,
лихорадочо, с виду полушутя, но стучаться, тарабанить в первую  попавшуюся
дверь. Где откроют, - там и я!..
     - Ну, так как? - переспросил я  в  улыбке  озадаченно  молчавшую  Зою
Карловну. Она смотрела мне под ноги и часто моргала.
     - А-ха-ха-ха-ха! - расхохоталась она, наконец понявши в чем дело,  но
замолчала и засуетилась открывать кабинет...
     Так неожиданно прервалась моя шутка, но не  прервалось  мое  желание!
Да, именно желание одолевало мою натуру сейчас. И я это понимал  с  полной
ответственностью перед собою! Проверять себя, - так проверять!..  "Решайся
на что-либо: сразу, мгновенно, или не  решайся  совсем..."  -  вспомнил  я
наставление Ивана и ринулся в большое фойе через зал...
     И нестерпимая радость и сила обдавала меня с  ног  до  головы!  И  я,
наверное, слишком сильно дернул кинозальскую дверь на себя, ибо контролер,
хотя и громила в плечах и по росту, чуть не вывалился из кинозала  ко  мне
под ноги! Видимо, он стоял в кинозале и держался за ручку двери, и, может,
не так уж слабо держался!
     - Ой, извините! - сказал я контролеру спешно, оглядев его  с  ног  до
головы. "Но зачем ты держал дверь?.." - подумал я.
     - Ничего страшного! - ответил контролер.
     "Если в зале что-то и существовало, чего нельзя мне  было  видеть,  -
думал я, продолжая анализировать, - то теперь наверняка уж поздно...  Этот
следы замел! Он в их компании, это вне сомнения!.."
     - Ну, как там, все в порядке? - спросил я.
     - Фильм дерьмовый! - ответил контролер.
     - Опять с премией пролетим! - послышался ехидный голос позади меня. Я
обернулся: это подошел Палыч.
     Круг замкнулся. Отступать было некуда. Мои скандалы с Палычем  всегда
начинались вот так: с его стороны оттачивались копья для решающей схватки,
там, в кинобудке, а с моей стороны, здесь,  внизу,  в  кабинете.  А  потом
возникала подобная ситуация для стычки. Я насторожился.
     - Плана в  этом  месяце  опять  не  будет,  Сергей  Александрович!  -
подтвердил свою позицию контролер.
     - А я тут при чем? - было ощетинился я.
     - Вы же директор... - улыбчиво, умиленно произнес Палыч, чуть ли не в
реверансе!
     - Ну, так и что же?..  А  вы  киномеханик!  -  съязвил  я  как  можно
отрешеннее.
     -  Это  ваше  дело:  фильмы  заказывать,  Сергей   Александрович!   -
раздраженно выкрикнул он, глянув на контролера. Начиналась атака.
     - Конечно! - предательски подтвердил контролер.
     Но я уже успокоил себя полностью. Мне даже стали они безразличны оба:
контролер и киномеханик.
     "Какой-то глупый  разговор",  -  сказал  я  про  себя.  -  "Надо  его
заканчивать..." Палыч набирал обороты. Это было хорошо видно по его манере
входить в раж: кулаки в карманах брюк,  и  от  этого  карманы  оттопырены,
немного покачивается всем туловищем, плечи приподняты.
     И тут в зале неожиданно послышался  разношерстный  свист  и  какие-то
крики. В следующее мгновение  из  зала  выскочил  и  наткнулся  на  Палыча
мальчик, лет десяти, худенький. Он жалко потирал свое  плечо,  потому  что
ударился о киномеханика.
     - Шпаненок, куда летишь?! - возмутился тот.
     - Дядя, звука нет! - сказал мальчик.
     Наверное, Палыч чувствовал, как его авторитет безупречного  работника
падает в моем лице. Он побелел от злобы, прикусил нижнюю губу от досады.
