- И  жизнь  у  них
грустная, - сказал он. - Знаешь, что они делают, Сибиллочка?
     Девочка покачала головой.
     - Понимаешь, они заплывают в пещеру, а там - куча бананов. Посмотреть
на них, когда они туда заплывают, - рыбы как рыбы. Но там они  ведут  себя
просто по-свински. Одна такая рыбка-бананка заплыла в банановую  пещеру  и
съела там семьдесят восемь бананов. - Он подтолкнул плотик  с  пассажиркой
еще ближе к горизонту. - И конечно, они от этого так раздуваются,  что  им
никак не выплыть из пещеры. В двери не пролезают.
     - Дальше не надо, - сказала Сибилла. - А после что?
     - Когда после? О чем ты?
     - О рыбках-бананках.
     - Ах, ты хочешь сказать - после того как они так  наедаются  бананов,
что не могут выбраться из банановой пещеры?
     - Да, сказала девочка.
     - Грустно мне об этом говорить, Сибиллочка. Умирают они.
     - Почему - спросила Сибилла.
     - Заболевают банановой лихорадкой. Страшная болезнь.
     - Смотри, волна идет, - сказала Сибилла с тревогой.
     - Давай ее не замечать, - сказал он, - давай презирать ее. Мы с тобой
гордецы. - Он взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз. Плотик подняло
на гребень волны. Вода залила светлые волосики  Сибиллы,  но  в  ее  визге
слышался только восторг.
     Когда плотик выпрямился, она отвела со лба прилипшую мокрую прядку  и
заявила:
     - А я ее видела!
     - Кого, радость моя?
     - Рыбку-бананку.
     - Не может быть! - сказал ее спутник. - А у нее были во рту бананы?
     - Да, - сказала Сибилла. - Шесть.
     Юноша вдруг схватил мокрую ножку Сибиллы - она свесила ее с плотика -
и поцеловал пятку.
     - Фу! - сказала она.
     - Сама ты "фу!" Поехали назад! Хватит с тебя?
     - Нет!
     - Жаль, жаль! - сказал он и подтолкнул плотик к берегу,  где  Сибилла
спрыгнула на песок. Он взял матрасик подмышку и понес на берег.
     - Прощай! - крикнула Сибилла и без  малейшего  сожаления  побежала  к
гостинице.
     Молодой человек  надел  халат,  плотнее  запахнул  отвороты  и  сунул
полотенце в карман. Он поднял мокрый, скользкий, неудобный матрасик и взял
его под мышку. Потом пошел один по горячему, мягкому песку к гостинице.
     В подвальном этаже - дирекция отеля просила  купальщиков  подниматься
наверх только оттуда - какая-то женщина с намазанным цинковой мазью  носом
вошла в лифт вместе с молодым человеком.
     - Я вижу, вы смотрите на мои ноги, - сказал он, когда лифт подымался.
     - Простите, не расслышала, - сказала женщина.
     - Я сказал: вижу, вы смотрите на мои ноги.
     - Простите, но я смотрела на пол! - сказала женщина и  отвернулась  к
дверцам лифта.
     - Хотите смотреть мне на ноги,  так  и  говорите,  -  сказал  молодой
человек. - Зачем это вечное притворство, черт возьми?
     - Выпустите меня, пожалуйста! - торопливо сказала женщина лифтерше.
     Дверцы открылись, и женщина вышла не оглядываясь.
     - Ноги у меня совершенно нормальные, не вижу никакой  причины,  чтобы
так на них глазеть, - сказал молодой человек. - Пятый, пожалуйста. - И  он
вынул ключ от номера из кармана халата.
     Выйдя на пятом этаже, он прошел по коридору  и  открыл  своим  ключом
двери 507-го номера. Там пахло новыми  кожаными  чемоданами  и  лаком  для
ногтей.
     Он посмотрел на молодую женщину - та спала на одной из  кроватей.  Он
подошел к своему чемодану, открыл его и  достал  из-под  груды  рубашек  и
трусов трофейный пистолет. Он  достал  обойму,  посмотрел  на  нее,  потом
вложил обратно. Он взвел курок.  Потом  подошел  к  пустой  кровати,  сел,
посмотрел на молодую женщину, поднял пистолет и пустил себе пулю в  правый
висок.




