окна  широкой  палубы  управления,  в
спокойном ритме его дыхания.
     Теперь  за каждый вздох успевали заглянуть  два  или  три фонаря. Поезд
нежно  вдавливал тело в  сиденье  и удерживал его в нем. Кровь -- чуть-чуть,
совсем немного  -- высохла под ним и крепко  приклеила тело к сиденью.  Курс
проложен.  Нужно сделать еще только  одно.  Он исследовал  пульт,  проклиная
тьму, собравшуюся позади его глаз.
     Разыскивая  аварийный   тормоз,   он   обнаружил   выключатель  носовых
прожекторов.  Маленький  подарок Бога; они включились  с  легким щелчком,  и
туннель перед ним отразил яркий  свет. Засверкала двойная колея, а  вдали он
увидел  тени  и  отблески  на  стенах  в тех  местах  туннеля,  где выходили
отверстия пешеходных туннелей, и ребра в черных каменных стенах указывали на
гермодвери.
     Зрение  продолжало  ухудшаться,  но он  почувствовал  себя чуть  лучше,
потому что  хоть немного стал видеть  снаружи. Сначала  он бессвязно, как-то
теоретически беспокоился, что огни поезда могут  слишком  рано  предупредить
людей, если ему повезет застать их еще на станции. Но это ничего не  меняло.
Воздух, который толкал впереди себя поезд, тоже предупреждением бежал далеко
впереди.
     Он поднял крышку рядом с ручкой регулятора мощности и заглянул внутрь.
     Голова  казалась  легкой,  и  ему  было  очень холодно.  Он разглядывал
тормоз,  наклонился ниже  и заклинил  свое тело  между  сиденьем -- при этом
разорвав  под  собой  корку засохшей крови  и снова  начав кровоточить  -- и
пультом. Он придвинул лицо к краю рукоятки регулировки мощности  и схватился
за предохранитель  аварийных  тормозов, обхватив его  так, чтобы он  не  мог
вывалиться. Потом он просто остался лежать.
     Его единственный  глаз  находился достаточно  высоко над пультом, чтобы
видеть  туннель   впереди.  Огни  теперь  замелькали  быстрее.  Поезд  легко
покачивался,  баюкая  его.  Шум в ушах слабел  так же, как  исчезала станция
позади, как тускнел текущий мимо по обеим сторонам  и все ускоряющийся поток
огней.
     Он не мог оценить, как  далеко  нужно было  ехать.  Он  сдвинул дело  с
места;  он сделал  все  возможное. А  большего  от  него,  в  конце  концов,
требовать нельзя.
     Он закрыл глаз, чтобы немного отдохнуть. Поезд убаюкал его.
     --  Великолепный поезд!  -- с улыбкой  воскликнул Вабслин, когда Хорза,
Йелсон и Бальведа вошли  на палубу  управления.  -- Готов к отправлению. Все
системы на ходу!
     -- Ты только не намочи штаны, -- посоветовала  ему Йелсон. Она увидела,
что Бальведа  опустилась в  одно из  сидений и тоже села.  -- А  может,  нам
все-таки воспользоваться транзитными трубами?
     Хорза нажал несколько  кнопок  и прочитал данные о системах поезда. Все
выглядело, как сказал Вабслин: готов к отправлению.
     -- Где этот проклятый робот? -- повернулся Хорза к Йел-сон.
     -- Робот! Юнаха-Клосп! -- крикнула Йелсон в свой шлемофон.
     -- Что там опять? -- отозвался Юнаха-Клосп.
     -- Ты где?
     --  Внимательно разглядываю коллекцию антиквариата  на  колесах.  Почти
уверен, что эти поезда еще старше, чем ваш корабль.
     -- Передай, пусть идет сюда! --  приказал  Хорза и спросил Вабслина: --
Ты проверил весь поезд?
     Пока Йелсон передавала приказ роботу, Вабслин кивнул и сказал:
     -- Все, кроме вагона-реактора. Не смог войти в один из отсеков. Где тут
управление дверьми?
     Хорза вызвал в памяти расположение регуляторов управления поездом.
     --  Вот оно.  -- Он  указал  на ряд кнопок  и  светящихся клавиш  подле
Вабслина. Инженер принялся их изучать.
     Его  свистнули  назад. Словно он  раб, один  из  идиранских меджелей...
машина. Ничего, пусть немного подождут.
     Юнаха-Клосп  тоже обнаружил в своем поезде  карты.  Он  парил в воздухе
перед  цветными,   подсвеченными   сзади   пластиковыми   экранами,   своими
полями-манипуляторами   трогал  регуляторы,   заставлял  вспыхивать   группы
огоньков, обозначавших цели обеих сторон, большие города и военные объекты.
