о согласился Хорза.
     В это  мгновение звуковой фон  вокруг  них резко изменился. Ксоралундра
повернул шлем и посмотрел на один из маленьких встроенных экранов.
     -- Хорошо.  Мы  отправились. -- Он опять  посмотрел  на  Хорзу.  -- Да,
должен сказать  вам еще вот что.  Группа  кораблей, что поймала транспортник
Культуры, попыталась проследовать за мозгом на планету.
     Хорза наморщил лоб.
     -- Разве они не знали?
     -- Они  делали что могли. При  боевой группе было несколько "зверей" --
деформаторов чай-хиртси,  деактивированных  для последующего применения  при
внезапных  нападениях на базы Культуры.  Один из них быстро  оборудовали для
вторжения  на  поверхность  планеты и бросили  в  подпространстве  на  Тихий
Барьер.  Но хитрость не  удалась. При пересечении  барьера "зверь" подвергся
какому-то  нападению  --  что-то похожее на огненную  сеть --  и был  сильно
поврежден.  Это  произошло   вблизи   планеты  при   выходе   из  свернутого
пространства. Снаряжение и войска на нем, должно быть, погибли.
     -- Ну, мне кажется, это была достойная  попытка, но рядом  с Дра'Азоном
даже  этот  удивительный мозг,  ради  которого  вы  здесь,  как  примитивный
арифмометр.  Чтобы перехитрить Дра'Азон, нужно кое-что  побольше, чем просто
хитрость.
     -- Вы думаете, вам удастся?
     -- Не знаю. Я не думаю, что они  могут читать мысли, но кто знает? Я не
думаю, что Дра'Азон  особенно интересуется войной или тем,  чем  я занимался
после того,  как покинул Мир  Шара. Поэтому, вероятно, они  вряд ли способны
сложить  одно  с  другим  -- но опять же: кто знает? --  Хорза  опять  пожал
плечами. -- Стоит попытаться.
     -- Хорошо, мы обсудим это подробнее,  как только присоединимся к флоту.
А  сейчас  надо молиться, чтобы  наше  возвращение  прошло без происшествий.
Может быть, вы хотите поговорить с Перостек Бальведой, пока ее не допросили.
Я договорился  с  временно  исполняющим  обязанности флотского  инквизитора,
чтобы вам позволили это, если вы захотите.
     -- Ничто не доставит мне большего удовольствия, -- улыбнулся Хорза.
     Корабль  покинул  систему Сорпена,  и  у  кверла были свои дела.  Хорза
остался в  кабине  Ксоралундры, чтобы  отдохнуть  и поесть  до  разговора  с
Бальведой.
     Еда была  самой  лучшей  из того, что мог  предоставить  для  гуманоида
автоматический  камбуз крейсера, но  все равно  была отвратительной на вкус.
Хорза  съел,   что   смог,   и  с  таким  же  отсутствием  энтузиазма  запил
дистиллированной  водой.  Все было приготовлено меджелем  -- ящерицеподобным
существом двухметровой длины  с  плоской удлиненной головой и шестью ногами.
На четырех  из них  он бегал, а переднюю пару использовал  как руки. Меджели
были близким к идиранам видом и между ними даже существовал какой-то сложный
социальный  симбиоз.  Тысячелетиями,  что идиранская цивилизация была частью
галактического    объединения,    они   содержали   исследовательский   фонд
экзосоциологических факультетов некоторых Университетов.
     Сами  идиране  развились на своей планете  Идир как  высшие  монстры на
полной монстров планете. Но  бурная и дикая экология ранних времен там давно
исчезла, как исчезли и все прочие монстры их родины, сохранившись разве  что
в зоопарках.  В  необузданной борьбе за выживание идиране развили интеллект,
приобрели биологическое  бессмертие,  которое  в условиях высокого излучения
Идира явилось скорее эволюционным преимуществом, а не причиной застоя.
     Хорза поблагодарил меджеля дважды: когда тот принес ему поесть и  когда
снова убрал посуду,  но тот не ответил. Их интеллект  оценивался в две трети
интеллекта среднего  гуманоида  (с какой  бы  планеты  он ни был),  и  таким
образом  они  были в два-три раза менее развиты, чем нормальный идиранин.  И
все же они были хорошими,  если не беспримерными солдатами, и их было много.
Десять  -- двенадцать  на каждого идиранина. Сорок тысяч лет культивирования
сделали их лояльными даже на хромосомном уровне.
