он  отсюда  им  звонить  не
может. Врал, конечно.
   Обговорив с Ольгой "план", я решил  еще  раз  "надавить"  на  Генералова.
Кстати, ничего не дали мои прежние попытки "качать права", ссылаясь  на  то,
что я народный депутат СССР и он, Генералов, удерживая меня  фактически  под
домашним арестом, нарушает еще и  Конституцию,  попирает  мой  парламентский
иммунитет. Я пригласил его опять. Он и на этот раз соблаговолил прийти. Стал
опять стыдить его насчет Ольги. Но он обыграл меня, предложил отвезти  ее  в
Мухалатку, где пункт правительственной связи,  чтобы  она  оттуда  позвонила
домой в Москву.
   И произошло следующее. Спустя некоторое время после того,  как  Генералов
предложил этот "вариант", срывавший наши планы передать на волю информацию о
Горбачеве, ко мне в кабинет явился  шофер  "Володя".  Беру  имя  в  кавычки,
поскольку его имя на самом деле могло быть иным - он из КГБ. Но это был  тот
самый парень, которой до 18 августа возил  нас  с  Ольгой  и  Тамарой  между
"Зарей" и "Южным" по два-три раза в день.
   Не поздоровался: "Где тут Ланина? Велено отвезти на  телефон".  Я  встал,
протянул ему руку... Он  помедлил  и  вяло  подал  свою.  Я  заметил  в  нем
перемену, еще когда он за чемоданом моим ездил. Для него я  уже  преступник,
заключенный. Ольга, когда вернулась, говорила: он от меня как от прокаженной
отодвигался в машине. Сопровождал ее еще один  из  ГБ  -  связист.  И  сидел
против нее, когда ее соединяли с Москвой,  чтоб  мгновенно  отключить,  если
что-то лишнее начнет выдавать. "Я, - говорит, - разрыдалась. Брат  кричит  в
трубку: "Что с тобой?" - а я в слезах  захлебываюсь.  Одно  расстройство.  А
вашей жене не разрешили позвонить" (я просил ее об этом).
   В общем, дали еще раз понять, кто мы для них такие*.
   Кстати, о нашей изоляции. Когда Ольга вернулась,  спрашиваю  у  нее:  что
видела по дороге. "Шоссе закрыто для движения, -  ответила  она,  -  никаких
машин, кроме военных. На каждом шагу пограничники. И сверху (шоссе метров на
20-25 выше территории "Зари") видно, что на рейде уже не  два  фрегата,  как
было до 18-го числа, а штук 16 разных военных кораблей.
   Кончились наши заключения так. Около 5 вечера 21-го вбежали ко мне  сразу
все три женщины - Ольга, Лариса, Татьяна - в страшном возбуждении: "Анатолий
Сергеевич, смотрите, смотрите, что происходит!" Выскочили мы на балкон...  С
пандуса  от  въезда  на  территорию  дачи  шли  ЗИЛы,  а  навстречу   им   с
"калашниковыми" наперевес двое из охраны. "Стоять!" - кричат. Машины встали.
"Стоять!" - из-за кустов еще ребята. Из передней машины вышли  шофер  и  еще
кто-то... Чего-то говорят.  Им  в  ответ:  "Стоять!"  Один  побежал  к  даче
Горбачева. Вскоре вернулся, и машины поехали влево за служебный дом.
   Я вышел из кабинета, он на втором этаже. Прямо от моей двери  лестница  к
входной двери в дом. Стою в помятой майке, в спортивных штанах, уже  ставших
портками. Мелькнула мысль - как лагерник!
   В дверь внизу тесно друг за дружкой - Лукьянов, Ивашко,  Бакланов,  Язов,
Крючков. Вид побитый. Лица сумрачные. Каждый кланяется мне!!! Я все понял  -
прибежали с повинной. Я стоял окаменевший, переполняясь бешенством.  Еще  до
того как они ушли в комнату налево, развернулся и показал  им  спину.  Ольга
стояла рядом, красная, в глазах торжествующие бесенята.
   В кабинет вбежали Лариса и "большая" Татьяна. Она - вся такая  степенная,
сильная, спокойная - вдруг бросилась мне на шею и  зарыдала.  Потом  нервный
смех, всякие  восклицания,  незапоминающиеся  реплики...  Словом,  ощущение:
кончилась наша тюрьма. Подонки провалились со своей затеей.
