он прошагал через комнату, сильно горбясь  и  бережно  прижимая  что-то  к
своей впалой груди, потом сел на свободный  конец  дивана.  -  Только  что
палец порезал, будь он проклят,  -  возбужденно  заговорил  он,  глядя  на
Джинни так, словно ожидал ее здесь  встретить.  -  Когда-нибудь  случалось
порезаться? Чтоб до самой кости, а?
     В его громком голосе явственно слышались просительные  нотки,  словно
своим ответом Джинни могла избавить его от  тягостной  обособленности,  на
которую обречен человек, испытавший такое, чего еще не бывало ни с кем.
     Джинни смотрела на него во все глаза.
     - Ну, не так чтобы до кости, но случалось, - ответила она.
     Такого чудного с виду парня - или мужчины (это сказать было трудно) -
она в жизни не видела.  Волосы  растрепаны,  верно,  только  что  встал  с
постели. На лице - двухдневная щетина, редкая и белесая. Вообще с  виду  -
лопух.
     - А как же вы порезались? - спросила Джинни.
     Опустив голову  и  раскрыв  вялый  рот,  он  внимательно  разглядывал
пораненный палец.
     - Чего? - переспросил он.
     - Как вы порезались?
     - А черт его знает, -  сказал  он,  и  самый  тон  его  означал,  что
ответить  на  этот  вопрос  сколько-нибудь   вразумительно   нет   никакой
возможности. - Искал что-то в  этой  дурацкой  мусорной  корзинке,  а  там
лезвий полно.
     - Вы брат Селины? - спросила Джинни.
     - Угу. Черт, я истекаю кровью. Не  уходи.  Как  бы  не  потребовалось
какое-нибудь там дурацкое переливание крови.
     - А вы его чем-нибудь залепили?
     Селинин брат слегка отвел руку от  груди  и  приоткрыл  ранку,  чтобы
показать ее Джинни.
     - Да нет, просто приложил кусочек вот этой дурацкой туалетной бумаги,
- сказала он. - Останавливает кровь. Как при бритье, когда  порежешься.  -
Он снова взглянул на Джинни. - А ты кто? - спросил  он.  -  Подруга  нашей
поганки?
     - Мы с ней из одного класса.
     - Да?.. А звать как?
     - Вирджиния Мэннокс.
     - Ты - Джинни? - спросил он и  подозрительно  глянул  на  нее  сквозь
очки. - Джинни Мэннокс?
     - Да, - сказала Джинни и выпрямила ноги.
     Селинин брат снова уставился на свой палец - для него  это  явно  был
самым важный, единственно достойный внимания объект во всей комнате.
     - Я знаю твою сестру,  -  проговорил  он  бесстрастно.  -  Воображала
паршивая.
     Спина у Джинни выгнулась:
     - Кто-кто?
     - Ты слышала кто.
     - Вовсе она не воображала!
     - Ну да, не воображала. Еще какая, черт дери.
     - Н е т, не воображала!
     - Ну да, черт дери! Принцесса паршивая. Принцесса Воображала.
     Джинни  все  смотрела  на  него  -  он  приподнял  туалетную  бумагу,
накрученную в несколько слоев на палец, и заглянул под нее.
     - Да вы моей сестры вовсе не знаете!
     - Ну да, не знаю, прямо...
     - А как ее звать? Как ее имя? - настойчиво допытывалась Джинни.
     - Джоан. Джоан-Воображала.
     Джинни промолчала.
     - А какая она из себя? - спросила она вдруг.
     Ответа не последовало.
     - Ну, какая она из себя? - повторила Джинни.
     -  Да  будь  она  хоть   вполовину   такая   хорошенькая,   как   она
в_о_о_б_р_а_ж_а_е_т, можно было б считать, что  ей  чертовски  повезло,  -
сказал Селинин брат.
     Ответ довольно занятный, решила про себя Джинни.
     - А она о вас никогда не упоминала.
     - Я убит. Убит на месте.
