лы-сеть. Генерал, щеголяющий остроконечной рыжей бородкой,
оказался  невысоким   и   коренастым,   зато  держался   по-военному  прямо;
безупречная выправка выдавала в нем вест-пойнтского выпускника. Взор его был
холоден  и бесстрастен,  как  взгляд хищной птицы.  Сидел он молча, устремив
взгляд за  окно,  на реку  Потомак и  далекие вспаханные поля Виргинии по ту
сторону,  не  раскрывая рта,  если только  к  нему  не обращались  напрямую.
Очевидно, политика  его совершенно не интересовала.  Линкольн  следил за ним
краешком глаза, упорно пытаясь разбудить вос-поминание, затаившееся где-то у
самой поверхности сознания. Ну конечно!
     --  Что  ж,  конгрессмен,  --  перебил президент  ти-раду,  мало-помалу
переходившую в слишком уж зна-комую аболиционистскую  речь, -- все сказанное
вами  весьма резонно.  В ответ на  это я могу лишь по-вторить слова, которые
проговорила  девушка, натя-гивая чулок: "Сдается мне, в этом что-то есть". Я
при-му  ваши мысли  к  сведению.  А  сейчас  мне  бы  хотелось  перекинуться
словцом-другим  с вашим братом. -- Он развернулся в кресле,  чтобы оказаться
лицом  к  Шер-ману. -- Генерал, поправьте меня, если я  заблужда-юсь,  но не
встречались ли мы хотя бы однажды?
     --  Встречались, мистер  Линкольн, -- кивнул  Шерман.  --  Вскоре после
битвы при Булл-Ране.
     -- И конечно, по поводу  небольшого дисципли-нарного вопроса в одном из
ваших ирландских пол-ков, насколько припоминаю.
     -- Можно  сказать и  так. Насколько помнится  мне, это произошло  перед
самым  вашим визитом. Один  капитан,  адвокатишка,  простите  за  выражение,
при-шел  ко мне для беседы,  когда  нас могло слышать  множество его солдат,
находившихся   неподалеку.   Он  вполне   недвусмысленно   заявил,  что  его
трехме-сячный срок  завершен  и он отправляется  домой.  Я не  мог  стерпеть
подобного на  глазах  у  его  подчинен-ных.  -- Лицо Шермана,  переживающего
прошедшее заново,  окаменело  от  гнева. -- Подобные поползно-вения  надобно
пресекать в корне. Особенно перед ли-цом людей, однажды  уже бежавших с поля
боя. Так что я сунул руку за борт шинели, сказав: "Попытка покинуть полк без
приказа  считается мятежом,  и я пристрелю вас, как  собаку". На этом вопрос
был за-крыт.
     -- Не  совсем,  -- Линкольн улыбнулся при этом воспоминании. --  Должно
быть,  чуть  позже в  тот же день,  когда  мы  с государственным  секретарем
Сью-ардом  верхом объезжали лагерь, этот самый капитан приблизился к  нам и,
указывая на вас, сказал: "Гос-подин президент, у меня  жалоба. Сегодня утром
я разговаривал с полковником Шерманом, и он гро-зился застрелить меня".
     Как  всегда, смакуя  добрую байку, Линкольн вы-держал мелодраматическую
паузу, прежде чем про-должать:
     --  Я  чуточку  выждал,  потом  наклонился  к  нему  и  прошептал,  что
называется, театральным  шепотом. Что  ж, будь я на вашем месте, сказал я, и
он грозил  бы меня застрелить, я бы ему доверял, поскольку  он и  вправду на
такое способен!
     Все трое рассмеялись хорошему, умело поданно-му анекдоту.
     -- Конечно, -- добавил Линкольн, -- суть дела я узнал, когда ее изложил
мне полковник Шерман, ибо тогда  вы были в  этом звании.  Поскольку я ничего
толком не знал,  то решил  довериться  вашему  сужде-нию,  чувствуя, что  вы
знаете свое дело.
