молился.  -  Не
забудь предупредить Эмерауда.
   Не дожидаясь ответа, Йетс отключился и  сразу,  пока  помнил,  принялся
набирать номер Есильковой.
   -  Патрульная  станция  номер  четыре,  -  устало  отозвался   динамик.
Усталость в любую минуту готова была смениться раздражением.
   - Это инспектор Йетс. Лейтенант Есилькова  просила  меня  позвонить,  -
сурово сказал Сэм, желая показать, что не потерпит никаких  препирательств
из-за того, что у кого-то был  тяжелый  день.  Нога  разболелась  с  новой
силой, как будто бы ее только что медведь пожевал.
   - Подождите, - ответили ему тем же недовольным голосом. - Я соединю вас
с ней.
   Йетс ждал, прислонившись лбом к холодной панели телефона. Боль  в  ноге
понемногу стихала. Теперь  уже  можно  попытаться  согнуть  ее  в  колене.
Глядишь, и хромота уменьшится.
   - Сэр, она спрашивает, где вы находитесь, -  снова  раздался  голос  из
телефона, на этот раз он звучал немного повежливей.
   - В Центральном госпитале, - недовольно  проворчал  Йетс,  надеявшийся,
что Есилькова поговорит с ним лично.
   На другом  конце  провода  на  минуту  воцарилось  молчание.  Пользуясь
возможностью, Сэм принялся сгибать и разгибать  больную  ногу.  Да  Сильва
вполголоса уговаривал пациентку снять часть одежды, чтобы  диагностический
аппарат смог приступить к осмотру.
   Лечение, должно быть, проходит легче, когда больной без сознания  и  не
надоедают родственники.
   - Хорошо, - донеслось из телефона. - Она говорит, что вам надо  подойти
к нам через двадцать минут. Вы поняли?
   - Да, я понял. Подождите! - Йетс начал  злиться,  хотя  его  собеседник
только передал ему просьбу-приказ Есильковой. - Я был ранен при...  взрыве
в коридоре M-М и думаю, мне надо сделать заявление...
   - Сделаете его, когда приедете к нам, - перебил его полицейский.  -  Мы
как раз расследуем это дело.
   - Разве M-М в вашем районе? - несколько сбавляя тон, спросил Йетс.
   - Нет, сэр, - рявкнули ему в ответ, - но  приходится  помогать.  Работы
хватает на всех. Кстати, я собираюсь к ней вернуться, если  вы  ничего  не
имеете против.
   Йетс хотел извиниться, но линия уже разъединилась.
   Махнув на прощание фельдшеру, который  все  еще  уговаривал  пациентку,
Йетс вышел из госпиталя.
   В этот момент как раз подъехала "скорая", из которой санитары торопливо
вытащили носилки с окровавленным телом.
   Йетсу оставалось только надеяться,  что  это  не  жертва  его  недавних
подвигов.
   У него на совести и так было слишком много всего.



        "14. СОВМЕСТНАЯ РАБОТА"

   Йетс не насвистывал, открывая дверь патрульной  станции.  Во-первых,  у
него были разбиты губы, а во-вторых, отсутствовало настроение. Он пошел по
уже знакомому коридору к комнате Есильковой. Не успел Сэм постучаться, как
голос лейтенантши пригласил его войти.
   - Прекрасно провожу время, - не здороваясь, хмыкнула она и повела Йетса
в другую комнату. На пороге она обернулась  и  осмотрела  Сэма  с  ног  до
головы: - Выглядишь неплохо,  хотя  и  потрепанно.  Наверное,  пользуешься
популярностью у женщин, а?
   "Не сказал бы, особенно в последнее время", - Сэм  действительно  этого
не сказал, а подумал.
   Они шли по узкому коридору, но тут из двери высунулась мужская голова и
спросила:
   - Соня, ты уже видела новое расписание дежурств?
   Есилькова ответила, не оборачиваясь:
   - Слушай, Герб,  если  у  тебя  проблемы  со  списком,  обсуждай  их  с
Ингрехемом, а я не желаю больше об этом слушать.
   И, действительно не слушая  протестов  Герба,  двинулась  дальше.  Йетс
следовал за ней. Проход был такой узкий, что иногда ему  приходилось  идти
боком.
   В конце коридора Есилькова остановилась и поманила пальцем Йетса:
   -  Сюда,  инспектор.  -  Они  очутились  в  довольно  большой  комнате,
рассчитанной на десяток человек. Несколько полицейских, находившихся  там,
оживленно  беседовали.  Когда  Есилькова  вошла,  разговоры  смолкли.  Она
уселась на единственный свободный откидной стул.
   - Тут у нас один голотанк на весь участок. Фернандесу он понадобится не
скоро, так что, думаю, успеем просмотреть все, что надо.
   Пока один из  полицейских  переписывал  информацию  с  видеочипа,  Йетс
разыскал себе складной стул, который в компактном виде  представлял  собой
сорокасантиметровый диск. С полдесятка  таких  дисков  стояли  стопками  в
углу.
   Есилькова раздраженно хлопнула ладонью по клавиатуре голотанка.  Он  не
работал. На панели среди зеленых  огоньков  горел  один  красный.  Хлопок,
однако, нисколько не помог.
   Лейтенантша выругалась по-русски, и мгновенье  спустя  экран  голотанка
засветился мягкими переливающимися цветами: прибор был готов к работе.
   - Воспроизведение, - произнесла Есилькова угрожающим  тоном.  Появилось
изображение, слегка смазанное - запись  была  не  очень  качественная,  но
все-таки видно было неплохо.
   -  Это  фильм,  сделанный  вашим  другом  Бэтоном,  -  хмуро   пояснила
Есилькова, поворачиваясь к Йетсу. - Тебе будет интересно. Есть и  звуковое
сопровождение, но оригинал записи  находится  в  третьем  участке,  и  они
поленились сделать для нас копию.
   Тут она пристально посмотрела на Сэма, видимо  впервые  за  сегодняшний
день.
   - Слушай, что с тобой? Ты похож на мертвеца трехмесячной свежести.
   - Нога болит, - проворчал Йетс. - Что-то  взорвалось  в  коридоре  M-М,
бомба или еще что-то, а я оказался слишком близко.
   - Ясно, - небрежно бросила Есилькова. -  Поговорим  об  этом  позже,  а
сейчас прокрутим фильм.
   На экране голотанка появилось изображение  стеклянной  двери  ресторана
"Мулен Руж".
   - Он включил камеру перед тем, как  войти,  -  пояснил  полицейский.  -
Невозможно  определить,  откуда  он  пришел.  Мы  предполагаем,   что   из
туристского отеля.
   В комнату, смеясь, вошли еще двое полицейских, один  из  них  с  порога
громко потребовал кофе. Есилькова бросила на них  уничтожающий  взгляд,  и
оба сразу притихли.
   Йетс  увидел  за  стеклянной  дверью  официанта-араба,  которому  через
несколько минут предстояло умереть, закашлявшись кровью.
   Изображение слегка подрагивало при движениях Бэтона.  Его  напряженное,
бледное лицо отразилось в стекле и тут же исчезло.
   - Вот  там,  -  хрипло  заговорил  Йетс,  когда  камера  панорамировала
обеденный зал. - Там сидит парень, он, наверное, африканер.
   Йетс поежился. Этого человека,  вероятно,  уже  нет  в  живых,  если  в
сожженном фургоне было его тело. Теперь