но.  -  Прокомпостируйте
талон, пожалуйста!
     - Чем? - повернувшись к возмущенной женщине  лицом,  азартно  спросил
парень, показывая ей руку с мороженым.
     И этот талон, снова, нервно пробил пассажир, сидящий рядом  с  жующим
парнем. Так ситуация повторялась в разных вариантах, а парень все твердил:
     - Чем?! - и показывал руку с мороженым.
     Обстановка зрела скандальная. И  вот,  на  очередной  вопрос  жующего
парня "Чем?!", выкрикнул ответ тоже парень, но чуть помоложе, он  стоял  у
соседнего кресла, выдерживал натиск толпы.
     - Рукой! Рукой! - крикнул он.
     Жующий парень повернулся на этот протест всем  туловищем  и  оказался
сидящим полубоком к нему:
     - Да пошел ты! - огрызнулся он.  -  Понапридумывали!..  Все  личность
хотят воспитать!.. Вы же стадо!.. Как в тюрьме живете!.. С какой  стати  я
должен, обязан, видите ли, пробивать тебе талон! А?! Да я, может,  в  упор
видеть  и  слышать  никого  не  хочу!..  Ну  и  страна!  Невозможно   быть
независимым! Попробуй только поступить по-своему!..  Так  тебе  и  вонючие
талоны начнут под нос подсовывать, и по плечу хлопать,  врываясь  к  тебе,
словно ты кому-то что-то обязан!.. Да пошли вы все к черту!.. Живите своей
жизнью, а я буду жить своею!.. Удивительно, но парня никто  не  перебивал.
Все слушали или делали вид, что не обращают внимания.
     - Все,  -  выкрикивал  парень,  словно   лозунги,   -   как   нарочно
придумано!.. Какой-то придурок сообразил компостеры расположить так, чтобы
обязательно кто-то являлся общественным контролером!.. Да пошли вы все!..
     - Я плачу за проезд и не хочу  оказывать  никаких  услуг!  Я  еду,  и
все!.. С какой стати вы мне в душу лезете? А?!  В  нос  тычете,  по  плечу
хлопаете!.. Орете на меня, приказываете! Все сделано, как  нарочно,  чтобы
разозлить  человека,  привести  его  в  ярость,  чтобы  не  застоялся,  не
задумался, что он человек!..
     - Ну, что?! - будто злил публику парень, - зацепили, поиздевались,  а
теперь приумолкли, безвинно, да?! Дьяволы! Будьте вы прокляты!..
     Подоспела моя остановка, я выскочил из троллейбуса.
     "И все-таки в чем-то этот парень был прав..." - подумал  я,  стоя  на
перекрестке и ожидая зеленого сигнала светофора.


     ...В  здании  кинопроката  находился  и  Совет  по   кино,   и   Союз
кинематографистов, и студия кинохроники.
     Я шел по его длинному, длинному коридору.  По  пути  перехлопывались,
перестукивались двери со всевозможными табличками. Это звучал своеобразный
язык стуков и хлопков, двери жили и, наверное, уставали за день не  меньше
людей...  Мне  казалось,   что   двери   помоложе   вертелись   на   своих
никелированных  петлях  туда-сюда  легко  и  свободно,  бесшумно  витая  в
воздухе, а двери постарше скрипели, точно от боли в  суставах  своих!..  Я
проходил и такие двери, которые, было похоже, открывались  и  закрывались,
будто на цыпочках. Это  были  двери  больших  и  маленьких  начальников...
Словом, здесь повсюду суетились люди: неожиданно сходились в кучку  и  так
же неожиданно рассыпались на все четыре стороны,  исчезали  и  появлялись,
будто призраки, или мне просто это все так представлялось:  расплывчато  и
нереально.
     Когда я вошел в бухгалтерию, там уже сидел мой перепуганный бухгалтер
и о чем-то спорил с главным, кротко высказывая свою правоту.
     Оказалось, что наш финансовый бог  кинотеатра  успел  прикатить  сюда
вперед меня на такси!
     Здесь меня и его песочили часа три, не  меньше...  Мы  уже  сидели  в
изнеможении. На  столе  главного  выросли  целые  стопы  толстых  папок  с
бумагами  и  бумажками,  в  которых  рябило   от   цифр   и   всевозможных
символических описаний, столько было перерыто документов, дабы  определить
подтверждение  задолженности...  Но...  Все  оказалось   тщетным,   словно
таинственная задолженность нашего кинотеатра выросла  ниоткуда,  а  письмо
отпечатано и прислано в наш адрес по прихоти чьей-то злой руки и души,  но
поскольку злополучное письмо это было подписано рукой самого главного,  то
он продолжал упорные, сонливые  поиски  и  в  конце  концов  нам  повезло!