     Все  превратилось в пыль,  вся их  драгоценная гуманоидная  цивилизация
была перемолота  глетчерами,  ее выдуло ветрами, смыло  дождями. Все покрыто
льдом... все. Осталась только эта жалкая гробница-лабиринт.
     Вот им за их человечность или  как это  ни назови, подумал Юнаха-Клосп.
Выжили только машины. Но будет ли это наукой остальным? Достаточно ли увидят
они в этом каменном шаре, чтобы понять, чем был он? В этом он не был уверен.
     Юнаха-Клосп оставил экраны  включенными, выплыл из поезда  и по туннелю
вернулся на станцию.  Туннель теперь был ярко  освещен,  но в  нем не  стало
теплее, и Юнахе-Клоспу  показалось, что этот жесткий  желтовато-белый  свет,
льющийся с потолка  и стен, был  каким-то  холодным,  бессердечным; как свет
операционного зала, свет над разделочным столом.
     Машина  летела  по  туннелю  и  думала, что  собор тьмы  превратился  в
стеклянную арену, в плавильный тигель.
     Ксоксарл  по-прежнему  был  привязан  на  перроне  к  опоре  посадочной
площадки. Юнахе-Клоспу совсем не понравился взгляд, который идиранин  бросил
на него, когда он вылетел из туннеля. Почти невозможно определить  выражение
существа,  если  вообще можно  сказать, что  оно имеет выражение, но  что-то
вызвало  раздражение  Юнахи-Клоспа.  У  него  появилось  впечатление,  будто
идиранин только  что перестал двигаться  или  делать  что-то, чего никто  не
должен был видеть.
     Эвигер, сидевший на поддоне, поднял  голову и снова  отвел взгляд, даже
не махнув Юнахе-Клоспу.
     Оборотень и обе женщины были с инженером Вабслином на палубе управления
поезда.  Юнаха-Клосп  увидел  их,  взлетел  на  посадочную  площадку   возле
ближайшей  двери и  там остановился.  Он почувствовал легкий поток  воздуха.
Почти неощутимый, но он был.
     Может быть,  автоматическая система,  там  где включился ток, вдувает с
поверхности или через очистные сооружения свежий воздух.
     Юнаха-Клосп влетел в поезд.
     --  Какая  неприятная  маленькая  машина, --  сказал  Эвигеру идиранин.
Старик неопределенно кивнул.  Ксоксарл обратил внимание, что человек смотрит
на него реже, пока он  говорит. Как будто звук его голоса заверяет человека,
что пленник все  еще на месте  и прочно привязан. Кроме того, разговор -- он
двигал  головой, чтобы видеть человека, время от  времени  пожимал  плечами,
смеялся -- давал ему возможность шевелиться и  понемногу сдвигать проволоку.
Итак, он говорил; если ему повезет и остальные еще какое-то время пробудут в
поезде, у него появится шанс убежать.
     Уж  он устроит им  веселую охоту, как только окажется  с ружьем в  этих
туннелях!
     -- Но  они должны  быть  открыты, --  сказал  Хорза. Судя по  пульту, у
которого  они  с  Вабслином  стояли,  двери  вагона-реактора вообще не  были
заперты. -- Ты уверен, что правильно пытался их открыть?
     --  Конечно,  -- оскорбленно  ответил Вабслин.  -- Я знаю, как работают
различные типы замков. Я пытался повернуть колесо, открыть запоры... пусть у
меня не в порядке рука, но... они все равно должны были открыться.
     -- Наверное,  технические неполадки.  --  Хорза  выпрямился и посмотрел
назад,  как будто  пытался пробить  взглядом сто метров металла  и  пластика
между собой и вагоном-реактором. -- Хм-м. Но ведь там же недостаточно места,
чтобы спрятаться мозгу, верно?
     Вабслин поднял взгляд от пульта.
     -- Об этом я даже не подумал.
     -- Ну, вот  и  я, -- раздраженно заявил Юнаха-Клосп и вплыл через дверь
палубы управления. -- Что мне опять нужно делать?
     --  Что-то очень  уж  долго  ты осматривал этот поезд, -- резко  сказал
Хорза.
     -- Я все делаю тщательно.  Тщательнее, чем вы,  если я  правильно понял
то,  что  вы  говорили, когда  я  вошел. Где мозг не может  иметь достаточно
места, чтобы спрятаться?
