раз между барами я проскочил в переулок, влетел в тупик, развернулся
и напоролся на двух полицейских, это были белый и негр, большой  толстый
негр. Я кинулся между ними, выстрелил, отмашкой сбил с ног  третьего,  а
Бродяга, сразу сообразив, вырулил к углу, резко  развернулся,  распахнул
дверцу ?форда?, и мы помчались, и чемодан с деньгами был наш, наш!..
   - Ну, теперь мы на коне, Брич! - орал он, пока я возился с автоматом,
выставлял его в окно и  поливал  очередями  полицейские  машины.  -  Ну,
теперь мы поживем!
   - Санек! Ты вот все время что-то сказать хотел, - Петрович  обратился
к длинному парню.
   - Петрович, это же он нам боевик пересказывает! - тот даже подскочил.
- Я кассету недавно брал! Старый боевик про двух  гангстеров,  один  был
Билл Бродяга, а другого звали Брич! Это они брали банк в Чикаго, а потом
по каким-то горам лазили, и из-за бабы чуть друг друга не пристрелили...
   Парень говорил, а я потрясенно кивал.
   Он все правильно рассказывал! Только мы бы все равно из-за этой шлюхи
Мерседес не подрались бы -  просто  были  деньги,  было  настроение,  мы
играли!  Мы  в  двух  бешеных  соперников  играли,  мы  от   всей   души
веселились!..
   - В общем, так, - постановил Петрович.  -  Придется  мне  теперь  все
дерьмо из видеопрокатов пересмотреть. И усмехнулся.
   - А этого?! - уже предчувствуя грандиозную потеху, привстал Сазан.
   - Гнать отсюда через семь гробов с блядским присвистом.  И  без  него
дурдома хватает.
   - Меня?
   Я смотрел в каменное лицо, не понимая - что же я сказал не  так?  Ну,
не этот коричневатый банк - так другой мы бы непременно могли взять  все
вместе!
   - Чеши отсюда, Брич недоделанный! - добавил Сазан. - Чеши, чеши!
   - А то в дурдом свезем!
   Мне  пообещали  носить  передачи  и   проникновенно   так   попросили
поблизости не околачиваться и серьезным  людям  своей  херней  мозги  не
компостировать.
   Кулаки сжались сами.
   - А этого не надо,  -  посоветовал  Петрович.  -  Сами  сдадим,  куда
следует, мало не покажется. Ну, что стоишь? Вали к своему Биллу Бродяге!
   Первым расхохотался Сазан.
   А потом заржали все. Даже несокрушимый Петрович! Они ржали  до  слез,
до икоты, терли глаза кулаками, стонали и кряхтели, но  остановиться  не
могли.
   Я повернулся и неторопливо вышел.
   Что же я теперь Маргаритке скажу?..
   Она ждала меня у окошка -  как  и  положено  ждать  мужчину.  Длинные
волосы распустила, глазки подкрасила,  в  руках  -  журнальчик  какой-то
пестрый, но не читает.. Соскучилась девочка!
   - Ну, как?  -  спросила.  -  Встретился  с  теми  серьезными  людьми?
Договорился?
   - Порядок, - ответил я. Как же тут иначе можно было ответить?
   - Я же говорила! - прямо  завопила  Маргаритка.  На  ней  был  только
шелковистый черный халатик с цветами и драконами. Вроде вчера такого  не
имелось. Только он и она выскользнула с восторгом! Халатик, шурша,  упал
на пол. Потом Маргаритка ухитрилась подхватить его и кинуть на кровать.
   - С первых же денег купим простыни и одеяло! - потребовала она.  -  А
потом - подушки!
   - Конечно! - сказал я. Простыни, одеяло... Сколько они могут стоить?
   Наверно, мне следовало не пить дорогое пиво ради  Козла  Петровича  и
его  придурков,  а  зайти  в  магазин  этих,   Дик   они...   постельных
принадлежностей.
   Потом я понял это окончательно.