Определилось  обратное  -  кинопрокат  за  прошлый  год  задолжал   нашему
кинотеатру семь рублей двадцать копеек!
     На эту сумму денег мне выдали на складе  кинопроката  пачку  агитафиш
некогда шедших кинофильмов, и я уже собирался  с  рулоном  этих  афиш  под
мышкой выйти из здания кинопроката, как со второго  этажа  меня  окликнула
девушка из опостылевшей бухгалтерии:
     -  Сергей  Александрович!..  Не  уходите!..  -  она  показалась   мне
взволнованной. - Вас к телефону. - Мой бухгалтер, успокоившись, уже  уехал
домой продолжать жить свой выходной день, а я снова, лениво на  этот  раз,
поплелся на второй этаж.
     Мне подали трубку.
     - Алло! - сказал я в полном безразличии.
     - Алло! Сергей Александрович?! - послышался рыдающий голос Тани,  той
самой выпускницы культпросветучилища, что вела у меня в кинотеатре  группы
ритмической гимнастики.
     Я был озадачен и даже немного встревожен.
     - Кто вас обидел? Что случилось? Почему вы плачете?.. Да не ревите же
вы, - потребовал я.
     -  Сергей  Александрович!..  -  приостановив   рыдания,   всхлипывая,
сообщила Таня. - У меня магнитофон украли!
     - Как?
     - Да, вот так - украли!
     - Когда?
     - Сейчас только!
     - Может, кто пошутил?
     - Нет... -  всхлипывала  тяжело  Таня.  -  Я  все  обегала!  -  снова
разрыдалась она.
     - Тьфу ты! Подождите реветь! Успокойтесь. Ну, я  прошу  вас.  Умница.
Все. Танечка, как это произошло?
     - Я вниз перекусить пошла, минут десять меня не было...
     - А комнату, конечно же, не заперли? - возмутился я.
     - Забыла, Сергей Александрович! - опять зарыдала Таня.
     - Татьяна, перестаньте!.. Вы милицию вызвали?
     - Да. Они уже приезжали, все обследовали...
     - И что?
     - Нам с вами нужно сегодня к  ним  в  отделение  подъехать,  -  снова
ревела Таня.
     - Ладно... Выезжайте сейчас же, и я тоже еду!  -  приказал  я.  -  Вы
слышите меня или нет. Да прекратите же реветь!
     - Слышу, Сергей Александрович.
     - Слушайте внимательно: через полчаса я жду вас в отделении.  Все,  -
строго сказал я и положил трубку. И я направился в милицию.
     Ровно через полчаса у входа в районное  отделение  милиции  я  ожидал
Татьяну. Минут через десять-пятнадцать подъехала и  она,  заплаканная,  ее
сильно беспокоило, что придется за свою халатность выплачивать  кинотеатру
стоимость исчезнувшего магнитофона.
     Мне  с  большим  трудом  удалось  тогда  достать   этот   злополучный
магнитофон для нужд кинотеатра, рекламу тоже делали с его помощью,  и  вот
теперь он пропал! Канул!
     - Вряд ли мы его найдем! - сообщил следователь мне  и  Татьяне  после
нескольких часов изнурительного допроса, кто и  как  поставил  аппаратуру,
кто и как запер проклятую дверь, кто и  где,  почему  находился  во  время
кражи, и прочее, и прочее...
     -  А  сейчас,  -  сказал  следователь,  откладывая  дело  по   нашему
магнитофону в сторону,  -  пройдите,  пожалуйста,  в  комнату  напротив  и
оставьте свои отпечатки пальцев для следствия.
     Тут  я  совсем  сник.  Татьяна  опять  разревелась  и  мне   пришлось
договориться со следователем, что главная виновница пропажи откатает  свои
отпечатки через пару дней, как успокоится.
     Гадостно, неприятно и мерзко откатывать свои отпечатки пальцев!  Меня
посадили за стол, какой-то парень в  штатском  каждый  мой  палец  усердно
пачкал в чем-то черном и прикладывал к  листу  бумаги,  разлинованному  на
ячейки. У меня взяли даже отпечатки ладоней. Потом этот в штатском куда-то
ушел ненадолго, вернулся, извинился и снова стал откатывать мои  отпечатки
на другом листе.
