. Госсел  из  Отряда Ближнего  Боя  Госсела --
вероятно,   самого  удачливого   отряда  наемников  вообще.   Хорза  услышал
приближение  его  корабля километров за одиннадцать,  когда продавал  паром.
Покупательница тогда застыла,  и глаза ее остекленели. Конечно, она  решила,
что шум извещает о появлении Культуры, но Хорза не стал спрашивать, чего она
боится: преждевременного разрушения орбитали или что ее  возьмут за шиворот,
потому что купила "горячую" машину.
     Госсел был  самым обыкновенным на вид  мужчиной, достаточно коренастым,
что  выдавало  его  происхождение  с  планеты с высоким  тяготением,  но  не
казался, как большинство таких людей, наделенным какой-то пружинистой силой.
Просто  одетый, голова чисто выбрита. По-видимому,  только  игра-катастрофа,
где   было  запрещено  подобное  снаряжение,  заставила  его  снять  обычный
скафандр.
     Тенджейт Дой-Суут  был  высоким, очень  темным  и так же просто одетым.
Суут был  чемпионом  среди игроков. Двадцать лет  назад он пришел с одной из
только что вступивших в контакт с Культурой планет, а там он был чемпионом в
азартных и шулерских играх.  Еще на родной  планете он  удалил  свое лицо  и
имплантировал  маску  из нержавеющей  стали.  Только глаза  казались живыми:
невыразительные  мягкие   драгоценные  камни,  вставленные  в  металлическую
скульптуру.  Маска  была матовой, чтобы  противники  не  могли видеть  в ней
отражение его карт.
     Уилгри взойти  на  помост  помогали  несколько рабов, и казалось, будто
этого голубого гиганта  с Озлея  в зеркальной робе  вкатили вверх  маленькие
человечки, хотя кайма его робы время от времени приподнималась и показывала,
что под ней передвигались и несли вперед большое тело все четыре его толстые
ноги.  В одной из  двух  рук он держал большое зеркало,  в другой хлыст,  на
конце  которого  гибким  кошмаром  в  чистую  белизну  вцепился  ослепленный
роготур. Четыре лапы зверя были инкрустированы драгоценными металлами, пасть
стянута намордником  из платины, а глаза заменены изумрудами. Большая голова
поворачивалась из стороны в сторону; зверь ощупывал пространство вокруг себя
ультразвуком. На террасе, почти  прямо напротив Хорзы тридцать две наложницы
Уилгри отбросили в  стороны покрывавшие их шлейфы, упали на колени и локти и
начали молиться своему  господину.  Он коротко махнул им зеркалом. Буквально
каждый оптический усилитель и каждая микрокамера, контрабандой пронесенные в
аудиторию,  были  направлены  на  эту  коллекцию  из  тридцати двух  женских
существ, которая якобы была самым изысканным однополым гаремом в Галактике.
     Нипорлакс создавал нечто вроде  контраста остальным. Молодой  мужчина с
шаркающей  походкой  и  худой, пышно  разодетой фигурой, сверкавшей в  свете
арены. Он сжимал матерчатую игрушку. Он мог быть вторым игроком в Галактике,
но  всегда  раздаривал  свои  выигрыши, и любая  средней руки  ночлежка  еще
подумала  бы,  пустить  ли его.  Больной,  полуслепой,  страдающий  моче-  и
газонедержанием,  и к тому же альбинос. В особо напряженные моменты игры его
голова теряла всякий  контроль, но руки держали голокарты так, как будто эти
пластмассовые листки  были зажаты в скале. Ему тоже  помогали подниматься по
рампе;  молодая  девушка,  что  подвела  его   к  стулу,  расчесала  волосы,
поцеловала в щеку, а потом встала в свободной зоне позади него.
     Уилгри поднял  толстую синюю руку и швырнул  несколько  сотых кредита в
толпу  за  ограждением.  Люди  начали жадно  хватать монеты.  Уилгри  всегда
подмешивал к  мелочи несколько монет покрупнее. Несколько лет назад во время
игры на  луне, приближавшейся  к черной  дыре, вместе с  мелочью  он швырнул
миллиард, и этим  небрежным  движением  руки обеднил себя, возможно, лишь на
десятую долю процента. Дряхлый бродяга по астероидам, отклоненный в качестве
"жизни", потому что был с одной рукой, купил себе собственную планету.
