ально  не  так-то  просто  совладать  с  этой   лавиной
воспоминаний. Я в самом деле как бы все заново пережила. Я Вам говорила, что
я плакала, вспоминая то или другое. Что у меня  болело  сердце.  Все  заново
пережила - за эти четыре месяца.
   И, наконец, я пыталась понять, осмыслить произошедшее и происходящее. Для
меня это тоже важно. Эти четыре месяца вместили в себя столько  чрезвычайных
событий, столько важнейших решений! Столько изменений произошло в стране,  в
нас самих. Воистину переломное, воистину судьбоносное время.
   Перестройка - не бесплодная смоковница, плоды у нее есть. Но есть и беды,
обнаженные ею, "срезонированные" или, может быть, даже невольно вызванные. Я
мечтаю о том времени, когда их не станет. И перестройка  начнет  плодоносить
осязаемыми, богатыми плодами, чтобы каждый конкретный человек почувствовал -
для меня самое главное, что на душе  у  него  стало  спокойнее,  под  ногами
тверже, а на столе и в доме всего больше. Чтобы муж  мой  вместе  со  своими
сторонниками, соратниками довел начатое до успешного завершения и сам увидел
реальные плоды предпринятых им громадных преобразований...
   Хочу особо сказать о его сподвижниках, о тех, кто с  ним  начинал  и  кто
идет  бок  о  бок  теперь,  вместе  пробиваясь  сквозь  завалы,   ошибки   и
предубеждения. Среди них есть люди, которых я хорошо  знаю,  есть  те,  кого
знаю хуже, кто помоложе, кто встал на эту тернистую,  но  столь  необходимую
стране и обществу дорогу позже. Но я благодарна каждому из них за деятельную
помощь моему мужу, за верность их общему делу. Я желаю им всем добра.  Желаю
им и семьям их не уставать.  Не  терять  крепости  духа  -  ее  питает  сама
насущность дела, которому служат они.
   Стабилизация потребительского рынка, денежной системы, земельная реформа,
зачатки разгосударствления,  предпринимательство  понемногу  набирают  силу.
Если им не помешают политические  катаклизмы,  мы  вправе  ждать  перемен  к
лучшему. Поскорее бы!
   17 марта 1991 года впервые в истории нашей страны прошел  референдум.  80
процентов советских людей из числа внесенных в списки для голосования пришли
на избирательные участки...  76,4  процента  сказали:  "Да,  быть  великому,
обновленному, демократическому Советскому Союзу".
   Я  верю,  надеюсь,  что  у  советских  людей  достанет   сил,   выдержки,
патриотизма и  -  я  это  считаю  очень  важным  -  здравого  смысла,  чтобы
преодолеть все трудности и препятствия на пути к такой цели. Чтобы Советский
Союз,  пройдя  горнило  обновления,  остался  союзом  -  людей,   республик,
идеалов...
   Моя надежда - мир. Нет  ничего  более  страшного  и  бесчеловечного,  чем
война. Горе войны, где, когда и на кого бы оно  ни  обрушилось,  -  трагедия
человечества. Еще несколько лет назад практически на любой  встрече  Михаила
Сергеевича с людьми звучал возглас: "Только бы не было войны!" А  в  60-70-х
годах даже у меня, еще совсем молодой женщины-социолога, ходившей с опросным
листом от одного сельского двора к другому, люди,  особенно  женщины-матери,
выпытывали тревожно: "А войны не  будет?"  Я  их  спрашиваю  о  зарплате,  о
работе, о детях, семье, об их нуждах, о том, как часто бывают  они  в  кино,
клубе, в гостях - в опросных листах были и такие вопросы, - а они  в  ответ:
"Лишь бы не было войны!" Сейчас же ни подобных возгласов, ни таких  извечных
вопросов нет. Угроза  мирового  пожара,  угроза  уничтожения,  десятилетиями
остро ощущавшаяся каждым нашим домом, каждой семьей, по существу,  развеяна.
Для моей страны, испокон веков лежащей на стыке  двух  миров,  это  -  сдвиг
мироощущения, мировосприятия: от  постоянной  тревоги  к  обретению  чувства
надежности.
   Исчезло глобальное противостояние в мире. Мир для России, для Союза,  для
всех людей Земли стал прочнее. Я  горжусь:  ведь  это  во  многом  благодаря
политической  и  государственной  деятельности  моего  мужа.   Горжусь   его
Нобелевской премией мира. Конечно, меня тревожит, очень тревожит,  чтобы  не
возникло, не пришло сегодня  противостояние  внутри  страны.  Губительное  и
бессмысленное, оно может стать трагедией  не  только  нашего  народа,  но  и
трагедией общечеловеческой. В мирном будущем - счастье и благополучие  людей
Земли, счастье страны, наших детей и внуков, семьи Президента тоже.