     - Начальнику не понравилось, - объяснил он. -  Ладони  получились  не
четкими. И опять я морщился и меня даже подташнивало.
     Когда  все  закончилось,  мне  дали  небольшую  картонную  коробку  с
порошком для мытья рук и полотенце.
     За этот день я так переутомился, что когда  уже  вечером  возвращался
домой, все время оглядывался назад. Мне  чудилось,  что  за  мною  следят,
незримо идут по следам. И хотя я был полностью уверен в себе, в голову все
же лез какой-то бред! "А вдруг как участковый дознался у Кати обо всем!  А
магнитофон - предлог... Отпечатки взяли специально!.. Если  так,  то  я  -
пропал... Господи! Только бы все обошлось..."
     У моего подъезда на крупной деревянной лавке сидели  две  бабки.  Они
были в валенках, затертых шубах из черного каракуля,  в  пуховых  платках!
Вокруг все обледенело, снег порошит, а эти сидят! Я их ненавидел!..
     Одна из них, толстая, низкорослая, любительница  ходить  в  гости  из
квартиры в квартиру  по  всему  нашему  дому,  выспрашивать,  осведомлять,
словом, переносчик заразы! Другая занималась тем же  самым,  но  выглядела
иначе: худая, высокая, детвора так ее и дразнила - "Щепка".
     В последнее время я стал замечать удивительное:  как  только  у  меня
появлялось плохое настроение или же я испытывал некую духовную неуютность,
физическое недомогание, так эти две бабки обязательно  попадаются  мне  на
глаза! Они будто чувствуют мое отвратительное  состояние,  будто  нагоняют
его на меня исподволь из своих квартир, а потом выходят посмотреть: как  я
там себя чувствую! От одного  только  вида  этих  особ  у  меня  возникала
раздражительность, агрессивное сопротивление и неприятие! Это  происходило
еще и от того, что очень часто я проходил мимо них  и  здоровался,  а  они
промолчат, сделают вид, что не услышали или же заговорились.
     Я перестал с ними здороваться! Всегда молча  проходил  мимо.  Но  они
окликали меня ехидно, словно посмеиваясь, будто мимо прошел  ненормальный!
Еще бы! По их понятию, если парню за тридцать и он не женат,  значит,  тут
что-то неладное!  В  их  тоне  звучала  убежденная,  якобы  здравомыслящая
снисходительность к убогому! А может, это мне просто казалось!  Все  может
быть.   Только   в   одном   я   уверен,   человек   неминуемо   чувствует
недоброжелательность...
     Эти две бабки являлись  для  меня  словно  лакмусовой  бумагой  моего
состояния,  энергетической  силы  и  независимости.  Наверное,  у  каждого
человека есть подобные бабки или  другие  люди,  предметы,  но  не  каждый
человек  обращает  на  это  внимание.  А  может,  я   жертва   отзывчивого
воображения.
     Они, эти бабки, сидели сегодня на лавке.
     Меня обдало жаром, когда я их увидел. Мой взгляд забегал по сторонам,
меняя объекты своего внимания, будто выбирая, на чем остановиться, но  все
вокруг было словно перепачкано нестерпимо-ощутимым присутствием этих  двух
несносных старух!
     Прошмыгивая мимо своих одухотворенных врагов, я вспомнил один прием и
стал смотреть прямо перед собой, но только усилием воли  понизил  резкость
изображения в глазах. Это мне очень помогало! Мир становился расплывчатым,
менее реальным.
     - Здравствуйте, Сереженька, - снова ехидность послышалась мне  вслед.
- Что же ты проходишь и не здороваешься?!


     ...Я  поднимался  по  лестничной  клетке,   грустный,   опустошенный.
Хотелось есть, даже ноги и руки дрожали.
     Где-то впереди неожиданно открылась чья-то дверь.
     - Сережа, - услышал я голос Вики.
     - Да... - среагировал я и пошел на открытую дверь. Я боялся выглядеть
резким - Вика обняла меня приветливо, но настороженно.
     - Сережа, - прошептала она, - сегодня тобою интересовалась милиция.
     - Как? И здесь тоже? - с  печальной  покорностью  спросил  я.  Теперь
Викино лицо туманилось перед моими глазами.
     - Ты что, выпил? - робко поинтересовалась Вика.
     - Любимая, - сказал.
     - Сереженька, - снова обняла меня Вика, - что же ты натворил?!
     - Я?! Я пойду, девочка... - опустошенно сказал я.
     И я пошел к себе наверх...
     Я открыл на ощупь ключом дверь в свою квартиру и вошел в прихожую.