     Остальные  игроки  представляли  довольно  пеструю  компанию,  но Хорза
никого из них не  знал. Троих или четверых  приветствовали криками  "ура", а
одного фейерверком; вероятно, они были  хорошо известны. Остальные были либо
неизвестны, либо нелюбимы.
     Крайклин поднялся на рампу последним.
     Хорза с  улыбкой откинулся на диванчике. У  предводителя Отряда Вольных
Наемников было новое лицо и крашеные волосы  --  вероятно, он решил изменить
внешность, -- но, вне  всякого сомнения,  это был он. Он был одет в светлый,
из  одного  куска  ткани  костюм,  аккуратно выбрит,  а  волосы  выкрашены в
каштановый цвет. Возможно, кто-то другой с "ВЧВ" и не узнал бы его, но Хорза
слишком внимательно изучал  этого человека, так как должен был знать, как он
держится,  как ходит,  как  работают  мышцы  его лица. Поэтому Крайклин  был
заметен для Оборотня, как обломок скалы в россыпи мелкого галечника.
     Когда  все   игроки   расселись,   внесли  их   "жизни"  и   разместили
непосредственно позади каждого игрока.
     Все "жизни" были людьми. Они  уже выглядели полумертвыми, хотя  телесно
были совершенно невредимы. На всех по очереди наложили ремни и надели шлемы;
легкие и  черные,  они закрывали  лица  до самых  глаз.  Большинство обвисли
вперед, едва на них  застегнули ремни, некоторые  остались сидеть  прямо, но
никто  не поднял  глаз и не огляделся. Все постоянные игроки привели с собой
полное дозволенное  число "жизней". Некоторые специально выводились для этой
цели, других  завербовали  агенты. Менее богатые игроки, не такие известные,
вроде Крайклина, наняли  отбросы тюрем и сумасшедших домов, да еще несколько
купленных  депрессивных, которые  завещали  свою  часть возможного  выигрыша
кому-нибудь другому. Часто можно было уговорить стать "жизнями" членов секты
Отчаявшихся; или задаром,  или за пожертвования  на  их дело.  Но  Хорза  не
обнаружил ни  одной приметной прически-башни, какие они  носили, и ни одного
символа кровавого глаза.
     Крайклину удалось  найти только три  "жизни",  казалось, что долго он в
игре не продержится.
     Беловолосая  женщина  в  передней  части  террасы встала,  потянулась и
побрела  с  выражением скуки  на  лице между  креслами и  сиденьями вверх по
террасе. Она  была как раз на уровне кресла  Хорзы, когда терраса позади нее
разразилась шумом и суматохой. Женщина остановилась и обернулась. Хорза тоже
повернулся. Даже через поле пара было слышно мужское рычание.  Кажется, дело
дошло до драки. Двое  охранников пытались помешать двум посетителям кататься
по  полу.  Толпа  на  террасе  обступила  их.  Ее  внимание  делилось  между
приготовлениями  к  игре-катастрофе и  дракой  на  террасе. Наконец драчунов
поставили  на ноги,  но прочно  держался на  них только один --  молодой еще
мужчина, показавшийся  Хорзе знакомым, хотя и был сейчас в  светлом  парике,
свалившемся с головы.
     Другой  драчун -- тоже  мужчина -- вытащил из одежды карточку и показал
ее своему противнику, который все еще продолжал рычать. Потом  оба охранника
в  мундирах  и размахивающий  карточкой  мужчина  увели  молодого  человека.
Мужчина с карточкой  что-то  вынул из-за уха арестованного, и  того повели к
входному туннелю. Молодая женщина с длинными белыми волосами скрестила  руки
и снова  пошла  вверх. Круглый  пятачок свободного места в  толпе на верхней
террасе снова затянулся, как просвет в облаках.
     Хорза  смотрел вслед женщине, шедшей своей дорогой мимо далеких кресел,
пока  она не  покинула  террасу  и  не скрылась из  виду. Он  поднял голову.
Дуэлирующие животные  все еще прыгали и крутились. Их белая кровь, склеившая
жирный мех,  казалась раскаленной.  Они  тихо  рычали  и  рвали  друг  друга
длинными передними  конечностями.  Но  акробатическая  точность движений уже
пострадала, они постепенно становились вялыми  и неуклюжими.  Хорза  перевел
взгляд  на игровой стол.  Там все  было  готово и игра  вот-вот  должна была
начаться.
