торжественно  и  просто,
как только она умела это делать. В руках пачка листочков бумаги,  исписанных
от руки правильным  аккуратным  почерком,  а  пальцы,  держащие  их,  слегка
подрагивают - удивительно, но Раиса Максимовна всегда волновалась.
   Магия Горбачевой, по-моему, заключалась в том, что  в  ней  необыкновенно
гармонично сочетались несочетаемые, на первый взгляд, черты. Она держалась с
достоинством и даже некоей величественностью, но при этом в ней не  было  ни
капли снобизма и презрения к людям, она обладала редким даром слушать людей,
внимательно и терпимо относиться к другой точке зрения. Во время расширенных
заседаний клуба - в перерывах и после их окончания - Раису Максимовну всегда
окружали плотным кольцом, к ней выстраивалась  очередь  из  желающих  что-то
спросить, рассказать о себе и своей деятельности, попросить о помощи. Она не
отворачивалась ни от кого, всех выслушивала и старалась  вникнуть  в  каждую
историю. "Спасти" ее от нескончаемой череды собеседников мог  только  Михаил
Сергеевич, предлагавший поехать наконец домой, а его желание  было  для  нее
приоритетом.

   Светлая память Вам, Раиса Максимовна. Словно в покаянии, замаливая старые
грехи, за последние два месяца  люди  излили  на  Вас  столько  сострадания,
тепла, добра и света, что,  казалось  бы,  должна  была  отступить  страшная
болезнь, но... не помогло. Счастье, что хотя бы часть этой любви  Вы  смогли
ощутить при жизни, но какой ценой! Ценой страшной  болезни.  И  вспоминается
мне старая сказка о злых детях, обижавших свою добрую мать, которая в  конце
концов обратилась птицей и улетела от  них.  И  сколько  ни  молили  они  ее
вернуться и простить их, этому не суждено  было  сбыться.  Господи,  как  же
научиться нам быть терпимыми, добрыми и сострадательными не  "после",  а  во
время? Как научиться "не судить"?
   "Вестник благотворительности", № 5-6 (41-42), сентябрь-декабрь 1999 г.
   Джульетто КЬЕЗА, Фьямметта КУКУРНИЯ
   при участии Сергея Авдеенко
   Специально для "Итогов"
   Единственная: история любви Горбачевых
   Северная Германия, Мюнстер, гостиничный номер. У Михаила Горбачева больше
не осталось слез, не осталось и слов. Перед нами  сидит  не  бывший  генсек,
первый и последний Президент СССР,  отец  перестройки,  политик,  изменивший
мир. Перед нами человек бесконечно одинокий, весь без остатка  погрузившийся
в свое горе, согнувшийся под тяжестью потери, разом унесшей всю  его  жизнь,
надежды, желание эту жизнь длить. Он медленно поднимает на  нас  воспаленные
глаза, долго смотрит невидящим взглядом. "Все кончено, Раисы больше  нет.  И
во мне что-то умерло". В  этой  комнате  он  провел  два  кошмарных  месяца,
последние месяцы перед разлукой.
   Она
   Наблюдая за этой женщиной, столь  внимательно  относившейся  к  форме,  к
частностям, всегда  безупречно  одетой,  точной  в  движениях,  нельзя  было
представить, что когда-то она принадлежала к совсем другому  миру  -  нищей,
разоренной российской деревни. Впрочем, мало у кого в ее  поколении  детство
было сытым и безоблачным. Колесо коллективизации прокатилось по их  семье  и
на четыре года утащило отца в ГУЛАГ. Годами - жизнь в вагончиках без воды  и
света. Сколько школ она сменила - не счесть. Она неохотно вспоминала о своем
прошлом, но никогда о нем не забывала. Потому-то и легко  с  ним  порвала  -
вместе со своим мужем, последним генеральным секретарем  ЦК  КПСС  и  первым
реформатором,  "аппаратчиком",   прошедшим   все   ступени   бюрократической
лестницы, и политическим деятелем с мощным интеллектом, открывшим страну для
внешнего мира. У нее был выбор: остаться в тени  Михаила  Сергеевича  -  она
всегда называла его на "вы" и по имени-отчеству, и в этом обращении сквозили
и шутка, и любовь, и уважение, - как оставались в тени своих  мужей  все  ее
предшественницы, или же шагнуть навстречу тому новому, что принесла с  собой
перестройка. Она сделала этот шаг, но дался он ей нелегко.
