Эй,  сержант,  хватит  тянуть волынку, пора  начинать.  Подать  сюда
красоток! - снова крикнул тот неугомонный из глубины кузова.
     - Сержант, а что там будут за девочки?-спросил меня кто-то.
     - Не знаю, какие сегодня,  - сказал я, - но обычно там  бывают довольно
миловидные девушки. - То есть, как бы это сказать ему получше, ну,  в общем,
ничего девушки. Они  . изо  всех сил стараются тебя  обворожить. Спрашивают,
откуда ты, и когда скажешь им, то они повторяют название города  так, словно
в конце стоит восклицательный знак. Кто-нибудь из них  обязательно  спросит,
не  знаком  ли  ты  с Дугласом  Смитом,  капралом авиации  США. Дуг  живет в
Нью-Йорке, и ты должен его знать. Ты отвечаешь, что ничего о нем не слыхал и
что Нью-Йорк слишком большой город. Ведь ты решил пока не жениться на Хелен,
чтобы ей не пришлось ждать своего солдата целый год, а то и целых шесть лет,
и  поэтому  ты  приехал  потанцевать  с незнакомой девушкой,  которая  знает
Дугласа Смита  и  которая  к  тому же  прочла все,  что написано  Ллойдом К.
Дугласом. Ты танцуешь под звуки джаза, а  думаешь о  чем угодно, только не о
том, как и  с кем ты танцуешь. Не  забывает ли твоя сестричка Фиби  выводить
собаку  и не слишком ли она дергает твоего Джои  за поводок? Эта девочка его
когда-нибудь задушит!
     -  Никогда   не  видал  такого  сильного  дождя,  -  сказал   парень  с
Валенгайн-авеню. - Ферджи, ты видел что-нибудь подобное?
     - Видел что?
     - Дождь такой.
     - Сейчас вижу...
     -  Хватит  тянуть  волынку,  пора  начинать, подать  сюда  красоток!  -
Неугомонный парень пододвинулся ближе, и я наконец увидел его лицо. Он такой
же, как все на этом грузовике. Мы все тут друг на друга похожи.
     - Сержант, а откуда лейтенант, которого мы ждем? - не унимался парень с
Валентайн-авеню, той, что "почти в Бронксе". [119]
     - Право, не знаю, - ответил я, - его прислали к нам в городок всего два
дня назад. Говорят, на гражданке он жил где-то тут недалеко.
     - Недурно,  правда?  Служить близко  от  дома! -  воскликнул  парень  с
Валентайн-авеню. - Эх, служить бы мне в Митчел-Филде. Полчаса - и дома!
     Митчел-Филд...    Лонг-Айленд...   Здорово   мы   тогда   повеселились!
Порт-Вашингтон,  суббота,  ясный  летний  день... Рэд  сказал:  "Побывать на
ярмарке тебе  не  повредит.  Там сейчас есть  на что  посмотреть!" Я схватил
Фиби, с ней была ее подруга Минерва  (это имя меня поразило в самое сердце),
посадил их обеих в машину и пошел искать Холдена. Найти  его мне не удалось,
так что Фиби, Минерва и я поехали без него.
     На ярмарке  мы пошли  посмотреть выставку  телефонов фирмы  "Белл", и я
сказал Фиби: "Смотри, вот телефон, который напрямую соединен с  автором книг
об Элси  Фэрфилд".  Фиби,  как  это  бывает  с Фиби, запрыгала  от  радости,
схватила трубку и дрожащим  голоском говорит:  "Здрасте,  это Фиби Колфилд с
международной  ярмарки.  Вы меня не знаете,  но  я  люблю ваши  книги,  они,
по-моему,  местами очень даже замечательные. Мои папа и мама сейчас со своим
театром в  ГрейтНек,  они  играют в "Смерти в отпуске".  Мы здесь целый день
купаемся в  океане,  но в Кейп-Коде вода лучше. Пока!"  А потом мы  вышли из
павильона  и встретили  Холдена с Хартом и Керки Моррисом. Холден был в моей
фланелевой рубашке, без пиджака. Он подошел к Фиби и сказал: "Не  будете  ли
вы  любезны  дать  мне  ваш  автограф", а  Фиби обрадовалась, что  ее братец
нашелся, и ткнула его кулачком в живот. Потом Холден сказал: "Давайте мотать
отсюда,  надоела  агитация.  Пошли  на чем-нибудь  покатаемся.  Ну  ее,  эту
свалку!"
     И они хотят меня уверить, что он пропал  без вести. Кто пропал? Ходден?
Только не он! Он сейчас на международной  ярмарке, и  я знаю,  где он там. Я
точно знаю, где он. И Фиби знает. А не знает, так  я ей объясню... Пропал...
Пропал... Какая чушь!
     - А от твоего дома до Сорок второй улицы долго  добираться?  -  спросил
Ферджи у парня с Валентайн-авеню.
