а  наша  встреча.
После своего ухода я узнаю, какой ты меня  видишь,  помнишь,  и  я  захочу
стать именно такой, и тогда это так и будет. Мы очень сильно  меняемся  во
время перехода... Твоя память как бы смешается с моей, твоя воля  с  моей,
возникнут  два  новых  существа,   дополняющие   друг   друга,   полностью
гармоничных, ты и я... Не такие как прежде, может  быть,  лучше...  Что-то
исправится, откорректируется в следующем цикле. Вся наша индивидуальность,
черты характера - все будет зависеть от нас самих и не будет требовать для
своего изменения таких гигантских усилий, как  это  нужно  людям.  Поэтому
пары  у  синглитов  никогда  не   расстаются,   многие   сотни   лет   они
совершенствуются, изменяются, растут вместе - от  цикла  к  циклу...  Если
хочешь, я тебя подожду...
     - Вот ты о чем... Нет, даже это невозможно... Даже если бы я захотел,
люссы меня не трогают. Но я и сам никогда не соглашусь... Я ведь человек и
даже ради тебя... Нет!
     Она кивнула головой, помолчала.
     - У меня к тебе просьба. Не ходи за мной.
     Тихо скрипнула дверь. Тишина навалилась на  него  как  обвал,  только
кровь стучала в висках.



                                    3

     Шли дни, и постепенно Фил привыкал  к  своему  новому  состоянию.  Он
по-прежнему не чувствовал себя синглитом, все еще тосковал  по  товарищам,
по всему, что принадлежало ему, когда  он  был  человеком.  Но  его  новый
приобретенный взамен мир был достаточно разнообразным и интересным.
     Каждый день этот мир был к его услугам, и постепенно тоска по прежней
жизни становилась глуше. Приспособиться, пережить первые самые трудные дни
помогла ему комната, заботливо восстановившая кусочек  его  старого  мира.
Вскоре он заметил, что  все  реже  чувствует  необходимость  в  уединении.
Слишком  много   интересного   ждало   его   снаружи,   в   многочисленных
залах-лабораториях, в огромном красочном парке. Новые знания,  которые  он
мог тут же проверить в лабораториях,  постепенно  изменяли  его  интересы,
рождали новые мысли. Появились и первые товарищи среди синглитов. Вместе с
Эл, как назвал  он  свою  рыжеволосую  подругу,  они  часто  посещали  зал
образных гармоний.  Фил  научился  не  выдавать  во  время  сеансов  своих
истинных чувств, чтобы не мешать другим делиться друг с  другом  радостью.
Долгие прогулки по дну моря еще больше сблизили их с Эл. Если  бы  он  мог
быть до конца объективным, то, пожалуй, признал бы: его  теперешняя  жизнь
была, по крайней мере, не хуже  той,  которую  он  навсегда  потерял.  Вот
только его постоянно мучили мысли о том, что  это  всего  лишь  передышка.
Подготовка. Рано или поздно из него сделают солдата врагов. И он все время
напоминал себе, что за стенами этого прекрасного  стеклянного  здания  шла
жестокая, кровопролитная война с его недавними товарищами.
     Если бы не эти мысли, не страх, что его попросту  завлекают,  он  бы,
наверно, не так тосковал, и его  адаптация  в  мире  синглитов  прошла  бы
намного безболезненнее и быстрее. Но с этим он ничего не мог поделать, ему
оставалось попросту ждать и стараться сохранить  в  себе  память,  остатки
прежней ненависти, чтобы  в  решающий  момент  не  отступиться,  не  стать
предателем...
     Человек он или синглит, уважать он себя перестанет,  если  возьмет  в
руки оружие и направит его против воспитавших и вырастивших его  людей.  А
раз так, нельзя расслабляться, нельзя забывать... И  он  старался.  Больше
всего тяготила неизвестность,  связанная  с  таинственными  превращениями,
ожидающими каждого синглита во время перехода в новый цикл. Он подозревал,
что именно тогда произойдет с ним то, чего он так боялся.  Судя  по  всему
день этот  приближался.  Перестали  приходить  поезда  с  новыми  партиями
синглитов. Жизнь огромного города-дома  постепенно  замедляла  свой  ритм.
Однажды утром он обнаружил, что все лаборатории центра прекратили  работу.