   Из них двоих она была более консервативной. К присущей  ей  сдержанности,
холодноватости, авторитарности  впоследствии  прибавилась  еще  и  некоторая
дидактичность "училки", каковой она оставалась всю жизнь. Возможно,  этим  и
объясняется устойчивая антипатия, которую она вызывала у  соотечественников,
снова и снова наблюдавших  ее  по  телевидению.  Учительский  тон  раздражал
российских мужчин, которые в большинстве своем считают, что  женщина  должна
знать свое место. Представительницы слабого пола ее  сдержанность  принимали
за высокомерие. Она осознала это  слишком  поздно.  Однажды  она  произнесла
знаменательную фразу: "Понимаете, никто не объяснил нам, что такое имидж.  И
конечно же, мы наделали кучу ошибок".
   Но она умела слушать, особенно если понимала, что может что-то почерпнуть
из речи собеседника. Нынешней зимой мы видели, в какой  нерешительности  был
Горбачев: стоит ли ему ехать на фестиваль песни в Сан-Ремо, и в конце концов
его убедила совершить это путешествие  именно  Раиса.  Приехав  в  Сан-Ремо,
Михаил Сергеевич сообщил нам, что у него готова речь  на  шесть  страниц,  с
которой он собирался выступить на  фестивале.  Мы  пришли  в  отчаяние  -  в
атмосфере песенного праздника это было  бы  совершенно  неуместно  и  только
раздражило бы публику, относящуюся  к  нему  вполне  доброжелательно.  Тогда
Горбачевы  попросили  нас  описать  атмосферу,  в  которую   им   предстояло
погрузиться. Михаил Сергеевич задавал нам вопрос  за  вопросом,  и  в  конце
концов его остановила Раиса Максимовна. "Михаил Сергеевич, надо  сделать  не
так. Пусть Джульетто сам все объяснит  -  сколько  говорить  и  как,  -  он,
журналист и итальянец, знает, что здесь принято, а что нет, уж получше нас с
вами". После нашего "брифинга" Горбачев от речи отказался.
   Они
   Вспоминается вечер в московском ресторане. Это было пару  лет  назад.  Мы
пили вино, и  она  вспоминала  бал  в  Колонном  зале  по  случаю  окончания
университета. Незадолго до этого Горбачев подарил ей отрез на платье.  Ткань
была импортная, итальянская - по тем временам большая  редкость.  "Оно  было
таким красивым, я чувствовала себя королевой. Мы кружились и  кружились  без
отдыха, пока вдруг не обнаружили, что все вокруг  стоят  и  глядят  на  нас.
Наверное, мы неплохо смотрелись. Как же мы тогда были молоды! А  платье  мне
залили шампанским, и, когда я его выстирала, оно  съежилось  как  шагреневая
кожа. Но у меня так и не хватило духу его выбросить".
   Михаил и Раиса познакомились  в  университете  на  занятии  танцевального
кружка. Она, уже испытавшая разочарование в любви, заставила его как следует
помучиться, но в конце концов все закончилось свадьбой,  и  с  тех  пор  они
всегда были рядом. "Все было очень скромно, по-студенчески. В те времена  не
было  принято  даже  обмениваться  обручальными  кольцами.  После   короткой
церемонии пошли в общежитие, выпили с друзьями чаю, и наконец все разошлись,
и мы остались одни".
   С самых первых дней у них повелось, что именно  Раиса  просматривала  все
газеты и говорила, на что надо обратить внимание, - он, кстати,  никогда  не
забывал это отметить. В 1985-м Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС.
"В ту ночь Михаил Сергеевич вернулся поздно. Я не спала - ждала его. Вышли в
парк. Мы так всегда делали, когда хотели уберечься от нескромных  ушей.  "Не
волнуйся, - подбодрил он меня, - мы с тобой будем жить, как жили,  -  найдем
способ".
   Но это оказалось легче сказать, чем сделать.  Поначалу  страна  нормально
отнеслась к тому, что они везде  появляются  вместе.  Постепенно  это  стало
вызывать улыбку, потом и раздражение.  Каждое  лыко  ей  ставили  в  строку:
слишком свободно держится, чересчур элегантна и вообще "слишком  муж  с  ней
носится". В те  времена  по  Москве  гулял  анекдот.  На  входе  в  какое-то
учреждение Горбачева останавливает охранник: "Пропуск!" - "Да вы  что?  Я  -
Горбачев, Генеральный секретарь". - "Ой, извините, Михаил Сергеевич,  я  вас
без Раисы Максимовны не узнал".
