Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
шь, ползти на
досвете - занятие невеселое. До Регоса нам предстояло тянуть почти четыре
месяца. Но уже через месяц у тех, кто нес вахту в управляющей рубке,
непосредственно примыкающей к носовому отсеку, обнаружились необъяснимые
болезни. Словом, люди начали разлаживаться, подобно механизмам. Вначале это
напоминало простуду, грипп, вирусную инфекцию. Врач сбился с ног. Не
помогали никакие антибиотики. Непонятно было и то, что люди, покинув рубку,
излечивались, словно по волшебству. В конце концов вахт в носовой рубке
стали бояться. Пришлось все, что возможно, переключить на кормовой отсек. Но
это не решило проблемы, потому что разладка механизмов катастрофически
прогрессировала, постепенно расползаясь по всему кораблю. Корабль без
навигации, без управляющих систем, с ненадежными генераторами, да еще
эпидемия гриппа в придачу, если, конечно, это грипп... Вот такие дела...
- Ты правильно сделал, объявив карантин.
- Самое неприятное в этой истории - ее неопределенность. Все факты,
которые можно установить и доказать, находятся на грани естественных
поломок, разладок, невезения, наконец. Связной картины, которую я тебе
изложил, в отчете, увы, не получится. Карантин тоже могут отменить. Я
уверен, его опротестует большая часть команды. Представляешь, что это такое,
после годового похода провести взаперти на станции еще не менее шести
месяцев. Их можно понять.
- Что случилось с пленками?
- Размагнитились. И здесь, как и во всем, может быть две причины.
Случайно попали под переменное магнитное поле, при наших неполадках в
аппаратуре оно вполне могло возникнуть в самых неожиданных местах. В
длительных походах в корабельных системах всегда накапливаются неполадки.
Чем система сложнее, тем чаще отказы. Мы к этому привыкли, стали дублировать
наиболее ответственные узлы. Все дело в количестве таких отказов. Вряд ли
мне удастся что-нибудь доказать. Мне скажут: виновато магнитное поле
планеты. Оно действительно оказалось необычно сильным. У меня нет
доказательств. Нет неопровержимых фактов...
Они надолго замолчали. Только теперь Ротанов взглянул на курсовой экран и
увидел, как далеко они отклонились от спутника.
Пришлось поворачивать катер, включать импульсные двигатели. Неожиданно
быстро стал приближаться мигающий маячок. Оба поняли, что все уже сказано.
Кроме, может быть, самого важного... Сейчас наступит конец их встречи, и
всякое общение будет прервано карантином на долгие месяцы. Потом начнутся
комиссии, расследования. Ротанова вновь засосет непролазная рутина
повседневных дел. То, что сейчас кажется самым главным, постепенно
забудется, отойдет на второй план, заслоненное мелкими сиюминутными делами,
проблемами... И тогда Олег решился.
- Ты должен мне помочь. Нужна специальная экспедиция к Черной, так мы
назвали планету. Мой отчет наверняка покажется в Совете недостаточным.
Понадобится весь твой авторитет...
- Я этого не сделаю, Олег.
- Ты мне не веришь? Тебе нужны доказательства?
- Конечно, нет. Именно потому, что не сомневаюсь, я не стану поддерживать
тебя в Совете. Пока ученые не разберутся в том, что произошло, нечего даже
думать соваться к твоей Черной.
- А как они разберутся с нашими куцыми данными без пленок, без
экспериментов? Никто даже не знает, какими законами можно объяснить
происшедшее. Мы не знаем этих законов. Вот увидишь - большинство ученых
вообще будут все отрицать. Мы столкнулись с чем-то принципиально новым, и
учти, эта звезда не стоит на месте. Она движется к нашему звездному рукаву.
Движется гораздо быстрее, чем ты можешь предположить. У нас, возможно, нет
уже времени, чтобы ждать, пока ученые возведут свою теоретическую базу.