     --  В  вагоне-реакторе,  --  ответил Вабслин.  --  Я  не  смог  открыть
некоторые двери. Хорза  говорит,  что, судя по  управлению,  они должны быть
открыты.
     -- Я должен  буду  бросить туда  взгляд?  --  Юнаха-Клосп  повернулся к
Хорзе. Оборотень кивнул.
     --  Если это  требование  не  кажется вам чрезмерным,  --  ответил он с
иронией.
     -- Нет, нет, -- легко заверил Юнаха-Клосп и снова поплыл к двери, через
которую вошел.  --  Я  уже  начинаю получать  удовольствие  от командировок.
Поручай  их  только  мне. -- Он вылетел  через передний  вагон  и полетел  к
вагону-реактору.
     Бальведа  рассматривала  через бронестекло хвост  стоящего  перед  ними
поезда, который только что осмотрел робот.
     --  Если  мозг  спрятался  в  вагоне-реакторе,  на  датчике  массы  это
проявилось  бы  или затенилось  следом  реактора? --  Она медленно повернула
голову и посмотрела на Оборотня.
     --  Кто знает?  --  ответил Хорза. --  Я  не специалист  по  скафандру,
особенно поврежденному.
     -- Вы  становитесь очень  доверчивым, Хорза.  -- Агент  Культуры  слабо
улыбнулась. -- Вы уже переложили свою охоту на робота.
     --  Я  поручаю  ему  только  кое-какую  разведку,  Бальведа.  --  Хорза
отвернулся и снова занялся регуляторами.  Он разглядывал  экраны  и шкалы, и
измерительные  приборы,  читал  изменяющиеся показания и пытался понять, что
происходило  в вагоне-реакторе,  если там вообще что-нибудь происходило. Все
казалось  совершенно  нормальным,  насколько он мог судить,  но, конечно, со
времени  своей  службы здесь  охранником он  знал о реакторной системе  куда
меньше, чем о других системах поезда.
     -- О'кей,  --  сказала Йелсон, повернула  свое  кресло боком,  уперлась
ногами в  край  пульта  и сняла шлем.  --  А  что  мы  будем делать, если  в
вагоне-реакторе мозга нет? Поедем в этой штуке,  воспользуемся транспортными
трубами или еще что?
     --  Не знаю, хорошая ли идея брать поезд.  --  Хорза  послал  взгляд  к
Вабслину. --  Я думал, что оставлю всех здесь,  а сам сделаю круговой объезд
Командной  Системы с помощью  транзитной трубы  и попытаюсь  обнаружить мозг
датчиком массы  скафандра.  Это  займет не слишком много времени,  даже если
придется  проехать  этот  маршрут  дважды, чтобы  осмотреть  все  пути между
станциями. Транзитные  трубы не имеют  реакторов, поэтому никакое  фальшивое
эхо сенсору помешать не сможет.
     Вабслин, занявший  место перед главным управлением  поезда, пришибленно
опустил взгляд.
     -- Почему  бы тогда  не  отправить всех  нас  на корабль?  --  спросила
Бальведа.
     Хорза повернулся к ней.
     -- Бальведа, вы здесь не для того, чтобы давать советы.
     -- Я только хотела помочь. -- Агент Культуры пожала плечами.
     -- А если ты все равно ничего не найдешь? -- осведомилась Йелсон.
     -- Тогда мы вернемся  на корабль. -- Хорза  тряхнул головой.  -- Ничего
другого нам не остается. Там Вабслин сможет проверить датчик массы скафандра
и, в зависимости от того, что он обнаружит, мы либо еще  раз спустимся вниз,
либо нет. Теперь, когда включен ток, это не отнимет много времени и сил.
     --  Жаль. --  Вабслин  ощупывал регуляторы. -- Мы не можем использовать
этот поезд, чтобы вернуться на  станцию "четыре",  потому что путь блокирует
поезд на станции "шесть".
     -- Его, вполне  вероятно,  можно  будет  сдвинуть,  --  утешил инженера
Хорза. --  На какой угодно путь. Если мы возьмем поезд, нам  придется как-то
маневрировать.
     -- О, тогда хорошо, -- мечтательно сказал Вабслин и  снова повернулся к
пульту. -- Это регулятор скорости? -- указал он на один из рычагов.
     Хорза засмеялся и скрестил руки.
     --  Да.  Давай посмотрим, не устроить ли нам небольшую прогулку на этом
трамвае.
     Он  наклонился вперед, показал Вабслину несколько  других регуляторов и
рассказал, как  подготовить  поезд  к отправке.  Они показывали  и кивали, и
говорили.