В коридорах и на дорожках парка встречались  сосредоточенные,  спешащие  к
вокзалу синглиты. О Филе словно забыли... Он пошел на станцию  и  проводил
несколько поездов. Никто не пригласил  его  участвовать  в  этом  массовом
исходе, никто не заставлял  и  оставаться.  Им  словно  не  было  до  него
никакого дела. Он не мог больше уловить ни одной их  мысли.  Фил  подумал,
что война, может быть,  перешла  в  какую-то  новую  фазу.  Люди  получили
подкрепление,  связались  с  Землей,  и  теперь  синглитам  грозит  полное
уничтожение, его новый мир будет уничтожен, разрушен, и он, перестав  быть
человеком, не  станет  и  синглитом...  Будет  существом  без  прошлого  и
будущего. Эта мысль обдала его холодным страхом,  и  сразу  же  он  сказал
себе: "Вот оно, начинается. Они  сумели  показать  тебе,  чего  ты  можешь
лишиться. Теперь нужно совсем немного усилий, и ты побежишь  спасать  свою
новую конуру. Ну нет! Этому не бывать!"
     Он повернулся и решительным шагом направился прочь от станции.  Нужно
попытаться разыскать Эл, пока она не уехала, и узнать, что произошло.
     Он вспомнил, как бежал через лес. В конце концов, этот выход  у  него
останется всегда. Он сможет выйти на  передовые  посты  перед  базой.  Это
будет  естественным  и  справедливым  концом.  Вспомнил,  как  однажды  на
рассвете он стоял в дозоре и из лесу прямо на него вышел какой-то одинокий
синглит. Вышел и пошел напролом, не останавливаясь, не обращая внимания на
окрики. Ослепительная вспышка пламени прервала его долгий  путь...  Только
теперь Фил понял, как долог и нелегок был этот путь...
     Обычно они встречались на пляже, у Эл  не  было  своей  комнаты,  она
объясняла это тем, что тяга к  одиночеству  проявляется  только  в  первом
цикле.
     На пляже никого. Волны моря набегали  на  пустынный  берег,  покрытый
шелковистым ласковым песком. Много часов провели они здесь вместе  и  чаще
всего молчали. У них еще не было общих воспоминаний, а своим  прошлым  она
не любила делиться, так же, впрочем, как и он сам.  Он  заметил,  что  все
связанное с человеческой жизнью стало у синглитов своеобразным табу. Не то
чтобы говорить или думать о ней запрещалось, но это было невежливо, потому
что причиняло собеседнику невольную боль. Только теперь он начал понимать,
что синглиты гораздо более ранимы, чем казались  с  виду,  и  что  никакие
циклы  полностью  не  справляются  с  болью  и  тоской   по   оставленному
человеческому прошлому...
     Эл работала в биологической лаборатории центра. Она не  считала  свои
занятия там работой. И он понимал  ее,  сам  невольно  увлекаясь  опытами,
которые она ставила. Наверно, этой увлеченности способствовало  отсутствие
всякого определенного времени занятий, их  необязательность,  они  как  бы
стали своеобразной игрой, развлечением, а не работой.
     Все двери оказались открытыми. Они и раньше не запирались, кроме тех,
что вели в опасные помещения или личные комнаты новичков.
     Пока Фил бродил по пляжу, здание  полностью  опустело.  Ему  казалось
невозможным, чтобы она уехала, не попытавшись его увидеть!
     Но вся аппаратура, зачехленная и обесточенная,  была  подготовлена  к
длительной остановке и хранению  чьими-то  заботливыми  руками.  Казалось,
здание уснуло. Он еще с полчаса бродил по его коридорам и залам,  невольно
вспоминая день, когда метался из одного перехода в другой,  как  загнанная
бездомная собачонка... Теперь у него есть хоть комната  и  ничего  другого
ему не оставалось, как снова  спрятаться  за  ее  дверью  от  собственного
страха и одиночества.
     За столом сидел незнакомый светловолосый синглит и задумчиво вертел в
руках стеклянную статуэтку. Фил попятился. У синглитов было не принято без
разрешения входить в чужую комнату. Грубое вторжение не предвещало  ничего
хорошего.



                                    4

     Ротанов словно плыл в расплывчатом море, у которого не видно берегов.
     Уходя из города, он на что-то надеялся, что-то искал...  Что  именно?
