их с Барбарой имена. И две Первые леди послушно поднялись на сцену.  Вынесли
магистерские мантии и шапочки. Под рукоплескания  Барбара  надела  мантию  и
стала кланяться публике. Раиса Максимовна повертела  свою  мантию  в  руках,
показала всем, поклонилась, но так и не  надела.  Не  могла  заставить  себя
облачиться в то, что, с ее точки зрения, ей не шло.  Проявляла  твердость  и
оставалась собой.
   Все свои наряды Раиса  Горбачева  шила  в  Доме  моды  "Кузнецкий  Мост".
Модельер Тамара Макеева, сшившая все  "выездные"  костюмы  Горбачевой  и  по
праву считающаяся автором ее зарубежного  имиджа,  сказала  сразу:  "Я  дала
обещание  Раисе  Максимовне,  что  никогда  не  буду   пересказывать   наших
разговоров, и сдержу слово". Рассказала она совсем немного и - без  сомнения
- правду. Что Горбачева строго делила гардероб на "внутренний" и  "внешний",
считая для себя невозможным выглядеть внутри страны слишком  шикарно,  когда
все переживают такие тяжелые времена. Это  подтверждает  такой  факт:  Раиса
Максимовна отказалась посещать с мужем Московский часовой завод, хотя  в  то
время ездила с Горбачевым везде.  Сочла  для  себя  невозможным  красоваться
перед  исключительно  женским  коллективом  завода,  понимая,  что   у   нее
принципиально другие возможности и выглядит она не так, как они.
   Тамара Макеева много говорила о деликатности Горбачевой, о ее  доверии  к
модельерам. Макеева, в свою очередь, всегда старалась показать ее прекрасную
фигуру, подчеркнуть талию и стройные красивые ноги. Рассказывала, что  сшила
ей несколько строгих серых костюмов, а однажды на свой страх и риск взяла  и
сшила красный. И Горбачева ей доверилась и надела костюм. Рискнула. Как и  в
другой раз рискнула, надев маленький зеленый костюм, который ей также  очень
шел.
   Макеева приводит много  примеров  мягкости  и  женственности  Горбачевой.
Вспоминает: как-то та примеривает новый костюм, вертится  перед  зеркалом  и
все никак ничего не говорит. Явно что-то не то. И  вдруг  мягко  и  медленно
произносит: "Я понимаю, Тамара Константиновна, что первый голос - ваш, но  я
могу что-нибудь сказать? Может, тут сделать юбку покороче?" Ей шли  короткие
юбки. Она умела не только носить, но и нести костюм.  У  нее  были  красивые
руки и прекрасная пластика. Она умела хорошо  двигаться  и  показывать  свои
руки, не размахивая ими, не делая резких жестов.
   "Она никогда не играла "куколку", - подытоживает Макеева, - была  слишком
умна для этой роли. Любовь к бордовому выдавала в ней  аристократизм  вкуса.
Она напоминала мне наездницу с полотен былых времен".
   Раиса Максимовна всегда дарила  Горбачеву  фиалки.  Горбачев,  зная  вкус
своей жены, часто дарил ей бордовые розы. Когда машина с венками приехала на
Новодевичье  кладбище  и  началась  разгрузка  десятков  венков,  все  вдруг
хватились - нет венка от мужа. Поднялся переполох. Нервы. Звонки.  Помощники
заметались - неужели случился такой чудовищный прокол? Но когда на  кладбище
въехал катафалк, венок нашелся. Он  оказался  внутри,  рядом  с  гробом.  Из
гигантских темно-бордовых роз. На поминках Горбачев держался  очень  хорошо.
Даже шутил. Понятно, самое страшное в  его  жизни  уже  случилось.  Горбачев
рассказал анекдот, услышав который никто не рассмеялся: "А знаете, что такое
половина первого? Раиса Максимовна".
   В подготовке материала участвовала Юрайте Гураускайте
   "Vogue", декабрь-январь 1999-2000 гг.
   Ирина ПЕТРОВСКАЯ
   Из статьи "Кролики и удавы"
   Мне запомнилась простая  пожилая  женщина,  пришедшая  сорок  дней  назад
проститься с Раисой Максимовной Горбачевой. Корреспондент спросил:  "Как  вы
думаете,  почему  столько  народу  пришло  поклониться  ее  гробу?"  Женщина
ответила:  "Люди  хотят  попросить  прощения".  И  добавила   что-то   вроде
пушкинского: "Они любить умеют только мертвых".
