огромные  глаза  блестели,  как  синие  влажные  звезды,  и   Ротанов
почувствовал странное волнение. Он, как зачарованный мальчишка, ловил каждое
ее слово, каждый звук ее голоса... До него вдруг дошел смысл фразы: "Недолго
живет та, которой выпал этот жребий..."
   - Ночь коротка, и у нас  мало  времени.  Мне  надо  объяснить  тебе,  как
поступить в храме Юстары. Ты не знаком с нашими обычаями и вовсе  не  обязан
соглашаться, никто тебя не упрекнет.
   - Соглашаться на что?
   - Ты не должен оставаться со мной после обряда. Отказаться очень  просто.
Когда жрец разломит пополам священный  плод  таны,  брось  свою  половину  в
источник - это и будет отказ, тогда ты будешь свободен и в любой момент, как
только  захочешь,  сам  сможешь  выбрать  другую  девушку.  Ту,   что   тебе
понравится.
   - Могу я, по крайней мере, узнать имя своей невесты?
   - До того, как я стала жрицей богини Юстары, меня звали здесь Элной.
   - Скажи, Элна, а если я не захочу отказаться, что тогда?
   - Не надо с этим шутить, Ротанов. Ты должен отказаться.
   - Позволь мне подумать хотя бы до завтра.
   - Ты просто не знаешь, насколько это  опасно,  не  знаешь  будущего.  Это
принесет несчастье прежде всего тебе самому.
   Она не смогла бы,  наверное,  найти  лучших  слов,  чтобы  заставить  его
принять окончательное решение.

   4
   Разговор закончился быстро. Пожалуй,  слишком  быстро.  Чего-то  она  все
время боялась или кого-то ждала, "Та, что прячет свое лицо"...  Не  зря  она
его прячет. Сегодня наконец Ротанов почувствовал, что вплотную приблизился к
разгадке какой-то важной тайны...
   Как только он протиснулся в узкую расселину, соединявшую второй выход  из
пещеры с незнакомым ему рукавом ущелья, он остановился  и  прислушался.  "По
старой дороге не ходи, там тебя могут  ждать,  я  покажу  другой  выход",  -
сказала она, и вот теперь он стоял на едва заметной тропе  один.  Скользящие
сумеречные тени вновь окружили его со всех сторон. "Слишком долгий  восход",
- подумалось ему. Или, быть может, закат? Скорее закат, ведь  у  этого  мира
нет будущего. Все закончится в гравитационном  коллапсе,  а  коллапс  -  это
попросту смерть для всего живого, вообще для всего сущего, даже для  мертвой
материи...  Может  быть,  тысячу  лет  продержится   сегодняшнее   состояние
неустойчивого равновесия, а может,  всего  десять,  невозможно  предсказать,
поскольку  неизвестны  причины,  поддерживающие  этот  остановленный  кем-то
космический взрыв... Для этого нужны силы и энергии, о которых  человечество
сегодня не смеет и мечтать, шутка сказать, остановить гравитационный коллапс
звезды...  Неужели  нашелся  разум,  способный  это  осуществить?  Или   они
столкнулись с очередным природным феноменом, которому пока  нет  объяснения?
Бронзовый  век?  Да,  возможно,  вот  только  слишком  много  несуразностей,
противоречий. В одном он сегодня убедился окончательно: "Та, что прячет свое
лицо" не принадлежала  к  племени  бореев.  Приемная  дочь  жреца  прекрасно
владела собой, она великолепно  научилась  скрывать  свои  знания  и  мысли.
Наверно, для бореев этого  было  достаточно,  но  в  мельчайших  нюансах  ее
поведения, в манере построения фраз он почувствовал  интеллект,  по  крайней
мере равный его собственному.
