иву, надежно пожал ему руку и на  несколько
мгновений Юра бесстрашно приблизил свое лицо особенно близко к лицу Остапа
Моисеевича.
     Таким же образом Юра познакомился  со  всеми  остальными,  и  они  по
очереди представились Боживу:  старик,  с  фиолетовой  бородкой  и  белыми
волосами, назвался Помощником, а имена других Юра  тут  же  забыл,  только
одно и всплыло из них на поверхность памяти - Купсик.
     - Мы - астральная группа, - осведомил Божива Остап Моисеевич, все так
же телепатически.
     "Шайка, - подумал Юра, - астральная шайка!.."
     Астральщики заговорили между собой, а Божив, равнодушно прислушиваясь
к их разговору, медленно поплыл вдоль объемных стен таинственного зала,  в
нескольких сантиметрах от океанского пола, словно исследователь.
     Когда он сделал полный круг, возле входной  двери  неожиданно  завис,
остановил невесомое парение  своего  тела:  в  эту  дверь  вошел  красивый
молодой человек, последний тоже замер напротив Юры  и  не  сводил  с  него
глаз, и тут Божив,  почему-то  ранее  оплывая  зал  и  не  осознавая  сути
разговора  астральной  шайки,  внимательно   вслушался   в   чувствительно
уловимые, телепатические голоса  людей,  оставленных  им  в  центре  этого
загадочного помещения, он стал понимать смысл их  разговора,  понимать,  о
чем шла речь.
     - Ты уже все продумал? - убедительно вопрошал Остап Моисеевич.
     - Не все, но многое, - ответил вопрошаемый.
     - Что же осталось еще?
     - Пустяк, Магистр, последняя точка.
     - Какова же...
     - Точка?
     - Да.
     - Художник, вон, уже пришел, так что сейчас произойдет.
     - Хорошо. Я жду... Жду результатов!.. Слышишь, Купсик, результатов, а
не то...
     - Будет вам, Остапа Моисеевич, сию минуту убедитесь!
     И тут Божив увидел, а точнее сию минуту же понял, о чем приготовился,
будто  в  зверином  прыжке,  взмыслить  стоящий  напротив  него,  по  всей
вероятности, тот самый художник, о котором любезно проговорил  только  что
Купсик.
     Художник стал усиленно взмысливать: Юра почувствовал,  как  океанский
пол оживающе промягчился, и Божив теперь же начал медленно  погружаться  в
бездонную пучину вод. Очнулся Юра от чарующего  и  насмехающегося  взгляда
художника, когда уже почти  утонул  по  колено.  Тут  он  активизировался:
сопротивляясь  жестокому,  неумолимому   взгляду,   вспарил   обратно   на
поверхность и сразу же - взмыслил обратное, и художник ушел  по  колено  в
обмякший пластилиново океан. Противление друг другу шло  у  них  несколько
минут. То художник, то Юра, то снова художник вдавливались телепатическими
взглядами в оживающий на короткие мгновения океанский пол.
     Наконец, Божив в клейком изнеможении рванул  толчком  воли  океанскую
твердь  пола  под  своим  нападающим,  и  художник  пошатнулся  и  в  одно
мгновение, свинцово барахтаясь,  размахивая  руками  и  ногами,  рухнул  в
глубину, понесся в бездонность и вскоре растаял, исчез в чернеющей  далеко
под ногами непроглядности, и Юра остался один стоять победителем. Картинка
необъяснимого зала начала бледнеть и, растворяясь, медленно переливаться в
непроглядную мглу. Напряженный поток ветра,  густо  перемешанный  с  гулом
реактивного самолета, и где-то издали зловещий голос: "Художник  утонул!..
Утону-ул!.." - и все. И снова картинка  рабочего  кабинета  в  кинотеатре,
когда Божив открыл глаза. И только неприятная вспышка мыслей: "Художник...
Я утопил его!.. Но это же был..."
     Юра  в  предчувственном  состоянии,  но   сосредоточенно   спокойный,
огляделся в словно  беззвучном  пространстве  своего  рабочего  помещения,
обеззвученном,  будто  подтененном  тем,  взветренным  гулом,  что  теперь
отзвучал...
     Неожиданно   в   дверь   настойчиво   постучались,   будто    ожидали
"возвращения" Юрия Сергеевича на рабочее место.
     Божив насторожился.
     - Да-да... - негромко произнес  он.  Постучались  еще.  И  тут  Божив
догадался: ведь он вовсе ничего не сказал вслух, он по  привычке  взмыслил
свой отклик "да-да...".