Защиту придется искать на ходу, возможно, с риском. Тут уж ничего не
поделаешь. У нас нет выбора. Мы должны принять вызов, иначе можно опоздать.
- Никто не бросал нам вызова. Все, что с тобой произошло, всего лишь
единичный случай. Не стоит поднимать из-за этого шум на всю Федерацию. Нам
не позволят рисковать человеческими жизнями. Сегодня мы еще не готовы к
исследованию такой планеты. Ты, видимо, даже не понял, как тебе повезло!
- Да в чем повезло?
- В том, что ты вернулся! В том, что Регос оказался поблизости! В том,
что мы сегодня имеем карантин третьей степени вместо еще одного без вести
пропавшего корабля! Теперь хоть подходы появились к проблеме участившихся за
последние годы исчезновений наших кораблей!
Олег долго молчал. Огни спутника поползли вверх. Стал виден его шершавый,
заслонивший Регос борт с пастью стыковочного шлюза. Двигатель рявкнул в
последний раз, катер резко затормозил и стал разворачиваться.
- Ты стал очень осторожным, Игорь, - донес до него шлемофон уставший и
какой-то погасший голос Олега. - Может быть, это признак старости? - Он
словно читал его мысли. - Может быть, ты ищешь оправдания своему нежеланию
лететь со мной?
- Можно подумать, ты меня приглашал, - буркнул Ротанов, стараясь не
промазать кормой катера мимо шлюза.
- Ты скажи прямо. Я не обижусь. - Олег нарочно старался вывести его из
себя, заставить высказаться до конца. Но Ротанов лишь провел рукой по лицу,
постарался голосом не выдать своего волнения.
- Мудрым я стал, Олег. Мудрым, а не осторожным. Придется тебе подождать с
этой планетой.
Поздно ночью, добравшись до своего жилого отсека на одиннадцатом
горизонте базы, Ротанов повалился на раздвижную койку не раздеваясь. Давно у
него не было такого паршивого настроения.
Жизнь проходит, сжатая в цепочку незначительных дел. В прошлом остались
походы на далекие звезды, иные цивилизации, открытия, потрясавшие всю
Федерацию. Теперь он стал администратором. Одним из многих, может быть, даже
не очень хорошим администратором. Правда, он научился ставить интересы дела
превыше всего. Научился отказывать друзьям и не принимать отчаянных решений,
так часто в сложных ситуациях оказывающихся единственно верными.
Ротанов лежал лицом вверх, невидящим взглядом уставившись в потолок. Ему
казалось, что десять бронированных верхних горизонтов базы-крепости
физически давят ему на грудь. Что из этой глубокой стальной пещеры ему уже
никогда не вырваться на простор к звездам и кораблям... Ему казалось, что
сквозь бесчисленные потолки, отгородившие его от неба, он видит мертвый, с
погашенными иллюминаторами, оставленный людьми корабль. Видит
примелькавшийся за день обшарпанный борт с оплавленными ромбами броневых
плит, с задраенными наглухо люками. С обесточенными цепями и навсегда
погашенными реакторами. Корабль, который никогда уже не будет летать,
скрывший в себе тайну, так глубоко запрятанную под ворохом мнимых причин,
незначительных фактов и еще менее значительных последствий, что ее не
удастся извлечь оттуда, как бы они ни старались; годами будет ржаветь эта
тайна вместе с законсервированным кораблем, окончательно погребенная под
грудами ненужных отчетов, бесполезных комиссий, экспертиз и расследований...
В чем-то он был прав, старый его дружище... В чем-то он был бесспорно
прав. Время уходит безвозвратно и исподволь незаметно изменяет нас самих,
наши решения и мысли. Нужно нечто уж совсем необычное, нечто выходящее за
рамки, потрясающее основы, чтобы прервать рутину, засасывающую человека с
возрастом. Но такие события случаются редко. Крайне редко.
Мысли стали путаться. Он был уже на грани сна и яви. И сквозь этот
странный полусон на секунду ему показалось, что он увидел молнию.