     - Сколько раз я  тебе  говорил,  -  рухнул  его  гнев  на  ошалевшего
контролера, - в зале надо быть. Стоишь здесь... мать твою. Рот разинул!
     Контролер тут же, вслед за мальчиком, исчез в  зале,  а  Палыч  будто
десятилетний кинулся к себе в кинобудку через фойе, поскользнулся у дверей
и едва не растянулся.
     - Кирилыч! - заорал он где-то на лестнице своему напарнику.
     - Ого! - отозвался тот радостно.
     - Звука, звука нет в зале! Мать твою! - и еще что-то орал  Палыч,  но
уже было не разобрать что.  Дверь  в  кинобудку  с  оглушительным  треском
захлопнулась! Словно затрещину отвесила!
     Мне доставил удовольствие такой ход  событий.  Это  сработал  во  мне
Человек-Ветер. Я торжествовал!..
     На втором этаже занималось несколько  групп  ритмической  гимнастики.
Этим самым удавалось как-то, худо-бедно, подрабатывать наличные деньги для
различных нужд нашего  скромного  увеселительного  заведения.  Открывалась
возможность приобретать  необходимые  культи  канцтовары,  стоящие  больше
десятирублевых чеков, установленной разовой нормы по смете.
     Поскольку  в  кинотеатре  материально-ответственным  лицом   является
директор, мне приходилось три раза в неделю выставлять и убирать  комплект
радиоаппаратуры. Она хранилась в библиотеке, и мне ее надо было каждый раз
перетаскивать в комнату напротив и обратно в библиотеку. Правда, за это  я
получал доплату в сорок рублей, но зато и косились на меня в  кинопрокате,
а непосредственное начальство даже пыталось искать пути  -  запретить  мне
подрабатывать!
     Я  зашел  в  библиотеку.  На  книжных  полках,  напротив   стола,   в
расшатанных книжных рядах рылись дети: две девочки и  мальчик.  За  столом
величественно восседала Екатерина Васильевна.
     Мы обменялись приветствиями.
     - Как у вас тут с любовью?  -  спросил  я  у  Екатерины  и,  напрямик
подойдя к ней, нагнулся и поцеловал ее в щеку.
     - О-о!.. Какой вы!..  Сергей  Александрович...  -  обалдело  сверкнув
лукавыми глазами, произнесла она умиленно.
     Но ничего не говоря больше и не делая красивой сцены с  продолжением,
я отвернулся от Екатерины Васильевны и пошел прочь по своим делам.  Ощущая
пристально-изумленный взгляд ее у себя на  спине,  я  быстренько,  за  два
прихода, перетащил аппаратуру куда полагается.
     Я закрыл комнату на ключ. Я потом буду  еще  подробно  вспоминать  об
этом.   У    Тани,    девушки-выпускницы    хореографического    отделения
культпросветучилища, имелся свой ключ от этой комнаты.
     Дверь в мой кабинет была немного приоткрыта.  Я  хотел  уже  войти  к
себе, как услыша:
     - А-а, ха-ха-ха-ха! Вы шутник!  -  послышался  хохотливый  голос  Зои
Карловны. Она все еще разговаривала по телефону.
     Я остановил свою руку, и она неподвижно зависла в  воздухе,  едва  не
коснувшись двери. Так я и оставался стоять на месте и вслушиваться:
     - Нет, нет!.. Я же сказала -  нет!..  Вы  меня  не  так  поняли!..  Я
сегодня занята!.. Что?.. Хо-хо!.. А?.. Да!.. Да!.. Еще будет!.. Я говорю -
еще будет! Да, Да!.. Безусловно!.. Конечно!.. Как и договорились!..  Адью,
Остап  Моисеевич!..  В  кабинете  послышались  шаги.   "Значит,   разговор
закончился", - подумал я и резко открыл дверь: деловито прошел к вешалке и
стал озабоченно  раздеваться.  Мне  казалось,  что  у  меня  на  лбу  было
написано, что я подслушивал. И  поэтому  я  отвернулся  от  Зои  Карловны,
испытывая  неловкость.  Человек-Ветер  улетучился,  чувства  и  навязчивые
образы повисли надо мною  и  засасывали  мою  сущность  в  себя.  Возникло
состояние дискомфорта.