Этого он уже не помнил. Хотя если хорошенько подумать, то можно вспомнить,
что еще совсем недавно у него была вполне  определенная  цель:  настигнуть
синглитов, покинувших город, найти то место, куда они уходят для  каких-то
неизвестных, тайных от людей дел... Но постепенно,  с  каждым  часом  цель
становилась все неопределеннее, словно окружающий туман  проникал  даже  в
мысли, путал их. Он ведь искал не просто  место...  Не  ответ  на  загадки
планеты... Он искал женщину, вернее, синглитку. Он выполнил  ее  последнюю
просьбу, позволил уйти, навсегда затеряться в белесом  болоте  и,  похоже,
заплатил за это слишком дорогой ценой. Обрек себя на дорогу, у которой нет
ни конца ни края. Всю жизнь он будет теперь идти вот так, увязая в тумане,
не зная, куда и зачем.
     Постепенно усталость давала о себе знать.  Он  все  чаще  спотыкался,
терял представление о времени и пространстве. Иногда ему казалось, что  он
бредет в этом однообразном сером месиве с самого рождения и будет идти еще
долгие годы, без всякой надежды на конец дороги.  Чтобы  вернуть  ощущение
реальности, Ротанов сорвал с плеча пульсатор и выстрелил.
     На  секунду  ему  показалось,  что  в  тумане  чужой  планеты  взошло
обыкновенное земное солнце. Его желтоватый жаркий свет разметал враждебные
щупальца тумана, горячий ветер ударил в лицо, смел остатки липкой дряни, а
отсвет горящих деревьев высветил склон холма, по которому он шел. Сознание
вновь обрело  знакомую  ледяную  четкость,  мысли  уже  не  прыгали  и  не
путались. Все упростилось, стало до конца ясным. Он инспектор. У него есть
инструкции, там можно найти ответ на  самые  сложные  вопросы.  Простой  и
доступный ответ. Уголком сознания он понимал, что с ним не все в  порядке.
Он слишком долго шел, слишком  устал.  Многократные  нападения  люссов  не
могли пройти бесследно...
     Ротанов достал флягу с водой, но не успел сделать ни  одного  глотка.
Сверху по склону холма ему навстречу спускалась маленькая фигурка,  издали
очень похожая на человеческую. По походке  он  сразу  же  понял,  что  это
синглит. Спрятаться? Пойти за ним следом? Попробовать  заговорить?  Сейчас
все эти очевидные решения казались ему слишком сложными.
     Ствол пульсатора описал короткую дугу,  ловя  в  перекрестье  прицела
тропинку, по которой шел к нему синглит.  Оставалось  подождать,  пока  он
сделает шагов двадцать, выйдет на эту открытую тропинку, и нажать спуск.



                                    5

     Посетитель поставил статуэтку на место и сразу же поднялся  навстречу
Филину.
     - Ну вот мы и встретились. Ты  ведь  хотел  этого  с  самого  начала.
Раньше это  было  бессмысленно,  теперь  ты  готов  к  разговору.  Я  твой
наставник.
     "Вот оно! - обожгла сознание мысль. - Я знал,  что  они  от  меня  не
отступятся, никогда не оставят в покое! Им нужны солдаты..."
     - Подожди, Фил. Не надо спешить с выводами. Я пришел не за тем, о чем
ты думаешь. Слишком многое зависит от того, поймешь  ли  ты  меня  сейчас,
поверишь ли, поэтому не спеши и хорошенько  подумай,  прежде  чем  примешь
решение. А сейчас сядь и послушай.
     Филин почувствовал, как  его  охватывает  знакомое  щемящее  чувство,
которое, как он знал, появляется у него накануне боя или в момент сильного
нервного напряжения; оно длилось недолго, и на смену ему всегда  приходило
спокойствие и трезвый расчет, не раз выручавшие его в  сложных  запутанных
ситуациях. Он сел  к  столу  совсем  близко  от  посетителя  и  пристально
посмотрел ему в глаза.
     - Я слушаю, хотя и не понимаю. Если ты действительно  мой  наставник,
то, наверно, мог бы внушить мне любое желание, любую свою мысль  без  этих
долгих разговоров. Я уже знаю, что такое твой мысленный контроль.
     - Контроль допустим лишь в  начальной  стадии  обучения,  ты  ее  уже
прошел. То, что мне от тебя нужно сегодня, не  заменит  никакое  внушение,
мне понадобится твоя собственная воля, все твое  желание,  чтобы  добиться
успеха.