   - Мне холодно! - пожаловалась Маргаритка. - Мне смертельно холодно!
   - Прижмись! - велел ей я. - Давай, прижимайся.
   Я горячий.
   - Как печка...
   А она была совсем холодная.  Худенькая,  бледненькая  и  холодная.  Я
повернулся к ней спиной и сам не понял, как заснул.
   Утром Маргаритка, как всегда, чувствовала себя  скверно  и  не  могла
подняться. Я подумал, что Ксения с утра, наверно, свежа, бодра и  готова
к новым играм. Ксения... Высокая, статная, роскошная - королева  Ксения.
Если любить - так королеву!
   На завтрак Маргаритка  припасла  половину  белого  батона  и  бутылку
минералки.
   - Знаешь, где я это взяла? - спросила она.
   Купить - не могла. Не на что. Я же все деньги из-под матраса вынул.
   - Стащила.
   - Стащила! - удивившись моей проницательности, повторила она. - Когда
тебе начнут платить?
   - Скоро, - сказал я. - Я им предложил одно дело, они согласились.
   Хотя уговорить стоило немалого труда. Основной труд взял на себя Билл
Бродяга. Говорил он увлекательно - я сам заслушался.  Томпсон  и  Флайер
слушали сперва невнимательно - мало ли чего наплетет коротышка мулат,  у
которого половины зубов недостает? Они даже порывались встать и выйти из
бара, но  Бродяга  любит  препятствия  -  он  сам  себя  превзошел!  Они
приподняли зады над стульями - да и шлепнулись обратно.  Хозяин,  Сэм-ми
Хайд, только посмеивался - он не первый год знает Бродягу. Я  же  хранил
на лице каменное выражение, всем видом показывая: кто обидит  Бродягу  -
будет иметь дело со мной, Бричем. Это весь Чикаго знает.
   И они согласились!
   Днем я прошел из конца в конец проспект - а  проспект  длинный,  миль
шесть по меньшей мере, - осматривая  с  ног  до  головы  всех  встречных
женщин. Ноги были так себе. Ксения... Что-то следовало предпринять. Есть
хотелось неимоверно.
   А все деньги я потратил в баре, чтобы познакомиться с этими  козлами!
С этими тупыми козлами. Они даже рядом с настоящими мужчинами не  стояли
- такими, как я и Бродяга. Они и  не  знали,  каково  это  -  провернуть
настоящее ДЕЛО. Мелкота...
   И Маргаритка права - действительно, по ночам  все  прохладнее.  Нужно
искать жилье. Ну и город... Как меня только сюда занесло?
   Я уже  подходил  к  нашей  хибаре,  когда  услышал  удивленный  голос
Маргаритки.
   - Брич? Ты что там делаешь?
   Еще три шага - и я  увидел  свою  девчонку.  Она  стояла  на  пороге,
кутаясь в одеяло, и смотрела совсем не в мою сторону.
   Там кто-то был!
   Чужого следовало прогнать.
   Я как раз был в подходящем настроении, чтобы прогонять всякую  мелкую
шушеру. Не то чтобы кулаки чесались, а просто так... Если  бы  я  сейчас
кому-то хорошо въехал в челюсть, то почувствовал бы себя гораздо лучше.
   Я побежал туда, куда смотрела  Маргаритка,  и  обнаружил  чужака.  Он
обирал яблоню в соседнем огороде. Услышав мое шаги, он повернулся.
   Передо мной стоял мужик моего роста и моей ширины, но  какой-то  весь
поношенный и обтрепанный. Он уставился на меня, как на привидение.
   - Ну!.. Ты!.. Родной!.. - как-то неуверенно выкрикнул он.
   И помахал перед собой рукой.
   Тут только я заметил, что на  ногах  у  него  -  короткие  ковбойские
сапоги,  вроде  моих,  но  заляпанные  какой-то  белой  дрянью.  И   это
ничтожество еще смеет издеваться над мужской обувью?!
   - Ну!!! Ты!!! Родной!!! - прорычал я.