Черную молнию, отделившуюся от борта звездолета и устремившуюся вниз, к
ничего не подозревающей планете...
З
На следующий день, едва добравшись до центра управления базы, Ротанов
вызвал обоих своих заместителей по научной и технической части, а также
заведующих некоторыми отделами. Вообще-то он не баловал их совещаниями,
полагая, что на военизированной базе руководство должно быть упрощено до
предела и каждый сам должен знать круг своих обязанностей. Если этого не
случалось, он быстро подыскивал замену и постепенно создал на базе
достаточно квалифицированный отряд руководителей различных подразделений,
добившись в конце концов того, что в чрезвычайных обстоятельствах отделы
вполне могли бы функционировать самостоятельно.
Однако сегодня ему нужны были не только люди, до конца понимающие
поставленную перед ними задачу. Ему нужны были соратники, готовые разделить
с ним нелегкий груз ответственности, поскольку задуманное им дело не знало
прецедентов в практике федеративного космического флота.
Пока он ожидал своих вызванных сотрудников, ему пришлось дать повторную
команду роботу на уборку помещения. Кругом лежал толстый слой пыли, а в углу
даже валялись черепки разбитой вазы.
"Закончу с "Енисеем", сразу вплотную займусь отделом внутренней
кибернетики", - твердо решил он, с раздражением наблюдая, как неповоротливый
глупый робот высыпает собранную пыль в тот самый угол, где уже лежали
осколки разбитой вазы.
Но как только закрылась дверь за последним из приглашенных, как только он
положил перед собой чистый листок бумаги и вынул из нагрудного кармана
изрядно потрепанный блокнот с серебряным карандашом, который так и не
удосужился заменить на магнитное перо, все посторонние мысли тут же
улетучились у него из головы.
- Я хотел бы осмотреть "Енисей".
Он видел, как поразила их эта фраза, и сразу, не ожидая возражений,
продолжил:
- Я понимаю всю беспрецедентность этого решения, а также ту степень
ответственности, которую мы на себя берем.
Он говорил так, словно они уже согласились с ним, словно возражений не
могло быть в принципе. Некоторое время они молчали, огорошенные услышанным.
Первым опомнился Огрехов - заведующий отделом грузоперевозок.
- Рано или поздно Совет об этом узнает... и тогда...
- Я не собираюсь скрывать от Совета свои действия, - резко прервал его
Ротанов. - Положение слишком серьезное, а специальная комиссия,
затребованная нами с Земли, прибудет не раньше чем через полгода. У меня
есть основания предполагать, что через такой длительный срок "Енисей" поздно
будет обследовать.
- Но киберы осматривали корабль!
- Знаю. Придется осмотреть еще раз с людьми.
- И что же, потом на полгода сажать всю бригаду в карантин?
- Если потребуется - посадим. Это будет зависеть от того, что мы
обнаружим на корабле.
- Но у нас нет высококвалифицированных специалистов-микробиологов, нет
вообще ни одного пространственного биолога.
- Мы не будем искать там следы чужой микрофлоры.
- Что же тогда?
"Если бы я знал..." - подумал он, а вслух сказал:
- Поиск будем вести в скафандрах высокой защиты. Подготовьте необходимую
аппаратуру для составления структурных карт магнитных и электрических полей
корабля. Постараемся также замерить в пределах возможного, как влияет
корабль на поле тяготения Регоса.
- Слишком мала масса...
- Знаю, все-таки попробуем. После инспекции вся задействованная
аппаратура, а также скафандры и механизмы, побывавшие на корабле, будут
уничтожены. Подготовьте соответствующий акт...
"Семь бед, один ответ, - подумал он про себя. - В конце концов Совет,
конечно, до меня доберется и взгреет за все сразу. Но в течение ближайших
шести месяцев им этого не удастся, и я один буду отвечать за свои действия".