                                ЛАПА-РАСТЯПА

     Почти до трех часов Мэри Джейн искала дом Элоизы. И когда та вышла ей
навстречу к въезду, Мэри Джейн объяснила, что все  шло  отлично,  что  она
помнила дорогу совершенно точно, пока не свернула с Меррик-Паркуэй.
     - Не Меррик, а Меррит, деточка! - сказала Элоиза и тут  же  напомнила
Мэри Джейн, что она уже дважды приезжала к ней сюда, но Мэри Джейн  что-то
невнятно простонала насчет салфеток и бросилась  к  своей  машине.  Элоиза
подняла воротник верблюжьего пальто, повернулась спиной к ветру и осталась
ждать. Мэри Джейн тут же возвратилась, вытирая лицо бумажной  салфеточкой,
но это не помогало - вид у нее все равно был какой-то  растрепанный,  даже
грязный. Элоиза весело сообщила, что завтрак сгорел к чертям -  и  сладкое
мясо, и все вообще, - но оказалось,  что  Мэри  Джейн  уже  перекусила  по
дороге. Они пошли к дому, и Элоиза поинтересовалась, почему у  Мэри  Джейн
сегодня выходной. Мэри Джейн  сказала,  что  у  нее  вовсе  не  весь  день
выходной, просто у мистера Вейнбурга грыжа и он сидит дома, в Ларчмонте, а
ее дело - возить ему вечером почту и писать под диктовку письма.
     - А что такое грыжа, не знаешь? - спросила она Элоизу. Элоиза бросила
сигарету себе под ноги, на грязный снег, и  сказала,  что  в  точности  не
знает, Мэри Джейн может не беспокоиться  -  это  не  заразное.  -  Ага,  -
сказала Мэри Джейн, и они вошли в дом.
     Через двадцать минут они уже допивали в гостиной первую порцию  виски
с содовой и разговаривали  так,  как  только  умеют  разговаривать  бывшие
подруги по колледжу и соседки по общежитию. Правда, между  ними  была  еще
прочная связь? обе ушли из колледжа, не окончив его. Элоизе пришлось  уйти
со второго курса, в 1942 году, через неделю после того, как ее застали  на
третьем этаже общежития в закрытом лифте с солдатом. А Мэри Джейн в том же
году, с того же курса, чуть ли не в том же месяце вышла замуж за  курсанта
джексонвильской летной школы в штате Флорида - это был  худенький  мальчик
из Дилла, штат Миссисипи, влюбленный  в  авиацию.  Два  месяца  из  своего
трехмесячного брака с Мэри Джейн он просидел в тюрьме за  то,  что  пырнул
ножом сержанта из военного патруля.
     - Нет, нет, - говорила Элоиза, - совершенно рыжая.
     Она лежала на диване, скрестив худые, но очень стройные ножки.
     - А я слыхала, что блондинка, - повторила Мэри Джейн.  Она  сидела  в
синем кресле. - Эта, как ее там, жизнью клялась, что блондинка.
     - Ну, прямо! - Элоиза широко зевнула. - Она же красилась чуть  ли  не
при мне. Что ты? Сигареты кончились?
     - Ничего, у меня есть целая пачка. Только где  она?  -  сказала  Мэри
Джейн, шаря в сумке.
     - Эта идиотка нянька, - сказала Элоиза, не двигаясь, - час назад я  у
нее под носом выложила две нераспечатанные картонки. Вот  увидишь,  сейчас
явится и спросит, куда их девать. Черт, совсем сбилась. Про что это я?
     - Про эту Тирингер, - подсказала Мэри Джейн, закуривая сигарету.
     - Ага, верно. Так  вот,  я  точно  помню.  Она  выкрасилась  вечером,
накануне свадьбы, она же вышла за этого Фрэнка Хенке. Помнишь его?
     - Ну как же не помнить, помню, конечно. Такой задрипанный солдатишка.