     Валентайн-авеню задумался, взволнованный этим вопросом, и ответил:
     - От моего дома до кинотеатра "Парамаунт" на метро сорок четыре минуты.
Это точно высчитано. Я даже выиграл пари у моей девушки, мы поспорили на два
доллара, только я у нее не взял.
     Потом Мемфис-и-Даллас заявил:
     - Надеюсь,  девчонки там не совсем желторотые.  А то желторотые смотрят
на меня как на старого хрыча. [120]
     - Я  там  всегда  стараюсь  не  потеть,  -  сказал Ферджи.  -  На  этих
солдатских  танцульках всегда жуткая  жарища.  Женщины  не  любят, когда  от
мужчины  несет  потом.  Даже моя жена не  любит, когда  от меня несет потом.
Когда она потеет, это совсем другое! Женщины... они особые...
     Раздается страшный удар грома, и все мы вздрагиваем. Я приподнимаюсь, и
парень  с Валентайн-авеню притискивается  к  Ферджи,  чтобы  мне  было  куда
встать. Доносится чей-то голос из передней части кузова:
     - Сержант, ты в Атланте был?
     Все ждут, что опять грохнет.
     - Нет, - ответил я, - не был.
     - Неплохой городишко!
     Внезапно из  темноты  возникла  фигура  лейтенанта  Отдела  организации
досуга. Лейтенант весь мокрехонький. Он заглянул под брезент - пора четверым
убираться. Капюшон,  торчащий у  него над  фуражкой, придает ему сходство  с
мифическим единорогом. Лицо  у него тонкое и юное, мокрое-мокрое, и в глазах
совсем не видно уверенности в том, что он оправдает  надежды, возложенные на
него Отечеством.  Он посмотрел на мои нашивки, которым  сейчас следовало  бы
скрываться под рукавами пропавшего плаща (со всеми письмами).
     - Сержант, ты ответственный? - спросил он.
     Приглашайте дам...
     - Я, сэр.
     - Сколько здесь человек?
     - Разрешите, сэр, я еще раз посчитаю.
     Я повернулся к ребятам и сказал:
     -  Каждый  пусть  зажжет  спичку, я буду  вас  пересчитывать. - И сразу
четыре человека, а может, и пять, зажгли спички. Я сделал вид, что считаю.
     - Тридцать четыре, включая меня, - объявил я.
     Лейтенант покачал головой.
     - Многовато,  - сказал он, а  я посмотрел на  него так, будто узнал  об
этом только сейчас.
     - Я сам обзвонил все канцелярии штабов, - сказал  он с укоризной,  -  и
передал приказание, чтобы  от каждой эскадрильи послали на танцы только пять
человек.
     Я снова сделал вид, что всю серьезность положения  понял только теперь.
Сейчас  я  ему  посоветую  застрелить   четверых.  Вызвать  солдат,  умеющих
расстреливать тех, которые любят ездить на танцы, и вся недолга.
     - Сержант, ты знаешь мисс Джексон? - спросил меня лейтенант. [121]
     - Знаю, - ответил я, а ребята даже дымить перестали: прислушиваются.
     -  Так  вот, сержант, мисс  Джексон сегодня утром  позвонила и сказала,
чтобы  прислали  ровно тридцать  человек.  Поэтому,  как  это  ни  печально,
четверым придется  слезть. -  Он посмотрел мимо меня  вглубь  кузова,  давая
понять,  что это  наше  внутреннее дело. -  Как  вы  это  уладите,  меня  не
касается, - сказал он в мокрую тьму, - но уладить придется.
     Я искоса взглянул на ребят.
     - Кто из вас не записался на танцы? - спросил я.
     -  Чего ты на меня так смотришь?  -  возмутился Валентайн-авеню. - Я-то
записался!
     - Кто не записался? - крикнул  я. -  Кто пришел сюда просто потому, что
узнал от тех, кто записался?
     Ну, думаю, сейчас я, кажется, нашел правильное решение.
     - Поживее, сержант, - сказал лейтенант, засовывая голову в кузов.
     - Кто не записался - слезай! - гаркнул я.
     Кто  не  записался  - слезай...  Я  еще  никогда в жизни  не  был такой
сволочью.
     - Сержант, мы тут все записались! - сказал Валентайн-авеню.  - У меня в
эскадрилье человек семь записалось.
     Хорошо, думаю, сейчас я все улажу. Я им предложу блестящий выход.
     - Кто из вас добровольно откажется от танцев с тем,  чтобы пойти в кино
на территории городка?
     Молчание. И  вдруг стал тихонько  пробираться к выходу Портер  (который
Мемфис-и-Даллас). Ребята поджали  ноги, чтобы дать  ему пройти. Я тоже  чуть
отодвинулся. И никто ему  не крикнул: "Куда прешь!" Затем поднялся со своего
места Ферджи.