Элсону казалось, что лифт несет его куда-то в преисподнюю. Мелькали
светящиеся цифры этажей: "минус девяносто шестой", "минус девяносто
седьмой"... Далеко вверху над его головой нависала многокилометровой
тяжестью планетная кора. Даже сам воздух казался здесь гуще, пахло горелой
резиной, новым пластиком и еще чем-то прогорклым и острым.
Итак, он не сможет всерьез заниматься на Регосе своей работой. По крайней
мере, два года будут потеряны. Элсон не мог понять, почему Ротанов поступил
с ним так несправедливо. "Он просто отмахнулся от меня, как от щенка, и
пристроил к первому подвернувшемуся делу. Ему было безразлично даже то, что
я совершенно не разбираюсь в энергетике и реакторах! Ему хотелось загнать
меня подальше, чтобы я не болтался под ногами, не попадался ему на глаза..."
Кое-какие расчеты, наблюдения можно будет, наверно, вести и в этом
энергетическом подземелье, постепенно он накопит факты... Тогда они снова
встретятся с Ротановым, и он докажет ему, что энтропистика не такая уж
теоретическая наука...
"Енисей" встретил их той особой тишиной мертвых механизмов, какая бывает
только на полностью законсервированных кораблях.
Потрескивали панели переборок, уже тронутые космическим холодом. На
стенах в лучах нашлемных фонарей сверкали, словно брильянтовые украшения,
огромные неправдоподобные кристаллы инея. Кое-где у дверей переборок их
образовалось уже так много, что, когда неуклюжие стальные ноги скафандров
высокой защиты попадали в иней, раздавался давно забытый скрип, словно они
шли по сугробам своей далекой родины.
Вряд ли Ротанов мог объяснить, почему лично принял участие в осмотре
"Енисея". В этом не было ни малейшей необходимости, и он прекрасно понимал:
если им даже удастся найти здесь что-нибудь необычное, то это обнаружится
позже, на лентах и картах многочисленных приборов, которыми были обвешаны их
скафандры.
Что же он здесь искал? Почему показалась ему необходимой повторная
инспекция законсервированного и опечатанного корабля? Он представил, сколько
шума вызовут их действия в штабе флота дальней разведки, который ревниво
охранял свои владения от вторжения посторонних, и впервые пожалел о том, что
ввязался во всю эту историю.
Первый сюрприз ждал их у дверей капитанской рубки. Автомат никак не
прореагировал на команду открыть дверь. Голубоватая пластиковая панель,
скрывавшая под собой броневую плиту, преграждала им путь в святая святых
корабля. Ротанов попытался набрать на замке капитанский код. Тяжелая клешня
скафандра с трудом справилась с такой ювелирной задачей, но результат был
тот же - дверь не открылась. Пришлось вызвать ремонтного робота и вырезать
кусок переборки плазменным резаком. Позже выяснилось, что за дверью, в
которую они так исступленно ломились, не оказалось ничего интересного.
Разладилась и намертво заклинилась автоматика замка... При дальнейшем
осмотре у Ротанова появилась наглядная возможность оценить правоту Олега.
Каждая в отдельности из встретившихся им на корабле незначительных неполадок
могла быть легко объяснена. Но все вместе... Их накопилось уж слишком много
для стандартных объяснений.
Как только начались чисто технические работы по замеру напряженности
полей в различных точках корабля, Ротанов решил осмотреть жилые помещения,
не надеясь, впрочем, обнаружить там что-нибудь интересное.
Первые три каюты, тщательно убранные и подготовленные к консервации,
показались ему совершенно одинаковыми. Здесь не осталось личных вещей
экипажа. Помещения выглядели безликими и холодными. В них не за что было
зацепиться взгляду.
Распахнув дверь четвертой каюты, Ротанов остановился как вкопанный. На
полу, на диване - повсюду валялись вещи.