     ...Из зала ко мне навстречу вышла взволнованная мама.
     - У нас был следователь, он, насколько я знаю, обошел все квартиры  в
нашем подъезде, что это значит? Сережа?
     - Не знаю, - ответил я.
     - То что-то натворил? - испуганно произнесла мама.
     - Я? Нет... Вроде, нет...
     - Что значит, вроде? - заволновалась мама еще больше.
     - А что ему, следователю, было нужно? - словно приходя  в  себя,  уже
более заинтересованно спросил я  и  глянул  на  маму  резко,  и  сразу  же
обрушилась на меня чудовищность и нелепость моего положения!
     - Я так толком и не поняла, - отвечала мне мама, -  но  вопросы  этот
следователь задавал удивительные!
     - Какие? - абсолютно опомнившись, спросил я.
     - Самые различные... - мама немного подумала. -  Даже  невероятно,  к
чему? К чему ему понадобилось знать, какая у меня  была  девичья  фамилия?
Где и кем я работаю, интересы? Все о твоем отце... Все о тебе и  даже  чем
ты болел в детстве?
     - А что еще он спрашивал?
     - Еще многое... Часа два тут сидел, тебя дожидался, и  все  записывал
мои показания. Да вот, - мама протянула мне какую-то бумажку. - Он оставил
тебе повестку. Завтра ты должен  будешь  явиться  к  нему  в  отделение...
Сынок! - негромко выкрикнула мама, кинулась и обняла меня. -  Ну,  что  ты
натворил? Родной!
     - Мамочка, - заговорил я, обнимая ее за плечи. - Я даю  тебе  честное
слово, что это какая-то чепуха! Поверь, завтра все прояснится! Иди  спать,
пожалуйста, я тоже устал. У меня был сегодня трудный день...
     И мама, может, впервые за последние годы, как-то  боком,  недоверчиво
оглядываясь, попятилась к себе в комнату.
     Нет, есть я не стал. Я вошел к себе в комнату, сел на диван.  Посидел
несколько минут с закрытыми глазами.
     - Да что это я! -  насильно,  будто  оживляя  себя  от  властительной
дремоты, сказал я вслух.
     Работу Корщикова я уже давно прочитал  и  успел  вернуть  ее  обратно
автору. Потому что мало что понял в прочитанном, я никак  не  отозвался  о
ней: промолчал, а Саша и не спросил. А вот  Священная  Книга  Тота...  Она
манила меня, будто символ какой, хотя и не была на виду,  но  она  озаряла
мою комнату, привлекала...
     Я встал с  дивана  и  движением  воли  отбросил  от  себя  весь  хлам
сегодняшних  впечатлений.  Несколько  секунд  они   еще   пытались   снова
обрушиться на меня, но я жестко удержал их на расстоянии.



                                   АЛЕФ

     Давно я уже отпечатал  Священную  Книгу  Тота,  но  долгое  время  не
решался приступить к ее изучению. Я прочел только предисловие и  Введение.
Сражу же после промывки фотографии этой таинственной книги  раскладывались
по всему полу моей комнаты на газетах для сушки.  Я  брал  по  одной,  еще
влажной, фотографии и читал.
     Остановившись на Первом Аркане, я понял, что нуждаюсь в осмыслении, и
я  отложил  книгу   до   того   момента,   когда   почувствую   внутреннюю
сосредоточенность, готовность к ее восприятию.
     Теперь я, неожиданно для себя, вытащил запрятанные среди старых  книг
моей домашней  библиотеки  две  стопки  переплетенных  фотографий,  открыл
первую и прочел с начала до конца - все пять параграфов Первого Аркана: "О
Божестве Абсолютном; О Божестве Творящем, Его Триединстве  и  Божественном
Тернере; О Мировом Активном Начале; О Воле и Вере; О Человеке  совершенном
и Иероглифе Аркана Первом".
     Одного раза мне показалось мало, и я прочел все параграфы еще  и  еще
раз.
     Для того, чтобы лучше усвоить, ближе  ознакомиться  с  материалом,  я
попробовал набросать своеобразный конспект-размышление на темы  параграфов
Первого Аркана.
     Время шло быстро.
     Я почувствовал,  что  устал,  тогда,  допечатав  на  пишущей  машинке
последнюю  страничку,  своего,  своеобразного  конспекта-размышления  -  я
отложил свое занитие в строну. Теперь, я понимал, что, то, что я  произвел
сейчас, не совсем конспект-размышление, а скорее своеобразный, чуть ли  не
дословный перевод мною Владимира Шмакова на иной текст. Иначе  говоря,  то
же самое, но намеренно  другими  словами.  Допечатав  до  этого  места,  я
почувствовал, что устал, и я оставил пишущую машинку, надежно спрятав  все
бумаги.
