я сидел, обхватив свою, раскалывающуюся от  нап-
ряжения, квадратную голову; стонал и вырывался звук похожий на бульканье
лавы.
   - Хорошо. - застонал он, наконец. - Пусть, будет так! Пусть, пусть! А
теперь убирайтесь прочь и ни слова больше! Слышите вы  -  ни  слова!  Ни
слова! Про-очь!!!
   Стены задрожали, с потолка посыпались мелкие камешки, некоторые упали
на послов, которые поклонились и вышли из залы.
   - Оставьте меня одного! - рыкнул Вазелвул стражам, и когда вышли они,
соскочил с трона, повалился на пол, пробулькал там, а потом замер и  ле-
жал без движенья, в течении долгого времени.
   "Я помню счастливую жизнь, которой жил в раю, которым правил  светло-
ликий бог Джован Симерон; там было много чудес, суть которых  я  понимал
когда-то, но потом, по подлости своей согрешил, восстал на своего бога и
был изгнан в ад... Да... да - помню, как падал с неба в  этот  проклятый
мир, как говорил он со мной в последний  раз,  как  потом  я  продирался
сквозь изумрудный лес и в проклятой долине попал к демонам... Теперь лик
мой ужасен, и ежедневно продолжаю совершать богомерзкие поступки. Нет...
этому должен был положен конец, я должен вырваться из  ада  и  заслужить
прощение у бога - у Джована Симерона. Поддержки надо искать не  у  надс-
мотрщиков - этих прихвостней Мефистофеля, а у рабов. Я не выдержу больше
нынешнего своего состояния... сегодня же... только бы собраться,  только
бы говорить вдохновенно..."
   Размышляя так, он поднялся и, подобный каменной горе, прошел к створ-
кам, толкнул их и раздался звук, будто два камня терлись друг об  друга;
даже искры посыпались.
   Перед ним склонились два стражника; подняв в  знак  приветствия  свои
железные клинки.
   - Оставайтесь на месте! - прогремел он, когда они собрались  идти  за
ним.
   По широкому туннелю прошел он к узкой лестнице, которая вела  из  уп-
равленческой части рудника в рабочую; лестницей этой пользовались крайне
редко - руду несли по другому туннелю; передавали на носилках сплетенной
из темной травы сагриллы, рабам носчикам, которые уж бежали  по  проруб-
ленным среди горных склонов тропам, к металлургическому заводу...
   У начала лестницы; почти полностью ее перегораживая, дремал  страж  -
этакая огромная, бесформенная глыба; из широких пор в его теле, медленно
струились выделения организма...
   Вазелвул осторожно перешагнул через спящего и начал спуск.
   В течении получаса шагал он по ступеням, оставляя над собой  каменные
толщи пронизанные серебристыми жилками; из разорванных каменных жил вяло
струилась серебристая пыль, быстро распадалась в воздухе и чем ниже, тем
больше его затемняла - ведь, "Сыны  Мефистофеля"  не  могли  видеть  ка-
ких-либо цветов, кроме черного и белого.
   С каждой ступенькой все тяжелее становился воздух; и от избытка,  се-
ребристого вещества; с болью разрасталась грудь. Вот, наконец, и времен-
ное, все время углубляющееся дно преисподней.
   Железная стена уходила под углом в недра планеты; перед ней  усиленно
махали молотами, раздувшиеся; пышущие при каждом  вздохе  серебром  меш-
ки-рабы. Они еще что - они проводили здесь, под ударами плетей, надрыва-
ясь не больше трех дней, а потом надорванные, истощенные сбрасывались  в
лавовые озера. Они казались жалкими, против многотонных груд - надсмотр-
щиков; которые слегка (чтобы не разорвать их пополам) погоняли железными
хлыстами замешкавшихся. С каждым днем, они разрастались все  больше;  и,
чтобы поддерживать деятельность своих чудовищных  организмов,  постоянно
поглощали срывающийся с потолка порошок.
   - Вазелвул! - зарычали надсмотрщики и склонили свои маленькие, против
непомерных тел головки. Они даже подняться не могли -  только  сидели  и
моргали выпуклыми глазищами - беспомощные, как младенцы.
   - Всем остановится! - взревел Вазелвул и изо рта его раздулся и  лоп-
нул железный пузырь.
   Колонны рабов покорно остановились.