Ужасно некрасивый, верно?
     - Некрасивый? Мать родная! Да он был похож на немытого Белу Лугоши!
     Мэри Джейн расхохоталась, запрокинув голову.
     - Здорово сказано! - проговорила она и  снова  наклонилась  к  своему
стакану.
     - Давай-ка твой стакан, - сказала Элоиза и спустила  на  пол  ноги  в
одних чулках. - Ох, эта идиотка нянька! И чего я только не делала, честное
слово, чуть не заставила Лью с ней целоваться, лишь бы она поехала с  нами
сюда, за город. А теперь жалею. Ой, откуда у тебя эта штучка?
     - Эта? - Мэри Джейн тронула камею у ворота. - Господи, да она у  меня
со школы. Еще мамина.
     - Чертова жизнь, - сказала Элоиза, держа пустые стаканы, - а мне хоть
бы кто что оставил -  ни  черта,  носить  нечего.  Если  когда-нибудь  моя
свекровь окочурится, - дождешься, как же! -  она  мне,  наверно,  завещает
свои старые щипцы для льда, да еще с монограммой!
     - А ты с ней теперь ладишь? - спросила Мэри Джейн.
     - Тебе все шуточки! - сказала Элоиза, уходя на кухню.
     - Я больше не хочу, слышишь? - крикнула ей вслед Мэри Джейн.
     - Черта с два! Кто кому названивал по телефону? Кто  опоздал  на  два
часа? Теперь сиди, пока мне не надоест. А карьера  твоя  пусть  катится  к
чертовой маме!
     Мэри Джейн опять захохотала, мотая головой, но Элоиза  уже  вышла  на
кухню.
     Когда Мэри Джейн стало скучно сидеть одной в комнате,  она  встала  и
подошла к окну. Откинув занавеску, она взялась  было  рукой  за  раму,  но
вымазала пальцы угольной пылью, вытерла их о другую ладонь и  отодвинулась
от окна. Подмерзало, слякоть на дворе  постепенно  переходила  в  гололед.
Мэри Джейн опустила занавеску и пошла к своему синему  креслу,  мимо  двух
набитых до отказа книжных шкафов, даже не  взглянув  на  заглавия  книжек.
Усевшись в кресло, она открыла сумочку и стала рассматривать  в  зеркальце
свои зубы. Потом сжала губы, крепко провела  языком  по  верхней  десне  и
снова посмотрела в зеркальце.
     - Гололедица началась,  -  сказала  она,  оборачиваясь.  -  Ого,  как
быстро. Не разбавляла, что ли?
     Элоиза остановилась, в руках у нее были полные стаканы. Она  вытянула
указательные пальцы, как дула автоматов, и сказала:
     - Ни с места! Ваш дом оцеплен.
     Мэри Джейн опять закатилась и убрала зеркальце.
     Элоиза подошла к ней со стаканом. Неловким  движением  она  поставила
стакан гостьи на подставку, но свой из рук не выпустила.  Растянувшись  на
диване, она сказала:
     - Догадайся, что эта нянька  делает?  Расселась  всем  своим  толстым
черным задом и читает "Облачение". Я нечаянно уронила подносик со льдом из
холодильника, а она на меня как взглянет - помешала ей, видите ли!
     - Это последний! Слышишь? - сказала Мэри Джейн и взяла стакан. -  Да,
угадай, кого я видела на прошлой неделе? В главном зале, в универмаге?
     - А? - сказала Элоиза и подсунула себе под голову диванную подушку. -
Акима Тамирова?
     - Кого-о-о? - удивилась Мэри Джейн. - Это еще кто?
     - Ну, Аким Тамиров. В  кино  играет.  Он  еще  так  потешно  говорит:
"Шутыш, всо шутыш, э?" Обожаю его... Ох, черт, в этом  проклятом  доме  ни
одной удобной подушки нет. Так кого ты видела?
     - Джексон. Она шла...
     - Это какая Джексон?
     - Ну, не знаю. Та, что была с нами в семинаре по психологии. Она  еще
вечно...
     - Обе они были с нами в семинаре.