   Фильм "Первая "Первая  леди"  из  цикла  "Новейшая  история"  (ведущая  -
Светлана Сорокина, автор сценария - Наталья Пятерикова, режиссер  -  Василий
Пичул),  показанный  на  НТВ  к  сороковинам  Раисы  Горбачевой,  -  горькое
напоминание обществу о его жестокости и несправедливости. "Ее убило время  -
категория абстрактная, люди, в нем живущие, конкретны. И  они,  а  не  время
были жестоки и несправедливы и к ней, и к ее отставному мужу. Хотя главное в
фильме - не это. Главное  -  воспоминание  о  любви,  которую  пронесли  два
человека  через  всю  жизнь  и   которая   спасала   их   в   самых   тяжких
обстоятельствах. Сегодня, когда одного из них нет, народ уже может  простить
им и недоступное большинству великое чувство, и сплетенные руки.  Не  только
простить, но и умилиться, пустить слезу: "А ведь это любовь была".  Впрочем,
достоинство фильма в том, что он в отличие от многих передач не  выдавливает
из зрителя  слезу  -  кому  нужны  теперь  эти  запоздалые  слезы?  Светлана
Сорокина, сама или с помощью очевидцев, просто рассказывает, как  жила  эта,
быть может, самая известная в стране семья, как вместе - друг с другом и  со
страной - переживала радости и горести, опровергает некоторые  подлые  мифы,
которые в свое время отравили жизнь первому  президенту  СССР  и  его  жене.
Помните: мол, в Лондоне опустошила ювелирные магазины, наряды  по  нескольку
раз на дню меняет. Жирует на наши народные  денежки?  Допущенная  в  Гохран,
Светлана Сорокина бережно берет в руки и демонстрирует  подарки,  которые  в
свое время получала Первая  леди  от  руководителей  разных  стран:  золотую
сумочку ценой чуть ли не в миллион долларов, колье, часики из бриллиантов  и
золота... После каждого зарубежного визита Раиса Максимовна сдавала  подарки
в Гохран - так было положено. Но потом она могла выкупить некоторые из них -
по цене, существенно отличавшейся от настоящей. Другие так и делали. Она  не
делала этого никогда.
   Я смотрела фильм и думала: может  быть,  в  этом  главный  рецепт  защиты
политика от компромата и грязи - в честной, открытой, прозрачной, как теперь
говорят, жизни, в щепетильности, не позволявшей  жене  Президента  оставлять
себе или  выкупать  за  бесценок  собственные  подарки,  в  реальной  помощи
нуждающимся людям и больным детям?
   "Известия", 30 октября 1999 г.
   Сергей ЮРЬЕНЕН
   Самая Первая леди
   Она даже  больше,  чем  Ее  венценосный  супруг,  стала  наводить  своего
неравнодушного телезрителя на мысль о том, что он,  пожалуй,  еще  переживет
уродство коммунизма в отдельно взятой. Притом, что безусловным фаном не был,
за имиджем подозревая реальность, которую отринул еще юным книгочеем, твердо
усвоившим, что власть развращает, абсолютная власть - абсолютно.

   Как тут поверить в целомудрие державной пары? Муж и жена -  одна  сатана.
Кстати,  определение  весьма  глубокое,   ставящее   народный   вопрос   над
нравственным смыслом симбиоза, в который  неизбежно  вырождается  длительный
союз сердец, пусть изначально чистых...
   А фанов безусловных, собственно, не знаю.
   Особенно из русских.
   По обе стороны.
   Разве что Шемякин. Допускаю. Обласканный не только одним из  первых,  но,
говоря о посюсторонних, возможно, единственный - помнится и журнальное фото,
где в защищенном подразумеваемой охраной саду нью-йоркский художник в  своих
сапожищах рядом с Ней, не скрывающей чувств, которые только одним  словом  и
определить: мление. По поводу, конечно, Искусства с большой  буквы,  которое
на тех асфальтовых дорожках Запретной Зоны представлял приглашенный на чашку
чая эмигрант. Помню, был охвачен ревностью по  поводу  фото.  Жанровой,  так
сказать. Несмотря на необщую цитату из Федора Михайловича,  которого  Супруг
как будто бы читал вместе с Мадам (и - хотелось думать - по ее  инициативе),
несмотря  на  раздачу  советских  паспортов   того   пожелавшим   зарубежным
литераторам, кремлевская Мадам явно предпочитала визуальные  искусства.  Уже
потом я прочитал записки министра культуры Испании  Хорхе  Семпруна,  о  том
свидетельствующего: Семпрун сопровождал Мадам по Прадо.  Кстати,  любопытно:
как бы повели себя перед не как моделью Веласкес и Гойя? Вопрос не  досужий,
если кто читал мемуары Владимира  Медведева.  Бывший  начальник  кремлевской
"девятки", экс-генерал ГБ, охранявший Чету, мягко  говоря,  нелицеприятен  -
что понятно. Хотя среди  приводимых  фактов  есть  и  на  которые  можно  бы
взглянуть Ее глазами. Что, если бы та недовинченная штора в  Форосе  рухнула
на наши с вами головы? Уж детей предполагать не будем.