   "Я стала избегать интервью и вообще старалась говорить как можно  меньше,
- призналась она как-то. - Любое мое слово принималось  в  штыки,  в  лучшем
случае вызывало насмешку. Все было плохо, даже мой  английский,  так  что  я
перестала им пользоваться. Перед встречей  на  высшем  уровне  Нэнси  Рейган
прислала мне записку, где сообщила, что на ней будет длинное платье. У  меня
такого наряда не было и в помине. Судила я, рядила и в конце  концов  надела
деловой костюм. Так газеты тут же написали,  что  это  я  специально,  чтобы
Нэнси почувствовала себя неловко".
   В последний ее приезд в Рим в апреле нынешнего года она  выглядела  более
усталой, чем обычно. "Иногда так хочется остаться дома. Но Михаил  Сергеевич
не любит ездить один. Если бы я сказала ему,  что  не  поеду,  он  бы  очень
расстроился. Мне это, конечно, приятно".
   Мюнстер
   "Словами эту боль не передать, и ничего нет, кроме  нее.  За  эти  дни  я
понял многое, понял, на какую ерунду мы часто тратим время и душевные силы".
   Он говорит медленно, тихо, голос слабый, непохожий на его обычный. Иногда
это помогает: человек старается выговориться и таким  образом  перекладывает
часть груза на собеседника. Горе, которое, кажется, не может  поместиться  в
душе, облеченное в слова, становится не то чтобы меньше, но компактнее.
   "Все так стремительно неслось в последние две недели - сначала  простуда,
затем шок и наконец кома. Рая лежала  в  стерильной  камере  с  подключенным
аппаратом искусственного дыхания. Говорить уже не могла. Врачи  просили  нас
не молчать, чтобы она слышала наши голоса, чувствовала наше  присутствие,  и
Ирина часами не закрывала рта. А я не смог слова из себя выдавить. Сидел там
как истукан".
   Он надеялся до последнего дня. В  Мюнстер  приехала  Людмила  Максимовна,
чтобы дать сестре свой костный мозг и надежду на жизнь. Врачи  готовились  к
трансплантации, которая давала шанс на выздоровление. Горбачев приносил жене
в  клинику  российские  газеты.  Журналисты  наконец-то  сподобились  отдать
должное чете Горбачевых, а о Раисе Максимовне вообще писали  с  восхищением.
"Я читал, она слушала и потом говорила мне, как несправедливо  распорядилась
судьба. Страна признала меня только сейчас, когда мне так плохо".
   То были дни, когда он еще верил, просил друзей подыскать им дом  у  моря,
чтобы привезти ее туда после выздоровления. "Все будет хорошо, - говорил  он
дочери, - это лучшая клиника в мире,  они  ее  вытащат".  -  "Папа,  я  тоже
надеюсь. Но как врач говорю тебе - шансов у мамы немного".
   С каждым днем Раиса Максимовна чувствовала  себя  все  более  усталой.  И
каждый день возобновляла отчаянные попытки подбодрить себя и своих  близких.
"Ира, хватит казниться и спрашивать, почему так случилось. Никто в  этом  не
виноват. Мы вовсе не состарившиеся Ромео и  Джульетта.  Нашу  жизнь  и  нашу
любовь мы прожили".
   Вокруг нас  содом:  у  входа  в  отель  толпа  журналистов,  несмолкающие
телефонные звонки, поток телеграмм со всего мира.  Позвонил  премьер-министр
России Владимир Путин. На вопрос, чем он может помочь, Горбачев ответил, что
просит похоронить Раису Максимовну там, где впоследствии будет похоронен  он
сам.
   Тандем
   В годы, последовавшие за политическим поражением, в годы изоляции,  Раиса
Максимовна и  не  думала  скрывать  своего  презрения  к  тем,  кто,  стоило
Горбачеву потерять власть, кинулся вылизывать сапоги новому хозяину.
   Когда они приходили в  нашу  московскую  квартиру,  за  столом  неизменно
возникал разговор о политике и политиках, друзьях и недругах. Памятуя о том,
что он находится в квартире иностранных журналистов, Горбачев, касаясь вещей
деликатных, обычно понижал голос. Раиса на это всегда реагировала одинаково:
"Да пусть слушают, Михаил Сергеевич!"  -  и  устремляла  к  потолку  гневный
взгляд.