     Хорза  пытался  не  заснуть,  хотя  очень  устал.  Он приказал  меджелю
проводить его к  Бальведе. Меджель задумался, связался через интерком кабины
с  капитанским мостиком,  где  находился  Ксоралундра, спросил разрешения  и
заметно вздрогнул от словесной пощечины кверла.
     -- Следуйте за мной, сэр, -- сказал меджель и открыл дверь кабины.
     В нижних коридорах военного корабля идиранская атмосфера  чувствовалась
отчетливее,  чем  в кабине  Ксоралундры,  и  затуманивала  обзор  уже  через
двадцать -- тридцать метров даже для глаз Хорзы.  Было жарко и влажно, а пол
был мягким.  Хорза быстро  шел вдоль  коридора, не сводя  взгляда с  обрубка
хвоста своего проводника, переваливавшегося с боку на бок впереди.
     Дорогой  они встретили  двух  идиран, не  обративших на  него  никакого
внимания. Возможно, они все о  нем знали, возможно,  нет. Идиране терпеть не
могут казаться слишком любопытными или недостаточно информированными.
     Потом  он  едва  не столкнулся с  парой раненых  на  антигравитационных
носилках, которых торопливо  буксировали вдоль  поперечного коридора  два их
товарища.  Спиралевидные брызги на боевом  снаряжении были,  несомненно,  от
плазменных зарядов, а Геронтократия  не имела плазменного оружия. Что бы это
значило? -- подумал Хорза и пошел дальше.
     Они пришли в отдел крейсера, где дальнейший спуск вниз был заблокирован
раздвижными дверьми. Меджель что-то сказал сначала в одну перегородку, потом
в другую,  и те  открылись. За  дверьми стоял  постовой  идиранин с лазерным
карабином.  Он  посмотрел  на  подходящего в сопровождении меджеля  Хорзу  и
открыл  перед  ним  дверь. Хорза кивнул охраннику  и вошел. Дверь  позади  с
шипением закрылась и открылась следующая.
     Как только  он вошел в  камеру,  Бальведа быстро повернулась. Казалось,
она только что ходила взад-вперед. Она узнала Хорзу,  слегка  откинула назад
голову и произвела горлом звук, который вполне мог быть смехом.
     -- Нет, вы только посмотрите! -- Ее мягкий  голос растягивал слова.  --
Вы выжили! Поздравляю. Вообще-то  я  сдержала свое обещание. Какая перемена,
верно?
     --  Привет, -- ответил  Хорза, сложил руки на груди и оглядел женщину с
ног  до  головы. На ней была  та же самая серая одежда,  а сама она казалась
невредимой. -- А что с той штукой, что висела у вас на шее?
     Она посмотрела вниз, туда, где раньше на ее груди лежала подвеска.
     -- Вы не поверите, но выяснилось, что это был накопитель данных. -- Она
улыбнулась и села, скрестив ноги, на мягкий пол. Не считая  спальной ниши на
возвышении, это было единственное место,  куда можно было  сесть. Хорза тоже
сел,  его  ноги  все  еще немного болели. Ему вдруг  вспомнились  брызги  на
снаряжении меджеля.
     -- Накопитель данных? А он, случайно, не мог  превратиться в плазменное
ружье?
     -- Среди прочего и это, -- ответила агент Культуры.
     -- Так я и думал. Как я слышал,  ваш летающий нож избрал  драматический
выход.
     Бальведа пожала плечами. Хорза посмотрел ей в глаза.
     -- Полагаю, вы не были бы здесь, если бы могли сообщить  что-то важное.
Или я не прав?
     -- Здесь -- возможно, -- согласилась Бальведа. -- Но не в живых. -- Она
заложила руки  за  спину и вздохнула. --  Мне придется просидеть всю войну в
лагере  для  интернированных,  если  только  не  найдут  кого-нибудь,  чтобы
обменять на меня. Надеюсь, это продлится не слишком долго.
     --  О, вы  считаете,  что Культура скоро сдастся?  --  спросил  Хорза и
ухмыльнулся.
     -- Нет, я думаю, Культура скоро победит.
     -- Вы, должно быть, сошли с ума. -- Хорза покачал головой.
     --  Ну...  -- Бальведа слабо  тряхнула головой, -- я уверена, что она в
конце концов победит.
     -- Если вы и дальше будете так же отступать, как последние три года, то
кончите где-нибудь в Магеллановых облаках.
     -- Я не выдам никакой тайны, если скажу, что сейчас мы отступаем уже не
так быстро.
     -- Посмотрим.  Если быть  откровенным,  я удивляюсь, что  вы вообще еще
боретесь.