   То-то и оно.
   Великим испанцам же вряд ли пришлось бы вступать в сделки с художнической
совестью: изъянов для сокрытий и умолчаний в  облике  гипотетической  Модели
нет. Чем-чем, а внешностью Господь Мадам не обделил. И Нэнси Рейган,  вместо
того чтобы шипеть насчет того, Who's that broad?  -  могла  бы  честно  себе
сказать (совместно с прочим миром): как бы то ни было, but She is a  looker!
В том смысле, что "лук" у русской Первой был. Он и есть, конечно,  остается,
как мне известно не только по телевизору, но из конфиденциальных источников.
Однако тогда, в пору наших первых антикоммунистических теленадежд, вот это и
было первым потрясением: кремлевская Первая была хороша собой. Впервые.
   Исторически.
   На мировой арене.
   Прекрасна даже, ибо  к  тому  же  Она  была  явно  любима  и  нескрываемо
счастлива. Страна показывала, что, несмотря на  весь  ее  хаос  в  известной
сфере, она способна предъявить по крайней мере один брачный союз  -  долгий,
но счастливый.
   Иллюзорна была эта аура или нет, но от  Нее  это  исходило  на  весь  наш
телемир, заставляя того же меня на Западе  задаваться  вопросами  отнюдь  не
политического свойства. Как?
   Каким образом удалось сохранить ту, эмгэушную, страсть, высотная  природа
которой - с видом на Москву и мир - в мои годы была  столь  же  ошеломляюща,
как в их ранние 50-е, когда  "высотка"  только  что  родилась  на  горизонте
Ленинских гор и в столовых,  по  слухам,  дошедшим  и  до  моего  поколения,
подавали официантки с кружевными наколками, а хлеб был  вволю  и  бесплатен,
как? Не только  же  совместными  турпоходами  и  заплывами  на  Черноморском
побережье? Диетами и абстиненциями? Или действительно власть и воля к власти
есть афродизиак вернее и надежней, чем яйца крокодила  или  толченый  бивень
носорога?
   Не буду глубже входить в интим, тем более что как редактор радиопрограммы
"Поверх  барьеров"  однажды  в  описываемые   антикоммунистические   времена
допустил из "осиного гнезда" в эфир материал из Москвы, посвященный особе, о
которой речь, где несколько фривольно отмечались "ножки". Вроде бы это  было
услышано и не вполне одобрено. Несмотря на простодушный восторг тогда  юного
автора. Если действительно было так, пользуюсь  случаем  принести  извинения
Задетой Стороне. Ретроспективно  ставлю  автору  на  вид.  С  ним,  впрочем,
солидаризуясь.
   И вспоминаю в заключение одну американскую мысль, опять-таки  прочитанную
в ранней юности, мысль, поразившую тогда фантастической дерзостью  допущения
в эпоху тотального засилья и массированного наступления безобразия  на  всех
геополитических фронтах Страны Советов: что мировой коммунизм если  и  будет
поражен, то лишь единственным оружием.
   Красотой.
   "Персона", № 9, 1999 г.
   Лидия ОРЛОВА
   Мемуары
   Художник, который создавал модели одежды Раисы Максимовны Горбачевой,  до
сих пор неизвестен широкой общественности.  Хотя  люди  многих  стран  мира,
восхищавшиеся элегантной  супругой  Президента  Советского  Союза,  невольно
отдавали дань и таланту человека, сумевшего создать для нее особый  стиль  в
одежде   -   стиль,   исполненный   достоинства,   сдержанности,    лишенный
амбициозности и претензий на исключительность. Так  получилось,  что  лучшие
работы  Тамары  Мокеевой,  созданные  для  одной  из  самых  обаятельных   и
таинственных женщин нашего времени, оказались без подписи автора.

