должен, э-э, может стать - целым миром.
     - Тогда этой фразой - "Слушаю вас" - ты принижаешь человека,  как  бы
снисходишь к нему с высоты своего величия.
     - Как это принижаю?
     - Очень просто! Говоря "Слушаю вас", ты уже имеешь  в  виду,  что  ты
постиг целый мир, а человек, к которому ты обращаешься, еще не постиг его.
     - Да, - не согласился я, - но может быть, говоря "Слушаю вас", я имею
в виду внушить и себе, не постигшему, веру в то, что я  все-таки  постигну
целый мир.
     - Тогда это не что иное, как  обман  себя  и  других,  -  иллюзия!  -
определила Аня.
     - Но даже если это и обман, то, по крайней мере,  -  это  благородный
обман, благородная иллюзия! Это таит в себе устремленность к лучшему.
     - Извини, директор, но это  путь  -  заблуждения!  Обманывая  себя  и
других, ты ставишь, делаешь эталоном  "целого  мира"  себя  и  других,  не
ставших этим "целым миром", на самом деле.  Это  всего  лишь  узаконенное,
осмысленное заблуждение!
     - Значит, -  возмутился  я,  -  чтобы  перестать  заблуждаться,  надо
понять, что ты обманываешься, надо стать  "целым  миром"  истиной,  а  для
этого надо перестать заблуждаться!..  Замкнутый  круг!..  Безвыходность!..
Заблуждаясь, понять, что ты заблуждаешься, - невозможно!..
     - Верно, - воскликнула девушка, - замкнутый круг!  Но  он  существует
лишь для идей, логики и слов. Если их нет - нет и круга! Пока  ты  в  этом
круге, есть только ты, и не более того, но, как только ты  вышел  за  этот
круг, ты становишься "вы"... Другими словами, став "целым миром", человеку
незачем говорить слово "вы", ибо он, этот  человек,  который  стал  "целым
миром", и есть в данном случае "вы" - целый мир. Ну, посуди  сам,  если  в
таком состоянии он будет говорить "вы", то он будет обращаться  не  иначе,
как к себе самому... Абсурд, не правда ли?..
     - Да, абсурд, но тогда "вы" звучит всегда неестественно, фальшиво, то
есть абсолютно в любом случае его произношения?! - задумчиво возмутился я.
     - Совершенно верно, директор, как, впрочем, и все остальные  слова  и
фразы, - подтвердила девушка.
     - Что ты имеешь в виду? - спросил я у нее.
     - Я имею в виду, - ответила она, - что все остальные слова звучат так
же неестественно и фальшиво, если мы начнем сейчас их разбирать  с  тобою,
как слово "вы".
     - Что же получается, -  противился  я  уже  не  так  упорно,  -  надо
избавляться от слов?
     - Меньше слов - больше дела! - улыбнувшись, ответила Аня.
     - Хорошо, а если, кроме шуток: с помощью слов мы  общаемся  сейчас  с
тобою... И тем более, отсюда выходит, -  непонятно,  как  можно  выйти  из
этого круга?.. - просительно допрашивал я.
     - Ты произнес фразу: "Как можно выйти из этого круга?"  -  а  значит,
уже, как минимум, ты понял, что этот круг  существует...  Теперь,  на  мой
взгляд, о нем осталось забыть, и он перестанет существовать...
     - Кажется, я что-то начинаю понимать,  но  поверь,  что  это  еще  не
значит, что  я  уже  со  всем  этим  согласился!..  Благодаря  словам,  мы
перестали быть животными и стали людьми.
     - Я не могу тебе подтвердить теорию Дарвина, я не сторонница ее. Но я
точно знаю,  что,  благодаря  словам,  мы,  прежде  всего  перестали  быть
богами... - сказала Аня.
     "Может быть, все-таки, - думал я про себя, - весь мой разговор с этой
девушкой из области сумасшествия, может, я уже сошел с ума и на самом деле
никакой девушки нет?.. Может, на самом деле я разговариваю сам с собою?"
     - Если не ясны  какие-то  детали,  -  заговорила  Аня,  прервав  наше
обоюдное молчание, - независимо от того - крупные они или  мелкие,  -  это
область наук, их задача открывать и постигать детали,  дробить  мир.  Там,
где существуют большие провалы между деталями, на первый взгляд,  с  виду,
не имеющими друг к другу тяготения логики, - это область интуиции гения, -
это, зачастую, начало новых наук или гигантские прыжки старых. И  наконец,
где невозможно углядеть совместимость деталей, как ни крути, ни верти  их,
где существует полное не объяснение интуицией и  логикой,  -  это  область
человеческой фантазии, еще говорят - мистики, в худшем  случае  -  область
сумасшествия... Но об этом потом, как-нибудь в другой  раз,  -  Аня  снова
замолчала...