   Только что завершился март. Этот месяц особый в жизни Михаила Сергеевича.
В марте 1985 года его избрали Генеральным секретарем  Центрального  Комитета
Коммунистической партии Советского Союза. В марте 1990 года он  стал  первым
Президентом страны.  2  марта  исполнилось  60  лет  со  дня  его  рождения.
Несколько тысяч теплых, дорогих для  нас  поздравлений  и  добрых  пожеланий
получили мы от самых разных людей, из самых  разных  регионов,  мест,  точек
страны...
   Получили мы в день рождения и много  цветов.  Роскошные  розы,  величавые
орхидеи, посланцы сердца - гвоздики, степные тюльпаны. Синие-синие, как цвет
надежды,       ирисы.        Пятна        багрово-красных        антуриумов,
желто-лилово-сиренево-белая фрезия. По  традиции,  Георгий  Владимирович,  я
дарю Михаилу Сергеевичу на день рождения фиалки. Хрупкий, изящный  цветок  с
запахом воздуха и весны. Для нас фиалка - символ молодости,  память  первого
года  супружеской  жизни,  когда  впервые  после  женитьбы  мы  с   Михаилом
Сергеевичем приехали в его родное село. Знаете ли Вы эту  южную  традицию  -
садик перед родительской хатой и запах растущей на  грядках  ночной  фиалки?
Вот с тех пор фиалка и стала моим неизменным подарком.
   От матери его и моей, от наших детей, внуков, братьев и сестер и от себя,
конечно, в этот день я сказала Михаилу Сергеевичу: "Спасибо за  то,  что  ты
есть, что ты такой, как есть, и что мы - рядом с тобой".
   Надеюсь, что здоровье не покинет и не подведет мужа. Ведь ему исполнилось
только 60. Надеюсь, что будут здоровы мои дети и внуки. Надеюсь, что  и  мне
судьба даст силы, как можно дольше быть с ними, рядом с мужем, помогая ему и
разделяя каждый удар сердца.
   В нашей жизни было все - радости и горести, огромный труд и  колоссальное
нервное  напряжение,  успехи  и  поражения,  нужда,  голод  и   материальное
благополучие. Мы прошли с ним через все это,  сохранив  первозданную  основу
наших отношений и  преданность  нашим  представлениям  и  идеалам.  Я  верю:
крепость духа, мужество, твердость помогут мужу выдержать сегодня  небывалые
испытания тяжелейшего этапа нашей жизни.
   Я - надеюсь.

   Декабрь 1990 - апрель 1991 г.
   Москва

   Георгий ПРЯХИН
   Как создавалась и выпускалась книга "Я надеюсь..."
   Эту книгу мы с Раисой Максимовной начинали писать в канун 1991 года.  Еще
не ведая того, что судьба  четы  Горбачевых,  да  и  моя  собственная,  тоже
вложила уже в  пишущую  машинку  (ну  не  компьютером  же  она  пользуется?)
очередной чистый лист бумаги и подняла на  изготовку  пальцы...  Разумеется,
участие в написании книги не  являлось  моей  основной  работой  -  основная
работа была другая, нервная, служивая, поглощала  массу  времени  и  сил.  У
Раисы  Максимовны,  естественно,  тоже  хлопот  было  через  край  -  помимо
"писательских". Поэтому встречались мы по вечерам,  после  рабочего  дня.  Я
приезжал в загородную резиденцию Президента СССР, располагавшуюся в местечке
с очень знаковым для  российских  властей  -  всех  времен  -  наименованием
"Раздоры": даже указатель такой стоял по Рублевке. Не знаю,  остался  ли  он
сейчас, раздоры-то  остались,  а  вот  указатель  в  духе  времени  могли  и
спрятать.  Свернув  с  шоссе,  машина  ныряла  в   туннель   между   сахарно
отсвечивавшими в сумерках сугробами и вскоре оказывалась  перед  двухэтажным
особняком, в мягко освещенном  холле  которого  за  красивыми  застекленными
дверями уже  встречала  хрупкая,  в  свитере  домашней  вязки,  в  брюках  и
босоножках-танкетках, женщина. Хорошо освещенная, в том числе и собственными
волосами, улыбалась из-за дверей с медными ручками  и  медною  окантовкою  и
махала приветливо рукой.