     - Войдите!.. - словно громко  окрикнул  он  дверь,  стоящего  за  нею
сейчас посетителя, и это "войдите!" прозвучало  коряво  и  сухо,  каким-то
раздраженно-гортанным созвучием, так что Юрию Сергеевичу стало неловко  от
своей неподатливой неуклюжести. - Войдите - поспокойнее произнес Божив,  и
на этот раз "войдите!" прозвучало неплохо, естественно.
     Дверь  наполовину  распахнулась,  вошла  в  кабинет  Екатерина.   Она
остановилась и как-то рассеянно оглядела директора кинотеатра.
     - Что случилось? - догадливо опередил Екатерину Юра.
     - У нас в коллективе - несчастье... Юрий Сергеевич...
     - Утонул художник? - пристально осведомился Божив.
     - И как же, и где это произошло? Насколько  я  знаю,  у  него  сейчас
отпуск?
     - На  море,  -  огорченно  покачивая  головою  в  сторону  директора,
ответила Екатерина. - Кто-то его  утопил,  -  добавила  она  таким  тоном,
словно знала кто.
     - Я пока не получил официального извещения.
     - Я вам его принесла, Юрий Сергеевич. Зое  Карловне  его  только  что
доставил почтальон.
     - Давайте сюда, - потребовал Божив.
     Екатерина медленно подошла к рабочему  столу  директора  и  протянула
распечатанный конверт, и Юра, тут же, вытащил из шелестящего  нутра  этого
конверта сложенную в несколько раз бумагу, резвернул  ее.  На  официальном
бланке некоего отделения милиции говорилось о гибели сотрудника кинотеатра
Лесного поселка города Р... и еще о том, что обстоятельства  самой  смерти
расследуются, разыскивается убийца...



                                УРОК ПЕРВЫЙ

     Как и обещал я Боживу, ровно через неделю земного времени  порешил  я
навестить  друга.  Но  теперь  я  находился  в  физическом   теле   Гриши,
председателя кооператива, и если бы вдруг я, хотя бы и украдкой, хотя бы и
ненадолго, ушел из его тела, то незамеченной бы моя временная  отлучка  не
осталась: Гриша мог бы натворить  для  меня  непредсказуемых  препятствий,
хотя бы и то, что он ринулся бы в психиатричку - откуда не так  легко  мне
было бы выйти в необходимый срок на встречу с Наташей, или же, того  хуже,
он  опрометью  бы  понесся  в  храм  и  христианский  эгрегор  надежно  бы
заблокировал  одержимого  для  моего  посягательства.  Да...  христианства
нельзя путать с Христом.
     Что же мне было делать? Как поступить: и встреча c  Юрой,  и  желание
увидеть Наташу,  с  одной  стороны,  а  с  другой  -  Гриша,  председатель
кооператива, со своими маловерными представлениями и осатанелым до безумия
психозом нечистой силы, шкурной неуравновешенностью.
     Мне нечего не оставалось делать, выход являлся реальным только один -
вытолкнуть,  вывести  Гришу  из  его  собственного  тела,  пусть  он  себе
постранствует по астральному безграничью, а потом, потом я его обязательно
разыщу, верну в данную инкарнацию. Так решил я. И оставалась  единственная
проблема, это проблема: куда спрятать на время  моего  отсутствия  Гришино
тело.
     Эту задачу я увидел в разрешении очень легко: я оформил на имя  Гриши
командировку в один из далеких  городов  страны.  Теперь  необходимо  было
куда-то определить на хранение его земное тело на то время, когда  я  буду
выполнять свои дела в Астрале, чтобы возвращаться обратно как на  надежную
земную базу, не пугаясь того, что Гриша  сбежит,  утащится  в  своем  теле
неведомо куда и неведомо под какую защиту.
     Оставлять председателя у него  дома  я  не  решался,  ибо  это  могло
вывести на исход, переполошье довольно  неприятных  последствий:  в  конце
концов Гриша был женат, у него имелось двое детей, две девочки.  А  потому
следовало мне придумать такой  вариант,  который  обезопасил  бы  меня  от
непредсказуемых последствий на будущее.  Но  Юра...  заявиться  к  нему  и
попробовать объясниться на предмет того, чтобы  спрятать  Гришино  тело  в
кинотеатре Лесного поселка хотя бы на ночь.
     Даже если бы и Гриша, то бишь я, заговорил с Боживым в стиле мышления
Сергея Истины, в его узнаваемом объеме памяти  бывших  событий  жизни,  до
летаргического сна, то Юра вряд ли бы воспринял это мое появление  должным
образом. А если бы Гриша позволил себе заговорить в нравоучительном  тоне:
сделай это, пойди туда - Божив бы скорее насторожился, нежели стал бы  без
оглядки выполнять сказанное.