     -- Ваши трехногие друзья тоже пока борются.  Все борются. Поэтому воюем
и мы, думаю я иногда.
     -- Бальведа... --  Хорза  устало  вздохнул, --  я и сейчас еще не знаю,
почему,  черт  возьми,  вы  вообще начали  эту  войну.  Идиране  никогда  не
представляли  для вас  угрозы.  Не  представляли бы  и сейчас,  если  бы  вы
прекратили с ними  воевать. Неужели жизнь в  вашей Утопии  на самом деле так
скучна, что вам необходима эта война?
     Бальведа наклонилась вперед.
     --  Хорза,  я  не  понимаю,  почему  воюете  вы.  Я  знаю,  что  Хидора
находится...
     -- Хибора, -- поправил ее Хорза.
     -- О'кей,  этот проклятый  Богом астероид, где живут Оборотни. Я  знаю,
что он в идиранском космосе, но...
     --  Это не имеет к делу никакого отношения, Бальведа. Я  сражаюсь на их
стороне, потому что верю, что правы идиране, а не вы.
     Бальведа удивленно выпрямилась.
     -- Вы...  --  начала было она, опустила голову и покачала  ею, глядя  в
пол. Потом снова подняла взгляд. -- Я  вас просто не понимаю, Хорза. Ведь вы
должны знать, сколько цивилизаций, сколько систем, личностей или уничтожены,
или...  растоптаны  идиранами  и  их  безумной,  проклятой религией.  И  что
сравнимое с этим, черт побери, когда-либо делала Культура?
     Одна  ее  рука  легла на  колено,  другая сжалась  перед лицом Хорзы  в
удушающем захвате. Он разглядывал ее и улыбался.
     -- При  точном подсчете мертвых  идиране, несомненно,  победили бы, и я
вам честно признаюсь, Перостек, что мне никогда не были симпатичны некоторые
их методы и религиозный пыл. Я за то,  чтобы всем людям было разрешено вести
свою  собственную  жизнь.  Но теперь  они  борются против  вашей Культуры, и
только это имеет для меня значение. Я скорее  больше против Культуры, чем за
идиран,  а  потому  готов...  -- Хорза  на  мгновение  прервался и задумчиво
усмехнулся, -- ...ну, это звучит немного мелодраматично, но  я действительно
готов умереть за них. -- Он пожал плечами. -- Вот так просто.
     И  Хорза  кивнул  при  этих  словах. Бальведа опустила вытянутые  руки,
посмотрела в сторону, тряхнула головой и громко выдохнула.
     -- Потому что... ну, вы, может  быть, подумали,  -- продолжал Хорза, --
что  я хотел лишь одурачить старого Фролка, когда сказал ему,  что настоящим
представителем  Культуры является именно  летающий  нож. Я  не  дурачил его,
Бальведа.  Я  серьезно так думал и думаю сейчас. Мне безразлично,  насколько
уверена в своей правоте  Культура и скольких людей убили идиране. Идиране на
стороне   жизни  --  скучной,  старомодной  биологической  жизни,   вонючей,
ошибающейся и короткой, какая уж  она волей Бога есть, но настоящей жизни. А
вами  уже овладевают  ваши машины. Вы -- эволюционный тупик. Проблема в том,
что вы пытаетесь -- чтобы отвлечься от  этой мысли -- утащить за собой всех.
И ничто не может быть для Галактики хуже, чем победа Культуры в этой войне.
     Он  помолчал,  чтобы дать  ей возможность ответить, но  она только тихо
сидела, опустив голову и покачивая ею.
     -- Знаете что,  Бальведа? Для  такого чувствительного  вида  вы  иногда
проявляете странно мало сочувствия.
     --  Посочувствуй  глупости  --  и  ты  уже  на  полпути к идиотизму, --
пробормотала  женщина,  все еще  не глядя  на  Хорзу.  Он опять засмеялся  и
поднялся с пола.
     -- Почему такая... горечь, Бальведа?
     Она подняла на него взгляд.
     -- Я говорю вам, Хорза, -- спокойно сказала она, -- победим мы.
     Он отмахнулся.
     -- Я  в это  не верю. Вы даже не знаете, с чего  начать. Бальведа снова
выпрямилась и уперлась вытянутыми  руками  в пол позади  себя. Ее лицо стало
серьезным.
     -- Мы сумеем научиться, Хорза.
     -- От кого?
     --  От любого, кто сможет нас научить, -- медленно ответила  она. -- Мы
провели  кучу  времени,  наблюдая  за  воинами  и  религиозными  фанатиками,
драчунами и милитаристами -- за людьми, которые стремятся победить, невзирая
ни на какие потери. В учителях недостатка нет.