     "Катастрофа"  в  принципе была не  чем  иным,  как необычной  карточной
игрой: частью ловкость, частью  удача и  частью блеф. Интересной она была не
просто высокими суммами, на  которые играли, и даже не тем, что игрок, когда
он  проигрывал "жизнь", терял ее  -- живое,  дышащее человеческое  существо.
Интересной   она   была   применением   сложного,    изменяющего    сознание
двунаправленного поля вокруг игрового стола.
     Игрок с  картами в руках мог изменять чувства другого игрока или иногда
даже нескольких.  Страх, ненависть, отчаяние,  любовь, дружелюбие, сомнение,
воодушевление,  паранойя  -- буквально  любое  эмоциональное  состояние,  на
которое способен  человеческий мозг, могло проецироваться  на другого игрока
или  на  самого себя.  С  достаточно большого расстояния или  в полевом щите
рядом  игра   очень  походила   на  времяпрепровождение  душевнобольных  или
слабоумных. Игрок мог вдруг  выбросить свою  лучшую  карту;  кто-то,  у кого
практически  ничего нет на руках, ставил подчас  все кредиты, которые  имел;
люди  с плачем валились  на пол или вдруг  впадали в непреодолимые  приступы
смеха;  они стонали от любви к какому-нибудь игроку, который, как все знали,
был их злейшим врагом, или рвали свои ремни, потому что хотели освободиться,
чтобы убить лучшего друга.
     Или убивали самих себя. Игроки никогда не вставали со стульев (если это
кому-то  удавалось,  ишлорсинами  сбивал  его тяжелым парализатором), но они
могли убить себя. Каждая игровая панель, из которой посылали соответствующие
чувства излучатели, на  которой  разыгрывались  карты  и  которая показывала
игроку, сколько  времени и сколько "жизней"  у  него  еще оставалось,  имела
маленькую полую кнопку, скрывающую наполненную  ядом иглу, готовую вонзиться
в нажавший эту кнопку палец.
     "Катастрофа"  относилась к играм, в которых  было неумно создавать себе
слишком  много  врагов.  Только  люди  с  очень  большой  силой  воли  могли
противостоять желанию самоубийства, внедренного в их  мозг совместной атакой
половины игроков за столом.
     В конце каждого круга, когда  поставленные  деньги были взяты  игроком,
набравшим больше очков, все остальные  участники игры  теряли  "жизнь". Если
"жизней" больше не оставалось или кончались деньги, они выходили из игры. По
правилам игра заканчивалась, когда только один игрок сохранял "жизни", но на
практике  она прерывалась,  когда остальные участники  соглашались, что если
они собираются продолжать игру, то могут потерять в  предстоящей  катастрофе
свои  собственные  жизни.  Самое  интересное начиналось в самом конце  игры,
когда миг уничтожения уже совсем близко, а раунд  длится достаточно долго, в
нем большая ставка, и  один или несколько игроков не согласны на прекращение
игры. Тогда по-настоящему умные отделялись от обезьян,  и игра становилась в
высшей степени игрой нервов. Немало  лучших игроков гибло, пытаясь превзойти
друг друга в отваге и упрямстве в таких обстоятельствах.
     С точки зрения  зрителя,  особым  аттракционом игры-катастрофы было то,
что чем  ближе  он находился к излучателю  эмоций определенного  игрока, тем
больше он получал от тех эмоций,  которые ощущали игроки. И за  те несколько
столетий с тех пор, как "катастрофа" развилась в одну из таких замкнутых, но
популярных игр,  возникла целая субкультура людей, жадных до таких чувств из
третьих рук: моти.
     Были  и другие группы,  игравшие в "катастрофу".  Просто  игроки кануна
разрушения  были  самыми знаменитыми  и  богатыми. Моти могли получать  свои
эмоциональные уколы во многих других местах по всей Галактике, но только при
Большой Игре, только на краю аннигиляции, только с самыми  лучшими  игроками
(плюс несколько  безнадежных)  они  переживали самые интенсивные  эмоции.  В
одного из таких несчастных и воплотился Хорза,  когда обнаружил, что входной
билет стоит  вдвое  больше  того,  что он  заработал  на  шаттле.  Подкупить
привратника оказалось намного дешевле.
     Настоящие моти сидели прямо за ограждением, отделявшим их  от "жизней".
Шестнадцать  плотно  сгрудившихся  групп потеющих, нервно  переглядывающихся
людей  -- как и  игроки, это были  главным  образом мужчины  -- толкались  и
давились, только чтобы пробраться как можно ближе к столу, к игрокам.