   - Передайте тем, кто наверху, чтобы бросали свои ноши и спускались  в
зал! - громыхал Вазелвул - его приказ был исполнен мгновенно и  безмолв-
но; освобожденные от нош; забитые, потерявшие уже всякий  рассудок,  ли-
шившиеся надежды рабы, как тупой скот  стояли  перед  ним,  ожидая  свой
участи.
   - Стражники, заткните свои уши и глаза! - повелел Вазелвул -  и  этот
его приказ был исполнен мгновенно и  безоговорочно.  Среди  многотонных,
бесформенных громад, подпирающих самый потолок, собралось безмолвные ря-
ды над которыми камнепадом, в исступлении надрывался Вазелвул:
   - Сознаете ли вы, как несчастны?!  Как  ужасно  ваше  существование?!
Завтра вас не станет - ваши измученные тела сольются с лавой! А на  ваше
место встанут новые и их будет ждать то же самое! Неужели не осталось  в
вас стремления к свободе; неужели не хотите разрушить все  это  -  мерз-
кое?!
   Толпа безмолвствовала - ожидала конкретных указаний.
   - Видели ли вы; гору, что высится над всеми остальными?!  Белая  гора
из вершины которой бьет в небо неустанная белая пелена! Видели ли?!  От-
вечайте - я приказываю!
   Один из рабов подался вперед и,  опустившись  бесформенной  лепешкой,
глухим, ничего не выражающим шорохом камнем поведал:
   - На белой горе живет верховный благодатный бог;  но  думать  о  нем,
указом владыки Мефистофеля запрещено, так же, как и тревожить свой  мозг
безумными виденьями из прошлого. Мы - слуги. Сгорим в лаве - перейдем на
следующую ступень - станем надсмотрщики. Потом - учеными.  И  наконец  -
искупим все грехи вкусим благости в земле Джовансимерон. Сейчас  главное
- добросовестно трудится, во благо...
   - То безумие - это демоны хотят лишить вас воли к борьбе!
   - Как вам будет угодно.
   - Ах, как мне будет угодно?! Тогда запевайте за мной песню:

   - Из сжиилеза в вверх,
   Из плеена, пр-рочь!!!
   Сжии-иих, Сжии-иих!!!
   К горе из сжиилеза пр-рооочь!!!

   Звуки вырывались из него, как скрип лобзика по железной  поверхности;
изо рта с каждой извивающейся стонущей строчкой  сыпались,  оставляя  за
собой дымные полосы, искры.
   - Мы идем про-очь, про-очь! - тянул он  безумную,  страшную  песнь  и
надрывное, иступленное это пение подхватывали рабы - сначала только нес-
колько, потом все разом, так что и стены и потолок задрожали, пошли тре-
щинами из которых сильно вырывался серебряный дым.
   - Ваалим охраанииковв! - завывая, исходя жаром, вопил Вазелвул и  ра-
бы, движимые его властным голосом, налетели на так и не слышавших  и  не
видевших ничего, покорных стражей.
   Многотонные серебристые глыбы с грохотом рухнули на  пол  и,  жалобно
завывая, затрясли беспомощно ножками; стали переворачиваться с  бока  на
бок и так раздавили нескольких рабов.
   - К бееелой гореее! - визжала за Вазелвулом толпа, а он  в  ее  главе
уже поднимался по длинному истоптанному туннелю, навстречу оранжевым не-
бесам.

                                              *           *           *

   За один месяц, трудом тысяч и тысяч ушедших в лаву рабов, была возве-
дена из железных блоков крепость; которую властитель ее Мефистофель наз-
вал "Клыком галактики"; так как ночью, под падающим с небес светом,  она
подобна была сломанному, кривому клыку, отражающим ровный свет небесного
ока.
   Наружные стены поднимались на тридцать метров, и толщиной были в  три
метра; маленький дворик и над всем этим на добрую сотню метров собствен-
но "Клык Галактики" - сооружение уродливое, кривобокое,  режущие  воздух
сотнями острых углов; перекосившееся, свисающее подъемными  механизмами,
чернеющее провалами бойниц; покрытое слоем ржавчины.
   - Проклятье! - взревел в огромном зале, где все было из железа Мефис-
тофель. Он сидел на железном троне и сейчас, выслушав доклад о восстании
на рудниках, пришел в бешенство:
   - Проклятый изменник! Мерзавец, предатель! - он сжал в  своей  огром-
ной, каменной ручище знак своей власти - железный шар и смял его в  бес-
форменную лепешку; метнул ее в гонца, и тот, пролетев через весь зал,  с
грохотом врезался в стену и раскрошившись, бездыханный рухнул на пол.