     - Я слушаю.
     - Ты помнишь зал пластации?
     - Да, я туда не пошел.
     - В тот день было еще слишком рано, и ты ничего бы не понял.  В  этом
зале мы можем изменять свою внешность и не только внешность  -  все  тело.
Его строение целиком подчиняется нашей воле,  желанию;  ну  так  вот,  мне
очень  нужно,  Фил,  просто  необходимо,  чтобы  ты  вернул  свою  прежнюю
внешность, ту, которая была у тебя, когда ты был человеком. Этого никто не
сможет сделать, кроме тебя самого, я могу только помочь.
     - Зачем это нужно?
     - Ты помнишь пилота, Фил?
     - Того на складе? Конечно. Конечно, я его помню.
     - Мне кажется, этот человек подошел  очень  близко  к  решению  самой
главной задачи...
     - Какой задачи?
     - Он может прекратить войну. Фил... И не только ее. Кажется, он может
найти способ, объединяющий несовместимые вещи - наше общество  и  общество
людей...
     - Как же он это сделает?
     - Если бы я знал... - В  голосе  наставника  прозвучала  неподдельная
горечь. - Над этой проблемой работали не один год наши лучшие ученые. Было
доказано, что выхода нет. Что наше развитие целиком зависит от захваченных
в плен и насильно обращенных в синглитов людей... И все же  я  никогда  до
конца в это не верил.  Видишь  ли,  есть  древние  знания,  сохраненные  в
наследственной памяти самих люссов и переданные теперь нам,  мы  не  можем
разобраться в них полностью,  потому  что  родовая  память  -  это  только
основные инстинкты, законы поведения, там все  страшно  запутано,  неясно.
Множество позднейших наслоений, и все же можно сделать вывод  о  том,  что
когда-то, чрезвычайно давно, тысячелетия назад, люссы уже имели контакт  с
другими мыслящими существами.  Похоже,  им  удалось  создать  объединенное
гармоничное общество, я даже подозреваю, что  возникновение  самих  люссов
как-то связано с этими навсегда оставившими планету в  глубокой  древности
существами. А потом пришли люди, и произошла какая-то трагическая  ошибка,
случайность или что-то еще, может быть, за тысячи  лет  эволюция  исказила
первоначально заложенные в люссах инстинкты, они одичали,  превратились  в
тех ужасных вампиров, которых вы, то есть люди, так боитесь  сегодня.  Это
все мои догадки - не больше.  Но  они  дали  мне  право  подозревать,  что
какой-то выход из создавшегося положения возможен, но  мы  его  не  знаем.
Если бы его знал кто-нибудь из нас, эти стычки, принесшие так много горя и
нам и людям, давно бы прекратились.
     - Вам-то от них какое горе? Одна польза...
     - Ты несправедлив. Фил. Не забывай, что ты сам давно уже наш, и  твое
личное горе - трагедия всех тех юношей, которые становятся новыми  членами
нашего общества, сохранив  навсегда  след  насилия  над  собой,  душевного
надлома, тоски по оставленному человеческому дому -  все  это  наша  общая
трагедия. И когда нам приходится брать в руки  оружие,  чтобы  наше  новое
общество могло продолжить свой род, - это ведь тоже  трагедия,  Фил...  Не
зря же ты больше всего боишься именно этого.
     - Я никогда не стану предателем!
     - Не ты один, Фил. Не ты один.  В  том-то  и  дело.  Война  порождает
неразрешимые противоречия. Многие предпочитают уйти совсем. А ты  говоришь
- польза... До прилета инспектора мы еще могли надеяться, что она кончится
нашей победой, превращением всех людей в синглитов. Конечно, это ничего бы
не дало, потому что сразу же  прекратилось  и  развитие  нашего  общества,
неспособного к размножению. Несмотря на долгую жизнь каждого нашего члена,
ничего, кроме регресса и упадка,  постепенного  вымирания,  нас  не  ждало
после нашей победы на планете.  Теперь  же,  с  установлением  контакта  с
Землей, все противоречия еще больше обострились.
     - Что может с этим сделать пилот?