   Кто же она такая? Нужно предпринять разведку, немедленно  выяснить,  есть
ли здесь другие земли и народы. Даже если генераторы шлюпки израсходуют весь
запас  активного  вещества,  даже  вообще  без  шлюпки,  используя   местный
транспорт, им все равно придется провести  детальную  разведку,  потому  что
больше ждать нельзя. Элсон не в состоянии рассчитать, как сильно замедляется
время внутри этого несуразного мира, насколько оно  отличается  от  внешнего
времени. Возможно, прошли все контрольные сроки, возможно, Торсон давно  уже
вернул "Каравеллу" на  базу,  поднял  тревогу  и  теперь  сюда  спешит  весь
резервный флот Федерации. А у них по-прежнему почти нет  никаких  конкретных
данных, они по-прежнему не готовы к решительным действиям - одни догадки  да
предположения... "Ничего, - успокоил он себя, -  завтрашняя  свадьба  многое
должна прояснить. Не зря ее все ждут, ждут и боятся.  Вот  мы  и  посмотрим,
кого они так боятся... Возможно, удастся приобрести в лице бореев друзей, да
и тайну "Той, что прячет свое лицо" он никогда не узнает,  если  не  доведет
обряд до конца. Бореи могут оказаться неплохими проводниками, они  мало  что
знают о загадках  своего  странного  мира,  но  уж  местность-то  они  знают
наверняка. С их помощью мы найдем тех,  кто  управляет  этой  планетой,  кто
устанавливает на ней нелепые и жестокие законы". Сквозь привычные  шорохи  и
звуки ночных зарослей Энны, между периодически разрывавшими  тишину  воплями
куков ему послышался посторонний звук, словно камень сорвался со склона  под
чьей-то неосторожной ногой... Впрочем, камень мог сорваться и сам  по  себе.
Ротанов осторожно двинулся по тропе,  стараясь  совсем  не  показываться  на
открытом пространстве, обходя проплешины и подолгу  задерживаясь  в  боковых
ущельях,  пробитых  в  скалах  некогда  бурными,  а   теперь   уж   навсегда
исчезнувшими потоками. Не хватало, чтобы  его  обнаружили.  Сколько  он  там
нарушил этих священных запретов племени,  покинув  хижину  и  увидевшись  до
свадьбы с "Той, что прячет свое лицо"?
   Вдруг Ротанов резко остановился. Новый звук, долетевший до него, был едва
различим, зато он показался ему совершенно чуждым  всем  остальным  шорохам,
наполнившим заросли. Далекий звон струны? Он не  успел  понять,  потому  что
спустя ничтожную долю секунды раздался резкий свист, и нечто тяжелое с силой
ударило в толстый стебель перед ним.
   Мгновенно по-кошачьи распластавшись на земле,  Ротанов  замер.  Но  ничто
больше не нарушало обычных звуков сумеречных зарослей, и  если  бы  не  этот
предмет, вонзившийся в ствол и теперь  слегка  раскачивавшийся  у  него  над
головой, Ротанов  мог  бы  подумать,  что  все  происшедшее  лишь  игра  его
воображения. Он ждал долго, до последнего разумного предела, понимая, что от
выдержки, от того, кто первый  обнаружит  себя,  зависит  исход  дальнейшего
поединка. Он был безоружен, но ему необходимо вернуться в  хижину  до  того,
как проснется поселок. Больше ждать он не мог.
   Плавно и осторожно Ротанов передвинулся вплотную к стволу и снова  замер.
Ничего не произошло. Тогда одним резким движением он переметнул свое тело на
противоположную сторону, так что ствол теперь  оказался  между  ним  и  этим
неведомо откуда взявшимся предметом, и снова ничего  не  произошло.  Ротанов
медленно поднялся, вплотную прижимаясь к могучему стеблю,  толщины  которого
было достаточно, чтобы прикрыть сразу двух человек.
   Теперь предмет,  застрявший  в  стебле,  оказался  напротив  его  лица  с
противоположной стороны, оставалось лишь протянуть руку...
   Это  был  трехгранный  стальной  клинок  с  двумя  лезвиями  и  рукояткой
посредине. Нож, специально приспособленный для метания, и не только вручную.
На краю рукоятки он заметил скобу для тетивы и вспомнил звон струны... Нечто
вроде  арбалета,  метающего  стальные  клинки.   "Сложноватое   оружие   для
бронзового века. Кому-то мы тут сильно мешаем, и вряд ли  это  бореи..."  Он
подумал о том, что это мог бы быть Рэт, неудавшийся жених,  оскорбленный  им
на празднике Дрона, и тут же  отбросил  это  предположение,  слишком  хорошо
успел он за эти дни познакомиться  с  характером  бореев.  Рэт  не  стал  бы
устраивать на него тайной засады, такая победа не принесла  бы  ему  ничего,
кроме позора, да и само оружие говорило  против  этого.  Тот,  кто  стрелял,
собирался покончить с ним  одним  выстрелом.  Лишь  предчувствие  опасности,
выработанное годами, внезапная остановка спасли его от этого удара.  Ротанов
примерил рукоятку. Его ладонь удобно поместилась в ребристом углублении. Что
ж, теперь можно поговорить  на  равных...  Выждав  еще  с  полчаса,  Ротанов
медленно двинулся дальше, никто больше не пытался остановить его.