     -- Если вы хотите знать о победах, спросите идиран.
     Бальведа  какое-то  время молчала. Лицо ее было  спокойным, задумчивым,
возможно, немного печальным. Потом она кивнула.
     --  Действительно,  во  время  войны  возникает  опасность  уподобиться
противнику. -- Она пожала плечами. -- Мы  можем только надеяться, что  этого
удастся избежать.  Если  эволюционизирующая  сила,  в  которую вы,  кажется,
верите, действительно  как-то действует, то она будет действовать через нас,
а не через идиран. А если вы ошибаетесь, значит, она заслуживает устранения.
     -- Бальведа, -- сказал он, усмехнувшись,  -- не разочаровывайте меня. Я
предпочитаю  борьбу...  Но  мне показалось, что  вы склоняетесь к моей точке
зрения.
     -- Нет, -- вздохнула она, -- вовсе нет. Вините в этом мое образование в
"Особых  Обстоятельствах".   Мы  учимся  думать  за   всех.  Я  всегда  была
пессимисткой.
     -- А  я всегда думал, что "Особые Обстоятельства" не разрешают подобных
мыслей.
     --  Тогда подумайте  еще разок, мистер  Оборотень. -- Бальведа  подняла
брови. -- "ОО" разрешают всякие мысли. И это как раз то,  что некоторые люди
считают в них таким устрашающим.
     Хорза,   казалось,   понял,   что  имеет   в  виду   женщина.   "Особые
Обстоятельства"  всегда  были  моральным  оружием  Секции Контактов,  острым
клинком  дипломатии вмешательства Культуры, элитой  среди элиты в  обществе,
чувствующем отвращение ко всякому элитарному мышлению. Даже до войны внешний
вид и имидж этого особого отдела внутри Культуры  были весьма сомнительными.
Их   окутывало   что-то   романтическое,   но   опасное,   аура  извращенной
сексуальности -- другого слова для этого не подберешь, -- навевающая мысли о
грабежах, совращении и даже насилии.
     И  еще они позволяли предполагать вокруг  себя атмосферу  таинственного
притворства  (и  это  в   обществе,  буквально   поклоняющемся  открытости),
безрадостные  постыдные   дела  и  моральную  относительность  (в  обществе,
придерживающемся    абсолютных    понятий:    жизнь/хорошо;    смерть/плохо;
удовольствия/хорошо; боль/плохо).  Это действовало одновременно притягивающе
и отталкивающе, но в любом случае волнующе. Никакая другая часть Культуры не
показывала   лучше,   что  собой  представляет  общество  как  целое,  и  не
использовала воинственные основы веры Культуры.  И все же ни  одна другая ее
часть не овеществляла наихудшим образом повседневный характер Культуры.
     Во   время   войны   "Контакт"   стал   армией  Культуры,   а   "Особые
Обстоятельства" ее разведывательными и тайными службами (эвфемизм  стал лишь
ненамного  прозрачнее,  вот   и  все).  И  в  ходе  войны  позиция   "Особых
Обстоятельств"  изменилась  к худшему.  Особый  отдел  стал резервуаром  для
чувства вины, которым страдали люди Культуры, потому что они вообще изъявили
готовность  вступить  в  войну.  Чувства  пугающего,  как   неизбежное  зло,
оскорбительного, как безрадостный моральный  компромисс, и стесняющего,  как
нечто такое, о чем люди думают очень неохотно.
     И "ОО" действительно пытались думать за  всех, а ОО-мозги считались еще
циничнее,  аморальнее  и  коварнее,  чем те, из  которых состоял  "Контакт";
машины без иллюзий, считавшие своей  гордостью думать обо всем возможном  до
самого последнего предела. Поэтому уже заранее  было безнадежно предсказано,
что именно так и  случится. Особый отдел станет парией, козлом  отпущения, а
его  слава -- той самой железой, что должна впрыснуть яд в совесть Культуры.
Но Хорза сказал  себе,  что  знание  всего этого  совсем не  облегчает жизнь
таким, как Бальведа. Люди Культуры страдали, если их кто-то не  любил, и еще
больше,  если это  были их  сограждане. Задача этой  женщины была достаточно
трудной и без этого дополнительного бремени -- знания, что  задача  эта куда
отвратительнее для большинства людей ее собственной стороны, чем для врага.
     --  Так  и быть,  Бальведа...  -- Он потянулся,  расправил  затекшие  в
скафандре  плечи и  провел пальцами по редким пожелтевшим  седым волосам. --
Время научит.