     - Кстати, она помолвлена, - сказала Джинни, наблюдавшая за ним.  -  В
будущем месяце выходит замуж.
     - За кого? - Он вскинул глаза.
     Джинни не преминула этим воспользоваться.
     - А вы его все равно не знаете.
     Он снова принялся накручивать бумажку на палец.
     - Мне его жаль, - объявил он.
     Джинни фыркнула.
     - Кровища хлещет как сумасшедшая. Ты как считаешь  -  может,  смазать
чем-нибудь? А вот чем? Меркурохром годится?
     -  Лучше  йодом,  -  сказала  Джинни.  Потом,  решив,  что  слова  ее
прозвучали недостаточно профессионально и веско, добавила:
     - Меркурохром тут вовсе не поможет.
     - А почему? Чем он плох?
     - Просто он в таких случаях не годится, вот и все. Йодом нужно.
     Он взглянул на Джинни.
     - Ну да еще, он щиплет здорово, скажешь, нет? Щиплет как черт, что  -
неправда?
     - Ну, щиплет, - согласилась Джинни. - Но вы от  этого  не  умрете,  и
вообще.
     Видимо, нисколько не  обидевшись  на  Джинни  за  ее  тон,  он  снова
уставился на свой палец.
     - Не люблю, когда щиплет, - признался он.
     - Н_и_к_т_о_ не любит.
     - Угу. - Он кивнул.
     Некоторое время Джинни молча наблюдала за его действиями.
     - Хватит ковырять, - сказала она вдруг.
     Селинин брат, словно его током ударило, отдернул  здоровую  руку.  Он
чуть  выпрямился,  вернее  стал  чуть   меньше   горбиться,   и   принялся
разглядывать что-то на другом конце комнаты. Мятое лицо его приняло сонное
выражение.  Вставив  ноготь  между  передними  зубами,  он  извлек  оттуда
застрявший кусочек пищи и повернулся к Джинни.
     - Ела уже? - спросил он.
     - Что?
     - Завтракала, говорю?
     Джинни покачала головой.
     - Дома поем. Мама всегда готовит завтрак к моему приходу.
     - У меня в комнате половинка сандвича с курицей.  Хочешь?  Я  его  не
надкусывал и ничего такого.
     - Нет, спасибо. Правда не хочу.
     - Ты же только что с тенниса, черт дери. Неужели не проголодалась?
     - Не в том дело, - ответила Джинни и снова скрестила ноги.  -  Просто
мама всегда готовит завтрак к моему приходу. Если я  не  стану  есть,  она
разозлится, вот я про что.
     Брат Селины,  видимо,  удовлетворился  этим  объяснением.  Во  всяком
случае, он кивнул и стал смотреть в сторону. Но вдруг снова обернулся:
     - Стаканчик молока, а?
     - Нет, не надо... А вообще-то спасибо вам.
     Он рассеянно наклонился и почесал голую лодыжку.
     - Как звать того парня, за кого она выходит? - спросил он.
     - Это вы про Джоан? - сказала Джинни. - Дик Хефнер.
     Селинин брат молча чесал лодыжку.
     - Он военный моряк, капитан-лейтенант.
     - Фу-ты, ну-ты!
     Джинни фыркнула. Он расчесывал лодыжку,  покуда  она  не  покраснела,
потом принялся расковыривать какую-то царапину, и Джинни отвела взгляд.
     - А откуда вы знаете Джоан? - спросила она. - Я вас ни разу не видела
ни у нас дома, ни вообще.
     - Сроду не был в вашем дурацком доме.
     Джинни выжидательно помолчала, но продолжения не последовало.
     - А где же вы тогда с ней познакомились?
     - ...вечеринка.
     - На вечеринке? А когда?
     - Да не знаю. Рождество, в сорок втором.
     Из нагрудного кармана пижамы  он  вытащил  двумя  пальцами  сигарету,
такую измятую, будто он на ней спал.
     - Брось-ка мне спички, а? - попросил он.