     -- После поражения при Булл-Ране войска были
     деморализованы, и подобные разговоры следовало пресекать тотчас же.
     --На лад Вест-Пойнта.
     -- Так точно.
     --   А   ведь  покинув  Вест-Пойнт,  вы  одно  время  были  начальником
Луизианской государственной военной академии? Это правда?
     Мне действительно выпала такая честь.
     -Камп чересчур скромничает, -- встрял Джон. -- Он основал эту академию,
чуть ли  не  построил ее  собственными  руками.  Начал  в голом поле, возвел
Здания, организовал учебное заведение, и через два Месяца оно уже открылось.
Президент кивнул.
     - Должно быть, у вас было на Юге много дру-зей, когда вы занимали такой
ответственный пост?
     ---  Было. Пожалуй, и  сейчас  еще  есть.  За  время  службы  я  хорошо
познакомился с южанами. У меня били друзья, человеческими качествами которых
я  Восторгался.  Но  вот  их  отношения к  порабощенным  неграм я отнюдь  не
одобряю. Они  встречают  челове-ка не  по  одежке, не по уму и  даже  не  по
воспитанию. В  их  глазах  человек обретает вес,  только если за ним следует
раб, угождающий его прихотям. Один чело-век порабощает другого -- и гордится
этим  до   беспа-мятства.  Во  всех   остальных  отношениях   они  чудесные,
благородные люди. После учебы становятся  отлич-ными  солдатами. Это военный
народ, с крепкими во-инскими традициями.
     --  К  несчастью, --  кивнул  Линкольн.  --  Слиш-ком  многие  из ваших
однокашников по Вест-Пойнту воюют на их стороне.
     -- Южане -- отличные  бойцы. Но порой они не внимают простейшей логике.
Я  знаю,  ибо  пытался бывать к их разуму. Однажды  я пытался  предупре-дить
офицеров, преподававших в академии, об их не-минуемой  участи, о  переменах,
которые сулит им будущее. Боюсь, они даже не услышали, ибо крайне не-гибки в
своих воззрениях.
     -- Вы  меня озадачили,  генерал,  -- с  недоумением  взглянул  на  него
Линкольн. -- О чем вы хотели их предупредить?
     --  Разговор состоялся, когда южные штаты уже  начали откалываться.  То
было  время  великих  тревог.   Все   преподаватели  академии   состояли  на
действи-тельной  службе  в армии  Соединенных  Штатов. Они разрывались между
верностью своему правительству и верностью своим штатам. Я пытался урезонить
их. Поведать  о неизбежности гибельной  войны, господин  президент.  Пытался
растолковать,  сколь  они  безрас-судны,  ибо мысленным  взором  видел,  что
прольются реки  крови,  если они не  сойдут с  дороги, ведущей к гражданской
войне. Реки их собственной крови. Мне не удалось убедить их, что миролюбивые
северяне пойдут в бой, если придется. Пойдут в бой и победят.
     -- Вы  говорите  весьма убежденно.  Вы  догадыва-лись,  что боевой  дух
Севера со временем возобладает?
     --  Не  совсем.  Южане  всегда  отличались  воин-ственностью, потому-то
многие  из них и пошли в Вест-Пойнт.  Ибо  считают, что во многом  на голову
превосходят остальных.  Но все  мы американцы -- и  северяне, и  южане  -- и
реагируем на конфликт оди-наково. Однако нынешнюю войну  выиграет отнюдь  не
боевой дух.  В  конечном  итоге  верх  возьмет воен-ная  техника.  Юг  не  в
состоянии построить,  скажем,  локомотив  или железнодорожный  вагон, вообще
про-извести что бы то ни было потребное  для ведения вой-ны и  окончательной
победы. Они выигрывают сра-жения, ибо они  отважный народ, но не располагают
ресурсами  для победы. Когда же  я говорил  об этом,  они улыбались мне, как
слабоумному.  --  Шерман  по-молчал, устремив свой  холодный, пустой взор за
окно,  в  сторону  раскинувшейся  за  рекой   вражеской  земли.  Видел  дела
минувшие... а  быть может, и гря-дущие. --  После  этого  мне не  оставалось
ничего дру-гого, как  покинуть Юг и  выступить за дело  Союза.  Конечно, мои
слова  пропустили  мимо  ушей и  скоро забыли, и мы стремительно  покатились
навстречу войне. Но эти люди -- мои добрые друзья,  и  по сей день я не могу
воспринимать их как мятежников или предателей. Они восстали на защиту  своей
родины,  своих очагов и  семей --  против чужаков,  вторгшихся  на их землю,
каковыми они нас считают.