     - Ну, знаешь, с таким огромным...
     -  А-а,  Марсия-Луиза.  Мне  она  тоже  как-то   попалась.   Наверно,
заговорила тебя до обморока?
     - Спрашиваешь! Но вот что она мне рассказала: доктор Уайтинг  умерла!
Говорит, Барбара Хилл ей писала, что у доктора Уайтинг прошлым летом нашли
рак, вот она и умерла. А весу в ней было всего лишь шестьдесят  два  фута.
Перед смертью, понимаешь. Ужас, правда?
     - А мне-то что?
     - Фу, какая ты стала злюка, Элоиза!
     - М-да. Ну, а еще что она рассказывала?
     - Говорит, только что вернулась из Европы. Муж у нее служил где-то  в
Германии, что ли, она там была с ним. Дом, говорит, у них был в сорок семь
комнат, кроме них, еще одна семья и десять слуг. Своя верховая  лошадь,  а
ихний конюх раньше служил у Гитлера, чуть ли не  личный  его  шталмейстер.
Да, и  еще  она  мне  стала  рассказывать,  как  ее  чуть  не  изнасиловал
солдат-негр. Понимаешь, стоим в универмаге, в главном зале, а она во  весь
голос - ты же ее знаешь, эту Джексон. Говорит, он служил у  мужа  шофером,
повез ее утром на рынок или еще куда. Говорит, до того  перепугалась,  что
даже не могла...
     - Погоди минутку! - Элоиза подняла голову, повысила голос: -  Рамона,
ты?
     - Я, - ответил детский голосок.
     - Закрой, пожалуйста, двери хорошенько! - крикнула Элоиза.
     - Рамона пришла? Умираю, хочу ее видеть! Ведь я ее не  видела  с  тех
самых пор...
     - Рамона! - крикнула Элоиза, зажмурив глаза. - Ступай на кухню, пусть
Грэйс снимет с тебя ботинки!
     - Ладно, - сказала Рамона. - Пойдем, Джимми!
     - Умираю, хочу ее видеть! - сказала Мэри Джейн. - Боже! Смотри, что я
натворила! Прости меня, Эл!
     - Брось! Да брось же! - сказала Элоиза. - Мне этот  гнусный  ковер  и
так опротивел. Погоди, я тебе налью еще.
     - Нет, нет, смотри, у меня больше половины осталось! - И  Мэри  Джейн
подняла стакан.
     - Не хочешь? - сказала Элоиза. - Дай-ка мне сигарету!
     Мэри Джейн протянула ей свою пачку и повторила:
     - Умираю, хочу ее видеть. На кого она похожа?
     Элоиза зажгла спичку:
     - На Акима Тамирова.
     - Нет, я серьезно.
     - На  Лью.  Вылитый  Лью.  А  когда  мамаша  является,  они  все  как
тройняшки. -  Не  вставая,  Элоиза  потянулась  к  пепельницам,  сложенным
стопкой на дальнем углу курительного столика. Ей удалось снять  верхнюю  и
поставить себе на живот. - Мне бы собаку  завести,  спаниеля,  что  ли,  -
сказала она, - пусть хоть кто-нибудь в семье будет похож на меня.
     - А как у нее с глазками? - спросила Мэри Джейн. - - Хуже стало?
     - Господи, да почем я знаю?
     - Но без очков она видит или нет?  Ну,  например,  ночью,  если  надо
встать в уборную?
     Мэри Джейн обернулась.
     - Ну, здравствуй, Рамона! - сказала она. - Ах, какое чудное платьице!
- Она поставила стакан. - Да ты меня, наверно, и не помнишь, Рамона?
     - Как это не помнит? Кто эта тетя, Рамона?
     - Мэри Джейн, - сказала Рамона и почесалась.
     - Молодец! - сказала Мэри Джейн. - Ну поцелуй же меня, Рамона!
     - Перестань сейчас же! - сказала Рамоне Элоиза.
     Рамона перестала чесаться.
     - Ну поцелуй же меня, Рамона! - повторила Мэри Джейн.
     - Не люблю целоваться.