     Я тоже молчал. А что мне было говорить? Про себя мне стало стыдно,  я
укорил себя за то, что я мог подумать так об области сумасшествия! И  еще,
я удивился ее догадливости о моих мыслях в этом плане.
     Начиная  с  прошлой  ночи,  вся   моя   жизнь   стала   состоять   из
таинственности: Наташа во сне, "Возрожден ли мистицизм?" - (появление этой
книги), Наташа наяву - ее обморок, эта девушка Аня, рассуждения о  "вы"...
Я уже начинал убеждаться в безысходности, в том, что вся моя жизнь  теперь
перешла в иное, не земное измерение...
     В следующее мгновение Аня пристально посмотрела  на  меня  и,  как-то
покорно улыбнувшись, продолжила разговор:
     - Но все-таки есть у символа "вы" положительное, чисто  земное  право
на существование, в данном случае конечно...
     - Какое же? - удивился я.
     - Благодаря этому слову мы, - шутливо отвечала Аня, -  вообще  смогли
заговорить с тобою обо всем этом. Так что - да здравствуют слова!
     - Да здравствуют слова, - подхватил я последние слова девушки, словно
поддержал сказанный ею тост. А я действительно себя чувствовал захмелевшим
от неожиданно интересного для меня знакомства.
     "Нет, она не сумасшедшая! - думал я. - Тогда кто же она?"
     И я спросил девушку:
     - Аня, кто ты?
     - Психофизиолог! - с рекламным восторгом ответила она.
     - А зачем ты пришла ко мне в кинотеатр?
     - Понимаешь, мне очень нужна твоя помощь.
     - Какая? - отзывчиво откликнулся я.
     - Ты же знаешь, - обратилась Аня ко мне, глядя  на  меня  в  упор,  -
интеллигенту невозможно вступить в партию просто так...
     - Да уж, известное дело! Я, директор - беспартийный... Из-за этого  с
моим мнением почти не считаются в райкоме... Но я же не принимаю в партию,
Аня.
     - Я вообще-то, - продолжала говорить  Аня,  -  закончила  медицинское
училище и университет  по  специализации  -  психология.  Мечтаю  заняться
наукой, работать во Дворце Здоровья. Но чтобы работать там,  на  серьезном
месте, обязательно надо быть членом партии.
     - Но я же не принимаю в партию, Аня, - возразил я еще раз.
     - Не волнуйся,  директор,  я  не  сомневаюсь,  что  в  партию  ты  не
принимаешь. Речь идет о другом. Мне приходится  существовать,  а  не  жить
полной духовной жизнью, третий год я уже на заводе, здесь, на  бетонном  -
лаборанткой! Рабочих в партию принимают с меньшими лимитами.  Через  месяц
заседание  парткома:  будет  решаться  и  мой   вопрос   о   переводе   из
кандидатов...
     - Но я не влиятельный человек на заводе, Аня.
     - То, что ты не влиятельный, я знаю... Но начинаю  понимать,  что  ты
еще вдобавок и нетерпеливый!
     - Извини, слушаю дальше, - определился я.
     - Все бы хорошо, - продолжала Аня, - но у  меня  есть,  так  сказать,
партийное задание, сколотить художественную агитбригаду на заводе -  тогда
переведут в члены!
     - Ну, хорошо, а чем я могу быть тебе полезен в этой ситуации?
     - Как тебя зовут? - вот уж совсем неожиданно спросила меня Аня.
     - Сережа, - ответил я с тем удивлением, что ведь,  до  сего  момента,
она, действительно, не знала моего имени...
     - Сережа, - жалобно обратилась  ко  мне  Аня,  -  агитбригаду  я  уже
сколотила, но у меня,  во  время  ее  выступления,  согласно  сценарию  из
парткома, рефреном демонстрируются кадры одного документального фильма,  а
наша киноустановка, передвижная...
     - "Украина", что ль? - спросил я, начиная понимать, в чем дело.
     - Да, кажется, "Украина", - ответила Аня. - Она поломалась. У тебя  в
кинотеатре - есть такая установка, мне подсказали в парткоме.
     - Есть, - покровительственно подтвердил я.