   - Вы как птичка в золотой клетке, - пошутил я однажды.
   - В позолоченной, - поправила, улыбнувшись.
   Вряд ли желание написать книгу было продиктовано какими-то  материальными
соображениями -  гонорар  и  за  русское  издание  и  за  иностранные  Раиса
Максимовна,  как  известно,  передала  на  оказание  помощи  детям,  больным
лейкозами и другими злокачественными заболеваниями крови: над этой  клиникой
она шефствовала до конца дней - тоже знаковое совпадение.
   Ей подспудно хотелось объясниться.
   Она несомненно чувствовала - она вообще многое тонко и горько чувствовала
и даже предчувствовала, полистайте книгу: во многих  местах,  например,  она
говорит о муже напутственно и даже почти молитвенно, как  будто  знает,  что
ему предстоит жить и одному, без нее, - чувствовала нараставшее отчуждение в
обществе по отношению  к  ней  и,  втайне  уязвленная,  хотела  объясниться,
прорваться к уму и сердцу сквозь молву и хулу.
   Ей хотелось, чтобы ее услыхали, узнали - такой, какова она, по ее мнению,
есть на самом деле, и такой - запомнили.
   И разумеется, помочь мужу - даже этой тоненькой книжкой, ибо знала:  все,
чем целятся в нее, предназначается в конечном счете ему.
   Книжка состоит из  шести  бесед  -  "шести  вечеров",  шести  интервью  с
отступлениями. На самом деле вечеров, конечно,  было  больше.  И  разговоры,
разумеется, выходили за рамки готовящейся книги. И моя  собеседница  вопреки
тогдашнему расхожему мнению о ней была предельно искренна в этих разговорах,
в том числе в оценке некоторых ситуаций и некоторых людей. Эта искренность и
не позволяет мне воспроизводить по памяти то, что она оставила за  пределами
книги. Приведу только один пример ее саморедактирования.
   В книжке есть упоминание  о  миловидной  французской  охраннице  Изабель,
которая дважды во время визитов опекала в Париже - с французской  стороны  -
Раису Максимовну. Они подружились, и в последний раз,  в  1990  году,  перед
отъездом Изабель отвела Раису Максимовну в сторонку и, стесняясь, сказала ей
- цитирую далее по книге.
   "- Мадам, - сказала она. - По долгу службы я вижу много высоких  особ.  Я
переживаю за Вас... Вам будет тяжело".
   А теперь цитирую не по книге, а по памяти - так, как мне пересказала этот
разговор Раиса Максимовна первоначально, без последующей нашей с нею - по ее
настоятельной инициативе - редактуры.
   "- Мадам, - сказала она. - По долгу службы я вижу много высоких  особ.  Я
переживаю за Вас... Вас предадут. Многие люди, из тех, кто  сейчас  окружают
Вас, улыбаются Вам, Вас предадут и отвернутся от Вас..."
   Шел девяностый год.
   Уезжая, я оставлял вопросы для  следующей  встречи.  Приезжал  -  включал
диктофон. Иногда она просила его отключить и перепроверяла, выполнил ли я ее
просьбу   -   с   диктофоном   управлялась   увереннее   меня:   сказывалось
социологическое прошлое. Передавала мне ворох  листков  с  ответами  на  мои
вопросы. Переписав или "озвучив"  их,  я  возвращал  эти  листки  хозяйке  и
советовал их сберечь - чтобы  никто  потом  не  сказал,  что  книга  целиком
написана мною, а не ею. Она улыбалась - не знаю, сохранились ли  эти  листки
сейчас: она заполняла их между домашними делами, но потом цепко сражалась со
мною за каждое написанное ею слово - даже когда я убеждал, что  "разговорно"
так не говорят. Кстати, первоначальная идея книги принадлежала не мне и даже
не  ей,  а  одному  хорошему  известному  писателю,  фронтовику.  Я  пытался
сговорить  их  работать  вместе,  но  Раиса  Максимовна  все  же  выбрала  в
собеседники меня. Думаю, тут сыграл исключительно земляческий фактор, потому
что из моих книг она слыхала только об "Интернате".
   Сидели допоздна. Иногда звонил - с работы - М.С.  К  слову,  сам  он  при
наших беседах ни разу не присутствовал и ни с какими ценными  указаниями  по
поводу книги ни разу не возникал.