     Пока главный  ишлорсинами раздавал карты, Хорза  рассматривал  их. Моти
подпрыгивали  вверх,  пытаясь  рассмотреть, что происходит. Вдоль ограждения
патрулировали  люди  из  службы  безопасности  в экранирующих  эмоциональные
излучения  шлемах,  похлопывали  себя дубинками  по  бедрам  и  бдительно не
сводили с них глаз.
     --  ...Сарбл  Глазастый...  --  сказал  кто-то  рядом  с Хорзой,  и  он
повернулся на голос. Бледный, как мертвец, мужчина, лежавший на диване слева
и позади Хорзы, разговаривал с другим мужчиной и показывал на террасу вверх,
где  несколько минут назад  была суматоха.  Хорза услышал  слова  "Сарбл"  и
"схвачен" еще несколько раз в других местах  вокруг себя,  пока эта  новость
распространялась по залу.  Он  повернул  голову,  чтобы посмотреть  на игру.
Игроки  проверили  свои  карты;  состязание  началось.  Хорза  пожалел,  что
репортера схватили, но  это могло означать, что  люди из службы безопасности
немного  расслабятся  и  увеличатся  шансы, что у него  не  спросят входного
билета.
     Хорза сидел  в добрых пятидесяти  метрах от ближайшей к  нему участницы
игры, женщины, имя которой он слышал, но уже  забыл. В ходе  первого круга в
его сознание проникали  лишь слабые версии  того,  что  она ощущала и что ее
заставляли ощущать.  И  все равно эти  ощущения  ему  не понравились, и он с
помощью маленького пульта на подлокотнике кресла включил отражающее поле. Он
мог  бы  также  отключить поле  игрока,  позади  которого  случайным образом
оказался, и заменить  его  эмоциями какого-либо другого  игрока  за  столом.
Прием  был бы  далеко не таким интенсивным, как тот, который ощущали моти  и
"жизни",  но  он  дал бы  ему вполне  достаточное представление о  том,  что
происходило с игроками. Большинство других зрителей вокруг него использовали
пульты на креслах именно таким образом,  и в  попытках  определить  ситуацию
переключались  с  одного  игрока   на  другого.  Попозже  Хорза  намеревался
сконцентрироваться на излучаемых чувствах Крайклина, но сейчас  он собирался
немного привыкнуть и уловить общий настрой игры.
     Крайклин своевременно пасовал в первой игре, чтобы не потерять "жизни".
При  небольшом запасе "жизней"  это  была самая умная тактика, если  ему  не
пришли  очень  уж  хорошие  карты.  Хорза  расслабленно  откинулся  назад  и
внимательно следил  за мужчиной,  который  не  использовал  свой  передатчик
эмоций.  Крайклин  облизывал  губы и  вытирал лоб.  В  следующем круге Хорза
собирался послушать,  что он проделывает,  только  чтобы посмотреть,  каково
приходится игроку.
     Круг закончился. Выиграл Уилгри. Он помахал рукой  и поблагодарил толпу
за приветственные  крики. Несколько моти были  уже без  сил. На другом конце
эллипсоида в своей клетке рычал роготур. Пять игроков потеряли "жизни"; пять
человек, безнадежно отчаявшихся под  действием  эмоционального  поля,  вдруг
обвисли  на  своих  стульях.  Шлемы  послали  сквозь  их  черепа  удар тока,
достаточно  сильный, чтобы парализовать сидящих рядом и заставить вздрогнуть
ближайших моти и игрока, которому принадлежала каждая "жизнь".
     Ишлорсинами расстегнули ремни на сиденьях уже мертвых людей и их унесли
вниз,  к входной  рампе. Остальные  "жизни"  понемногу приходили в  себя, но
сидели так же вяло, как и раньше. Ишлорсинами утверждали, что они убедились,
что каждая  предложившая себя "жизнь"  настоящая и что средство, которое они
им  дали, лишь не дает им впасть в истерику. Но ходил  слух, что экранировку
ишлорсинами  можно обойти,  и некоторые люди уже устраняли  своих  врагов, с
помощью гипноза  или  наркотиков  заставляя их объявить себя "добровольцами"
для игры.
     Начался  второй  круг.  Хорза  включил  монитор  своего  кресла,  чтобы
сопереживать  эмоциям  Крайклина. Беловолосая  женщина  вернулась  назад  по
центральному  проходу и  села  на свое место перед Хорзой,  впереди террасы,
закутавшись, как будто устала.