   Стражи возле хижины мирно дремали на  своих  постах,  и,  когда  багровое
пятнышко Эпсилона показалось над горизонтом, он уже лежал на циновке, словно
и не покидал хижину всю ночь.
   Утро  самого  праздника  началось  торжественной  и  нелепой  процессией.
Ротанова водили от стола к столу, от хижины к хижине. Голову его украшал  не
то венок, не то шляпа, сплетенная из цветов и  листьев.  Столы  ломились  от
фруктов, рыбы и мяса неизвестных ему животных. Это была  щедрая  планета,  и
она обильно снабжала плодами своей земли  народ  бореев,  не  требуя  взамен
чрезмерных усилий. Ровный и мягкий климат, почти не разделенный  на  день  и
ночь, отсутствие в атмосфере сильных воздушных  течений  -  все  это  вместе
создавало впечатление убаюкивающего покоя, почти скуки, и, если  бы  не  его
ночное путешествие, Ротанов, пожалуй, смог бы в  это  не  поверить.  Тревогу
вызывало то, что остальных космолетчиков все  время  держали  в  стороне  от
основной группы наиболее высокопоставленных участников торжества.
   Наконец после десяти часов непрерывного  рева  труб,  хмельных  криков  и
непонятных тостов Ротанов понял, что праздник подходит к концу. Предводитель
племени произнес заключительную речь, полную тревожных намеков  и  не  менее
тревожных поздравлений. Он говорил что-то о  вековой  каре,  о  расплате  за
нарушение традиций, о забытых  заветах  предков,  о  том,  что  чужестранцы,
прибывающие на огненных колесницах, позволяют себе слишком много  вольностей
в их стране. В заключение он сказал, что ждать  осталось  недолго,  расплата
близка. И предложил выпить за счастье, которое  ждет  их  всех  в  недалеком
будущем, а Ротанова уже сегодня. Пока под  приветственные  крики  передавали
друг другу очередную круговую чашу с  хмельным  напитком,  Ротанову  наконец
удалось протиснуться к Дуброву.
   - Крымов не вернулся, батарей нет. Держись.  Мы  попробуем  прорваться  к
храму Юстары, как только начнется обряд.
   - Даже не думайте. С этим я справлюсь сам. Выясните, что со шлюпкой, куда
девался Олег.
   Дуброва  оттеснили,  к   Ротанову   подошел   почетный   эскорт   воинов.
Приближалась заключительная церемония, ради которой он терпеливо сносил весь
этот балаган.
   Храм богини Юстары расположился у подножия горного  хребта,  разорвавшего
сплошное море черных трав, в двух километрах  от  поселка.  Долина  шепчущих
листьев - так называлось это место. Ротанов  не  раз  поражался  точности  и
своеобразной поэтичности местных названий.
   Торжественная процессия,  возглавляемая  помощником  жреца,  шла  по  дну
постепенно поднимавшегося по склону хребта ущелья. Дышалось с трудом, то  ли
от подъема, то ли оттого, что воздух здесь был до  предела  насыщен  влагой.
Наконец в  глубине  на  фоне  серого  неба  обрисовалась  громада  какого-то
строения. И чем ближе они подходили к храму, тем  больше  Ротанов  поражался
мрачному величию этого сооружения. Сложенные из  огромных  неотесанных  глыб
серого камня, стены производили  почти  циклопическое  впечатление.  Никакие
механизмы не смогли бы разместиться в узком ущелье и поднять  эти  массивные
глыбы  на  такую  высоту.  И  тем  не  менее  стены  храма  торжественно   и
величественно стояли здесь, прочно врезавшись в землю планеты.
   Седой древностью веяло от изъеденных  временем  замшелых  глыб.  "Слишком
много противоречий, - подумал Ротанов, -  натуральное  хозяйство,  бронзовый
век, и вдруг  стальные  лезвия,  самострелы,  теперь  этот  храм,  сделанный
наверняка не руками людей. Тогда кем же?"  Слишком  много  загадок,  слишком
много тайн  на  этой  планете.  А  узнали  пока  так  мало...  Почти  ничего
существенного. Ничего такого, ради чего стоило  очертя  голову  бросаться  в
гравитационную бездну. Где те, кто направляет к Земле "черные корабли"?  Где
подлинные хозяева планеты? Что, если он ошибся, если  планета  не  имеет  ни
малейшего отношения ни к пузырям антипространства, ни к нападению на  земные
колонии, что, если врагов следовало искать совсем в другом месте? Если здесь
специально  создана  хитрая  и  запутанная  ложная  приманка,  обманный  ход
противника, желание увести их в сторону, выиграть время... В  одном  он  был
совершенно уверен: кто-то очень хотел, чтобы они опустились на Энну, кому-то
это было надо. И кому-то еще они здесь сильно мешали.