     Элоиза презрительно фыркнула и спросила:
     - А где твой Джимми?
     - Тут.
     - Кто такой Джимми? - спросила Мэри Джейн у Элоизы.
     - Господи боже, да это же  ее  кавалер.  Ходит  за  ней.  Всегда  они
заодно. Все как у людей.
     - Нет, правда? - восторженно спросила Мэри Джейн. Она  наклонилась  к
Рамоне. - У тебя есть кавалер, Рамона?
     В близоруких глазах Рамоны за толстыми стеклами очков  не  отразилось
ни тени восторга, звучавшего в голосе Мэри Джейн.
     - Мэри Джейн тебя спрашивает, Рамона, - сказала Элоиза.
     Рамона засунула палец в широкий курносый носик.
     - Не смей! - сказала Элоиза. - Мэри Джейн  спрашивает,  есть  у  тебя
кавалер или нет.
     - Есть, - сказала Рамона, ковыряя в носу.
     - Рамона! - сказала Элоиза. -  Перестань  сейчас  же!  Слышишь?  Кому
говорят?
     Рамона опустила руку.
     - Нет, правда, это чудесно! - сказала Мэри Джейн. - А как его  звать?
Скажи мне, как его зовут, Рамона? Или это секрет?
     - Джимми, - сказала Рамона.
     - Ах, Джимми! Как я люблю это имя! Джимми, а дальше как, Рамона?
     - Джимми Джиммирино, - сказала Рамона.
     - Не вертись! - сказала Элоиза.
     - О-о, какое интересное имя! А где сам Джимми? Скажи, Рамона, где он?
     - Тут, - сказала Рамона.
     Мэри Джейн оглянулась вокруг, потом  посмотрела  на  Рамону  с  самой
нежной улыбкой.
     - Где тут, солнышко?
     - Тут, - сказала Рамона. - Я его держу за руку.
     - Ничего не понимаю, - сказала Мэри Джейн Элоизе. Та допила виски.
     - А я тут при чем? - сказала она.
     Мэри Джейн обернулась к Рамоне.
     - Ах, поняла! Ты просто придумала себе  маленького  мальчика  Джимми.
Какая  прелесть!  -  Мэри  Джейн  приветливо  наклонилась  к   Рамоне:   -
Здравствуй, Джимми! - сказала она.
     - Да разве он станет с  тобой  разговаривать!  -  сказала  Элоиза.  -
Рамона, ну-ка, расскажи Мэри Джейн про Джимми.
     - Что про Джимми?
     - Не вертись, стой прямо, слышишь... Расскажи Мэри Джейн,  какой  он,
твой Джимми.
     - У него глаза зеленые, а волосы черные.
     - Еще что?
     - Папы-мамы нет.
     - Еще что?
     - Веснушек нет.
     - А что есть?
     - Сабля.
     - А еще что?
     - Не знаю, - сказала Рамона и снова стала почесываться.
     - Да он просто красавец! - сказала Мэри Джейн и еще ближе наклонилась
вперед. - Скажи, Рамона, а Джимми тоже снял ботинки, когда вы пришли?
     - Он в сапогах, - сказала Рамона.
     - Нет, это прелесть! - сказала Мэри Джейн, обращаясь к Элоизе.
     - Тебе хорошо говорить. А мне целыми днями терпеть. Джимми с ней ест,
Джимми с ней купается, Джимми спит на  ее  кровати.  Она  и  ложится-то  с
самого краю, чтобы его нечаянно не толкнуть.
     Мэри Джейн сосредоточенно закусила губу, выражая  полное  восхищение,
потом спросила:
     - Откуда она взяла это имя?
     - Джимми Джиммирино? Кто ее знает!
     - Наверно, так зовут какого-нибудь соседского мальчишку?
     Элоиза зевнула и покачала головой.
     - Нет тут никаких соседских мальчишек. Тут вообще ребят нету. Меня  и
то зовут "соседка-наседка", конечно, не в глаза, а...
     - Мама, можно поиграть во дворе? - спросила Рамона.
     Элоиза покосилась на нее:
     - Ты же только что пришла.