   Когда она говорила, он слушал ее внимательно, но это отнюдь не  означало,
что он во всем готов согласиться с женой. Последнее  слово  в  споре  всегда
было за ней. Когда Михаил Сергеевич был не  согласен  с  женой,  он  в  знак
"примирения" поглаживал ее руку. Делал он это и без всякого повода. В Бонне,
например, когда чету Горбачевых принимал канцлер Коль. Тогда это  показалось
чем-то искусственным, рассчитанным специально на телезрителей. Но  это  было
не так. Это  был  инстинктивный,  идущий  от  души  жест  человека,  ищущего
понимания, отклика.
   С друзьями Раиса Максимовна была совсем не такой,  какой  на  публике.  О
личной их жизни почти не говорила  в  отличие  от  Михаила  Сергеевича.  Он,
кстати, позже нее понял, что не только больше не является президентом, но  и
никогда им уже не станет. Еще  несколько  лет  Горбачев  находился  в  плену
своего бывшего президентства. Раиса же после Фороса и последовавшей  за  ним
тяжелой болезни почувствовала кожей, что Михаилу Сергеевичу в  своей  стране
осталось место только в истории.
   Когда Горбачев в 1996 году собрался в президенты, она сделала все,  чтобы
убедить его не участвовать в выборах. В отличие от мужа  она  понимала,  что
без телевидения, без печати сделать ничего невозможно. "Тебе даже пикнуть не
дадут", - сурово  увещевала  она  мужа  и  очень  гневалась  на  советников,
склонявших Горбачева к вступлению в гонку.
   Теперь мы знаем, права была именно она. Сегодня все вспоминают о том, что
она поломала советские традиции, о том, что страна ее потому и  не  приняла,
что слишком она походила на западную женщину, слишком большую роль играла  в
жизни государства.
   На Западе ее воспринимали по-другому. Вместе с  мужем  они  несли  стране
обновление и вовсе не собирались  копировать  Запад.  Наоборот,  они  хотели
экспортировать туда советскую перестройку. Раисе в этом деле  была  отведена
очень важная роль - она как бы демонстрировала новую модель власти.
   Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич представляли собой сильный тандем.  И
сильны они были взаимной поддержкой. "Ни одного важного решения в жизни я не
принял, не посоветовавшись с Раисой Максимовной", - сказал он нам как-то  не
без гордости, хотя за эту "семейную демократию" его чаще всего и упрекали.
   48 лет прошло с той весны 1951 года, когда  они  познакомились  на  уроке
танцев, через несколько дней она подвернула ногу, и он, придя ее  навестить,
принялся петь ей любимую "Ревет и стонет Днепр широкий".
   По пути из Мюнстера в Москву он снова пел эту песню. Ей.
   "Итоги", 28 сентября 1999 г.
   Ольга ЛЕВИЦКАЯ
   Урок любви
   28-го было девять дней, как  от  нас  ушла  Раиса  Максимовна  Горбачева.
Прощаясь с нею, бессчетное количество раз ее называли Первой леди СССР.  Она
действительно была первой. Первой, кто показал, что у правителей этой страны
может быть человеческое лицо, что они могут просто любить и  быть  любимыми.
Горбачевы действительно так относились друг  к  другу.  А  женщина,  которая
чувствует себя любимой, всегда выделяется из толпы, чем нередко  вызывает  у
окружающих зависть и раздражение.
   "Кто это еще такая?" - закричали советские обыватели, впервые увидев жену
генсека за границей. Не милую домохозяйку в застиранном платье,  с  обширной
сумкой из сельпо, а ослепительную даму с голливудской улыбкой.
   Вызывали осуждение ее шубы, платья, но больше всего раздражало многих то,
что она говорила. Именно так: ни о чем говорила, а само право выйти из  тени
генсека и иметь свое мнение.
   Зато Раису Максимовну, как и ее мужа,  любили  на  Западе.  Западный  мир
видел в ней неординарную, умную женщину. Журналистов приводили в восторг  ее
сентенции: "Юность - это, в сущности, лишь мгновение, но мгновение,  которое
ты  всегда  хранишь  в  своем  сердце",   "Культура   -   это   одновременно
интеллектуальный и моральный феномен", "Сохранить природу сегодня  -  значит
сохранить то, что делает человека человеком".