   Перед  отъездом  в  Мюнхен  я  позвонила  секретарю  ЦК  КПСС  Александре
Бирюковой   и   попросила   разрешения   представить   Тамару   Макееву   на
пресс-конференции как художника, который создал для Раисы Горбачевой  модели
одежды, к тому времени уже известные всему миру. Она с пониманием  отнеслась
к этой просьбе и сказала, что перезвонит мне. И перезвонила: этого делать не
следует. Не знаю, кто дал такое распоряжение, спрашивать  об  этом  было  не
принято.
   Все эти годы Тамара  Константиновна  не  давала  ни  одного  интервью.  Я
чрезвычайно признательна ей за исключение, которое она сделала для меня.
   - Когда вы впервые встретились с Раисой Максимовной?
   - В конце семидесятых. Помню, меня вызвали к заместителю  директора  -  я
работала в Общесоюзном Доме моделей одежды  -  и  сказали,  что  надо  сшить
костюм Горбачевой. Я была человеком, далеким от политики, и фамилия  ее  мне
ни о чем не говорила. Я сделала эскизы и заболела. Когда через месяц я вышла
на работу, меня снова вызвали. Я говорю: неужели никто не мог  сшить  костюм
за это время - в Доме около шестидесяти  художников!  Оказалось,  она  ждала
меня. Я сделала ей элегантный классический костюм  с  двумя  юбками  -  одна
короткая, другая - в пол, несколько расширенная книзу. В общем,  получилось.
И потом я забыла о ней. Как и она обо мне.
   - Когда вы встретились снова?
   - Три года  спустя.  Но  Горбачева  не  помнила  моей  фамилии.  Директор
сменился и спросить было некого. Словом, нашли меня с трудом...
   - Раиса Максимовна любила хорошо одеваться?
   - Нет, это  не  было  стремление  хорошо  одеваться.  Как  супруга  главы
государства Раиса Максимовна должна  была  носить  одежду,  сшитую  в  своей
стране, и она заказывала нам только то, что  ей  было  нужно  по  протоколу.
Ничего для дома, для семьи - только это! На примерки приходила очень  просто
одетая - в каких-то милых трикотажных кофточках, юбках. В трикотаже приятнее
жить.
   - Где происходили примерки? В Доме моделей?
   - Вначале - да,  в  кабинете  директора.  Но  Раису  Максимовну,  видимо,
смущало присутствие других. За нами заезжали, брали вещи и отвозили к ним на
дачу. При ней не было  никаких  телохранителей.  Мы  были  одни  и  спокойно
работали...
   - Как вам платили - через Дом моделей?
   - Нет. Нам положено было шить какое-то количество моделей в месяц - мы  и
шили. Никто и ничего нам не доплачивал - это входило в наши  обязанности.  Я
не получала самую большую зарплату, но мне и в голову не приходило  говорить
о том, чтобы мне ее повысили. Я не меркантильный человек.
   - А для какого случая вы сделали ей первую вещь?
   - Это была официальная поездка Горбачевых  в  Англию,  первая  встреча  с
Маргарет Тэтчер. Мне потом показывали  фотографии.  На  официальных  приемах
Раиса Максимовна была в этом костюме - синем в белую полосочку. Но мы с  ним
намучились: ткань сильно села во время работы.
   -  Кто   потом   оценивал   вашу   работу?   Кто-нибудь   фотографировал,
анализировал, собирал отклики в прессе?
   - Обычно человек, который сопровождал Горбачевых в  зарубежных  поездках,
возвращаясь, говорил мне: "Тамара, все было  замечательно".  Коллеги  всегда
смотрели телерепортажи. Сама я очень страдала, когда видела  по  телевидению
свои вещи. И думала, хорошо ли  я  этому  человеку  сделала...  Я  не  очень
уверена в себе.  Эта  неуверенность  создавала  мне  большой  дискомфорт,  я
пребывала в постоянном напряжении.
   - У вас большой профессиональный опыт. Когда вы  стали  работать  в  Доме
моделей?