     - Выручи, Сережа. Мне нужна  она  будет  только  два  раза:  показать
выступление представителям парткома и отстреляться  на  отраслевом  смотре
художественной самодеятельности.
     - Хорошо, - обрадовался я. Представлялась возможность продолжить наше
знакомство!.. И я протянул Ане чистый  лист  бумаги  и  ручку.  -  Вот,  -
предложил я, - напиши, куда и когда надо будет привезти установку.
     Я провожал Аню. На ступеньках кинотеатра мы остановились.
     - Вот что, Сережа, - вдохновилась она, - поскольку мы с  тобой  волею
судьбы еще не раз встретимся, дам-ка я тебе  почитать  сборник  рассказов.
Они написаны одним очень близким мне человеком. Это вот, - она вытащила из
своей сумочки книжицу небольшого формата в красном переплете и  подала  ее
мне, - держи, они никогда не  были  официально  опубликованы,  всего  лишь
отпечатаны на пишущей машинке!
     Я бегло пролистал ее.
     - Спасибо, почитаю, - сказал я.
     Мы  попрощались.  Девушка   решительно   спустилась   по   ступенькам
кинотеатра и направилась через площадь к троллейбусной остановке.
     Я следил за ней озадаченным взглядом и чувствовал  себя  снова  неким
загустевшим существом. Но обнаружил себя  стоящим  с  книжкой  под  мышкой
когда, мимо  меня,  по  ступенькам  поднималась  с  заплаканными  глазами,
причитая на ходу, уборщица Лидия Ивановна.
     - О, Господи! Горе-то, Сергей Александрович, - обратилась она ко мне.
- А я вечером хотела "горько" кричать, у Наталки... Кровоизлияние в  мозг!
В больнице теперь, бедненькая... Господи! Чем кончится-то все это?  Помоги
ей, Бог!.. Невестушка, а свадьбы не вышло...



                               В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ

     В тот же день, в день, как я буду понимать позже, -  начала  великого
пути Посвящения, - в день беды на площади, стало по иному высвечиваться не
только личное, но и мое общественное, служебное...
     - Сергей Александрович! - окликнул  меня  в  малом  фойе  киномеханик
Палыч, - до каких пор это будет продолжаться?!
     - Что случилось? -  опешил  я  перед  подобным  тоном.  Раньше  Палыч
никогда еще не позволял себе, по крайней мере со мной, так себя вести...
     - Где ваш художник?! - прокричал требовательно Палыч и  состроил  мне
мерзкую гримасу.
     - Во-первых, Палыч, - я не шестилетний мальчик  и  не  надо  на  меня
кричать. Во-вторых, зачем он,  художник,  вам  вдруг  так  скоропалительно
понадобился? И, в-третьих, это вовсе не мой художник,  а  художник  нашего
кинотеатра! - я немного разозлился  на  последней  фразе,  а  Палыч  этого
словно ожидал, как добычу!
     - Нашего, вашего, - вы директор, вы и отвечать будете!
     - Перед кем и за что? - возмутился я.
     - На завтрашний день, да будет вам известно - рекламы нет!
     - Как нет?! - удивился я.
     - Да вот так! Нет! Пойдемте со мной, сами убедитесь!
     Мы вышли на площадь. И действительно, рекламные  стенды  были  пусты.
Щитов с рекламой на завтрашний  кинофильм  не  оказалось  и  в  мастерской
художника.  Не  оказалось  художника  и  дома,  который   стоял   напротив
кинотеатра: как выяснилось, он уехал на пару дней к родителям в деревню. Я
был разъярен, но старался не очень-то показывать себя  с  этой  стороны...
Затравленный криками Палыча, я, словно  зверек,  поскорее  юркнул  в  свой
кабинет. Надо было срочно  найти  любого  другого  художника,  но  реклама
должна была быть вывешена сегодня, ибо завтра будет невероятный скандал, и
я его уже предчувствовал. Я обзвонил всех своих знакомых. И  все-таки  мне
удалось за десять рублей, за свой счет, конечно же, договориться  с  одним
знакомым моего знакомого. Последний  приехал  буквально  через  полчаса  и
тотчас приступил к написанию рекламы.
     "Ну, погоди, - думал я о своем художнике. - Приедешь ты из деревни, я
тебе устрою!.."
     Раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и  постарался  как  можно
спокойнее произнести:
     - Алло...
     - Алло, - отозвались в трубке, - это директор кинотеатра?
     - Да, директор у телефона.
     - Сергей Александрович! - в приказном тоне прозвучал  голос  какой-то
женщины в трубке. - Вы творите у себя в  кинотеатре,  что  хотите!  Это  -
безобразие и произвол!