   Мне даже замахиваться не пришлось - он и так дал деру
   Я подумал,  что  неплохо  бы  догнать  его  и  надавать  по  шее.  Не
смертельно, а чтобы понял. И я понесся вдогонку, но он нырнул в какие-то
кусты. Это уж было чересчур!
   - Вылезай, а то стреляю! - гаркнул я, доставая пистолет.
   Он не отозвался, трус поганый. Я действительно  сгоряча  стрельнул  в
заросли над канавой.
   - Ты, черт немазаный, вовсе  в  уме  повредился?  -  раздался  оттуда
старческий голос. - Я те постреляю! Всех лягух мне попугал!
   И из канавы полез дедок, малого роста, в невероятном  тряпье,  волоча
за собой какую-то древнюю бадейку.
   - Иди, дед, отсюда! - сказал я ему. - Сам ты  всех  тут  своей  рожей
пугаешь.
   Но дед выпрямился и уставил в меня длинный грязный палец.
   - Молчи, тульпа! - приказал он. - А ты,  инкуб,  коли  можешь,  подай
знак!
   - Интересное дело, сумасшедшие по огородам гуляют,  -  ответил  я  на
это. - Чеши отсюда, дед. А то бадейку твою тебе на башку надену.
   - А надень! - предложил зловредный дед. - Распоясался ты, тульпа,  но
это ненадолго. Есть и на тебя управа. Я-то  не  смогу,  а  вот  Епископу
Корнофору покоришься, так и запомни.
   Я шел к нему по высокой траве, ступая весомо, чтобы он видел  -  идут
если не бить всерьез, так основательно проучить. Он же вдруг со  свистом
втянул воздух, присел и резко выдохнул.
   Меня вонью чуть с ног не сбило. Я попятился, поскользнулся и сел.
   - То-то! - сказал  дед,  как-то  неожиданно  оказавшись  рядом.  -  А
тронешь бадейку - пеняй на себя. Тогда не то что  легонечко  дохну  -  а
вовсе в бараний рог скручу. Живешь ты тут, что ли?
   Я не мог ответить. Не только в горле и в  носу  -  в  самом  желудке.
кажется, когтями драло.
   - Живешь, стало быть, -  уверенно  сказал  он.  -  Уж  не  с  той  ли
девонькой, которая  на  мой  огород  за  картошкой  повадилась?  Ты  ей,
дурочке, скажи - такой корешок ненароком выроет, что от  одного  касания
вся волдырями пойдет. Ладно, недосуг  мне.  Пока  еще  бадейку  до  дому
доволоку. А ты гляди - никуда с огорода не девайся!  Не  то  под  землей
найду!
   Оказалось, в кустах  над  канавой  была  у  него  припрятана  детская
коляска. В этой коляске, надо полагать, его самого младенцем  возили.  С
некоторым усилием он взгромоздил бадейку, укрыл ее ветошью и пошел себе,
сгорбившись, катя перед собой кривобокую коляску - бомж бомжом!
   Я встал. Очень мне этот дед не понравился.
   - Брич! - вдруг завопила Маргаритка. Я направился к ней.
   - Ты чего шумишь? - спросил я строго.
   - Это ты стрелял?
   - Ну и что?
   - Ну и что?  Стреляют,  а  потом  вообще  тихо!  Что  я  должна  была
подумать?
   Я посмотрел на нее с сожалением. Глупая девчонка. Что я, первый раз в
жизни стреляю? Вон, Ротмана буквально на днях пристрелил.
   - Иди домой, - сказал я. Она вдруг принюхалась.
   - Брич, ты что, на мусорке сидел? Я на  всякий  случай  обнюхал  свой
рукав и убедился - вонь злобного старикашки здорово прилипчива.
   - Нужно было кое за кем понаблюдать. Постирай мне штаны и рубашку.
   - Порошка нет.
   - Хоть как.