     Йелсон  нервно  вертелась на  своем сиденье. Наконец она  посмотрела на
Бальведу. Женщина Культуры с улыбкой наблюдала  за Хорзой и Вабслином. Потом
она  почувствовала  взгляд  Йелсон,  повернулась,  широко  улыбнулась,  чуть
мотнула  головой,  указывая  на  обоих  мужчин,  и  подняла  брови.  Йелсон,
помедлив, улыбнулась в ответ и переложила ружье.
     Теперь  огни  бежали  еще быстрее. Они текли мимо, создавая в сумрачной
кабине мерцающий, блестящий узор. Он знал это; он открыл свой глаз и увидел.
     Даже  чтобы  поднять веко, ему понадобились  все  его  силы. Он немного
поспал, только не знал, как долго.  Боль уже не была  такой  мучительной. Он
некоторое  время лежал тихо, косо свисая изломанным телом из чужого сиденья,
голова на пульте, рука в небольшом люке рядом с регулятором мощности, пальцы
вдавлены под предохранитель рычага.
     Так  было  менее  утомительно; он даже не  мог  выразить, как это  было
приятно после того  ужасного  марш-броска ползком -- как  через поезд, так и
через туннель его боли.
     Движение поезда  изменилось.  Он  все еще покачивался, но  теперь  чуть
быстрее. В движении появился новый ритм, какая-то вибрация,  похожая на стук
сердца. Квейанорл решил, что даже может слышать его.  Шум ветра, что  дул  в
этой  пещере  --  далеко  под обдуваемой снежными  бурями пустыней  наверху.
Может, он только вообразил его. Трудно различить.
     Он опять почувствовал себя маленьким ребенком, путешествующим со своими
ровесниками и старым кверлом-наставником. Такое же  покачивание во сне, и он
то погружается в легкую, счастливую дремоту, то снова всплывает.
     Я сделал все, что мог, постоянно думал он. Может быть, недостаточно, но
это все, что в моих силах. И это утешало.
     Это  приносило  облегчение, как  отступающая  боль,  как  успокаивающее
покачивание поезда.
     Он  снова   закрыл  глаз.  И  в  темноте  тоже  было  утешение.  Он  не
представлял, сколько  уже  проехал,  но решил,  что это не  важно. Все снова
поплыло от него куда-то прочь, и он начал забывать, почему все это делал. Но
и это было не важно. Пока он не  шевелился, все  было  не важно. Все. Вообще
все.
     Дверь вагона-реактора заклинило  точно так же, как и во  втором поезде.
Робот  отчаянно ударил в нее энергетическим  полем, и отдачей  его  швырнуло
назад.
     Дверь даже не дрогнула.
     Ой-ой-ой!
     Значит, опять  придется воспользоваться кабельными  шахтами и каналами.
Юнаха-Клосп повернулся, пролетел вдоль короткого  коридора и спустился вниз,
к инспекционному люку под нижней палубой.
     Опять кончилось тем,  что всю работу  свалили на меня.  Можно  было  не
сомневаться. В принципе, то, что я делаю для этого парня, -- убийство другой
машины.  Мне нужно  попросить проверить свои  схемы. У меня сильное  желание
ничего ему не говорить, если я вдруг где-нибудь обнаружу этот мозг. Проучить
его.
     Он поднял люк и  спустился в темное узкое пространство под полом. Люк с
шипением  снова закрылся и перекрыл свет. Робот подумал, не  открыть  ли его
снова,  но  он,  конечно,  опять автоматически закроется, и  тогда он  может
потерять  терпение   и  повредить  эту  штуку.  Все   это   было   чуть-чуть
бессмысленным и  мелочным, поэтому он  оставил все как есть. Так ведут  себя
люди.
     Он двигался по узкому каналу к задней  части поезда, до того места, под
которым должен находиться реактор.
     Идиранин говорил. Эвигер слышал его, но не слушал. Он мог  также видеть
этого монстра уголком глаза,  но не  смотрел на него. Направив отсутствующий
взгляд на  свое ружье, он беззвучно напевал про себя и думал о том,  что  он
сделал  бы,  если  бы  --  как-нибудь  --  получил этот  мозг  в свои  руки.
Предположим, остальные погибли, и он остался с этим аппаратом. Он знал,  что
идиране хорошо заплатят за этот мозг. Культура тоже; у нее были деньги, даже
если внутри нее ими не пользовались.