     Хорза  слишком  мало  знал  о "катастрофе"  как  карточной игре,  чтобы
уверенно  следить за тем, как она идет,  с помощью  чтения различных эмоций,
окружавших стол, или анализа каждого законченного  кона. Первый кон  был уже
проанализирован  орущими  трехногими  рядом  с  Хорзой,  когда   на   экране
управления ареной зажглись карты, розданные участникам игры в  первом круге.
Но  он  подключился к чувствам Крайклина только  для того, чтобы узнать  эти
чувства.
     Капитан "Вихря  чистого  воздуха" обстреливался  с  разных направлений.
Некоторые  эмоции  противоречили друг  другу, из  чего Хорза  заключил,  что
всеобщей  атаки  против  Крайклина  не было; он подвергался лишь рассеянному
излучению  остальных. Там был довольно сильный напор любить Уилгри --  такой
привлекательный  голубой цвет...  с этими смешными четырьмя ножками он же не
мог представлять настоящей угрозы. Действительно, немного клоун, несмотря на
все  его  деньги...  А  вот женщина,  что  сидит  справа  от  Крайклина,  --
обнаженная до  талии,  без  грудей,  на  голой  спине  ножны церемониального
меча... с ней надо держать ухо востро... Вообще-то смешно... Ничего на самом
деле  важного;  все  шутка, жизнь, игра... Одна карта так похожа  на другую,
если подумать... Собственно, я даже могу швырнуть свои карты в воздух... Уже
приближалась  его очередь заходить... Если бы  не эта плоскогрудая неряха...
Ну, парень, у него же была карта, и он побил бы ее...
     Хорза  снова отключился. Он  не  был уверен,  действительно  ли  слышал
собственные мысли  Крайклина об этой  женщине  или кто-то  пытался заставить
Крайклина так о ней думать.
     Позже, в одном из  кругов, когда  женщина сбросила карты, Хорза еще раз
прослушал мысли Крайклина. (Хорза  коротко взглянул  на беловолосую женщину,
лежавшую  на диванчике чуть  дальше  внизу.  Очевидно, она тоже  следила  за
игрой, но одна ее нога свисала  через  край диванчика и покачивалась,  будто
мысли ее были очень далеко.) Крайклин чувствовал себя хорошо. Неряха рядом с
ним  не играла, и он был уверен, что подействовали карты, которыми он зашел,
но было там еще какое-то внутреннее ликование...  Он здесь, играет с лучшими
игроками Галактики... с игроками.  Он. Он (внезапная мысль блокировала  имя,
которое он  хотел подумать)... и держится  он совсем неплохо...  Более того,
он...  Действительно, у него чертовски хорошие  карты... Наконец  все  пошло
так, как должно быть... Он кое-что выиграет... Слишком много до этого... Ну,
теперь все  позади...  Сосредоточься на картах!  (вдруг) Сконцентрируйся  на
"сейчас" и "здесь"!  Да, карты...  Давай-ка,  посмотрим...  А этого  жирного
синего нахала я сейчас козырем...
     Хорза снова отключился.
     Он вспотел. Хорза понятия не имел,  какой была обратная связь с мозгами
игроков.  Он  думал, на них  излучаются только эмоции.  Ему  бы  и во сне не
приснилось, что  он сможет побывать внутри мозга  Крайклина. И все-таки  это
было только намеком  на то, что  в  полную силу ощущали моти, сам Крайклин и
"жизни" за его спиной. Настоящая  обратная связь,  лишь  едва сдерживаемая у
той  самой  границы,  за  которой   становилась  эмоциональным  эквивалентом
громкого   рева,   созданного  для   разрушения.   Теперь  Оборотень   понял
притягательную силу игры и причину, почему во время нее люди сходили с ума.
     Как бы мало ни понравился ему этот опыт, Хорза ощутил прилив уважения к
человеку, которого хотел устранить и занять его место,  а вероятнее всего, и
убить.
     У Крайклина  было  какое-то  преимущество,  так  как  мысли и ощущения,
которые  на  него  излучались,  по  крайней  мере частично  исходили из  его
собственной  головы,  в  противовес  чему  "жизни"  и  моти  вынуждены  были
выдерживать экстремально сильные удары чувств,  которые целиком  и полностью
излучались другими.