     Нет... С  другом  я  должен  был  встретиться,  используя  астральный
вариант общения, потому что в этом плане  он  уже  приблизился  более  или
менее к пониманию и восприятию естественому.
     Конечно, я мог бы и не продолжать  испльзование  тела  кооператора  в
моих сегодняшних дела Земли - пусть себе Гриша делает побег от меня,  а  я
произведу астральное одержание другого человека. Но в том-то и  дело,  что
для очередного одержания потребуется еще какое-то время, а я  уже  начинал
чувствовать: неладное  готовится,  и  надо,  необходимо  успеть  воплотить
задуманное в  кратчайшие  сроки  -  опередить  злоумышленное  и...  как-то
определиться,  хотя  бы  в  незначительном,  но  достижении   намеченного,
придвинуться к состоянию Победителя.
     И все-таки я пошел в кинотеатр.
     Когда я оказался в малом фойе, мне  навстречу  со  второго  этажа  по
лестнице спускалась, с растрепанными волосами, контролерша. Она  выглядела
так, будто кого-то потеряла, и, когда увидела меня, лицо ее  исказилось  в
огорчении, ибо я был не тот, кого она искала. Чуть-чуть я не сорвался и не
назвал ее по имени-отчеству, но сдержался,  хотя  "здравствуйте"  все-таки
вырвалось у меня.
     Контролерша окинула меня отрешенным взглядом, как обычно  смотрят  на
временно скользнувшего перед глазами совершенно безразличного прохожего.
     Она открыла дверь, и тут же за нею скрылась  в  большом  фойе.  А  я,
теперь бегом, через ступеньку, Гриша, наверное, мог бы позавидовать своему
телу,  поднялся  на  второй  этаж  кинотеатра  и  оказался  перед  немного
отворенной дверью библиотеки.
     Из помещения библиотеки доносились говорливые голоса, женские голоса.
И я не замедлил прислушаться к  ним,  но  одышка  Гришиного  тела  изрядно
мешала мне. "Надо же, как он разухабил свое тело", - подумал я.
     С напряжением я то и дело сглатывал клокочущее дыхание  и  все  время
старался обезголосить его, переводя на шепот.
     - Да что же она так волнуется? Подумаешь, дома не ночевал! Объявится,
куда он денется!
     - Да ты пойми, Зойка, художник погиб, а вдруг и  муж  ее  драгоценный
туда же отправился?
     - Скажешь тоже.
     - А что?
     - Да ничего. Если бы что-то случилось, Остап  Моисеевич  уже  бы  дал
знать.
     - Слушай, Зойка, а может, наш  контролер...  хи-хи...  -  подхихикнул
голос, - сегодня у дамы? А? Как ты думаешь?
     - А-а ха-ха-ха-ха... - расхохотался в ответ  другой  голос,  -  вечно
ты... ха-ха... в своем репертуаре, Катька!
     - Послушай, Сатана... где я?
     - Помолчи, Гриша, ты мне мешаешь слушать.
     - А кто это говорит? Ведьмы, да?
     - На сей раз ты не ошибся - это ведьмы.
     - Господи! - воскликнул многострадальный председатель кооператива.  -
Упаси, Господь!
     - Я же тебя просил помолчать.
     - Все, я молчу.
     - Ну ты что, сейчас уже уходишь?
     - О, кошмар! Катька,  ты  что,  раньше  не  могла  мне  напомнить?  -
Послышалась торопливая возня. - Побежала я, побежала.
     - Сумку, сумку не забудь!
     - Все, - мелодично клацнул поцелуй.
     Я отшатнулся за отделенную половинку двери, и тут  же  эта  половинка
двери распахнулась настежь,  и  Зоя  Карловна  высеменила  на  коротеньких
ножках из помещения библиотеки. Слава Богу, она  не  захлопнула  за  собой
половинку двери, за которой спрятался я. Но я забыл, что Гришино тело было
довольно объемным, ибо я укрылся соразмерно габаритам своего земного тела,
и теперь Гришин живот выдал мое присутствие, в нем предательски шевелилось
дыхание, и Зоя Карловна услышала  его  шипение  и  обернулась.  Тогда  она
остановилась.
     "Да, - подумал я,  -  что  же  она  обо  мне  может  вообразить?  Еще
покажется ей, что я вор, или  того  хуже,  онанист...  Неловкая  ситуация,
однако".
     -  Молодой  человек,  вы  что  там  делаете?  -  обратилась  ко   мне
укоризненно Зоя Карловна.