     Джинни взяла коробок со  столика  у  дивана  и  протянула  Селининому
брату. Он закурил сигарету, так и не распрямив ее, потом сунул  обгоревшую
спичку в коробок. Запрокинув голову, он медленно выпустил  изо  рта  целое
облако дыма и стал втягивать его носом. Так он и курил, делая "французские
затяжки" одну за другой. Видимо, то была не  салонная  бравада,  а  просто
демонстрация личного достижения молодого  человека,  который,  к  примеру,
время от времени, может быть, даже пробовал бриться левой рукой.
     - А почему Джоан воображала? - поинтересовалась Джинни.
     - Почему? Да потому, что воображала. Откуда мне, к  чертям,  знать  -
почему?
     - Да, но я хочу сказать - почему вы так говорите?
     Он устало повернулся к ней.
     - Послушай. Я написал ей восемь писем, черт дери. _В_о_с_е_м_ь. И она
н_и_ н_а_ о_д_н_о_ не ответила.
     Джинни помолчала.
     - Ну, может, она была занята.
     - Хм. Занята. Трудится, не покладая рук, черт подери.
     - Вам непременно надо все время чертыхаться?
     - Вот именно, черт подери.
     Джинни снова фыркнула.
     - А вообще-то вы давно ее знаете? - спросила она.
     - Довольно давно.
     - Я хочу сказать - вы ей звонили хоть раз или еще там что? Я говорю -
звонили вы ей?
     - Не-а...
     - Вот это да! Так если вы ей никогда не звонили, и вообще...
     - Не мог, к чертям собачьим.
     - Почему? - удивилась Джинни.
     - Н_е_ б_ы_л_ тогда в Нью-Йорке.
     - Да? А где же вы были?
     - Я? В Огайо.
     - А, вы были в колледже?
     - Не, ушел.
     - А, так вы были в армии?
     - Не...
     Рукой, в которой была зажата сигарета, Селинин брат похлопал себя  по
левой стороне груди.
     - Моторчик, - бросил он.
     - Вы хотите сказать - сердце? А что у вас с сердцем?
     - А черт его знает. В детстве был ревматизм. Жуткая боль...
     - Так вам, наверно, курить не надо? То есть, наверно,  совсем  курить
нельзя, и вообще? Врач говорил моей...
     - Ха, они наговорят!
     Джинни ненадолго умолкла. Очень ненадолго. Потом спросила:
     - А что вы делали в Огайо?
     - Я? Работал на этом проклятом авиационном заводе.
     - Да? - сказала Джинни. - Ну и как вам, понравилось?
     - "Ну и как вам понравилось?" - передразнил он с гримасой. - Я был  в
восторге. Просто _о_б_о_ж_а_ю_ самолеты. Такие _м_и_л_я_г_и!
     Джинни  была  слишком  заинтересована,   чтобы   почувствовать   себя
обиженной.
     - И долго вы там работали? На авиационном заводе?
     - Да не знаю, черт дери. Три года и месяц.
     Он поднялся, подошел к окну и стал смотреть вниз, на улицу, почесывая
спину большим пальцем.
     - Ты только глянь на них, - сказал он. - Идиоты проклятые.
     - Кто?
     - Да не знаю. Все!
     - Если будете руку опускать, опять кровь пойдет, - сказала Джинни.
     Он послушался, поставил левую ногу на широкий  подоконник  и  положил
порезанную руку на колено.
     - Все тащатся на  этот  проклятый  призывной  пункт,  -  объявил  он,
продолжая глядеть вниз, на улицу.  -  В  следующий  раз  будем  воевать  с
эскимосами. Тебе это известно?
     - С кем? - удивилась Джинни.
     - С _э_с_к_и_м_о_с_а_м_и... Разуй уши, черт подери.
     - Но почему с эскимосами?
     - Да не знаю. Откуда,  к  чертям  собачьим,  мне  знать?  Теперь  все
старичье погонят. Ребят лет под шестьдесят. Кому нет шестидесяти, брать не
будут. Дадут им укороченный рабочий день, и все дела. Сила!