   Я забрал у нее одеяло, пошел в домик, разделся и выбросил ей на порог
вещи, а сам в одеяле сел на постель.
   В окно я видел, как она бежит за водой, как  долго  полощет  штаны  с
рубашкой в погнутом жестяном тазу, как развешивает  на  ветках.  Приятно
наблюдать, когда женщина занимается домашней работой.
   Она вбежала в домик, захлопнула дверь и сразу кинулась ко мне.
   - Ты не представляешь, Брич, как я замерзла!  -  и,  как  будто  одно
вытекало из другого, добавила:
   - Я страшно тебя люблю, Брич.
   У женщин соображение как-то странно устроено.  Вот  и  Мерседес  тоже
влюбилась в Бродягу, когда он ей чуть руку  не  вывихнул.  Я  ему  потом
говорил - ты ей вообще ухо отстрели,  тогда  она  по  гроб  жизни  твоей
будет.
   - Брич, мы еще долго будем тут мерзнуть? - спросила Маргаритка.
   - Потерпи до завтра.
   Проблему жилья я решил просто и элегантно - позвонил той толстухе  из
редакции. Она обрадовалась, назначила мне встречу, я пришел  и  доставил
ей море удовольствия. Ее интересовало, как правильно  разбивать  стекло,
почему мужчины плачут, существует ли в природе пуленепробиваемый брюшной
пресс - в общем, она хотела, чтобы я с умным видом  трепался  о  ерунде,
ну, я и трепался. Правда, я не мог понять, почему она считает,  будто  я
разбил витрину в состоянии стресса. Я был в состоянии бешенства - так  я
ей и объяснил, а стресс - он для истеричных дам.
   А разговор происходил у нее дома, и я сразу понял, что комнаты - две,
и они каждая сама по себе.
   - Кстати, - сказал я, - у меня тут проблема. Нельзя  ли  у  вас  пару
деньков перекантоваться?
   - Конечно, можно! - с восторгом ответила она. Решила, наверно, что  я
начну к ней приставать. Я же просто переночевал, а утром  отправился  за
Маргариткой. И днем привел ее на новое местожительство.
   Толстуха сразу же в нее вцепилась. Действительно, мы с Маргариткой  -
красивая пара, мы и должны быть вместе  изначально,  и  поэтому  старуха
хотела знать подробности. Маргаритка, которая уже успела принять горячую
ванну, такого ей наговорила на кухне, что потом полночи смеялась.
   Утром я ушел. Сказал - по делам. А ноги сами почему-то довели до того
проклятого бара. Я плюнул на его порог. Дешевая гнусная забегаловка! Вот
разбогатею - куплю и сожгу. Чтобы такие притоны город не поганили.
   Надо было раздобыть денег.
   То, что в этом городе нет мужчин, с которыми можно  делать  серьезные
ДЕЛА, я уже понял. Не попытаться ли заработать на жизнь как-то иначе?
   Вечером я спросил толстуху - нет ли у  нее  на  примете  какой-нибудь
работенки для неглупого человека.
   - А что вы умеете? - спросила она.
   Вопрос был  какой-то  странный.  А  что  вообще  нужно  уметь,  чтобы
работать?
   - Вы что-то кончали? - допытывалась эта дура. - У вас  есть  какой-то
диплом? Сертификат?
   - Я бы хотел работать в сфере  финансов.  Это  прозвучало  как  надо.
Помнится, Умберто Лопес всегда в сомнительных случаях весомо говорил:
   - Я работаю в сфере финансов.
   - То есть как? - удивилась толстуха. - Президентом банка, что ли?
   Должность звучала неплохо.
   - Да.
   Она расхохоталась.
   - Вы скажите, Валентин, что вы действительно умеете? -  сказала  она,
отсмеявшись, а хохочущая толстуха, кстати, зрелище довольно  мерзкое,  у
нее же все  колышется,  и  живот,  и  ляжки.  -  Постойте,  я,  кажется,
придумала. Вас можно устроить в охрану..
   - В ох-ра-ну?!