     Его слова произвели на Линкольна неизгладимое впечатление, оказывается,
этот человек  не только  воин, но  и  мыслитель. Слишком уж  многие генералы
думают только о схватках и почти  ни о чем более. А у иных нету даже боевого
духа. Генерал  Макклеллан  Потратил  целых пять месяцев совершенно  впустую.
Теперь  он угодил с лихорадкой в госпиталь, и прези-дент принял командование
на себя. На западе  Халлек застрял и ни  с места.  Солдаты гибнут, но больше
ничего  не происходит.  Только  морская  блокада идет успешно. Контрабандные
суда  перехватываются поч-ти ежедневно, все  запасы у  южан на исходе. И все
равно, ситуация сложилась патовая.  Нельзя же  выиг-рать войну,  если сидеть
сложа  руки и надеяться,  что мятежники перемрут голодной  смертью. Будь  во
гла-ве  войск генерал Шерман, он сумел бы  повлиять на ситуацию. Конечно, не
прямо сейчас, но надо иметь его в виду.
     -- Вы далеко пойдете, генерал. Хотелось  бы мне  иметь  хотя  бы дюжину
таких,  как вы. Тогда с войной было  бы покончено  уже  к весне. Насколько я
пони-маю, вы хотите служить под командованием генерала Халлека?
     --  Так точно.  Он  хочет, чтобы я принял  дивизию под началом генерала
Гранта.
     -- Тогда по рукам! Приказ будет отдан. Желаю вам всяческих успехов.
     Николай,  с  безупречным  чутьем секретаря по-явившийся  именно  в этот
момент, проводил гостей. И заговорил лишь тогда, когда закрыл за ними дверь.
     --  Миссис Линкольн спрашивает,  не можете ли вы  зайти к ней в комнату
Вилли.
     Смуглое лицо Линкольна приобрело землистый оттенок.
     -- Никаких перемен?
     -- Не  знаю, больше она  ничего не  сказала. Линкольн поспешил прочь из
кабинета. Мэри стояла у двери, глядя на кровать. Ощутив его при-косновение к
локтю, обернулась. ----Он такой холодный!
     Один из друзей Вилли сидел у  большой кровати,  выпрямившись с  мрачной
серьезностью. Глаза Вилли были закрыты.
     ---Он ничего не говорил? -- спросил Линкольн у мальчика
     - Нет, сэр, сегодня нет. Но он наверняка знает, что я здесь, потому что
пожимает мне руку.
     Поставив  стулья,  они в  молчании  присели рядом с  парнишкой.  Тут уж
ничего  не  скажешь,  ничего  не   поделаешь.  Пришел  доктор,  поглядел  на
безмолвно-го ребенка, потрогал его лоб --  и  покачал  головой,  сказав этим
больше, чем под силу выразить словам
     Только  через  час Линкольн  вернулся  к  письмен-ному  столу  и устало
опустился в кресло. И обернул-ся, услышав голос:
     -- Ему это удалось, мистер Линкольн, Гранту это снова удалось.
     Военный  министр  вбежал в  комнату,  размахивая  депешей,  как  боевым
стягом. В  своем восторженном задоре он даже не заметил, как осунулось  лицо
пре-зидента,  не  разглядел беспросветного  отчаяния, за-стывшего  во  взоре
Линкольна Повернувшись к вися-щей на стене карте Соединенных Штатов, Камерон
постучал пальцем по штату Теннесси.