     - Извините, - сдержанно сказал я, хотя внутри у меня  уже  снова  все
заклокотало и тоже хотелось орать в ответ, - а с кем я говорю? - совсем на
пределе сдержанности спросил я.
     - Это вам звонит главный бухгалтер кинопроката,  -  снова  проорал  в
трубке женский голос.
     - Не кричите, пожалуйста, - попросил я, - объясните, в чем дело?..
     - Мне с вами больше некогда объясняться! Придете и все узнаете!  -  в
трубке послышались отрывистые, короткие сигналы зуммера...
     "Да, сумасшедший все-таки денек у меня сегодня", - подумал я.
     - Что за чертовщина! - не выдержал я, и  выкрикнул  вслух,  и  крепко
ударил кулаком по столу! Дверь в кабинет открылась, вошла уборщица,  Лидия
Ивановна.
     - Вы свободны, Сергей Александрович? -  кротко  и  печально  спросила
она.
     - Да, проходите, пожалуйста, Лидия Ивановна, садитесь...
     - Что это вы стучите так громко в кабинете, ремонтируете что,  может,
помочь в чем? - искренне спросила она.
     - Да, ремонтирую, - сказал я, - свое настроение ремонтирую -  кулаком
по столу.
     - Не обращайте внимания на Палыча. Он тридцать лет здесь работает,  -
присаживаясь на стул, сказала Лидия Ивановна, - сами понимаете - чувствует
себя хозяином. Столько уже директоров видел  -  сколько  непутевых!  Я  не
оправдываю его, - мужик он, конечно, скверный, противный и насмешливый, но
дело  свое  знает  хорошо.  Аппаратура  у  него  всегда  в  порядке,  и  в
кинопрокате его уважают за это.
     - Да, во всем этом я  убедился,  хотя  работаю  у  вас  в  кинотеатре
всего-то четыре месяца! - сказал я и закурил сигарету.
     - А художник, - сказала Лидия  Ивановна,  -  он  и  раньше  частенько
подводил нас с рекламой.  Просто  последние  месяцы  он  нового  директора
побаивался, вас... А теперь, видать по всему, - акклиматизировался!..
     - Ну, я-то тут при чем? При мне-то он в первый раз выкинул  подобное!
Зачем же на меня сразу орать? Да еще  при  всех  работниках,  -  подрывать
авторитет руководителя...
     - Ваш авторитет, Сергей Александрович в том, что вы  молодцом,  нашли
выход из положения, реклама-то пишется!  Перетрется  -  мука  будет...  Не
расстраивайтесь...
     - Может быть вы и  правы,  Лидия  Ивановна.  Поживем  -  увидим!  Как
говорится: жизнь, она покажет... - я потушил сигарету.
     Во время разговора с уборщицей меня одолевало желание узнать, в какую
больницу положили Наташу. Это желание находилось где-то неподалеку от моей
раздражительности, как спасательный круг. Я все думал, как начать разговор
в этом русле.
     - А что, с Наташей, вашей соседкой, действительно, что-то  серьезное?
- спросил я.
     - Кровоизлияние, Сергей Александрович! Шутка ли! Такая молоденькая! -
и Лидия Ивановна снова опечалилась. Мне было неловко продолжать  разговор,
но я все же спросил:
     - А в какую больницу ее отвезли?
     - Не знаю, - ответила задумчиво Лидия Ивановна, она думала  о  чем-то
сокровенном и смотрела перед собой в никуда, поэтому  не  проанализировала
мой вопрос, и это мне было даже на руку! Отпала необходимость объясняться,
зачем я об этом спросил. Но узнать, в какой  больнице  лежит  Наташа,  мне
очень хотелось, и я нашелся:
     - А вы завтра бы поехали и навестили Наташу, с работы я вас отпущу.
     - Спасибо, Сергей Александрович, - оживилась Лидия  Ивановна.  -  Мне
Наталка все равно как дочь. С маленечку  и  до  самой  школы  она  у  меня
воспитывалась. Меня к ней в няни нанимали. Родители ее с утра до вечера на
работе, - инженера, - а я - все одно одинокая, - помогала, как могла.
     - Так вот завтра и поезжайте к ней в больницу, Лидия  Ивановна.  А  я
вас, если хотите, на машине туда свожу, на нашей, кинотеатровской.
     - Правда? - обрадовалась Лидия Ивановна:  все-таки  ей  было  уже  за
семьдесят.