     - Ну, _в_а_с_ все равно не  возьмут,  -  сказала  Джинни  без  всякой
задней мысли, но, не успев закончить фразу, поняла, что говорит не то.
     - Знаю, - быстро ответил он и снял ногу с подоконника.
     Приподняв раму, он вышвырнул сигарету на улицу. А  покончив  с  этим,
повернулся к Джинни:
     - Эй, будь другом. Тут придет один малый, скажи - я буду готов  через
минуту, ладно? Только побреюсь, и все. Идет?
     Джинни кивнула.
     - Мне поторопить Селину или как? Она знает, что ты здесь?
     - Да, знает, - ответила Джинни. - Я не тороплюсь, спасибо.
     Брат Селины кивнул. В последний раз внимательно оглядел порез, словно
прикидывая, сможет ли в таком состоянии дойти до своей комнаты.
     - Почему вы его не залепите? Есть у вас пластырь или еще что-нибудь?
     - Не-а. Ладно, не переживай.
     - И он побрел из гостиной. Но очень  скоро  вернулся,  неся  половину
сандвича.
     - На, ешь, - сказал он. - Вкусно.
     - Но я, правда, совсем не...
     - А ну е ш ь, черт возьми. Не отравил же я его, и все такое.
     Джинни взяла сандвич.
     - Спасибо большое, - сказала она.
     - С курицей, - пояснил он, стоя на Джинни и внимательно на нее глядя.
- Купил вчера вечером в этой дурацкой кулинарии.
     - На вид очень аппетитно.
     - Ну вот и ешь.
     Джинни откусила кусочек.
     - Вкусно, а?
     Джинни глотнула с трудом.
     - Очень, - сказала она.
     Селинин брат кивнул. Он рассеянно озирался, почесывая впалую грудь.
     - Ладно, пожалуй, я пойду  оденусь...  Господи!  Звонят.  Так  ты  не
робей!
     И он вышел.
     Оставшись одна, Джинни, не вставая с дивана, огляделась по  сторонам:
куда бы выбросить или спрятать сандвич? В коридоре послышались шаги, и она
сунула сандвич в карман пальто.
     В гостиную вошел молодой человек лет тридцати с небольшим,  не  очень
высокий, но и не низкий.  По  его  правильным  чертам,  короткой  стрижке,
покрою  костюма  и  расцветке  фулярового  галстука  нельзя  было  сказать
сколько-нибудь определенно, кто  он  такой.  Может,  он  сотрудник  -  или
пытается попасть в сотрудники - какого-нибудь журнала. Может, участвовал в
спектакле, который только что провалился в Филадельфии. А может, служит  в
юридической фирме.
     - Привет! - дружелюбно обратился он к Джинни.
     - Привет.
     - Фрэнклина не видели? - Он бреется. Просил передать,  чтобы  вы  его
поджидали. Он вот-вот выйдет.
     - Б_р_е_е_т_с_я... Боже милостивый! -  молодой  человек  взглянул  на
свои часы. Потом опустился в оббитое красным шелком кресло,  закинул  ногу
на ногу и поднес ладони к  лицу.  Прикрыв  веки,  он  принялся  тереть  их
кончиками пальцев, словно совсем обессилел или долго напрягал глаза. - Это
было самое ужасное утро в моей жизни, - объявил он, отводя руки  от  лица.
Говорил он горловым, сдавленным голосом, словно был слишком утомлен, чтобы
произносить слова на обычном диафрагмальном дыхании.
     - Что случилось? - спросила Джинни, разглядывая его.
     - О-о, это слишком длинная история. Я  никогда  не  докучаю  людям  -
разве только тем, кого знаю по меньшей мере тысячу лет. - Он  рассеянно  и
недовольно  посмотрел  в  сторону  окон.  -  Да,  больше  я  уже  не  буду
воображать, будто хоть сколько-нибудь разбираюсь  в  человеческой  натуре.