   Я  оделся  и  побежал  к  М.С.  Признаться,  боялся,  что  он  начнет  их
принимать... А этого  тем  более  нельзя  делать,  что  по  телевидению  уже
известно было: сюда летит делегация российского парламента. Горбачев сидел в
кабинете и "командовал" по телефону. Оторвался: "Я им  ультиматум  поставил:
не включат связь - разговаривать с ними не буду. А теперь и так не буду".
   При мне он велел коменданту Кремля взять Кремль полностью под свою охрану
и никого из причастных  к  путчу  не  пускать  ни  под  каким  видом.  Велел
подозвать к телефону командира кремлевского полка и приказал ему поступить в
распоряжение исключительно коменданта Кремля. Вызвал к  телефону  начальника
правительственной связи и министра связи и потребовал отключить всю связь  у
путчистов. Судя по их реакции, они на том конце стояли по стойке "смирно". Я
обратил его внимание, что в ЗИЛах, привезших гэкэчэпистов,  есть  автономная
связь... Он вызвал Бориса (из личной  охраны)  и  приказал  ему  "отъединить
пассажиров" от машин.
   Потом  говорил  с  Джорджем  Бушем.  Это  был  радостный  разговор.  М.С.
благодарил  за   поддержку,   за   солидарность.   Буш   приветствовал   его
освобождение, возвращение к работе...
   Был у М.С. тут же разговор со  Щербаковым  (первый  зам.  премьера)  и  с
кем-то еще - я не понял. Смысл: приеду - разберемся. До того, как я  пришел,
он говорил с Ельциным, с Назарбаевым, Кравчуком, еще с кем-то. Сказал мне об
этом.
   Мои опасения развеял с ходу: "Ну что ты! Как тебе в голову могло  прийти.
Я и не собираюсь их видеть, разве что поговорю с Лукьяновым и Ивашко".
   Борис доложил, что на территории дачи появилась российская делегация.
   - Зови, - сказал М.С., - пусть идут в столовую.
   Через пару минут мы пошли туда. Последовавшая  сцена  запомнится  на  всю
жизнь. Силаев и Руцкой бросились обнимать Горбачева.  Восклицания,  какие-то
громкие слова. Перебивают друг друга. Тут же Бакатин и Примаков  здороваются
с депутатами. Среди них те, кто и в парламенте, и  в  печати  не  раз  крыли
М.С., спорили,  возмущались,  протестовали.  А  теперь  несчастье  мгновенно
высветило, что они нечто единое и именно как таковое необходимое  стране.  Я
даже громко произнес, наблюдая  эту  всеобщую  радость  и  объятия:  "Вот  и
состоялось соединение Центра и России, без всякого Союзного договора..."
   Сели за стол. Наперебой стали рассказывать, что в  Москве  и  что  здесь.
Оказалось - меня почему-то это удивило, - они даже не знают, кто приезжал  к
Президенту с ультиматумом и что вообще был такой ультиматум.
   Силаев и Руцкой против того,  чтобы  Горбачев  принимал  Крючкова  и  К°,
которые сидели, по существу, под охраной в служебном доме.  Он  сказал,  что
примет скорее всего только  Лукьянова  и  Ивашко,  которые  вроде  прилетели
отдельно.
   Разговор затянулся. Шел уже 10-й час. Вступил  в  дело  Руцкой.  Сильный,
красивый человек - любо-дорого его наблюдать.
   "Михаил Сергеевич, - говорит, - пора обсудить, что будем делать дальше...
В самолет (президентский), на котором эти (!) явились,  мы  вас  не  пустим.
Полетим в моем самолете. Он стоит на том же аэродроме, но вдали  от  вашего.
Его надежно охраняют. Я привез с собой 40 подполковников,  все  вооруженные.
Прорвемся".
   Об этих подполковниках стоит сказать  особо.  Когда  М.С.  после  ложного
выхода из машины возле  президентского  самолета,  согласно  плану  Руцкого,
вновь  быстро  туда  сел  и  машины  рванули  дальше,  к  самолету   Руцкого
(километрах в 3-5 от этого места), так вот, когда  М.С.  в  своей  шерстяной
кофте, которую все увидели на нем по ТВ уже во Внуково,  вышел  к  самолету,
эти офицеры взяли автоматы "на караул" и так стояли, пока он не поднялся  по
стремянке в самолет. Я подумал, глядя на эту сцену:  есть  еще  неподдельная
офицерская честь в нашей армии. Есть и высокая интеллигентность в ее  среде:
достаточно пообщаться с тем  же  полковником  Н.С.Столяровым,  который  тоже
прилетел в группе депутатов спасать своего Президента. В аэропорт мы ехали с
ним в одной машине.