   Он нащупал под одеждой длинное лезвие кинжала, который вырвал из стебля в
ночном лесу. Лезвие казалось холодным и надежным. "Конечно, это не  бластер,
но и я не простой охотник, как бы дичь ни  поменялась  ролями  с  теми,  кто
затеял этот мистический спектакль". Отстранив провожатых, Ротанов решительно
шагнул к огромным, похожим на ворота дверям храма. Ворота со скрипом, тяжело
приподнялись при  его  приближении,  открывая  мрачный  и  темный  вход,  из
которого пахнуло холодом. Не раздумывая больше, Ротанов вошел внутрь.
   К его удивлению, в храме оказалось достаточно светло. Свет шел сверху, из
узких щелей в потолке и от вездесущих  здесь  универсальных  светильников  -
плодов  гинго.  Сделав  несколько  шагов,  Ротанов  остановился  и  даже  не
обернулся, когда с грохотом за  ним  захлопнулась  дверь.  Он  не  собирался
показывать своим неведомым противникам, какое впечатление произвели на  него
эти захлопнувшиеся позади каменные ворота. И  хотя  теперь  он  остался  как
будто один, он не сомневался, что за ним наблюдает не одна пара глаз.
   Храм был прост, величествен и мрачен". Никакие перегородки  не  разделяли
внутреннего пространства огромной конической башни, форму которой он не  мог
определить снаружи. Сложенные из грубо вытесанных камней стены  поддерживали
терявшийся  во  мраке  свод.  В  центре  храма,  в  сотне  шагов  от  входа,
возвышалась статуя женщины. От самой позы женщины веяло безысходной  тоской,
обыкновенным человеческим горем. Мрачноватый храм, слишком  мрачноватый  для
свадьбы. Ротанов подошел ближе к статуе. Лицо ее  скрывало  едва  намеченное
покрывало. Что означает  этот  повторяющийся  символ  -  женщина  без  лица?
Безликая судьба? Или их боги так  жестоки,  что  предпочитают  прятать  свои
лица? Но тогда почему живая женщина тоже должна прятать свое лицо?  Во  всем
этом некогда разбираться, да и не нужно. Есть вещи, не  предназначенные  для
посторонних, принадлежащие только этому народу и этому месту. Он  отошел  от
статуи и лишь сейчас заметил у ее подножия  небольшой  каменный  бассейн,  в
котором плескалась вода. "Наверно, это и есть священный источник", - подумал
Ротанов. Его мысли прервал голос,  раздавшийся  высоко  под  куполом  храма.
Усиленный и отраженный стенами, он, казалось, шел со всех сторон.
   - Чужеземец, желающий взять в жены "Ту, что прячет свое лицо",  чисты  ли
твои намерения? Нет ли в мыслях у тебя коварства и зла, скрытых под покровом
внешнего? Зачем ты пришел сюда?
   - Слишком много вопросов. Я отвечу лишь на  последний.  Я  пришел,  чтобы
защитить "Ту, что прячет свое лицо".
   - Достойный ответ... - Только теперь Ротанов узнал в  этих  повелительных
мрачных интонациях  голос  жреца.  -  Подойди  же  ближе,  и  да  исполнится
предначертанное...
   Долгий печальный звук, не лишенный  мелодичности,  пронесся  под  сводами
храма - не то гонг, не то стон... Ротанов подошел вплотную к  источнику.  Он
дал себе слово не  оглядываться,  не  оглянулся  и  сейчас,  хотя  отчетливо
различал звук шагов за спиной и вздрогнул лишь тогда, когда в его левую руку
легла узкая прохладная женская ладонь. Две или три фигуры, с ног  до  головы
закутанные в темные покрывала, остались у них  за  спиной.  Подошел  жрец  в
оранжевом плаще со своим неизменным ожерельем из прозрачных камней. Он подал
знак, и снова прорыдал гонг. Руки статуи, до этого в скорбном жесте прижатые
к груди, вдруг распрямились и оказались теперь протянутыми  к  Ротанову.  На
раскрытых  ладонях  статуи,  сделанных  из   неокрашенного   дерева,   лежал
золотистый неведомый плод. "Наверно, это и  есть  священный  плод  таны",  -
подумал Ротанов. Он стоял неподвижно и прищурившись смотрел на  ослепительно
желтый плод, казавшийся единственным живым и ярким  пятном  в  этом  мертвом
храме, в мертвых деревянных  руках  статуи.  Возможно,  он  должен  был  сам
сделать то, что в конце концов сделал жрец. Шагнув к статуе, он  молча  взял
плод с ее ладоней, разломил его  над  источником,  и  Ротанов  заметил,  что
несколько капель сока, красных, как кровь, упали в воду. Одну половину плода
жрец протянул Ротанову, другую - женщине.