Можете передавать мои слова кому угодно.
     - Да что же случилось? - снова спросила Джинни.
     - О боже. Этот тип, он жил в моей квартире месяцы, месяцы и месяцы. Я
о нем даже говорить не хочу... Этот _п_и_с_а_т_е_л_ь! - с  удовлетворением
произнес он,  вероятно,  вспомнив  хемингуэевский  роман,  где  это  слово
прозвучало как брань.
     - А что он такого сделал?
     - Откровенного говоря, я предпочел бы не вдаваться в  подробности,  -
заявил молодой человек. Он вынул сигарету из  собственной  пачки,  оставив
без внимания прозрачный ящичек с сигаретами, и закурил от своей зажигалки.
В его руках не было ни ловкости,  ни  чуткости,  ни  силы.  Но  каждым  их
движением он как бы подчеркивал, что есть в них некое  особое,  только  им
присущее изящество, и очень это  непросто  -  делать  так,  чтобы  оно  не
бросалось в глаза. - Я твердо решил даже не думать о нем. Но  я  просто  в
ярости, - сказал он. - Появляется, понимаете ли, этот  гнусный  типчик  из
Алтуны, штат Пенсильвания, или еще откуда-то  из  захолустья.  Вид  такой,
будто вот-вот умрет с голоду. Я проявляю такую сердечность и  порядочность
- пускаю его к себе в квартиру, совершенно м_и_к_р_о_с_к_о_п_и_ч_е_с_к_у_ю
квартирку, где мне и самому повернуться негде. Знакомлю его со всеми моими
друзьями. Позволяю ему заваливать всю квартиру этими ужасными  рукописями,
окурками, редиской и еще бог знает чем. Знакомлю его  с  директорами  всех
нью-йоркских театров. Таскаю его вонючие рубашки в прачечную и обратно.  И
в довершение всего... - Молодой человек внезапно умолк. - И в  награду  за
всю мою порядочность и сердечность, -  снова  заговорил  он,  -  этот  тип
уходит из дому часов в пять утра, даже записки не  оставляет  и  уносит  с
собой решительно все, на что только смог  наложить  свои  вонючие  грязные
лапы. - Он сделал паузу, чтобы затянуться, и выпустил дым изо  рта  тонкой
свистящей струйкой. - Я не хочу даже говорить об этом. Право же, не  хочу.
- Он взглянул  на  Джинни.  -  У  вас  прелестное  пальто,  -  сказал  он,
поднявшись с кресла. Подойдя к Джинни, он взялся за отворот  ее  пальто  и
потер его между пальцами. - Прелесть какая. Первый раз  после  войны  вижу
к_а_ч_е_с_т_в_е_н_н_у_ю_ верблюжью шерсть. Разрешите узнать,  где  вы  его
приобрели?
     - Мама привезла мне его из Нассо.
     Молодой человек глубокомысленно  кивнул  и  стал  пятиться  к  своему
креслу.
     -  Это,  знаете  ли,  одно  из  немногих  мест,  где  можно   достать
к_а_ч_е_с_т_в_е_н_н_у_ю_ верблюжью шерсть. - Он сел. -  И  долго  она  там
пробыла?
     - Что? - спросила Джинни.
     - Ваша мама долго там пробыла? Я потому спрашиваю, что  _м_о_я_  мама
провела там декабрь. И часть января. Обычно я езжу с ней,  но  этот  город
был такой суматошный - я просто не мог вырваться.
     - Она была там в феврале, - сказала Джинни.
     - Изумительно. А где она останавливалась? Вы не знаете?
     - У моей тетки.
     Он кивнул.
     - Разрешите  узнать,  как  вас  зовут?  Полагаю,  вы  подруга  сестры
Фрэнклина?
     - Мы из одного класса, - сказала Джинни, оставляя первый  вопрос  без
ответа.
     - Вы не та знаменитая Мэксин, о которой рассказывает Селина?