   Меня аж приподняло над стулом. Чтобы я, Брич, унизился до того, чтобы
охранять рыбные рестораны?..
   - Нет, - едва сдерживая рычание, сказал я. - Я не могу в охрану.
   Подумал и добавил:
   - Западло.
   И, видя ее недоумение, добавил еще как можно строже:
   - Мне нельзя.
   - Что - нельзя?
   - Светиться нельзя.
   - То есть как?
   - Свои увидят - не поймут.
   Да, Билл Бродяга уж точно бы не понял.
   - Та-ак... - пропела толстуха, а глазки ее зажглись  нехорошим  таким
огоньком. - Вас нужно устроить туда, где бы вас  никто  не  видел  и  не
слышал. Правильно?
   - Да.
   Она покивала.
   - Это я придумаю.
   - В долгу не останусь.
   - Какие там долги! Вы мне просто расскажете как-нибудь всякие эпизоды
из вашей жизни, ладно? Вот мы и в расчете.
   - Конечно, расскажу, - согласился я.
   Маргаритка во время этого разговора сидела рядом и смотрела  на  меня
влюбленными глазами.
   Девчонке повезло. Она встретила настоящего мужчину.
   В квартире у толстухи было тепло, холодильник полон, она  утром  ушла
на работу, а мы с Маргариткой целый день провалялись в постели.
   Вечером оказалось, что работа найдена.
   - Валентин! Маргоша! - позвала нас толстуха. - У меня для вас хорошая
новость. Есть работа!
   - Я не могу светиться, - сказал я через закрытую дверь.
   - Какое там светиться! Склад, на складе только вы и кладовщик. Деньги
небольшие, но стабильные. Вас там никто не увидит.
   - Да? А что придется делать?
   - Рулоны грузить, - объяснила толстуха. - Придет машина - разгрузить,
разложить по стеллажам. Это  склад  тканевых  оптовиков.  Нет  машины  -
сидеть, смотреть телевизор.
   Это меня устраивало.
   Однажды мне уже пришлось три недели таскать ящики с  баночным  пивом,
одновременно выслеживая некого человека с длинной фамилией и  еще  более
длинным списком грехов по отношению к Бродяге. Ничего - ненадолго же!
   На складе я продержался полторы недели. Там работали молодые бабы,  к
которым приходили какие-то сопляки. Я  как-то  объяснил,  что  настоящий
мужчина не может одеваться в пиджак, который застегивается чуть ли не до
горла, и носить такую бездарную обувь. Они так  хохотали,  что  стеллажи
качались. Вместе с рулонами.
   А почему так вышло, что я схватил рулон, длиной в  полтора  метра,  а
весом в пятнадцать кило, и треснул  этим  рулоном  сгоряча  по  большому
столу, на котором мерили ткань, и у стола подломились  ножки,  этого  я,
честно говоря, не понял сам. Может  быть,  потому,  что  эти  дуры  меня
достали. Только и было слышно -  взяли  бездельника,  он  там  телевизор
смотрит, а мы за него отдуваемся. Но я же два  раза  помогал  разгрузить
машину! А во  вторник,  когда  машина  пришла  днем,  я  как  раз  вышел
прогуляться, и в среду..
   Говорил же: дайте серию досмотреть, еще четверть часа - и иду! А  они
мне - шофер торопится да шофер торопится!..
   Я шел домой злой, как черт. Мимо проезжали козлы на иномарках.  Везли
своих баб. А я шел пешком! Как последний огрызок!
   Возле ларька стояли какие-то... Стоп! Того, тощего  и  сутулого,  что
покупал газету, я узнал сразу И подошел, и отпихнул от него его бабу
   - Узнал, родной? - спросил я его. Ответа не требовалось - если сейчас
не понял, через две секунды точно поймет. Я въехал ему в зубы и негромко
так рассмеялся. Бродяге  бы  понравилось,  как  я  рассмеялся.  Потом  я
стряхнул с плеча бабу, повернулся и ушел. Этот сукин сын... как же  его,
в  самом  деле,  звали?..  На  озерном  берегу  мне  было  очень  плохо.