   - ПРОКЛЯТЬЕ!!! - взревел Мефистофель и изо рта его вырвались огненные
клубы. Он резко вскочил со своего трона...
   Теперь было в нем добрых пять метров;  из-за  постоянных  напряженных
раздумий разрослась квадратная голова, а возложенная на нее в первые дни
железная корона вросла в каменную плоть. Когда  эта  бесформенная  глыба
двигалась, раздавался грохот, лязг, а в железном полу оставались царапи-
ны.
   Он остановился перед зарешеченным окном и так легко, будто  это  была
бумага, разорвал железную решетку.
   - Проклятье! - прохрипел он, и увидев во дворе одного из  своих  вои-
нов, вдохнул поглубже в грудь и выдохнул стремительную и  плотную  струю
пламени, которая преодолев сто метров превратила воина в лужицу булькаю-
щей лавы.
   Свою способность извергать на такое расстояние пламя, Мефистофель по-
лучал от слизи, которая накапливалась над подгорными  лавовыми  озерами.
Доставать эту слизь было очень трудно и подсчитали, что за каждую порцию
- маленькая железная тарелочка - гибли, в среднем пять сотен рабов.
   Испепелив солдата, Мефистофель несколько успокоился - разглядывал те-
перь свои владения. Прямо за стенами замка начинались солдатские казармы
- грубые, квадратные домины, наспех составленные их железных листов.  Их
было великое множество - все ближайшие склоны были изуродованными  этими
квадратами. На одном из пологих склонов примостился металлургический за-
вод; гораздо более низкий чем "клык Галактики", но протяжностью в добрую
версту...
   - Что ж - сейчас у меня более ста тысяч воинов: все отлично  вооруже-
ны; пусть орудиями ближнего боя - пусть многие погибнут, но они, как ла-
вина сметут "стручков" из долин!  Учеными  разработаны  огнеметные  ору-
дия... эх, еще бы немного!.. Если бы не предательство Вазелвула, еще  за
неделю, моя армия получила бы лучшее вооружение. Но теперь нельзя терять
время - на восстановление деятельности рудников уйдет, как раз эта неде-
ля... у меня не остается больше времени - враг может забрать  корабль  в
любой день...
   Он посмотрел туда, где за спускающимися вниз отрогами лежали гладкие,
выжитые их нуждами долины. У самого горизонта виднелись "грибы" и на ни-
ми висело полупрозрачное облако; представляющееся  Мефистофелю  серым  -
как и все обитатели гор, видел он мир черно-белым.
   Мефистофель развернулся, разглядывая трепетно  склонившиеся  каменные
глыбы у выхода, прогромыхал:
   - Мой приказ таков: завтра мы выступаем в поход. Когда глаз  небесный
закроется покрывалом, все воины должны быть построены. Вместе с утренним
ветром мы двинемся на долины! День настал!
   Глыбы у входа вскочили и с грохотом, ревя весть, бросились по  желез-
ным коридорам.
   Мефистофель стоял, задумавшись: "Пусть я был когда-то Джованом  Симе-
роном; теперь я совсем иной и Катрина, увидев меня, примет за жителя од-
ной из окраинных планет. Никто из людей меня не узнает,  никто  не  при-
мет... я властитель железного царства, где все боятся меня -  ненавидят,
если из них не выбит еще разум; или вообще не о чем не думают, если  это
рабы... И хоть это мои отражения, я не знаю, о чем думают  они.  Сколько
запрещал я сочинять стихи, сколькие воины и надсмотрщики  были  сброшены
за это в лаву, а все ж пишут... А их надо запрещать писать - все это ве-
дет к разрушению гармоничного труда; стихи ведут к  свободомыслию,  а  у
этих ничтожеств все эти помыслы должны  подавляться  в  зародыше,  иначе
возникают восстания, хаос, разрушения, как в случае с Вазелвулом...  По-
дожди, подожди - я еще доберусь до тебя, предатель..."
   Он со скрипом выдернул железный ящик в стене и  достал  металлический
лист, на которым когтем было выцарапано начало поэмы. Надсмотрщика,  ко-
торый ее писал выследил лично А1, и без суда (как и полагалось)  сбросил
эту многотонную глыбу в лаву, а поэму (как и полагалось) принес Мефисто-
фелю.