     - Спасибо, Сергей Александрович, - поблагодарила библиотекарь.
     - Да, да... Не за что...  Зоя  Карловна...  -  отрывисто  отвечал  я,
потому что уже нервно выдергивал в этот момент из рукавов  кожаной  куртки
на меху свои руки.
     - Давайте помогу! - обратилась Зоя Карловна.
     - Нет... Спасибо... Я сам... - отчеканил я, краснея от  усердия.  Зоя
Карловна направилась к  двери.  Наконец-то  мне  удалось  стащить  с  себя
куртку. Я повесил ее на вешалку рядом со своей спортивной шапочкой.
     - Ну, я пошла, - сказал Зоя Карловна, уже в дверях. - Ключи на столе,
- добавила она.
     - Ага! - ответил я, подкивнув.
     Дверь в кабинет захлопнулась. Я остался один. "Остап Моисеевич..."  -
прозвучало у меня в голове... Из разговора  по  телефону  я,  конечно  же,
ничего не понял,  но...  "Остап  Моисеевич"  снова  прозвучало  у  меня  в
голове... "Это он... Вчерашний... К Богу! - мелькнуло у меня в  голове.  -
Прочь, прочь лукавые!"
     Я быстро достал из сейфа  крохотную  библию  в  нежно-мягком  зеленом
переплете из полиэтилена, сел за рабочий стол и разлистнул этот  священный
памятник человечества наугад, где придется. Я загадал, что меня ожидает, и
начал читать вслух:
     "И пришел Ангел Господень из Галгала в Бохим, и сказал: Я  вывел  вас
из Египта и ввел вас в землю, о которой клялся отцам вашим - дать  вам,  и
сказал Я: "Не нарушу завета Моего с Вами во век.
     И Вы не вступайте  в  союз  с  жителями  земли  сей;  жертвенники  их
разрушьте". Но вы не послушали гласа Моего. Что вы это сделали?
     И потому говорю Я: не изгоню их от вас, и будут  они  вам  петлею,  и
боги их будут для вас сетью.
     Когда Ангел Господень сказал слова  сии  всем  сынам  Израилевым,  то
народ поднял громкий вопль и заплакал.
     От сего и называют то..."
     В дверь неожиданно резко постучали... Я замер... Постучали  еще  раз,
внушительнее.
     - Да! - выкрикнул я. - Войдите, - и испуганно  притаился  за  столом,
сидя. Дверь уверенно раскрылась нараспашку! В кабинет вошла, вот я  совсем
не ожидал, Катя! И я успокоился.
     Кате было всего четырнадцать лет, живет напротив кинотеатра, известна
своим легким поведением. Частенько я  замечал,  как  три-четыре  подростка
затаскивали ее по вечерам в одну  из  беседок  кинотеатра  за  плетень  из
дикого винограда.
     Катя очень красивая: курносая, круглолицая, с голубыми глазами, через
плечо толстая белая коса крепко заплетена.
     Эта девочка мне нравилась своим прямым и игривым нравом.
     - Можно? - спросила она.
     - Ты же уже вошла, - и видишь, что я не против.  Значит,  проходи!  -
сказал я.
     - И правда! - воскликнула театрально Катя.
     - Ты по делу? - спросил я.
     - Нет, - сказала она, - просто поболтать!.. Мне можно раздеться?
     - Конечно... Вон, пальто на вешалку повесь.
     - Да вижу я, куда вешать...
     - А что тогда спрашиваешь?!!
     - Проверить: злой ты или нет, Сергей Александрович.
     - Как видишь, добрый!