   И еще одна деталь: при мне Раиса Максимовна мужу на  работу  ни  разу  не
звонила: это тоже вопреки  расхожему  мнению,  что  она  якобы  "руководила"
Кремлем. Ей был присущ совершенно искренний, я  бы  даже  сказал,  несколько
патриархальный пиетет перед мужниной государственной работой.
   ...В 91-м году мою жену наряду с другими женщинами пригласили в  канун  8
Марта в Дом приемов на улице Косыгина. Прием  устраивала  Раиса  Максимовна.
Познакомившись - по  протоколу  -  и  с  моей  супругой,  как  и  с  другими
участницами приема, Раиса Максимовна из учтивости похвалила ей меня.
   - Вы знаете, - сказала, улыбнувшись, моя жена, - хоть лично я  его  и  не
знаю, но Ваш муж тоже хороший.
   Они засмеялись.
   Время показало, в том числе и год жизни М.С. без  Раисы  Максимовны,  что
моя половина была абсолютно права: дай бог нам всем быть такими мужьями, как
Михаил Сергеевич.
   Быть достойным мужем, особенно в современной России, - это уже много.
   Сейчас, задним числом, поражаюсь действительно провидческой прозорливости
судьбы: в апреле 1991 года  Раиса  Горбачева  читала  в  резиденции  "Бориса
Годунова" и даже цитировала его  мне  -  как  будто  готовилась  здесь,  под
Москвой, в Раздорах, к Форосу.
   Да, закончили работу мы перед Пасхой. И на прощанье, в последний  приезд,
она подарила мне красивую поделку: золоченое, с финифтью, в  стиле  Фаберже,
пасхальное яйцо.
   - Сохраните, - сказала, - мне передал его Патриарх.
   Я, к сожалению, не уточнил, какой из  них:  покойный  патриарх  Пимен,  с
которым у Горбачевых  тоже  были  хорошие  отношения,  или  вновь  избранный
Алексий Второй.
   Так и стоит, светится оно сейчас у меня на полке среди книг. А строки эти
дописываю как раз в пасхальную, но уже 2000 года, неделю.
   Раиса Максимовна все-таки прорвалась к своему народу - я ведь тоже был  в
многотысячной процессии на Гоголевском бульваре в скорбные  дни  прощания  с
нею и видел своими глазами: прорвалась. И отчасти даже вторично соединила  с
народом своего мужа.
   Она наконец услышана им, народом, оценена и оплакана - даже женщинами,  с
которыми у нее всегда были осложнения.
   Но все это, как, к горькому сожалению, и водится у нас в России, -  ценою
смерти.
   Царство ей небесное.
   Виталий ГУСЕНКОВ
   Непростая судьба книги "Я надеюсь..."
   Утром 19 августа я  позвонил  из  дома  в  Кремль  руководителю  аппарата
Президента СССР Болдину, который был  едва  ли  не  самым  доверенным  лицом
М.С.Горбачева. Попросил дежурного секретаря, хорошо знавшего меня, соединить
с Болдиным. Секретарь долго с  кем-то  совещался,  а  мне  сказал,  что  его
начальника нет на месте. Ответ вызвал у меня еще больше вопросов  по  поводу
случившегося. Мы сразу же встретились с Г.В.Пряхиным, который, так же, как и
я, был референтом Президента СССР. Долго  бродили  по  арбатским  переулкам,
обсуждая события. Говорили о том, как можно помочь Горбачевым. Мы не  знали,
что делать, к кому обратиться. Все, кого мы близко знали, были в Форосе.
   Я вспомнил, что в ближайшее время предполагался выход в свет книги  Раисы
Максимовны "Я надеюсь...". Пряхин хорошо знал, какое значение она  придавала
своей книге, сколько сил и души было вложено в эту работу. Я сказал  Георгию
Владимировичу, что тревожусь теперь за судьбу книги, что надо ее  спасти  во
что  бы  то  ни  стало  и  встретиться  с  директором  издательства  "Книга"
В.Н.Адамовым, с которым мы тесно сотрудничали в период передачи  рукописи  в
издательство. Условились, что я попытаюсь встретиться с Адамовым.
   Я  позвонил  ему  из  телефона-автомата,  и   он   тотчас   же   ответил:
"Приезжайте". До издательства, которое находилось тогда на  улице  Горького,
добирался "задворками". По улице шла колонна  танков  и  бронетранспортеров.
Что и говорить, было жутковато...
   Адамов сразу же принял меня и стал расспрашивать о  том,  что  произошло,
что известно о судьбе Горбачевых. К сожалению,  я  не  смог  сказать  ничего
вразумительного. Лишь сказал, что абсолютно не верю  в  утверждения  ГКЧП  о
болезни Горбачева.