     "По-моему, неплохой прием для осознанного запоминания и  ориентировки
в изучаемом", - подумал я и тут же добавил вслух:
     - Все, на сегодня хватит.



                               ПОЗВОНОЧНИК

     - Ива-ан! - отчаянно выкрикнул я.
     Оказалось, что я стоял в небольшой квадратной  комнате.  В  ней  было
все, абсолютно все черного цвета. Даже штора,  за  которой  я  предполагал
окно, тоже была из  черного  бархата.  Этот  бархат,  и  стены  вокруг,  и
потолок, и пол, - все имело какую-то пространственную, космическую глубину
для взгляда, и вместе с тем я ощущал, именно ощущал, а  не  созерцал,  что
стены, и пол, и потолок, и штора все же являлись таковыми.
     Невероятно,  но  я  будто  бы  парил  в   безграничном   пространстве
квадратной комнаты, хотя и чувствовал опору под ногами, и мог прикоснуться
к стенам. Только штору отодвигать я не решался.
     В комнате царил неведомо откуда  непонятный  свет.  Словно  светилось
само пространство и мне было  почему-то  необъяснимо,  но  страшно,  жутко
находиться здесь одному. Это был страх предчувствия.
     Вдруг  стена,  что  находилась  напротив  черной   бархатной   шторы,
вспыхнула гаммой самых ослепительных красок!
     Я отпрянул в сторону и  стал  протирать  свои  будто  воспламененные,
светящиеся во тьме глаза.
     Наконец, мои глаза как бы потускнели, но точно фиолетовые угольки еще
догорали в них. Я  снова  мог  открыть  глаза  и  видеть,  я  обернулся  и
оторопел!
     Боже мой! То, что я увидел, то, что теперь мог отчетливо различать  и
осознавать умом и сердцем, заставило меня остаться на  месте  в  состоянии
удивления и очарованности.
     В двух  метрах  от  меня  располагался  массивный  стол,  выполненный
полностью из серого камня.  Его  увесистая  столешница  опиралась  на  две
вертикальные стенки,  соединенные  посредине  перекладиной.  Позади  этого
стола  висел   массивный   занавес   кроваво-красного   цвета,   наполовиу
отодвинутый в сторону, и тем самым собранный в ровные складки, сам не знаю
зачем, но я сосчитал эти складки: их оказалось ровно девять.
     В  тот  самом  месте,  откуда  был  отодвинут  занавес,  я  разглядел
лестницу, уходящую вниз, в землю.
     На фоне этого занавеса  стоял  в  полный  рост  сильный,  мускулистый
человек, лет тридцати пяти на вид, в расцвете своих  молодых  сил.  Он  не
шевелился, но был, я не сомневался, абсолютно живым, настоящим. Я сражу же
узнал его! Это был Маг.
     Несколько минут я сосредоточенно рассматривал его, видел ли он  меня,
- не знаю.
     Под его ногами, на полу, был разостлан ковер, на котором  красовались
вытканные желтые гирлянды и лавровые венки.  Одежда  Мага  поражала  своим
простым совершенством, духовным проникновением!
     На Маге была короткая туника, доходившая ему до колен,  перехваченная
широким кожаным поясом повыше бедер. Эта туника  собиралась  во  множество
складок, а цвет ее изумлял глаза своим тонким переливом: она  была  белая,
но слегка розовая, с золотистым оттенком.
     Маг очень крепко стоял на  ногах.  Его  правая  нога  была  выдвинута
немного вперед. На голове у  этого  посвященного  мужа  покоилась  золотая
змея, заглотнувшая свой хвост. Змея опоясывала лоб, и  казалось,  что  она
вот-вот шевельнется!
     Над головой Мага  висел,  будто  парил,  знак  бесконечности  в  виде
горизонтальной восьмерки.
     Маг высоко держал поднятой свою правую руку к сияющему небу.  В  этой
руке он держал  скульптурный  жезл.  И  я  отчетливо  мог  разглядеть  его
детально: я видел  скипетр,  который  обвила  огромная  змея,  на  которой
покоилась исполинская черепаха, а на ней стояли три белых слона,  а  слоны
поддерживали сферу с семиярусной пирамидой, а над пирамидой (в  мои  глаза
вонзался ослепительный источник света, и  когда  я