     - Тише, - нашелся я.
     - Что значит "тише"? Я спрашиваю вас, что вы там делаете?
     - Ну что вы так волнуетесь? Спрятался я здесь.
     - Что значит "спрятался"? - опешила Зоя Карловна.
     - Ну все, вроде бы ушел, - сказал я,  и  с  этими  словами  объявился
перед Зоей Карловной, вышагнув из своего жалкого укрытия.
     - Не понимаю, кто ушел? - озадачилась библиотекарь.
     - Да сын мой, я здесь от него спрятался, пристал - пойдем в  кино  да
пойдем в кино, еле отделался, домой отослал.
     - Ну и что?
     - Ничего. Зайду в библиотеку, может, какую книжку  подыщу  для  него,
паразита, чтобы не мешал вечерами газеты читать, раз уж я сюда  забежал...
Некогда мне в кино ходить... Понимаете, некогда! - И я тут же прошмыгнул в
помещение библиотеки, но позади себя  услышал  догоняющие  меня  шаги  Зои
Карловны.
     Я остановился, оглядываясь по сторонам, напротив  стола,  за  которым
сидела, вольготно откинувшись на спинку стула, Екатерина Васильевна.
     Зоя Карловна прямо-таки вбежала в библиотеку и сразу же она метнула в
меня взгляд бегающих глазок:
     - Катя, ты смотри, этот молодой человек странный  какой-то,  прячется
за дверью...
     - Да я  же  уж  сказал  вам,  что  от  сына  укрылся,  что  вы  такие
подозрительные!
     - Ладно,  я  уже  побежала,  Катька,  -  словно  опомнившись,  быстро
проговорила Зоя Карловна. - А ты смотри. И вы, молодой  человек,  смотрите
мне, не хулиганьте больше.
     Зоя Карловна незамедлительно ушла.  А  я  начал  прохаживаться  среди
книжных полок,  изредка  отшатывая  на  себя  какую-нибудь  книгу,  и  под
негромкое "не то" ставил ее на место.
     Я чувствовал,  как  Екатерина  настороженно  прислушивается  к  моему
передвижению в пространстве помещения  библиотеки,  сквозь  узкие  длинные
щели над книгами я иногда улавливал ее пристальный взгляд.
     -  Молодой  человек,  -  неожиданно  обратилась  ко   мне   Екатерина
Васильевна, - а вы у нас вообще-то записаны?
     -  Да,  конечно,  -  как  бы  между  прочим,   на   сей   раз   между
перелистыванием страниц какой-то брошюры, тут же отозвался я.
     - А как ваша фамилия будет?  -  деловито  поинтересовалась  Екатерина
Васильевна.
     - Истина.
     - Что-о-о?
     - Ис-ти-на, - повторил я по слогам.
     Последовало молчание.
     - Истина? - переспросила Екатерина.
     - Да... Он самый, Екатерина Васильевна, - говорил я последние  слова,
подходя к столу  Екатерины,  и,  остановившись  в  двух  шагах  от  стола,
улыбнулся, - собственной персоной.
     - М-м-да,  -  призадумавшись,  произнесла  Екатерина.  Она  заботливо
порылась в картотеке и вытащила мою карточку.
     - Сергей Александрович?.. Давненько вы у нас не брали книги.
     - Да уж, почитай несколько лет.
     - А где этого типа раздобыли?
     - Да тут, в одном подвальчике.
     - Бомжик, что ли?
     - Да нет, прописанный.
     - Не валяйте дурака, кто он?
     - Не беспокойтесь, милиция сюда не нагрянет, - он в командировке.
     - Фу, какой он толстый.
     - Председатель кооператива.
     - Понятно.
     - А здесь у него, - я показал между ног, - бывают неполадки.
     - Что, горючего не хватает?
     - Да нет.
     - Ясно, заезженный.
     - Все может быть, Екатерина, но у меня нет времени об этом...
     - А что?
     - Мне бы тельце это, -  я  старался  говорить  в  тоне  Екатерины,  -
изредка оставлять где-нибудь под хорошим присмотром.
     - Можно было бы у меня дома, но он  же  всю  мебель  переломает,  как
очнется... Ты же его, наверняка, перепугал до  ошаления...  Как  его  хоть
зовут?
     - Гриша, - ответил я.
     - Хотя... можно и попробовать, есть у меня одна задумка.
     - Спасибо, Екатерина... Васильевна.
     - Ну ладно, пойдем со мной.
     - К тебе домой?