   Потом был перелет. Распоряжался полетом Руцкой, который то и дело вызывал
к себе летчиков.
   М.С. с семьей расположился в маленьком  отсеке,  позвал  меня.  Там  было
настолько тесно, что девочки-внучки улеглись прямо на пол и вскоре заснули.
   Когда я вошел, спрашивает весело: "Ну  ты  кто  теперь?"  А  я:  "Простой
советский заключенный, но бывший". Все возбужденно смеялись. Пришли  Силаев,
Руцкой, Примаков, Бакатин, был тут и доктор Игорь Анатольевич Борисов.  Р.М.
рассказывала, что с ней случилось, когда узнали, что путчисты едут  выяснять
состояние здоровья Михаила Сергеевича... Теперь уже ей лучше, но рукой плохо
владеет. Шел бурный  разговор:  о  людях  -  как  они  проверяются  в  таких
обстоятельствах, о безнравственности - источнике всех  преступлений  и  бед.
Были тосты за продолжение жизни... И  впервые  тогда  М.С.  произнес  слова:
"Летим в новую страну".
   Многие журналы обошла фотография: Ира спускается по трапу  (во  Внуково),
несет завернутую в одеяло дочку. Прошла мимо толпы,  окружившей  Президента:
там, заметил, были и те, кто искренне рад, и те, кто, наверное,  чувствовал,
что для них лично лучше  бы  было  "по-другому".  Иришка  пронесла  дочку  в
машину, возле которой я оказался, в  стороне  от  сгрудившихся  вокруг  М.С.
людей. Бросилась на сиденье и  вся  затряслась  в  рыданиях.  Я  наклонился,
пытался что-то говорить. Муж ее рядом, обнимал, гладил, стараясь  успокоить,
- безуспешно. Эта финальная для меня сцена на аэродроме  останется  символом
трагедии, которая произошла не только там,  на  даче  в  Крыму,  а  со  всей
страной. Ирина, молодая русская  женщина,  которая  перед  лицом  беды  сама
энергия, собранность, решимость и готовность ко всему,  здесь,  когда  "это"
кончилось, взорвалась слезами отчаяния и радости.  Разрядка.  Но  потом  все
равно ведь наступают будни и надо делать дело. Увы, оно пошло  не  так,  как
тогда можно было предположить.


   IV
   Интервью
   последних лет

   Николай ЕФИМОВИЧ и Анна САЕД-ШАХ
   Раиса Горбачева: "Я никогда
   не вмешивалась в его дела".
   О бывшей Первой леди страны столько домыслов и просто сплетен, что трудно
было представить,  какая  она  в  действительности.  Оказалось  -  абсолютно
нормальная женщина. Разговор шел легко, она заразительно смеялась,  немножко
кокетничала...
   К "Комсомолке" у Раисы Максимовны, как выяснилось,  особое  отношение.  В
самое трудное для семьи Горбачевых время - после путча -  лишь  наша  газета
решилась напечатать форосский дневник жены последнего,  советского  генсека.
За это она, несмотря ни на что, до сих пор очень благодарна "Комсомолке".

   - Как Вы жили все эти непростые годы после  ухода  Горбачева  из  Кремля?
Ведь не секрет, что когда человек теряет власть, то отношение к  нему  резко
меняется.
   - Об этом тяжело вспоминать. Нас буквально за сутки выселили из служебной
квартиры. Дали здание для Фонда, но вскоре его отобрали. Причем с  милицией,
наручниками... Страшный момент, когда в доме вдруг замолкает телефон. Но  не
все от нас отвернулись. Многие из тех, кто работал с Горбачевым, ушли вместе
с ним. От девушек-стенографисток и до  его  помощников.  Теперь  работают  в
Фонде на скромной зарплате.
   - Вам, наверное, приходилось видеть Михаила Сергеевича отчаявшимся?
   - Ни разу.
   - Даже в тот момент, когда он узнал о решении беловежских "зубров"?
   - Я думаю, именно бойцовские качества Горбачева и  помогли  ему  выстоять
после всего того, что случилось. Он помог и мне пережить все то, что  выпало
на нашу долю. В эти тяжелые дни  не  столько  я  ему,  сколько  он  мне  был
поддержкой.
   - Говорят, что политика делает женщина. Вы согласны с этим?
   - Любимая женщина, любящая жена могут сделать очень многое  для  мужчины.
Но талант политика, как и вообще талант, - это от Бога.
   - Ваше открытое появление  рядом  с  Михаилом  Сергеевичем  многих  тогда
шокировало.
   - У нас так, - если рядом с Рейганом его Нэнси, это совершенно нормально.