   Прямо спросил Виктора  Николаевича,  сможет  ли  он  издать  книгу.  Ведь
неизвестно, как повернутся события, что будет дальше со всеми нами.  Поэтому
выход в свет книги Раисы Максимовны - самое доброе дело,  которое  мы  можем
сделать. Адамов, не колеблясь, ответил, что у него не было и  нет  сомнений:
книга  уже  в  печати,  и  она  выйдет.  Он  стал  вслух   размышлять,   как
распространить книгу, если будет введена цензура. У меня есть надежные связи
в некоторых московских магазинах и особенно в  союзных  республиках,  сказал
он.
   Виктор Николаевич достал бутылку коньяка, и мы выпили за  Горбачевых,  за
книгу Раисы Максимовны. Адамов сдержал слово - книга вышла  в  срок.  Спустя
какое-то время Адамов поделился со мной  "секретом":  утром  19  августа  он
собрал членов коллегии издательства и поставил  вопрос  о  книге.  Из  всего
состава  коллегии  лишь  один  предложил  подождать  до  тех  пор,  пока  не
прояснится ситуация. Его сомнения были отвергнуты.
   По возвращении из Фороса Раиса Максимовна недели две не  звонила  мне.  А
когда позвонила,  подробно  рассказала  о  событиях  на  форосской  даче.  Я
чувствовал, как она переживает, да она и не скрывала этого. У  нее  случился
микроинсульт, было задето зрение.
   Отвечая на ее вопрос, как обстоят дела с книгой, я рассказал о встрече  с
Адамовым  19  августа.  Позднее  мне  сообщили,  что   руководство   другого
издательства, в которое была передана рукопись книги,  решило  в  дни  путча
рассыпать  типографский  набор.  Быстрый  провал   авантюры   ГКЧП   помешал
осуществлению этого решения.
   Раиса Максимовна была очень рада выходу книги.  Помню  ее  слова,  что  в
трудной драматической обстановке публикация "Я  надеюсь..."  стала  для  нее
моральной поддержкой. Она говорила тогда, что набралось  много  материала  и
она хочет написать другую книгу - о встречах с разными  людьми  в  Советском
Союзе и во время поездок в другие страны.
   Гонорар за книгу "Я  надеюсь..."  Раиса  Максимовна  передала  в  детскую
клинику для лечения лейкозов.
   Юрий СОЛОМОНОВ
   Визит Первой леди
   В России никогда не любили жен великих людей.
   Неприязнь проистекает из некоего несоответствия избранницы  тому  идеалу,
который мерещится возбужденной общественности.  Не  соответствовала  Наталья
Николаевна Гончарова мужу своему  Александру  Сергеевичу,  больше  того,  по
мнению многих, она-то его и сгубила.
   А разве не от Софьи Андреевны отправился Лев Николаевич Толстой  помирать
на станцию Астапово? Он гений. А она кто? Напоминала о том, что дети  должны
жить "как все". Что "нужно иметь  деньги,  надо  выдавать  дочерей  замуж...
нельзя ссориться с правительством, иначе могут сослать".
   Это все Софья  Андреевна,  по  словам  одного  исследователя,  советовала
великому писателю. А вот другая супруга, Елена Георгиевна  Боннэр,  великому
гражданину   Андрею   Дмитриевичу   Сахарову,   напротив,    советовала    с
правительством ссориться. Да так, чтобы сослали. Во всяком случае,  на  этой
версии настаивала не только молва, но  и  официальная  пресса.  Если  верить
некоторым публикациям, выходившим в трудные для Сахарова  годы,  то  жена-то
его и подбила на путь еретика и диссидента.  Это  уж  мы  позже  узнаем,  от
самого Андрея Дмитриевича, что жена была ему настоящим другом,  разделила  с
ним все испытания. Узнать вроде узнали, но когда Сахарова не  стало,  другой
вопрос начал занимать любопытствующих  граждан:  чего  это  вдова  академика
вытворяет - то интервью даст, то статью напишет?..
   Действительно, нехорошо, Елена Георгиевна, неужто места своего не знаете?
   И уж кого больше всего хочется одернуть нашим милым ценителям прекрасного
пола, так это Раису Максимовну Горбачеву. Вот уж кто действительно много  на
себя берет! Вы посмотрите: куда муж - туда и она. Он - за  рубеж,  и  она  -
рядом. Он выступает по телевидению, и она - туда же. Как тут не возмутиться!
   ...Я глубоко убежден, что эти мои замет