     - Ну а куда же еще? Не к Остапу же Моиссевичу!.. Хи-хи, -  проказливо
подхихикнула Екатерина, подошла ко мне и  похлопала  по  Гришиному  животу
ладошкой.
     Вскоре, после недолгих сборов  Екатерины,  мы  вышли  из  библиотеки,
Екатерина закрывала дверь на ключ, а я  в  это  время  увидел,  как  дверь
напротив, в кинопроекционную,  до  сего  момента  приоткрытая,  потихоньку
притворилась - наверняка лысый и  уступчивый  Кириллыч,  как  всегда,  был
предан своим ушам, и вовсе не исключено, что он подслушал и наш  разговор,
ну  да  вряд  ли  он  мог  принять  что-либо  всерьез,  скорее  всего   он
предположил, что очередной любовник навестил подругу Зои  Карловны  и  они
шутили между собой.
     "Хотя... Все может быть", - предположил я, когда  мы  уже  спускались
вместе с Екатериной по ступенькам со второго этажа. Нежданно  возник  пред
нами Палыч, как всегда: в надменных поворотах скул, со змеевидной улыбкой,
руки  в  брюки,  карманы  оттопырены,  голова  разворачивается  вместе   с
туловищем. Он возник из большого фойе,  видимо,  обозленный  невыходом  на
работу супруга контролера по неведомым на то  причинам,  потому  что  тот,
насколько я понимал, всегда потакал Палычу в его ехидных прихотях, а кроме
сего, с последним всегда можно было выпить безотказно.
     - Уже уходите? - заискивающе обратился он к Екатерине, ибо  относился
он к ней настороженно, по причине ее острого языка,  а  Палыч,  уж  больно
влюбленный в свой авторитетный  минимум,  не  хотел  лишний  раз  получать
пинка, особенно при посторонних, каким в настоящий момент  является  этот,
весьма толстоватый и на вид неуклюжий молодой человек, с обвисшими щеками,
то есть я.
     -  А  вы  сегодня  весьма  молодо  выглядите,  Палыч!  -  восторженно
воскликнула Екатерина.
     От удовольствия Палыч, слегка  раскачиваясь  всем  туловищем,  высоко
приподнял голову.
     - Прямо как мальчик из подворотни! - расхохотавшись, добавила она.
     И только что похвалееный, Палыч тут же скривился в лице своем, словно
надкусил лимон, и оттопырил надменно губы, но глаза его не теряли  надежды
на то, что вдруг  как  Васильевна  все-таки  взбодрит,  подбросит  лакомое
словечка, на какое она всегда была способна.
     - Вы прекрасный мальчик, Палыч... Я вас люблю! - на ходу через  малое
фойе  обронила  Екатерина  через  плечо  и  обалдело  закатила  глазки,  и
киномеханик  первой  категории,  действительно,  приветственно   прощаясь,
поднял  руку  вслед  Екатерине  Васильевне  и  благодарно   и   дураковато
улыбнулся.
     И вот уже совсем неожиданно дверь  в  бывший  мой  кабинет  открылась
настежь, и директор кинотеатра, Юра Божив, вышагнул в малое фойе. И  я,  и
моя спутница - остановились в ожидании.
     - Вы уже уходите? - обратился Божив  к  Екатерине,  но  подозрительно
рассматривая меня.
     - А вы остаетесь? - тут же подмигнув Юрию  Сергеевичу,  с  наигранной
торжественностью откликнулась Екатерина Васильевна.
     - Как видите! Уважаемая Екатерина Васильевна,  рабочий  день  еще  не
закончился...
     - Тогда...  -  Екатерина  призадумалась  на  мгновение.  -  Счастливо
оставаться, Юрий Сергеевич, - торопливо добавила она и грациозно, особенно
выразительно взяла меня под руку.
     - Постойте! - спохватился Божив. - А что Зоя Карловна, у себя?
     - Она... По делам, так сказать... Отсутствует...
     - Хорошо. Можете ей передать, что теперь ее ожидает сюрприз.
     - Понимаю... Юрий Сергеевич...
     - Что вы понимаете! Я просто влеплю ей выговор.
     - Когда мужчина делает выговор женщине...
     - Что вы хотите этим сказать?!
     - Ничего. Признайтесь мне, - напустив серьезный вид, спросила  Божива
Екатерина, - вы ревнуете Зою Карловну, да?
     - Вы с ума сошли, Екатерина Васильевна! - разгневался  Юра  и  метнул
разгоряченный взгляд на Палыча,  и  возможно,  на  какое-то  мгновение,  у
Божива промелькнула мысль отослать его по  какой-либо  причине  наверх,  в
кинопр