А если Горбачев появился с женой - это уже революция. Когда Михаил Сергеевич
стал главой государства, в России в отношении жен руководителей страны  была
одна традиция - не существовать. И эта традиция была сформулирована  еще  со
времен Сталина. Жены главы государства как понятия вообще не  было.  Поэтому
мое появление рядом с Горбачевым и было воспринято как революция.
   - Как-то в одном из своих интервью западным журналистам Горбачев  сказал,
что он обсуждал дома все, в  том  числе  вопросы  государственной  важности.
Может, поэтому Вам приписывают роль главного  советника  бывшего  Президента
СССР?
   - Никогда в его государственные или политические дела я  не  вмешивалась.
Считала лишь своим долгом поддержать, помочь. Обсуждали ли мы что-то?  Мы  с
Михаил Сергеевичем спорим, и очень часто по самым разным вопросам. Я  прошла
свой самостоятельный жизненный  путь.  Много  лет  работала  со  студентами.
Занималась наукой. И, естественно, у меня есть свои  собственные  взгляды  и
представления. Потому мы, как и  все  нормальные  люди,  обсуждаем,  спорим,
иногда ссоримся. Ну и что в этом особенного?!
   - Недавно во время поездки по стране Горбачев  вышел  к  разбушевавшейся,
резко настроенной против него толпе с возгласом: ну, что ж,  распните  меня,
если вам от этого станет легче...  Скажите,  Михаил  Сергеевич  как  политик
сейчас сильно изменился?
   - После того  как  он  сошел  с  политического  Олимпа,  для  меня  самой
раскрылись совершенно по-новому  стороны  его  характера.  Он  отказался  от
многих иллюзий.
   - А как Вы отнеслись к его решению баллотироваться в президенты?
   - Я была категорически против. Пыталась отговорить. Но  когда  он  принял
твердое решение - подчинилась. Я - жена.
   - Судя по декларации о доходах, заявленной Горбачевым  как  кандидатом  в
президенты, Вы не бедствуете?
   - А вы знаете, что первые три года Горбачев получал  пенсию  -  4  тысячи
рублей?! Мы были практически оставлены нынешней властью. Он  несколько  книг
написал, но издать их в России оказалось неимоверно трудно. "Годы реформ" во
Франции стали бестселлером, а у нас эту книгу самиздат выпустил. Сейчас мы -
обеспеченная семья. На гонорары Горбачева и спонсорские взносы существует  и
Фонд. Постоянно помогаем республиканскому центру "Гематологи мира -  детям".
И не только ему. Одна из главных благотворительных программ Фонда - "Детские
лейкозы в России". Через Фонд в НИИ детской гематологии поступили лекарства,
собранные за рубежом, на 600 тысяч долларов. Отправили на лечение в Германию
пятнадцатилетнего парализованного московского  художника  Никиту  Курдюкова.
Там же будет организована выставка его работ. <...>
   - А можно чисто мужской вопрос: как Вам удается так хорошо выглядеть?
   - Я стараюсь сохранить оптимизм, активность, не потерять интерес к жизни.
Я рядом с Михал Сергеичем. Поддержка его - это мой первейший долг.  Я  вижу,
что ему приятно, когда я лучше выгляжу,  что-то  себе  купила.  Он  все  это
замечает. <...>
   - Дома Вы сами готовите?
   - У нас на даче есть помощница. Но я тоже готовлю.
   - А что предпочитает Михаил Сергеевич?
   - Он с юга России, любит борщи и шашлыки. На завтрак у нас всегда каши. А
я из Сибири. Поэтому пельмени очень нравятся.
   - А давно выбирались на шашлыки?
   - Давно. (Смеется.) Михал Сергеич обещал мне отпуск  после  президентской
кампании. Вообще нашим любимым видом отдыха были и остаются пешие  прогулки.
Это еще со ставропольских времен. Мы любили отмеривать  километров  двадцать
пять, уходя далеко в лес, степь. Те из наших друзей, кто  вытягивал,  ходили
вместе с нами. Остальные сидели у костра и жарили шашлык из баранины.
   ...Неожиданно  Раиса  Максимовна  спохватывается  и,  взглянув  на  часы,
извиняется. Пора ехать собирать Михаила Сергеевича в очередную  предвыборную
поездку. К тому же у нее масса еще других дел - покупки, уборка, готовка.  И
внучки. У них там свои проблемы. С внучками Раиса Максимовна теперь проводит
немало времени. Дочь Ирина недавно развелась  со  своим  мужем.  К  тому  же
занялась, переквалифицировавшись в  менеджеры,  бизнесом.  В  общем,  как  в
обычной семье, житейских проблем хватает.