     -- Форт Донелсон  пал, и это  воистину  великая  победа! -- И зачитал с
принесенного   листка:   --  Шест-надцатого  февраля...  армия  конфедератов
сдалась... пятнадцать тысяч пленных. Вот оно, самое велико-
     лепное  доказательство,  что в  Гранте мы  нашли  вели-кого полководца.
Знаете,  что  сказал  Грант, когда  ге-нерал Бакнер  спросил его об условиях
сдачи?-- Отыскав на листке нужное место, Камерон назида-тельно поднял палец.
--  "Никаких условий, кроме безусловной и  немедленной  сдачи. Предлагаю вам
немедленно перейти к делу". -- Министр ликовал. -- Полагаю, если  позволите,
надо немедленно произвес-ти Гранта в генерал-майоры.
     Линкольн утвердительно склонил голову. Камеронснова обернулся к карте.
     --  Сперва  пал  форт  Генри,  теперь  очередь  форта  Донелсон,  сущая
катастрофа для противника! Кам-берленд  и  Теннесси --  две  важнейшие  реки
юго-запада --  в  наших  руках. Штат Теннесси  теперь  при-надлежит  нам,  а
Кентукки  распахнут перед  нами.  Южанам остается лишь горько сетовать.  Они
окру-жены и подвергаются непрерывным атакам. -- Он ткнул пальцем в карту. --
Наши  армии находятся вот здесь,  в  Виргинии  близ Вашингтона, и  здесь,  у
Харперс-Ферри. А также на полуострове, у форта Мон-ро, и готовы нанести удар
по Ричмонду и Норфолку. Стальное кольцо, вот как это называется! Наши войска
у  Порт-Ройяла  нацелены   на   Саванну  и  Чарльстон.  Далее  по  побережью
Мексиканского  залива  мы  гото-вы постучаться  в  ворота  Мобила  и  Нового
Орлеана.  А здесь,  на  Миссисипи, устремлены на  Камберленд  и  Теннесси.--
Утомленный восторгом  Камерон плюх-нулся  в  кресло. --Блокада  вдоль  всего
мятежного побережья  уже  не  просто докука  Джонни  Бунтарю, а  полновесная
угроза. Я не  удивлюсь,  если война  за-кончится  еще  до конца года  Тысяча
восемьсот шестьдесят второй станет нашим anus mirabilis, по-бедным годом.
     -- Дай Бог, чтобы это было так,  Камерон. Я мо-люсь, чтобы неисчислимым
смертям и разрушениям пришел  конец  и  наша  многострадальная страна  вновь
стала  единой. Но раненый  зверь бросается на обидчика, а Юг ранен, и  ранен
жестоко. Мы  не должны терять бдительности ни на миг. И важнее всего для нас
блокада.  Ее следует поддерживать и укреплять.  Надо  отрезать противника от
всех каналов поставок извне. Без  оружия, боеприпасов и снаряжения Югу долго
не продержаться. В конце концов их войска будут разбиты.
     Слова  были   полны  оптимизма,  но  в   голосе   Лин-кольна  прозвучал
беспросветный мрак. И столько в нем  было горечи, что Камерон вдруг  заметил
явное страдание, написанное на лице президента.
     -- Сэр, вам нездоровится?
     -- Нет, не мне. Тому, кто мне дорог. Моему сыну, Вилли.  Ему ведь всего
двенадцать. Доктора говорят, смертельно болен. Тиф. Сомневаются, что доживет
до вечера.
     Пораженный  горем  и болью президента, Камерон даже  не нашел слов  для
ответа. Встал, скорбно пока-чивая головой, и медленно вышел.