     - Не знаю... Во всяком случае,  над  ним  не  тяготеют  предрассудки,
порожденные  во  всех  колонистах  многолетней  войной.  Он   может   быть
объективен. К  тому  же  он  официальный  представитель  землян  на  нашей
планете. В общем, мне кажется, он имеет право решать. И надо  ему  в  этом
помочь. Предоставить все  данные,  все,  что  от  нас  зависит.  Во  время
перехода,  или  "цикла",  как  ты  его  привык  называть,  наше   общество
становится практически беспомощным, если  бы  не  люссы,  люди  давно  уже
воспользовались бы этим. Я хочу предоставить пилоту такую возможность.
     - Какую именно?
     - Возможность выбора, свободу действий и право принять  окончательное
решение. Я верю в этого человека. Мне уже приходилось с ним  сталкиваться,
я ведь не только твой наставник, я выполняю еще и другие функции  в  нашем
обществе. Пилот знает меня как координатора, хотя такой должности у нас не
существует,  но  он  хотел  встретиться   с   представителем   власти,   с
руководителем, и мне пришлось сыграть эту  роль.  К  сожалению,  во  время
нашей встречи у него не возникло по отношению ко мне ни доверия, ни добрых
чувств.  Поэтому  сегодня  я  вынужден  обратиться  к  тебе.  Кое-что  вас
связывает с пилотом, пусть немногое, но все же  для  человека  его  склада
характера этого может оказаться достаточным, чтобы тебя выслушать.
     - Какова будет моя роль, в чем именно предстоит убедить пилота?
     - Тебе не надо его ни в чем убеждать. Ты должен будешь  привести  его
на поляну, где проходит цикл. Ты ее найдешь  автоматически,  инстинктивно.
Он ее может не найти вообще - лес для него чужой. И  самое  главное,  если
возникнет такая необходимость, если наше предприятие удастся,  ты  сможешь
быть посредником между нами, поможешь мне передать пилоту всю  необходимую
информацию.
     - Или завлечь его в ловушку... - чуть слышно пробормотал Фил.
     Наставник сделал вид, что не услышал этого, а может быть, и  в  самом
деле не расслышал, занятый своими мыслями.
     - Видишь ли, Фил... Я должен тебе сказать и еще  кое-что.  Встреча  с
пилотом -  это  мое  личное  решение.  Очень  многие  не  разделяют  моего
оптимизма, не верят в положительное решение  наших  проблем,  предпочитают
теперешнее существование. Меня же и еще некоторых, не очень многих в нашем
обществе, это не устраивает. Пусть уж лучше решает пилот,  и  если  он  не
найдет выхода, ну что же. Все кончится сразу, без  долгой  волокиты.  Всех
нас попросту не станет. Риск того, что это так и случится, очень велик,  и
я обязан тебя предупредить,  чтобы  ты  мог  все  сознательно  взвесить  и
решить.
     - А если я откажусь?
     - Тогда я попробую сам встретиться с пилотом. Скорее всего  из  этого
ничего не выйдет. Он слишком ожесточен гибелью отряда  инженера,  считает,
что это предательство именно с моей стороны, хотя все происшедшее - чистая
случайность. Он не знает, что люссы нам не подчиняются и что мы  не  можем
предсказать их поведения.
     Что  убедило  Фила?  Откровенность?   Она   могла   быть   нарочитой,
разыгранной специально  для  него.  Слишком  много  в  обществе  синглитов
фальши, мимикрии,  игры...  Нет,  не  откровенность.  Скорее  неподдельная
горечь и усталость в тоне наставника, в его последнем признании в том, что
это его личное решение...
     - Почему вы не поговорили со мной раньше?
     - Нужно было дождаться, пока наши покинут город. Немало труда  стоило
мне задержать тебя здесь до этой минуты. Зато теперь, что бы мы с тобой ни
решили, нам уже не смогут помешать.
     Фил встал, прошел к окну. За ним ничего не было видно. Ничего,  кроме
искусственной белой слепой  стены.  И  никто  ему  не  поможет,  никто  не
подскажет решения.
     - Что же все-таки должен буду я сказать пилоту?
     - Правду, Фил. Только правду.
     - Ну, хорошо. Давайте попробуем.



                                    6

     Ротанов знал, что стрелять нужно очень точно, так как расстояние было
небольшим,   приходилось    пользоваться    минимальной    мощностью,    и
соответственно сокращалась зона поражения. Он сделал глубокий вдох,  потом
выдохнул воздух, задержал дыхание и упер локоть левой  руки,  направляющий
ствол пульса