   Уже на ходу успеваем задать последний вопрос:
   - У Вас никогда не было желания  развеять  многочисленные  мифы  о  себе?
Скажем, написать откровенные мемуары?
   - Недавно ко мне обратился один талантливый журналист, которому  я  очень
доверяю. Он сказал: Раиса Максимовна, я хочу написать вместе с вами книгу  о
мифах и антимифах Раисы Горбачевой. Я думаю, это будет интересное дело...
   "Комсомольская правда", 14 июня 1996 г.
   Ю.Ш.
   О культуре свободы
   <...> - Раиса Максимовна, Вы стояли у истоков  создания  в  стране  Фонда
культуры. Какие у Вас возникали тогда ощущения от состояния нашей  культуры?
Какие возникают сейчас?
   - Мне приятно сознавать, что свое гражданское  участие  в  перестройке  я
осуществила, создав  Фонд  культуры,  тогда  еще  Советский  фонд  культуры.
Сегодня даже как-то странно подумать, что Фонд культуры был самой  первой  в
стране негосударственной, неполитической, неправительственной организацией.
   - Самой, самой первой?
   - Именно так. И я была одним из  активных  создателей  этого  Фонда.  Его
председателем стал Дмитрий Сергеевич Лихачев, а я была у него  заместителем.
Этот Фонд объединил  ту  часть  интеллигенции,  которая  активно  поддержала
перестройку. Фонд немало сделал в те годы для ликвидации "белых пятен" нашей
культуры. Мы вернули стране имена очень многих  философов  и  писателей,  мы
возвратили  многие  культурные  ценности,  установили  массу   контактов   с
культурными организациями и деятелями культуры  разных  стран.  Деятельность
Фонда была необычайно многообразной, сделали мы тогда немало. В том числе  и
в сфере религии, и в помощи нашей православной церкви. Я лично участвовала в
возвращении  церкви  многих  соборов,  церковных  украшений  и  живописи,  в
передаче этого всего православным верующим. Мы впервые отпраздновали в  годы
перестройки великий праздник 1000-летия Крещения Руси.  Я  его  воспринимала
тогда еще и как личный  праздник.  Тогда  же  был  принят  закон  о  свободе
вероисповедания. Для снятия этой преграды, которая долгое время лежала между
церковью и государством, было сделано нами, считаю, очень много.
   Что же касается культуры тогда и сегодня... Мы  вот  недавно  с  Михаилом
Сергеевичем были  на  юбилее  Олега  Николаевича  Ефремова.  Сначала  давали
спектакль "Три сестры" по Чехову, потом  началось  чествование  юбиляра,  во
время которого Ефремов высказал такую мысль:  "Мы  в  те  годы  боролись  за
свободу культуры, сегодня мы должны бороться  за  культуру  свободы".  Этим,
думаю, сказано многое.
   - Вопрос, который невозможно Вам не задать. Было много разговоров о Вашем
влиянии на мужа, в том  числе  и  в  политических  вопросах.  Насколько  эти
разговоры имели под собой почву? Как Вы сами считаете?
   - Я вопрос о моем "влиянии" на Михаила Сергеевича  делю  как  бы  на  две
части. Есть вопросы житейского, бытового, личного плана, это  одно  дело.  И
есть - мое "влияние" на Михаила Сергеевича в смысле  принятия  политических,
государственных решений.
   Я уже говорила, что жизнь нашей семьи сложилась так, что  я  всегда  была
занята профессиональной деятельностью, творческой работой. Я  была  доцентом
философии, мне  приходилось  читать  много  лекционных  курсов,  общаться  с
большим кругом людей. И поскольку я человек, который может не просто кивать,
а имеет собственное мнение, способен поспорить, с чем-то не согласиться,  то
мы с Михаилом Сергеевичем многое обсуждали. А как же иначе, ведь страна жила
такими огромными переменами! Но и не только в те годы, когда  Горбачев  стал
главой государства, мы и раньше  в  семье  обсуждали  все  интересующие  нас
вопросы. Это не значит, что муж делал за меня мою работу, а  я  делала  его.
Нет, Михаил Сергеевич был занят своей  работой,  я  своей.  Мы  всегда  жили
интересами друг друга, обсуждали или мои наболевшие проблемы, или он со мной
делился тем, что делал или собирался сделать. Я хорошо помню, еще тогда,  на
Ставрополье, он мне сказал (а там он тоже  проводил  большие  реформы),  что
здесь, в рег