   - Когда-то я, легкий, как ветер, По небу с тоскою летал,  И  тихий  и
светлой мечтою, Твой образ в созвездьях мерцал. Я был невесомый  и  лег-
кий, Как ангел, мог вечность познать, Но в темный пылающий  рокот,  Меня
решил разум забрать. И вот среди демонов злобных, Среди камне-зубых  ра-
бов, Лишился я разума, боже, И как же мне выход узнать?! И я  уже  груда
каменьев, И мне не подняться к тебе, Со страшной тоской это пенье, Летит
пусть к родимой звезде...

   Мефистофель сжал кулаки; и с рокотом стал ходить по залу. Вот  скрип-
нула маленькая дверка и вошел со склоненной головой А1, дослужившийся до
звания первого советника; причем, ему так часто приходилось гнуть  перед
"повелителем" голову, что она уже навсегда застыла в таком  положении  и
А1, все время смотрел себе под ноги.
   - Я слышал, вы объявили на завтра выход? - заискивающим рокотом спро-
сил первый советник.
   - Да! - рыкнул Мефистофель.
   - Оставите здесь какой-нибудь гарнизон?
   - Минимальный! Битва решающая - все силы в нее!
   - Правильно. Ведь вы знаете - их войско всего тридцать тысяч - мы  их
сметем...
   - Да знаю, знаю... Скажи-ка мне А1, ты сам никогда не писал стихов?
   - Ох, да что вы! - истово всплеснул  каменными  ручищами  советник  и
рухнул на колени.
   - Да встань ты! - раздраженно рыкнул "повелитель". - Убирайся  прочь,
ничтожный! Прочь, раб!
   А1, весь согнувшись, уродливым булыжником, скрипя по полу,  пополз  к
двери.
   - Эй! - окрикнул его Мефистофель.
   - Да? - развернувшись боком, настороженно спрашивал А1.
   - А ты некогда не вспоминал о девушке Катрине?
   А1 вздрогнул, залепетал каменным баском:
   - Безумные виденья, навеянные врагом;  были  изничтожены  моими  ста-
раньями не только в ваших рабах, но и, прежде всего,  во  мне  самом.  Я
весь служу вам...
   - И что ты - мой двойник, избитый, растоптанный, жалкий, подлый -  ты
никогда ни хотел написать стихов или увидеть вновь ее? Неужели...
   - Не сомневайтесь! Я чист перед вашим величеством! Я никогда не допу-
щу в свою помыслы греха, никогда, о повелитель!
   - Так значит... ну убирайся же прочь!
   Мефистофель вернулся к окну и, рассматривая как задвигались, засуети-
лись десятки тысяч точек, по всем окрестностям,  испытал  страстное  же-
ланье выброситься со стометровой высоты; расколоться и стать  свободным:
"Что натворил я?! Ради какой цели столько боли?! Столько безумия?!  Нич-
тожные рабы - такие же, как и я; только те в ком проявляются самые  худ-
шие, самые подлые мои стороны, как в этом  А1,  пробиваются  повыше.  Но
ведь это все я!.. Нет, нет, как же я хочу жить! Как  хочу  оставить  всю
эту грязь, захватить корабль, вернуться на Землю, забыть все;  жить  как
прежде! Поэма, поэма!" - он скомкал железный лист сожженного надсмотрщи-
ка. "-А, ведь, и я написал почти такие же строки и в тот же самый день!
   Так каким же провиденьем я сидел в этом зале, а он - тоже я -  огром-
ная глыба, - с отвращеньем, только  для  того,  чтобы  сохранить  жизнь,
хлестал рабов в руднике?.."
   Он услышал за спиной быстрые шаги, почувствовал жаркое дыханье, успел
обернуться и увидеть склоненный лоб А1, затем - сильный толчок и  Мефис-
тофель, с диким воем рухнул на камни, разбился на мелкие камешки, и  по-
текла из него, вгрызаясь в горную плоть, лава.
   А1 уселся на трон, поднатужился в тщетных попытках поднять голову; да
так и замер с опущенной головой.
   В зал вбежали стражники.
   - Господин первый советник, что случилось с повелителем?
   - Мефистофелю наскучило жить и он решил выбросится из окна. Теперь  я
ваш новый повелитель; зовите меня... зовите меня просто Дьявол, черт по-
дери! Ха-ха-ха!
   Стражники, которым было совершенно все равно, кто сидит  на  троне  -
Дьявол или Мефистофель, почтительно склонились.
   - Указ о завтрашнем выступлении остается в силе?
   - Зачем завтра?! Ха-ха! Сегодня же! Сегодня, черт вас  всех  раздери,
болваны!
   Стражники еще раз поклонились и выбежали из залы.