     - Это еще надо подтвердить! - сказала Катя.
     - Если надо, подтвердим! - отпарировал я.
     Катя сняла пальто. Я не встал ей помочь, потому как  сомневался,  что
подобные манеры с моей стороны окажутся в ее стиле.
     Она  еще  никогда  не  заходила  ко   мне   в   гости.   Изредка   мы
переговаривались в малом фойе или на  улице,  да  и  то  больше  по  части
порядка. А сегодняшнее посещение меня удивило. Словно выявилось  подземное
течение и потекло серебристым ручейком снаружи...
     Теперь, раздевшись, Катя выглядела  совсем  привлекательно!  Ее  отец
работал директором бетонного завода, и одевалась она внушительно! На  Кате
уютно и красиво сидели короткая  джинсовая  юбка,  индийская,  с  золотыми
переливами на черном фоне, кофточка.
     Катя  растегнула  кофточку,  и  под  ней   обнаружилась   приталенная
коттоновая рубашка. На правой руке  у  девочки  сиял  золотой  перстень  с
граненым рубином. Катя, проходя от вешалки,  не  останавливаясь,  по  пути
захватила стул и села на него слева от меня, облокотившись на стол.
     Мы смотрели друг на друга.
     - Ну, что? - спросила она.
     - Ничего! - ответил я, будто вовлекаясь в игру.
     - Что у тебя новенького, Сергей Александрович?
     - Да  вот  же,  ты  пришла!  -  сказал  я  и  протянул  руку,  провел
указательным пальцем Кате по носу, едва прикоснувшись к нему.
     - А дальше что? - спросила она.
     Настроение у меня поднималось, я отодвинул библию в сторону.
     - А ты хотела бы что-то еще? - спросил я, не отводя глаз от Кати.
     - Ну, ты же сам хочешь, я вижу! - сказала девочка, нагловато улыбаясь
мне в лицо.
     - Да... Нюх у тебя собачий! - сказал я. - Хочу!
     - Так в чем же дело, давай, - предложила Катя.
     С минуту я молчал и сидел неподвижно. Во мне шла борьба!
     Снова меня щекотало и подталкивало на  решительность  соблазнительное
чувство свободы прикосновений! Но ей же четырнадцать лет! "Решайся или  не
решайся!" - диктовал я себе. - "Раз уж ты впустил  птичку,  то...  ты  уже
решился! И все остальное будет лишь отговорками!"
     Я подсел поближе к девочке и посмотрел ей в глаза. Больше я ничего не
говорил Я расстегивал пуговицы на коттоновой  рубашке.  Катя  едва  водила
плечами, и ее груди казались отзывчивыми, оживали в моих ладонях!..
     Я почувствовал прилив неистового наслаждения во всем своем теле. Я не
ведал, что я творил!..
     - Ой, Сереженька!.. Хватит... Не  могу...  О-е-е-е-ей!..  -  металась
Катенька. Наконец все закончилось.
     Катя медленно встала с  моих  коленей  и  только  начала  застегивать
рубашку, как в кабинет кто-то требовательно постучал!
     "Господи! - воскликнул я про себя, - я же не запер дверь!" Катю будто
неведомая сила отнесла в сторону  на  соседний  стул,  она  сгребла  одним
движением коттоновую рубашку у себя на груди в том месте,  где  не  успела
застегнуть пуговицы.
     Поодаль  от  меня  сидела  молодая  проститутка  и  застегивала  свои
злополучные пуговицы, на столе у меня лежала в стороне раскрытая библия, и
это кабинет директора!
     Едва я успел захлопнуть книгу и сунуть ее в верхний ящик стола, как в
кабинет,  не  дожидаясь  ответа  на  вторичный  стук,   вошел   участковый
милиционер! Он приостановился, словно оценивая  ситуацию,  присмотрелся  к
девочке. Катя сидела согнувшись, полубоком от участкового.