     Река  Джеме  пересекает  всю  Виргинию,  сердце  Конфедерации.  Покинув
Ричмонд, ее столицу, Джеме неспешно несет свои воды через щедрые земли этого
края  к  морю.  У  самого впадения в  широкий  залив, известный  под  именем
Хэмптон-Роудс, в нее вливает-ся река Элизабет.
     В это мартовское утро над рекой Элизабет курил-ся туман, и первые  лучи
рассвета с трудом проби-вались сквозь него, смутно  очерчивая голые деревья,
выстроившиеся  по  берегам  реки. На  ветке,  нависаю-щей над  водой,  сойка
распевала свою хриплую песнь -- и вдруг смолкла. Потом сорвалась в  воздух и
унеслась прочь, испугавшись темной  громады,  за-маячившей в тумане.  Птичье
пение  сменило  пыхте-ние,  напоминающее  тяжкие  вздохи  какого-то  речного
чудовища.  Вскоре  из  тумана  выползло  и  само  чудо-вище,  пыхтя  паровым
двигателем и изрыгая черный дым из единственной высокой трубы.
     Облаченный  в броню, пузатый, медленный и  не-казистый корабль двигался
едва-едва,  почти не  тре-вожа рябью зеркальную гладь  реки.  Но,  проплывая
мимо,  продемонстрировал серые борта  с орудийными портами, пока что  плотно
закрытыми, и  чудовищный таран,  укрепленный  на носу. На баке, прямиком над
четырехфутовым стальным бивнем, находилась  бро-нированная рубка,  а в рубке
-- командир корабля, адмирал Франклин Бьюкенен, стоявший позади ру-левого.
     Но  восторга  адмирал  отнюдь  не  испытывал.  Не  корабль,  а  скопище
компромиссов. Деревянный  кор-пус сделан из  обугленной обшивки "Мерримака",
со-жженного янки при отступлении из Норфолка. И этой сырой обшивке уготована
роль спасителя Конфедерации. Сгоревшие шпангоуты  и обшивку срезали, оставив
лишь прочное дерево.  На остатках днища возвели  бронированную надстройку из
сосны  и дуба, покрытых броневыми  листами ради защиты установленного  здесь
десятка  больших пушек. И вот теперь  " Мерримака, переименованный в корабль
военного флота Конфедерации "Виргиния",идет на войну в самый первый раз.  Да
притом мучительно медленно. Одноцилиндровый двигатель, и без  того хлипкий и
слабосильный, долго пробыл  под водой,  прежде чем  его подняли и  привели в
порядок.   Древ-ний   двигатель  с   самого  начала  не   получал   должного
обслуживания, а уж пребывание в соленой воде ни-чуть не пошло ему на пользу.
И тащить тяжелую по-судину быстрее пяти узлов в час хилый двигатель оказался
просто не в состоянии.
     Зато, по  крайней мере, судно наконец спущено на  воду и скоро отведает
вкус битвы. Оно пошло бы в бой и раньше, но суровые весенние шторма хлестали
побережье  много дней  подряд,  по  заливу  катились огромные  валы,  горами
обрушиваясь  на берег. Имею-щая малую осадку  "Виргиния" просто затонула бы.
Теперь шторм стих, волны за  ночь улеглись -- и бро-неносец наконец-то будет
испытан в деле.
     Повернувшись, адмирал Бьюкенен спустился по трапу в машинное отделение,
где громко крикнул, стараясь перекрыть лязг металла и шипение пара:
     -- Слишком медленно, лейтенант Джонс, слиш-ком уж медленно идем! Нельзя
ли развести пары по-сильнее?
     -- Нет, сэр! -- крикнул в ответ  перепачканный смазкой офицер. --Больше
нам не выжать. Давле-ние и так чересчур высокое,  еще чуток -- и что-ни-будь
взорвется.
     Бьюкенен  вернулся  на свой пост.  Когда  "Виргиния" дотащилась до реки
Джеме, к ней присоедини-лись  четыре деревянные колесные канонерские лод-ки.