   Взяв свою часть плода, Ротанов повернулся к "Той, что прячет свое  лицо".
Сегодня покрывало на ее голове было глухим и непроницаемо черным, он не смог
увидеть даже глаз. Вся ее фигура  показалась  ему  неподвижной,  похожей  на
изваяние богини. Голос под куполом храма спросил:
   - Согласен ли ты, чужестранец, победивший дрона,  соединить  тропу  своей
судьбы с судьбой женщины, что стоит с тобой рядом?
   Ротанову почудился какой-то подвох в этой фразе, но он ответил сразу же:
   - Да, согласен.
   - Тогда вкуси от священного плода таны.
   Ротанов отрицательно покачал головой, повернулся к "Той, что прячет  свое
лицо" и отчетливо произнес:
   - Пусть она сделает это первой. В моей  стране  женщина  имеет  такое  же
право выбора, как мужчина.
   Тишина, повисшая в храме, выдала  замешательство  тех,  кто  режиссировал
этот спектакль. Наконец голос под куполом произнес:
   - Хорошо, чужеземец. Богиня удовлетворяет твою просьбу.  Пусть  "Та,  что
прячет свое лицо" первой совершит обряд.
   Не переменив  позы,  деревянным  движением,  словно  она  и  впрямь  была
статуей, "Та, что прячет свое лицо" приподняла покрывало, поднесла  к  губам
плод таны, надкусила его, и темная, похожая на кровь струйка сока потекла по
ее одежде. Торопливо опустив покрывало, женщина шагнула к статуе и вложила в
ее протянутые ладони остатки плода.
   Доли мгновения оказалось  Ротанову  достаточно,  чтобы  узнать  "Ту,  что
прячет свое лицо". Сомнения отпали. Теперь он знал, что делать дальше.
   - Твоя очередь, чужеземец! - произнес голос под куполом.
   И Ротанов, по-прежнему не отрывая взгляда от  темного  покрывала,  поднес
плод к лицу. В эту секунду сдавленный, сбивчивый шепот коснулся его ушей:
   - Не делай этого, я тебя прошу, умоляю! Ты погубишь себя, а мне все равно
не поможешь. Брось плод в источник.
   Плод был терпким, почти горьковатым на вкус. У Ротанова пересохло во рту,
и он проглотил душистый густой сок, затем шагнул к  статуе  и  вложил  ей  в
ладони остаток плода. В последний раз  ударил  гонг,  померкли  светильники.
Ротанов заметил, как в почтительном поклоне склонились перед  ним  служители
храма, и понял, что обряд закончен.
   Их пригласили к боковому проходу. Ротанов,  не  отпуская  узкой  холодной
ладони, чтобы не потерять женщину в этом  полумраке,  пошел  за  служителем.
Перед ними открылась узкая каменная лестница. Подъем продолжался долго. Они,
очевидно,  находились  уже  у  купола  храма,  в   каких-то   его   верхних,
расположенных над крышей этажах. Лестница закончилась  узкой  дверью,  почти
щелью. Ротанов с трудом протиснулся сквозь нее следом за  "Той,  что  прячет
свое лицо". Служители храма остались  снаружи,  и  едва  Ротанов  переступил
порог, как глыбы  за  его  спиной  дрогнули  и  сошлись  вплотную,  намертво
закрывая выход.
   Они  очутились  в  небольшом  цилиндрическом  помещении  метров  семь   в
поперечнике с совершенно гладкими, уходящими вверх стенами.  Пол,  устланный
пушистыми шкурами, был заставлен  блюдами  с  плодами  и  местными  яствами.
Стояли кувшины с соком и брагой. Тут и там тускло светились оранжевые плоды,
освещая странную, почти нереальную картину окружающего. Окон не  было,  лишь
узкие, в ладонь шириной, щели связывали с внешним миром их новое жилище. Или
темницу? Ротанов заметил, что рука его спутницы слегка дрожит. Он провел  по
ее волосам, едва коснувшись их торопливым движением,  как  гладят