     Это  были только мечты,  но  в  такой  ситуации может случиться все что
угодно. Никогда не знаешь,  как  упадет пыль. Он  сможет купить себе  землю,
остров   где-нибудь   на   красивой,  спокойной  планете.  Он   подвергнется
омолаживающему лечению  и начнет разводить  каких-нибудь дорогих  скакунов и
при  помощи своих  связей познакомится  с состоятельными  людьми. Или наймет
кого-нибудь для  всякой  тяжелой работы;  с  деньгами это  можно сделать.  С
деньгами можно сделать все.
     Идиранин продолжал говорить.
     Его рука была уже  почти  свободной.  Освободиться дальше  ему  пока не
удалось,  но, возможно,  немного погодя удастся выдернуть руку; со  временем
это  становилось  все легче. Люди  уже долго в  поезде; сколько они там  еще
пробудут?  Маленькая машина не вернулась. Он едва успел вовремя  заметить ее
появление  из  туннеля;  он знал,  что  ее глаза  лучше, чем  у  него, и  на
мгновение  испугался, что  она  заметила,  как  он  двигал рукой.  Но машина
исчезла в  поезде, и  ничего  не произошло. Он постоянно  бросал взгляды  на
старика.  Тот,  казалось,  погрузился в  мечты. Ксоксарл продолжал говорить,
рассказывая в пустой воздух о древних идиранских победах.
     Его рука почти освободилась.
     Откуда-то  сверху  над  головой  слетело облачко пыли  и  поплыло через
спокойный воздух, почти падая, но не вертикально вниз, а постепенно удаляясь
от него. Он снова посмотрел на старика  и натянул проволоку на запястье. Ну,
давай же, проклятие!
     Юнахе-Клоспу пришлось отбить угол, чтобы пробраться в узкий проход. Это
был даже не туннель,  а кабельная шахта, но она вела в реакторное отделение.
Робот проверил свои сенсоры; здесь был такой же уровень излучения, как  и во
втором поезде.
     Он  протискивался через  маленький  люк,  который  проделал в кабельной
шахте, глубже в металлические и пластиковые внутренности тихого вагона.
     Я что-то слышу. Что-то приближается, прямо подо мной...
     Огни  образовали  сплошную линию, мелькая  мимо поезда слишком  быстро,
чтобы   можно  было  различить   каждый   в   отдельности.  К  этому  потоку
присоединялись огни внизу у рельсов,  которые появлялись из-за поворотов или
у дальнего  конца прямых отрезков пути, и проносились мимо окон, как метеоры
в ночи.
     Поезду  потребовалось  много  времени,  чтобы  достичь  своей наивысшей
скорости, ему пришлось бороться много минут, чтобы преодолеть инерцию  тысяч
тонн своей массы. Теперь он достиг  ее и толкал самого себя и  столб воздуха
перед собой так быстро, как это вообще было  возможно. Раскатистый  громовой
рев,  с которым он мчался вдоль  туннеля, был громче всякого звука,  который
когда-либо   производил  какой-либо  поезд  в  этих  темных  коридорах.  Его
поврежденные вагоны рвали  воздух и скребли вдоль краев герметичных дверей и
тем самым немного снижали скорость, но зато ужасно усиливали шум.
     Визг  бешено вращающихся двигателей и  колес  поезда, его поврежденного
металлического  корпуса,  который  рвал  воздух, и  самого  воздуха, который
втекал  сквозь  открытые места в  вагоны,  мчался  вдоль них,  отражался  от
потолка и стен, пультов и пола и наклонного бронестекла.
     Глаз Квейанорла был закрыт.  Мембраны ушей вибрировали  от шума, но уже
ни одно послание  не передавалось в мозг. Голова подпрыгивала на вибрирующем
пульте,  как будто  он  был еще жив.  Рука дрожала на прерывателе аварийного
тормоза, будто воин нервничал или боялся.
     Приваренный, приклеенный, припаянный своей собственной засохшей кровью,
он был похож на диковинную, поврежденную деталь этого поезда.
     Кровь застыла  как  внутри, так  и снаружи тела Квейанорла  и перестала
течь.
     -- Как дела, Юнаха-Клосп? -- спросил голос Йелсон.
     -- Я под реактором и у меня  куча дел. Я дам вам знать, если что-нибудь
найду. Спасибо. -- Он выключил коммуникатор  и осмотрел  черные внутренности
перед собой; провода и кабели, которые исчезали в шахте. Их было больше, чем
в переднем поезде. Прорезать себе путь или попробовать другой маршрут?
     Эта постоянная необходимость принимать решения!
     Его  рука была  на свободе.  Он  застыл.  Старик по-прежнему  сидел  на
поддоне и поигрывал ружьем.
     Ксоксарл позволил себе  слабый вздох облегчения, согнул руку,  выпрямил
пальцы и снов