   "Жалкий пройдоха! Спрашивает - не писал ли я стихи, не вспоминал ли о
Катрине? И надо было врать этому ничтожеству, этому двойнику - МНЕ  Джо-
вану Симерону, что не писал и не вспоминал. Да когда мог - тогда  писал,
а Катрину вспоминал всегда, черт подери! И сколько  надо  было  унижений
пройти, чтобы добраться, наконец до него! Ну  ничего  -  теперь  двойник
уничтожен и никто, и ничто мне - Джовану Симерону или, если хотите  Гор-
ному Дьяволу, не в силах помешать! Только надо держать все  эту  мерзкую
низость в стальных рукавицах; дисциплина железная - казни, террор -  они
не люди, они не звери; они камни,  наделенными  моими  Джована  Симерона
воспоминаньями, я их ненавижу!"
   Со он вскочил с трона; грохоча по полу, бросился к  выходу;  страшный
его рев скрипучими волнами понесся по железным коридорам:
   - Армию к бою! Выступаем сейчас же!

                                                *           *            *

   "Грибы" единственное, что осталось на некогда пестревшей изумрудами и
бирюзой равнине. Теперь, здесь тянулась сероватая с коричневыми  прожил-
ками земля испещренная небольшими впадинами  в  тех  местах,  где  росли
раньше кристаллы.
   По стенам, протянувшимися между четырьмя грибами, день и ночь  проха-
живались прежние братья Джованы - теперь, во внешности их  было  столько
же сходства с изначальным Джованом  Симероном,  сколько  сходства  между
оленем и... пальмой. Как  объяснили  впоследствии  -  виной  всему  была
пыльца, которая впитывалась в их кожу, попадала  в  легкие,  в  глаза...
Вначале же, многие сходили с ума - бросались в  расщелину,  куда  раньше
сбрасывали "выбивающихся из общей массы".
   Да, нелегко было этим людям, развившим в себе чувствительность,  при-
выкшим вести долгие рассуждения о космосе; читающим стихи  о  прекрасной
деве Катрине - нелегко было увидеть себя в новом обличии.
   Изменения происходили в течении нескольких дней по истечении  которых
вот каким становился их облик: вместо ног  -  замысловатое  переплетенье
подвижных коричневых корней которые, когда "Джован-брат" шагал по земле,
впивались в нее, и без труда, как древней сохой, ее  рассекал;  оставлял
борозду. По корням из земли поднимались питательные вещества, а из  дру-
гих корней, уже переработанная - коричневая земля выходила в борозду.
   Корни переходили в туловище похожее на сильно вытянутый эллипс, спле-
тенный, как капуста из множества тонких изумрудных листьев в центре  ко-
торых пульсировали толстые жилы; от туловища отходили две  гибких,  ярко
изумрудных жилы, извивающиеся под любыми углами  и  заканчивающиеся  то-
ненькими но очень прочными и сильными хватательными отростками,  которых
было на каждой "руке" по три десятка.
   Наконец - голова. В верхней части "туловище-кочан" расходилась  свет-
ло-коричневыми, источающими фруктовый аромат лепестками, на которых раз-
местилось  и  дюжина   красных   крапинок   -   глаз,   благодаря   чему
"Братьев-ростков" могли видеть сразу все окружающее и спереди и сзади  и
сбоку - хотя где у них теперь перед, а где зад они сами уже не знали.  В
верхней части коричневые лепестки розовели, сходились конусом, который в
течении каждого получаса медленно опадал внутрь головы,  а  потом  резко
распрямлялся, выбрасывая в  на  многометровую  высоту  светло-коричневую
пыльцу, которая собиралась над их лагерем в облако, и вместе с не  заме-
чаемым уже никем ветром, относилась в сторону от гор...
   В самые первые дни "изменения" тридцатитысячное братство  раскололось
- большая ее часть - 25-тысячный изумрудный отряд во главе с  "Ростковым
мессией" в безумии создавшем свою религию, ушла к кровавому морю, берега
которого видели разведчики в землях "откуда приходят ночь"; в тех  водах
канул и "Ростковый мессия" и его безумные  приверженцы  жаждущие  "смыть
нечистое в крови небесного ока". Все что осталось от них  -  широкая,  в
версту шириной борозда, тянущаяся за горизонт...
   Итак, осталось четыре тысячи "Братьев-ростков", которые и  жили  без-
бедно - чтобы не сойти с ума, не думали ни о чем, кроме своей цели  (п