     От сокрушительных ударов  сердца  у  меня  подрагивала  голова,  руки
дрожали, и я их убрал со стола на колени.
     - Здравствуйте, - наконец-то решился негромко вымолвить я.
     -  Здравствуйте!  -  громыхнул  тяжелым  голосом  участковый.  -  Чем
занимаетесь? - поинтересовался он.
     - Вот,  -  указал  я  кивком  на  Катю.  -  Профилактическая  беседа.
Уговариваю Катю, после десятого поступать в культпросветучилище.
     -  После  десятого  на  постоянную  работу  в  беседку?  -  громыхнул
милиционер. - А, Катька?
     - А вам какое дело! - повернулась к  нему  девочка.  Тайком  она  уже
успела дозастегнуть все оставшиеся пуговицы, и теперь ее могло выдать лишь
раскрасневшееся лицо и вспотевшая челка.
     - Ты что, здесь физзарядкой занималась? - хохотнул он.
     - Танцевала! - ядовито выкрикнула Катя.
     - С голой  задницей?  -  прищурившись,  подморгнул  мне  лейтенант  и
состроил отвратительную гримасу девочке.
     - Да нет! - опомнился я. - Она в самом деле танцевала!
     - С чего это вдруг?! - спросил, недоумевая, милиционер.
     - А просто так! - выкрикнула девочка,  вскочила  со  стула,  схватила
пальто и выскочила из кабинета под звериный хохот участкового.
     - Ишь ты!.. Ха-ха-ха!.. - крикнул он и вдогонку успел  шлепнуть  Катю
по заднице своей громадной рукой.
     Я молчал. А что я мог сказать!..
     "Однако я очень  чувствительно  на  все  прореагировал!"  -  мысленно
подчеркнул я свое состояние.
     - Сергей Александрович! - властно обратился ко мне  участковый.  -  Я
тут у вас в кабинете с одним человеком побеседую, -  он  даже  не  спросил
разрешения.
     - Да, да, пожалуйста, - не задумываясь согласился я, будто вслух  для
самого себя,  потому  что  лейтенант  даже  не  обратил  внимание  на  мое
согласие, ибо в это время он уже громыхал раскатисто своим голосом в малое
фойе:
     - Тряпкин!.. Заходи сюда!..
     В кабинет зашел Тряпкин: худой, длинный, но плечистый,  лет  тридцати
пяти. Они оба, участковый и Тряпкин, прошли по кабинету и сели друг против
друга, точно явились ко мне на прием...
     Тряпкин выглядел ужасно, на руках всевозможные завитушки  татуировок,
переносица вмята и сдвинута в сторону, глаза грязного цвета, губы  тонкие,
жестокие, лицо длинное, лоб скошенный, волосы короткие, ежиком. В руках он
перебирал по кругу замусоленную шапку, сидел в  расстегнутой  фуфайке,  на
груди красовалась тельняшка, на шее висела половинка  потрепанного  шарфа.
Участковый начал:
     - Ну что, косой! Я твою блатхату скоро прикрою... Когда прекратишь?
     - Клянусь я, Сень, - обратился Тряпкин к милиционеру. -  Я  не  знал.
Вот, на палец - отрежь, если не так!
     - Да пошел ты к черту  со  своим  пальцем!  Все  ты  прекрасно  знал!
Баланду мне заправляешь!
     - Нет, Сень... Слышь, я правду говорю, - участковый отмахнулся рукой.
- Ну вот, не веришь! - сказал Тряпкин. - Ну не знал я!..  На  палец,  вот,
держи!.. Режь, если знал! Гадом буду, не знал!
     - А что это за запах? - спросил участковый, вынюхивая  воздух  вокруг
себя.
     - Сень, ты че? - недоумевая спросил Тряпкин.
     - Сергей  Александрович,  вы  чувствуете,  чем  пахнет?  -  обратился
милиционер ко мне.