     - Нет, - ответила Джинни.
     Молодой человек вдруг принялся чистить ладонью манжеты брюк.
     - Я с ног до головы облеплен собачью шерстью, - пояснил  он.  -  Мама
уехала на уикэнд в Вашингтон и водворила своего пса ко мне. Песик,  знаете
ли, премилый. Но что за гадкие манеры! У вас есть собака?
     - Нет.
     - Вообще-то, я считаю - это жестоко, держать их в городе. - Он кончил
чистить брюки, уселся поглубже в кресло и снова взглянул  на  свои  ручные
часы. - _С_л_у_ч_а_я_ н_е_ б_ы_л_о, чтобы этот человек куда-нибудь  поспел
вовремя. Мы идем смотреть "Красавицу и чудовище" Как-то - а на этот фильм,
знаете ли, непременно надо поспеть вовремя. Потому что иначе весь _ш_а_р_м
пропадает. Вы его смотрели?
     - Нет.
     - О, посмотрите  непременно.  Я  его  восемь  раз  видел.  Совершенно
гениально. Вот уже несколько месяцев пытаюсь затащить на него Фрэнклина. -
Он безнадежно покачал головой. - Ну и вкус у него...  Во  время  войны  мы
вместе работали в одном ужасном месте, и этот человек упорно  таскал  меня
на самые немыслимые  фильмы  в  мире.  Мы  смотрели  гангстерские  фильмы,
вестерны, мюзиклы...
     - А вы тоже работали на авиационном заводе? - спросила Джинни.
     - О боже, да. Годы, годы и годы. Только не будем  говорить  об  этом,
прошу вас.
     - А что у вас тоже плохое сердце?
     - Бог мой, нет. Тьфу-тьфу, постучу по дереву. - И он  дважды  стукнул
по ручке кресла. - У меня здоровье крепкое, как у...
     Тут в дверях появилась Селина, Джинни вскочила и пошла ей  навстречу.
Селина успела переодеться, она была уже не в шортах, а в платье -  деталь,
которая в другое время обозлила бы Джинни.
     - Извини, что заставила тебя ждать, - сказала она лживым  голосом,  -
но мне пришлось дожидаться, пока проснется мама... Привет, Эрик!
     - Привет, привет!
     - Мне все равно денег не нужно, - сказала Джинни, понизив голос  так,
чтобы ее слышала одна Селина.
     - Что?
     - Я передумала. Я хочу сказать - ты  все  время  приносишь  теннисные
мячи, и вообще. Я про это совсем забыла.
     - Но ты же говорила - раз они мне ни гроша не стоят...
     - Проводи меня до лифта, - быстро сказала Джинни и вышла  первая,  не
прощаясь с Эриком.
     - Но, по-моему, ты говорила, что вечером идешь в кино, что тебе нужны
деньги, и вообще, - сказала в коридоре Селина.
     - Нет, я слишком устала, - ответила Джинни и нагнулась, чтобы собрать
свои теннисные пожитки. - Слушай, я после обеда позвоню тебе.  У  тебя  на
вечер никаких особых планов нет? Может, я зайду.
     Селина смотрела на нее во все глаза.
     - Ладно, - сказала она.
     Джинни открыла входную дверь и пошла к лифту.
     - Познакомилась с твоим братом, - сообщила она, нажав кнопку.
     - Да? Вот тип, правда?
     - А кстати, что он делает? - словно невзначай осведомилась Джинни.  -
Работает или еще что?
     - Только что уволился. Папа хочет, чтобы он вернулся в колледж, а  он
не желает.
     - Почему?
     - Да не знаю. Говорит - ему уже поздно, и вообще.
     - Сколько же ему лет?
     - Да не знаю. Двадцать четыре, что ли.
     Дверцы лифта разошлись в стороны.
     - Так я попозже позвоню тебе! - сказала Джинни.
     Выйдя из  Селининого  дома,  она  пошла  в  западном  направлении,  к