     - Отчего же не правда!.. Зайдите сегодня к ее родителям,  узнайте,  в
какую больницу поедем, - подсказал я.
     - Честное слово! Я вам очень  благодарна,  Сергей  Александрович,  за
вашу заботу...
     Уборщица ушла. А мне стало стыдно  за  себя,  что  обманываю  старого
человека, но мне очень хотелось увидеть Наташу, и у  меня  не  было  иного
выхода.



                            ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

     Я возвращался домой после  работы  и  уже  почти  подходил  к  своему
подъезду, как, сам того не ожидая, резко свернул  в  сторону  и  вышел  на
крохотное футбольное поле в нашем дворе.  В  это  время  демонстрировались
мультики по телевизору. Из распахнутых окон  трех  крупнопанельных  домов,
прилепленных друг к другу, до меня доносились причудливые визжащие  голоса
каких-то мультгероев. Многоэтажно  и  гулко  раздавались  взрывы  детского
хохота! Интуитивно я остановился на том самом месте, где прошлой ночью  во
сне случайно попал в объятия Наташи...
     Я постоял совсем недолго. Мне стало отчего-то неспокойно: может быть,
полуголая  детвора,  заметив  меня,   зашныряла   туда-сюда   сквозь   мое
изображение, отпечатанное сейчас в их таинственном мире...
     "Что же это за мир такой, - неведомый нам, людям?!  Может  быть,  это
мир - наших снов?" - мысленно спрашивал я себя, поднимаясь  по  лестничной
клетке в свою квартиру.
     Ключом дверь не открывалась, - замок защелкнут на секретку.  "Значит,
мама уже дома..." - подумал я и несколько раз просигналил звонком. В  этот
вечер мне предстояло некоторое открытие.
     Мама встретила меня дружелюбно. Как обычно, мы обменялись несколькими
семейными фразами на хозяйственную тему. Потом она ушла  отдыхать  в  свою
комнату, а я, задумчиво поужинав, ускользнул к себе в комнату.
     Книга "Возрожден ли мистицизм?" лежала там же, где я положил ее утром
- на журнальном столике. Я подхватил  ее  на  ходу  в  руки  и  наконец-то
впервые прилег за целый день на диван.
     Положив две подушки под голову, я  прочел  название  первой  главы  -
"Волна неразумия", и тут же обратился в чтение.
     Время напоминало о себе только шепотом перелистываемых мною  страниц.
Что-то таинственно сопоставлялось и глубинно зрело во мне. Я не читал, - я
впивался в строчки!..
     - Встань, пожалуйста, испортишь зрение. Ты уже четвертый час  читаешь
лежа! - услышал я заботливый голос мамы.
     Оказывается, я не заметил, что она время  от  времени  заглядывала  в
комнату. Наконец, решилась вмешаться, и  правильно  сделала!  Потому  что,
во-первых,  глаза  у  меня  уже  действительно  начинали  превращаться   в
стекляшки; во-вторых, очень хотелось поделиться, поговорить с кем-нибудь о
прочитанном. Я сел и ласково обратился к маме:
     - Проходи, мама, садись. Я действительно зачитался!
     Она присела рядышком со мною на диван и одной рукой  облокотилась  на
подушки.
     - Честно говоря, сынок, - сказала она, - что-то мне сегодня  тоскливо
и одиноко. - Я прильнул к ее теплому плечу и с шутливым оттенком в  голосе
произнес:
     - Моя мама - преподаватель философии! И мне  доставляет  удовольствие
слушать ее дозволенные речи!
     - Подлиза, перестань! - сказала она и, шутливо оттолкнув меня плечом,
добавила: - Я не слишком навязчива?..
     - Что ты, мама! Я действительно рад.
     - Ну ладно, ладно, не оправдывайся. Лучше  скажи,  я  тебя  давно  не
видела в столь озабоченном чтении книги, как сегодня,  что  ты  читал  так
увлеченно и столько времени, если не секрет, конечно?
     - Вот, - сказал  я  и  протянул  маме  книгу.  Она  прочла  вслух  ее
название:
     - "Возрожден ли мистицизм?"... Павел Семенович Гуревич...
     - Ты уже читала ее? - спросил я, обрадовавшись тому, что можно  будет
прямо сейчас поделиться впечатлениями.
     -  Прочесть  не  было  времени.   Я   просматривала   эту   книгу   в
университетской библиотеке.
     - Ну, и каково будет твое родительское мнение?
     - Как  только  у  меня  появится  свободное  от  усталости  время,