     Бальведа безрадостно улыбнулась.
     -- Никогда не будет сказано правдивое слово.
     -- В любом случае спасибо, -- сказал он.
     -- За что?
     -- Вы укрепили мою веру в исход этой войны.
     -- Ах, уходите, Хорза! -- Бальведа вздохнула и опустила глаза.
     Хорзе захотелось коснуться ее, потрепать ее  короткие черные волосы или
ущипнуть за бледную щеку, но  он подумал, что это еще больше  выведет  ее из
себя.  Слишком хорошо  ему  была  знакома горечь поражения, чтобы еще больше
ухудшать опыт знакомства  с  ней  тому, кто  до  конца  оставался честным  и
достойным противником. Поэтому он подошел к двери и после  нескольких слов с
охранником был выпущен.
     --  А-а, Бора  Хорза, -- сказал Ксоралундра,  когда Оборотень  вышел из
камеры. Кверл только  что  спустился с мостика.  Охранник  у  двери  заметно
подтянулся и смахнул  с  карабина  воображаемую пыль. --  Как  поживает  наш
гость?
     --  Она не очень счастлива. Мы  обменялись оправданиями, и,  кажется, я
выиграл по  очкам.  -- Хорза ухмыльнулся.  Ксоралундра  остановился рядом  с
человеком и посмотрел на него с высоты своего роста.
     -- Хм. Ну,  если  вы не хотите  праздновать свою победу в вакууме, то в
следующий раз,  когда  вы  покинете мою  кабину, пока мы  находимся в боевой
готовности, предлагаю помнить о вашем...
     Следующего слова Хорза уже не слышал. Взвыла корабельная сирена.
     Идиранский  сигнал тревоги  -- на военном  корабле  или где-либо еще --
состоит из  звуков, похожих  на серию  очень  резких взрывов.  Это усиленная
версия  идиранских ударов в  грудь, сигнала,  которым  идиране  пользовались
многие  сотни  тысяч  лет  назад,  пока  не  стали  цивилизованными,   чтобы
предупреждать  других  в  своей  стае  или  клане.  Он производился  грудной
хлопушкой, третьей искривленной рукой идиран.
     Хорза зажал ладонями уши, пытаясь перекрыть ужасный  шум. Он чувствовал
ударные волны  на  своей груди, проникающие  сквозь  незастегнутые рукава  и
воротник скафандра. Такое чувство, будто его подняли и прижали  к переборке.
Только теперь он  заметил, что закрыл глаза.  Несколько секунд казалось, что
его  вовсе не  спасли, что он не покидал стен камеры-клоаки и что настал миг
его  смерти,  а  все остальное было  лишь странным и удивительно живым сном.
Хорза открыл глаза  и уставился в роговую морду яростно трясущего его кверла
Ксоралундры; в это мгновение корабельная тревога смолкла и стих  интенсивный
до боли вой, и кверл громко сказал прямо в лицо Хорзы:
     -- ШЛЕМ!
     -- О дьявол! -- сказал Хорза.
     Он упал на палубу,  как только  Ксоралундра отпустил  его. Кверл быстро
повернулся,  схватил и поднял в  воздух  меджеля, намеревавшегося  пробежать
мимо.
     --  Ты!  -- зарычал Ксоралундра. -- Я  отец-разведчик,  кверл флота! --
крикнул  он  меджелю  в лицо,  тряся шестиногое  существо  за  грудки. -- Ты
немедленно  пойдешь  в  мою  кабину  и принесешь маленький  шлем  скафандра,
который лежит перевернутым у аварийного  палубного шлюза.  Как можно скорее.
Этот  приказ  главнее  всех и не  может быть  отменен. Отправляйся! --  И он
швырнул меджеля в нужном направлении. Тот приземлился уже на бегу.
     Ксоралундра накинул  на голову  свой шлем, висевший на шарнирах  за его
спиной, и  открыл обзорное окно. Казалось, он хотел что-то сказать Хорзе, но
тут затрещал и заговорил динамик шлема, и  кверл переменился в лице.  Тонкий
звук смолк и осталось только непрестанное завывание сирены.
     --  Транспортник  Культуры  скрывался в приповерхностных  слоях  солнца
системы, -- горько сказал Ксоралундра -- больше самому себе, чем Хорзе.
     -- В солнце? -- не поверил  Хорза. Он  оглянулся на дверь  камеры,  как
будто Бальведа могла быть как-то виновной в этом. -- Эти мерзавцы становятся
все хитрее.
     -- Да! -- крикнул кверл и быстро