Самая крупная  --  "Патрик-Генри"  --  с  целыми  шестью  пушками,  а  самый
крохотный -- "Тизер" -- вооружен только одной.
     Вот  и  вся  флотилия,  собранная  против   могучего   военного   флота
Соединенных Штатов.
     Туман уже разошелся, и пыхтящие пароходы медленно вышли в  широкие воды
Хэмптон-Роудс. За Норфолком они окажутся в открытом море.
     И  столкнутся с  блокадным флотом,  ибо именно там начинается удушающий
барьер  блокады. Эти под-ступы к сердцу  Конфедерации  так важны, что  здесь
встала на якоре целая флотилия кораблей Союза. Бьюкенен ни разу не видел ее,
но ежедневно получал рапорты о ее численности и состоянии.
     Прежде всего сорокапушечные паровые фрегаты "Роанок" и "Миннесота".  Их
сопровождают парус-ные фрегаты: пятидесятипушечный "Конгресс" и "Камберленд"
с двадцатью  четырьмя  орудиями.  В  об-щей  сложности  вход  в  реку Чарльз
контролирует
     свыше  ста  пятидесяти пушек.  Чтобы одолеть их, ну-жен  целый флот.  А
флота у Юга нет.
     Только один-единственный неказистый, наспех слаженный и не опробованный
броненосец. Да еще четыре крохотных пароходика, лишенных брони.
     Ни разу  не испытанная в бою,  нелепая, громы-хающая "Виргиния"  лениво
близилась к блокадной флотилии.
     --Открыть порты!-- прокричал Бьюкенен.-- Приготовиться к бою'
     Вахтенный на  корабле  Соединенных  Штатов  "Маунт-Вернон", стоявшем  к
берегу  ближе  других,  заметил  дым  над  мысом  Сьюэлл  и подумал, что там
разожгли огонь.  Он уже  собирался  доложить,  когда вдали  показался темный
силуэт. Корабль, но  какой?  Силуэт  укоротился: корабль повернулся носом, и
вахтенный забил тревогу. Пусть он  ни разу не видел подобных кораблей,  зато
прекрасно  узнал  флаг Кон-федерации,  развевающийся на корме.  Судно вполне
может оказаться давно ожидавшимся броненосцем, который якобы должен принести
Югу победу.
     "Маунт-Вернон"  поднял  сигнальный флаг,  чтобы  предупредить флотилию.
Сигнал остался незамечен-ным. Капитан приказал выстрелить  в приближаю-щийся
броненосец. Этот выстрел и стал первым в битве на Хэмптон-Роудс-
     Пыхтя, " Виргиния х лениво  приближалась к  стоя-щим  на  якоре  судам,
смехотворная  с  виду  и  ничуть не грозная -- пока  не  открылись орудийные
порты,  и  от-туда  не выглянули черные жерла пушек.  Мишенью  первой  атаки
Бьюкенен наметил "Камберленд". "Виргиния" открыла огонь шрапнелью из носовой
пушки уже с разделяющего их расстояния  в целую милю, выведя  из строя  весь
расчет турельной пуш-ки -- кого раненым, а кого и убитым.
     На  фрегате   северян   забили   тревогу.  Но   атака  была   настолько
стремительной   и  нежданной,  что  с  та  С  наступлением  сумерек  паровой
броненосец Конфедерации  с  пыхтением вошел в  гавань.  В бою судно почти не
получило повреждений, а личный со-став не понес потерь, не считая нескольких
ранений.  Бьюкенен и матросы ликовали, с нетерпением дожи-даясь  утра, когда
можно  будет вывести броненосец  в море, чтобы добить  застрявшую на  берегу
"Миннесо-ту"  и все остальные деревянные корабли военного флота Союза.  Флот
будет уничтожен, блокада снята, Юг спасен.
     Железо восторжествовало над деревом.  Паруса уступили место пару. И это
послание   миру  не  прошло  незамеченным,  ибо  битвы  ждали   уже   давно,
сущест-вование  "Ви