Выворачивало наизнанку. Надо мной стояли,  и  он  стоял,  ждал,  пока  я
встану с колен.
   - Свинья - она и есть свинья, - сказал он. Он назвал меня свиньей  на
том основании, что он выпил - и ничего, меня с такой  малости  развезло.
Умный! Песенки сочиняет! Купец умрет за деньги, попа задушит жир... А я,
значит, свинья...
   Нет. Не корчило меня ни на каком берегу!  Я  вообще  прекрасно  держу
спиртное!
   Я вообще впервые в жизни увидел этого тощего.
   - Пусть они мне за полторы недели заплатят, - сказал я дома толстухе,
ведь это она привела меня  на  кретинский  склад,  вот  пусть  теперь  и
вызволяет мои денежки.
   - Этих денег как раз хватит, чтобы починить стол и  два  стеллажа,  -
ответила она. Какие, к лешему, стеллажи? Если я однажды и вышиб  стойку,
так ведь вставил ее на место!
   Потом они с Маргариткой вечером совещались на кухне.
   - Я договорилась, что мы тут еще  недельку  поживем,  -  сказала  мне
потом Маргаритка. - Только это уже получается, что мы  комнату  снимаем.
Брич, когда приедут твои серьезные люди и ты  начнешь  наконец  работать
гак, как тебе хочется?
   - Сам жду не дождусь, - буркнул я.
   - И надо  чего-то  купить  в  хозяйство.  Сколько  Наташа  может  нас
кормить?
   - Надо.
   Маргаритка сидела  на  низкой  тахте  и  смотрела  на  меня  большими
укоризненными глазами. - Брич... - вдруг произнесла она так жалобно, что
мне сделалось не по себе. - Брич, миленький, ну, придумай же что-нибудь!
   - Ну, что я тебе придумаю?! Она вскочила.
   - А что, мне придумывать? Опять - мне? Может, мне связаться с богатым
дядькой и брать у него деньги?
   Я посмотрел на нее с интересом. Глупышка глупышкой, а вот ведь  умную
мысль выдала.
   - Ты этого хочешь? - как бы не веря своим ощущениям, спросила она.
   Я пожал плечами - мол, решай сама, не мне ведь  под  богатым  дядькой
сопеть и пыхтеть.
   Тут Маргаритка в совершенно необъяснимой панике кинулась мне на шею.
   - Брич, ты любишь меня?! Любишь? Или уже давно разлюбил?
   - Не говори глупостей, - сказал я ей. - Я же с тобой, чего  тебе  еще
надо?
   - И я тебя люблю... - прошептала девчонка. - Брич, я все сделаю,  как
надо... а ты меня не бросишь?..
   Я пообещал, что не брошу, и на следующий день Маргаритка собралась НА
ДЕЛО.
   Это было ЕЕ  ДЕЛО,  и  она  собиралась  тщательно,  позаимствовала  у
толстухи косметику и стянула в ванной колготки. Толстуха у нас маленькая
и кругленькая, а Маргаритка довольно высокая, так что колготки оказались
впору
   Она пришла вечером, измотанная, но денег не принесла. Я ее за это  не
ругал, ни слова даже не сказал - нельзя же сразу требовать у того козла,
чтобы раскошеливался. Пусть сперва раскочегарится как следует,  а  потом
уже и намекнуть можно.
   Толстуха вечером пришла очень недовольная и сказала, что Ксения  сама
не знает, чего хочет. Я молча согласился. Если она жила  с  тем  усатым,
значит, уж точно хотела чего-то не правильного.
   Через два дня Маргаритка пришла  очень  озабоченная.  -  Знаешь,  что
сказал этот козел? Предложил переехать к нему! Чтобы я жила с ним!
   Я посмотрел на девчонку с подозрением. Не то чтобы мне  действительно
было интересно, дала ли о