     - А чем, я что-то не чувствую, - удивился я.
     - Ну как же чем, перегаром! Кто же это  пиво  пил,  а?  -  пристально
прищурившись, поинтересовался участковый, то ли у меня, то ли Тряпкина,  и
я насторожился... Дело в том, что я утром, сегодня, и в самом  деле  выпил
за завтраком стакан пива... "Ну и  нюх  же  у  Дубинина!"  -  притаившись,
подумал я.
     - Сень, я чист, как стеклышко... Вчера - да... Сегодня...
     - Да нет же, - не отступал участковый. - Пивом же прет вовсю! - и  он
еще раз принюхался.
     Но тут в кабинет постучались.
     - Войдите, - поскорее  выкрикнул  я  своему  спасителю.  Я  испытывал
угрызение совести перед ни в чем неповинным, трезвым Тряпкиным, но не  мог
же я признаться Дубинину!
     Спасителем оказался мой кассир. Он принес мне письмо из  кинопроката.
Я распечатал конверт, кассир стоял и ожидал, что там. Я прочел. В  деловом
тексте говорилось, что наш кинотеатр имеет некую  задолженность  за  конец
прошлого года и  что  по  этому  поводу  мне  надлежит  срочно  явиться  в
кинопрокат для выяснения причины задолженности. Я сообщил об этом кассиру,
тот пожал плечами и посоветовал поехать  в  кинопрокат  с  бухгалтером,  и
сегодня же. В письме красовалась  приписка:  "...в  случае...  прекратится
выдача кинофильмов по плану".
     Я извинился  перед  участковым,  объяснил  ему,  что  мне  необходимо
немедленно отлучиться в город. Участковый неохотно вывел Тряпкина в  малое
фойе, а я быстренько оделся, вышел из кабинета и закрыл  его.  Со  второго
этажа доносилась ритмичная музыка, - это начались занятия  гимнастикой.  С
огромным удовольствием я освободился от помещения кинотеатра  и  вышел  на
улицу. В кинопрокат я поехал один. Бухгалтера должен был подослать кассир,
которому я дал задание сходить к бухгалтеру домой  и  предупредить  его  о
письме; у нашего финансиста был сегодня выходной, но я надеялся на встречу
кассира с ним, на везение.
     Троллейбусные окна были  забелены  морозом,  будто  витринные  стекла
магазина, в котором идет ремонт. А когда  человека  заключают  в  какие-то
пространственные рамки, того же троллейбуса, он начинает видеть  вокруг  и
замечать то, на что бы не  обратил  внимание  раньше.  Пространство  улицы
отсекалось и ощущалось  только  его  течение.  Пассажирам  разглядывать  и
замечать приходилось только то, что в  салоне.  Простор  всегда  порождает
снисходительность и доброту, иногда  безумие!  А  теперь  пространственная
теснота проявила суету и мелочность.
     Я  стоял,  беспокойно  покачиваясь   на   месте,   и   раздумывал   о
кинопрокате... Неподалеку от меня сидел у  окна  какой-то  парень,  где-то
моих лет: откусывал большие куски от  сливочного  мороженого  в  вафельном
стаканчике. Над его головой красовался красненький компостер.
     - Сынок, пробей! -  протянула  помятый  талон  этому  парню  какая-то
грязно одетая старуха.
     - У меня руки заняты, - отрезал  парень  и  спокойно  продолжал  есть
лакомый кусочек замороженного молока.
     Талон выхватил у старухи из рук и нервно пробил наискось, как попало,
пассажир, сидящий рядом с жующим парнем.
     - Будьте добры! - некая женщина похлопала все того же парня по плечу.
- Пробейте, пожалуйста, - и она протянула к его лицу  свой  талон.  Парень
глянул на нее и отвернулся, ничего не сказав.
     Женщина, недоумевая, снова потянулась и похлопала парня по плечу.
     - Молодой человек, -  сказала  она  раздражен