     - Джимми хочет туда.
     - Это еще за чем?
     - Саблю забыл.
     - О черт, опять Джимми, опять эти дурацкие  выдумки.  Ладно.  Ступай.
Ботинки не забудь.
     - Можно возьмить это? - Рамона взяла обгорелую спичку из пепельницы.
     - Взять, а не "возьмить". Бери. На улицу не выходи, слышишь?
     - До свидания, Рамона! - ласково пропела Мэри Джейн.
     - ...свиданя. Пошли, Джимми!
     Элоиза вдруг вскочила, покачнулась:
     - Дай-ка твой стакан!
     - Не надо, Эл, ей-богу! Меня ведь ждут в Ларчмонте.  Мистер  Вейнбург
такой добрый, я никак не могу...
     - Позвони, скажи, что тебя зарезали. Ну, давай стакан, слышишь?
     - Не надо, Эл,  честное  слово.  Тут  еще  подмораживает.  А  у  меня
антифриза почти не осталось. Понимаешь, если я...
     - Ну и пусть все замерзнет  к  чертям.  Иди  звони.  Сообщи,  что  ты
умерла, - сказала Элоиза. - Ну, давай стакан.
     - Что с тобой делать... Где у вас телефон?
     - А во-он он куда  забрался,  -  сказала  Элоиза,  выходя  с  пустыми
стаканами в столовую. - Во-он где. -  Она  вдруг  остановилась  на  пороге
столовой, споткнулась и притопнула ногой. Мэри Джейн только хихикнула.


     - А я тебе говорю - не знала ты Уолта, - говорила Элоиза  в  четверть
пятого, лежа на ковре  и  держа  стакан  с  коктейлем  на  плоской,  почти
мальчишеской груди. - Никто на свете не умел так смешить  меня.  До  слез,
по-настоящему. - Она взглянула на Мэри Джейн. - -  Помнишь  тот  вечер,  в
последний семестр, как мы хохотали, когда эта психованная Луиза  Германсон
влетела к нам в одном черном бюстгальтере, она еще купила  его  в  Чикаго,
помнишь?
     Мэри Джейн громко прыснула.  Она  лежала  ничком  на  диване,  оперев
подбородок на валик, чтобы лучше видеть Элоизу. Стакан с  коктейлем  стоял
на полу, рядом.
     - Вот  он  умел  меня  рассмешить,  -  сказала  Элоиза.  -  Смешил  в
разговоре. Смешил по телефону. Даже в письмах смешил  до  упаду.  И  самое
главное, он и не старался нарочно, просто с ним всегда  было  так  весело,
так смешно. - Она повернула голову к Мэри Джейн. - Будь другом, брось  мне
сигаретку.
     - Никак не дотянусь, - сказала Мэри Джейн.
     - Ну, шут с тобой. - Элоиза опять уставилась в потолок.  -  А  как-то
раз я упала, - сказала  она.  -  Ждала  его,  как  всегда,  на  автобусной
остановке, около самого общежития,  и  он  почему-то  опоздал,  пришел,  а
автобус уже тронулся. Мы побежали, я грохнулась  и  растянула  связку.  Он
говорит: "Бедный мой лапа-растяпа!.." Это он про мою ногу. Так  и  сказал:
"Бедный мой лапа-растяпа!" Господи, до чего ж он был милый!
     - А разве у твоего Лью нет чувства юмора? - спросила Мэри Джейн.
     - Что?
     - Разве у Лью нет чувства юмора?
     - А черт его знает! Наверно, есть, не знаю.  Смеется,  когда  смотрит
карикатуры, и всякое такое. - Элоиза приподняла голову  с  ковра  и,  сняв
стакан с груди, отпила глоток.
     - Нет, все-таки это еще не все, - сказала Мэри Джейн. -  Этого  мало.
Понимаешь, мало.
     - Чего мало?
     - Ну... сама знаешь... Если тебе с человеком весело, и все такое...
     - А кто тебе сказал, что этого мало? - сказала Элоиза.  -  Жить  надо
весело, не в монашки же мы записа