Внешний порядок для звездолетчика постепенно становился частью его
натуры. За любую небрежность, даже простую неряшливость в полете иногда
приходилось расплачиваться слишком дорогой ценой. Должны были произойти
глубокие внутренние сдвиги в психике, чтобы привычки, укоренившиеся с
детства, привитые еще в спецшколах, вдруг забылись.
Таких неряшливых кают оказалось немного - всего шесть из сорока семи.
Переписав их номера, Ротанов вновь присоединился к группе, уже закончившей
замеры и осмотр корабля.
Еще одна странность встретилась им в энергетическом отсеке. В части
резервных накопителей, не использовавшихся во время полета, совершенно не
осталось энергии. На их пластинах не было даже остаточных статистических
зарядов - тех самых зарядов, избавиться от которых при накладке и монтаже
энергетических блоков не мог ни один инженер.
Ротанов искал хоть какую-то ясность, какой-то просвет в загадке, с
которой столкнулся Олег, но новые факты лишь больше сгущали туман. Он не
сомневался, что подробный анализ энергетических карт и структурных полей
заведет их в новые дебри. Оставалось ждать прибытия комиссии со
специалистами и особым оборудованием, но Ротанову почему-то казалось, что ни
количеством, ни качеством новых исследований они ничего не добьются. Если
Олег верно описал ситуацию, тогда то, с чем он столкнулся в космосе, могло
не иметь материального выражения в нашем мире. Если это так, если они
встретились с каким-то особым состоянием самого пространства,
непосредственно не связанным с материей нашего мира, то земная наука
столкнется с проблемой, которую вряд ли удастся решить традиционными
методами. Возможно, именно поэтому так трудноуловимы последствия атаки на
корабль...
Впрочем, только ли на корабль? А внезапные болезни, поразившие экипаж? А
эти захваченные хаосом каюты? Ротанов чувствовал, что взялся за дело не с
того конца. Пусть ученые разбираются в структуре полей и в физической
природа феномена, поразившего земной корабль. Его дело - выяснить, есть ли
здесь действия враждебного разума.
Что, если это только первая ласточка, первый шаг неведомого и
могущественного врага, способного положить конец стремлениям человечества к
звездам?
Если это так - тогда прав Олег. Тогда, отбросив осторожность, которую он
так отстаивал, нужно немедленно исследовать планету. Но нужны доказательства
хотя бы косвенные. Не их ли искал он на "Енисее"? Искал и не находил...
А в это время человек, который мог бы ответить на многие вопросы
Ротанова, от которого по меньшей мере зависела сама возможность получения
таких ответов, опускался на лифте в энергетический подземный центр базы,
подальше с глаз, как решил для себя Ротанов.
Наконец лифт с грохотом остановился, и створка двери ушла в сторону,
открыв перед Элсоном сверкающий чистотой овальный коридор. Мягко горели
панели рассеянного освещения, зеленые усики растений спускались вниз с
потолочных ниш. И лишь могучее басовитое гудение время от времени напоминало
о том, что здесь находится энергетический центр базы.
Машинный зал потряс воображение Элсона. В его многокилометровом
пространстве, заполненном колоннами, поддерживающими перекрытия верхних
этажей, да однообразными кубами нейтронных генераторов, свободно мог бы
разместиться целый город. Зал поражал своим простором и мощью. Казалось, в
этом царстве машин, способных накопить в своих чревах энергию целой звезды,
не оставалось места для человека.
Ожидавший удушливой жары Элсон был приятно удивлен свежему прохладному
воздуху. Над кожухами генераторов дрожало радужное марево, но, очевидно,
энергетическая реакция, превращавшая внутри этих машин материю в холодное
нейтронное пламя, не выделяла много тепла.
Под самым потолком, над фантастическим переплетением труб и черных
кабельных шин, плавала прозрачная тарелка.
Элсон не сразу понял, что это такое, и, лишь присмотревшись, решил, что
там, должно быть, пульт управления энергозала. Совершенно непонятно было, на
чем держится эта шестиметровая стеклянная "чечевица". Не было видно ни
тросов, ни опор,