   - Я долго шла к этому. Я часто вспоминаю детство - бабушку и дедушку. Моя
бабушка была удивительная  женщина.  Она  родила  семь  человек.  А  дедушка
работал на ткацкой фабрике в Карабаново, в красильне - он был колористом. Мы
ездили к ним  отдыхать,  собиралось  много  внуков.  Бабушка  была  женщиной
совершенно другого века. Она любила шить, вела большое  хозяйство,  вставала
очень рано. <...> Соседи часто приходили к ней с просьбами: Ольга  Петровна,
свадьба, платье  надо.  Она  не  могла  отказать...  Я  закончила  техникум,
работала в Институте шелка, потом окончила  Текстильный  институт.  Родилась
дочка, я два года сидела с ней. Устроилась в  ателье.  Потом  меня  взяли  в
какое-то конструкторское бюро - на детскую одежду. Но  детская  одежда  меня
мало  интересовала,  и  я  ушла  к  Алле  Александровне  Левашковой,   чтобы
моделировать одежду для взрослых. Когда в  ОДМО  открылся  экспериментальный
цех, меня пригласили туда работать. Вначале мне было  легко:  тогда  все  мы
находились под влиянием Куррежа, это  было  время  коротких,  почти  детских
пальто - моя тема. Мне потребовалось много времени, чтобы  стать  художником
взрослой одежды. Это оказалось совсем непросто.
   - Вы считались с модой?
   - У нас было так мало информации о том,  что  происходит  в  Париже,  что
происходит в мире... А в тех немногочисленных журналах, которые мы  получали
в Доме моделей, были в основном шикарные вечерние туалеты.
   - Вы получали какие-либо награды?
   - Ну что вы!  Я  не  относилась  к  категории  лиц,  которых  награждают,
посылают за границу. Мы жили в такой стране...
   - Хотелось ли вам когда-нибудь крикнуть: "Это сделала я, посмотрите"?
   - Я? Нет. Ну, во-первых, в нашей стране  художник  моды  всегда  был  без
имени. Это сшили "мы".
   "L'Officiel", март 2000 г.
   Лариса РОВНЯНСКАЯ
   Оптимистическая трагедия, или "Русская сенсация"
   Смерть ребенка (не обязательно твоего  собственного,  вообще  -  ребенка)
вызывает, помимо скорби, сильнейший комплекс  вины.  Значит,  мы,  взрослые,
что-то не так делаем, если не смогли уберечь маленького. А он  ведь  на  нас
полагался. Мы большие, мы сильные, мы все можем. Для людей сторонних  -  это
горькие, но все же умозрительные рассуждения. Для врачей -  непритупляющаяся
боль. Слышала, что тем из них, кто потерял  маленького  пациента,  дают  дня
три-четыре, чтобы прийти в себя.
   Я могу представить их руки. Когда они обследуют, делают  операции.  Я  не
могу представить их глаза, когда дети уходят. Не из больницы. Из жизни. Я не
могу представить, какие слова они находят для обреченных и их близких. Какую
правду выбирают - "дозированную", "отсроченную", - если  правда  в  принципе
одна?
   Уже в конце нашей беседы с профессором Александром Румянцевым, директором
Научно-исследовательского  института  детской   гематологии   Минздрава   РФ
(главным детским гематологом России), я осторожно коснулась  этой  темы.  Он
откликнулся не особенно охотно: уже прошло немало времени с тех пор, как  он
практиковал как лечащий врач, но время не так уж всесильно  и  не  все  раны
рубцует.
   - Я никогда не забуду одного мальчика. Ему было шесть лет, а я вел его  с
трех. С самого начала болезни. Три года удалось  продержаться.  Он  рос  без
отца. И увидел отца во мне. Знаете, как  сильно  они  иногда  привязываются?
Верил мне: я говорил, что все идет нормально. А мальчишка на редкость умный,
очень рано повзрослевший. И когда понял, что все, конец,  сказал,  что  меня
ненавидит.
   - Какие страшные слова! Так и сказал?
   - Ну, не совсем так. Просто отвернулся к стене: "Уходи, не хочу  с  тобой
разговаривать. Ты меня обманывал".
   - В чем тут себя винить? Наши врачи часто что-то недоговаривали,  пытаясь
пощадить психику больного.
   - Проблема неоднозначная. И подход тут должен быть индивидуальный.
   - Ну а что бы вы сегодня ответили ребенку на прямо  поставленный  вопрос:
доктор, я умру?
   - Я бы ответил так:  это  трудный  вопрос,  очень  много  надо  приложить
усилий. Но я верю в хороший результат. И ты должен поверить. Мы будем вместе
трудиться. Мы вместе пройдем весь этот путь к твоему выздоровлению.
   - Значит, вы не подписали бы приговор? Вы опять дали бы надежду?
   - Сегодня - уже имея на то куда больше прав. Знаете,  какой  был  процент
выживаемости в период, о котором я вспоминал в своем  рассказе  о  мальчике?
Семь  процентов.  А  сегодня  -  семьдесят!  Западные  специалисты   назвали
достигнутый за последнее десятилетие прог