   Да,   будучи   женой   генсека,   Раиса   Максимовна   смогла    остаться
самостоятельной женщиной. Философ по образованию, она преподавала,  защитила
диссертацию. В Москве  занималась  общественной  деятельностью:  работала  в
Фонде культуры, участвовала в  делах  "Горбачев-Фонда",  даже  создала  свой
клуб,  помогавший  детским  больницам,   провинциальным   учителям,   людям,
работающим с "трудными" детьми. И вот ирония судьбы: она была  председателем
ассоциации "Гематологи мира - детям",  которая  занималась  помощью  больным
лейкемией...
   "Мой генерал", - говаривал Михаил Сергеевич. Они встретились студентами и
первые трудности пережили еще в общежитии МГУ на Стромынке. Потом передряг и
сложностей в  их  жизни  хватило  с  лихвой.  Но  до  последней  минуты  они
оставались дружной и крепкой семьей.
   И все-таки, как  мне  кажется,  именно  любовь  к  мужу  подкосила  Раису
Максимовну. Ведь тогда в Форосе,  в  1991  году,  когда  Михаила  Сергеевича
предали ближайшие соратники, она  испугалась  именно  за  него.  У  нее  был
тяжелый инсульт, и стресс открыл дорогу всем болезням...
   Когда-нибудь  мы  поймем  окончательно,  что  сделала   для   нас   Раиса
Максимовна. А пока мы хотя бы увидели: в нашей стране даже первое лицо может
гордиться своей супругой. Горбачевы преподали нам урок взаимного уважения  и
любви...
   Неужели для того, чтобы что-то доказать, нужно обязательно умереть?
   "Журналист", № 1, 1 октября 1999 г.
   Михаил ПРОБАТОВ
   Леди СССР
   Она была красива, умна, богата, любила, была любима и счастлива в  любви.
Настоящая женщина, она хотела поделиться счастьем со всем  миром  и  мечтала
творить добро. Она верила в своего избранника, а  он  был  самым  сильным  и
самым смелым человеком на свете - не она одна, миллионы людей верили в  это.
Она хотела и могла быть ему поддержкой на его нелегком пути. Ведь его дорога
была дорогой славы! За это ее люто ненавидели. Ненавидели все, вся страна, и
если сегодня мы не станем вспоминать об этом, потом будет  поздно,  никакого
прощения нам не вымолить у Истории.
   Он  терпел  поражения,  отступал,  был  разбит.  У   разбитых   политиков
сторонников не бывает. Их удел одиночество. Но у него была  иная  судьба.  С
ним рядом была она.
   В конце 80-х в СССР  и  за  рубежом,  с  изумлением  наблюдая  за  бурной
деятельностью Горбачева, нередко  вспоминали  Наполеона,  так  что  даже  на
съезде  какой-то  депутат   совершенно   серьезно   предостерегал   его   от
бонапартизма. Конечно, наш бывший президент Бонапартом стать не  мог  никоим
образом, однако, прежде чем решаться на  великое  дело,  ему  бы,  наверное,
следовало прислушаться тогда к словам того чудака. Покидая любимую  женщину,
Наполеон написал ей: "Мадам, политика не имеет  сердца".  Именно  поэтому  в
изгнании он был совершенно одинок. Горбачев оказался счастливее  императора.
После поражения еще долгие годы с ним была его любовь.  Что  нужно  мужчине,
когда он не выстоял, выдохся, когда его одолели? Теплый, чистый дом, куда не
проникла измена, где спина  в  безопасности,  где  можно  сесть  за  стол  и
задуматься - никто не  упрекнет  в  глаза,  никто  украдкой  не  усмехнется.
Родные, близкие люди, которым не триумфы твои нужны,  а  ты  сам,  какой  ты
есть. Семья. Все это Раиса Максимовна сохранила бережно для  своего  мужа  и
каждую минуту была рядом с ним. И когда он, собрав  силы,  снова  вступил  в
схватку, на этот раз почти заведомо безнадежную, она была рядом. И снова ему
было куда отступать. Это награда за то, что он, вступая в политическую игру,
не остановил своего сердца, оно продолжало  биться,  оно  не  позволило  ему
победить, но и одиночества он не знал. Пока она была жива.
   89-й год, переход у метро "Савеловская". Румяная, веселая, лукавая бабка,
раскладывая  на  старых  тарных  ящиках  свежие,  только  что   народившиеся
перестроечные газеты и журналы, бойко приговаривает:
   - А ну, ребята, про политику, про секс - со  всякими  подробностями!  Про
Горбачева, про Лигачева, Сахарова, Собчака. А вот здесь:  открывать  ли  нам
публичные  дома?  Дальше  про  масон