     - Черт с ними, с танцами, - сказал он, - женатики будут сегодня вечером
своим благоверным письма писать.
     Ферджи спрыгнул с грузовика. Теперь нужны еще два "добровольца".
     - Еще два человека! - заорал я во всю глотку.
     Вот  я сейчас до  них  доберусь!  Они  у  меня  попляшут!  Неужели  эта
танцулька  -  такое уж  большое счастье? Неужели  они так глупы? Может,  они
думают,  что  там  им  споют "Мари" и  они услышат нежный голос трубы  перед
последним куплетом?  Что творится с  этими идиотами!  Что творится  со мной?
Почему мне хочется, чтобы они все поехали? Да я и сам вроде непрочь поехать.
Вроде! Ну, рассмешил. Да ты только об этом и мечтаешь, Колфилд...
     - А ну, - крикнул я, - два человека, крайние слева, выходи! Живо! Кто б
там ни был, выходи давай. [122]
     К  выходу направляется  тот самый беспокойный парень,  что орал  насчет
красоток. А я-то  и не знал, что один из  двух  крайних  слева -  это он. Он
бросается в холодную мглу дождя, темную, как черная тушь.  Потом медленно  и
нерешительно  слезает  с грузовика солдат чуть поменьше ростом,  совсем  еще
мальчишка.  Он стоит под дождем  в  своей вымокшей,  скукожившейся  пилотке,
стоит и  смотрит на лейтенанта, будто ждет приказаний. Ему лет восемнадцать,
не больше, но он не похож на маменькиного сынка.
     -  Я был в списке,  - сказал  солдат,  поймав  взгляд  лейтенанта, -  я
записался, когда тот парень только  начал составлять список. Как  раз  в тот
самый момент.
     - Нет, солдат, не  выйдет это дело, -  ответил лейтенант и обратился ко
мне: - Сержант, все в порядке? '
     -  Вы можете спросить у Острэндера, - сказал солдат лейтенанту, а потом
заглянул под брезент и крикнул: - Эй, Острэндер, ведь правда, я был первый в
списке?
     А дождь, как на грех, все льет и льет, и парень уже совсем в  промок. Я
высовываю руку из-под брезента и поднимаю воротник его плаща.
     - Острэндер, скажи, разве я не был первым в списке?
     - В каком списке? - откликнулся Острэндер.
     - В списке тех, кто захотел поехать на танцы.
     - В чем дело? - возмутился Острэндер. - Я лично в списке был.
     Ну и болван же этот Острэндер.
     - Ну разве я  не  был первым в списке?  - выкрикнул  солдат срывающимся
голосом.
     - Почем я знаю, - ответил Острэндер, - может, был, а может, и не был. .
     Стоявший под дождем солдат рывком, повернулся к лейтенанту:
     -  Ну, честное слово, я был  первым  в списке.  Этот  парень  из  нашей
эскадрильи,  тот, который сидит в канцелярии штаба, знаете, чернявый  такой,
вот он как раз только-только стал составлять список, как я уже записался.  Я
самый первый!
     - Ну ладно уж, черт с тобой, садись! - вдруг рявкнул лейтенант.
     Парень залез в кузов, ребята быстро освободили ему место, и мы поехали.
     - Сержант, - спросил меня лейтенант, - где здесь можно позвонить?
     - Знаю, сэр. Вот будем проезжать мимо саперов, я вам покажу. [123]
     Машина  проползла  по рыжеватой топкой  земле,  и вскоре мы подъехали к
расположению саперов.
     - Мам, это  ты? - крикнул лейтенант  в трубку. - Привет. Все в порядке,
мама.  Да,  мама, приеду... наверно, в воскресенье,  если отпустят,  обещали
отпустить. Мам,  Сара-Джейн дома?.. А как бы с ней поговорить?  Да,  мама, в
воскресенье, если смогу...
     С минуту помолчав, лейтенант говорит:
     -  Сара-Джейн, это ты?.. Отлично. Полный порядок. Я все устроил.  Я уже
сказал маме, наверно, в воскресенье, если отпустят...  Послушай, Сара-Джейн.
Ты  никуда  не собираешься?.. Плохо. Очень плохо... Послушай, а как  машина?
Починила? Отлично, отлично. Почти бесплатно... - Голос лейтенанта становится
нарочито  безразличным. --  Послушай, Сара-Джейн,  не  могла  бы  ты  сейчас
приехать к мисс  Джексон?  Я везу  наших ребят к  ней  на танцы. Ну  ты ведь
знаешь мисс  Джексон, правда? Понимаешь,  какая тут неприятность получается,
там будет  на  одного кавалера  больше. Да... Да... Да... Ну, я понимаю, что
дождь, - Его голос  вдруг становится уверенным и жестким: - А я и  не  прошу
тебя, девочка. Я просто сообщаю. Я хочу,  чтобы ты сейчас же приехала к мисс
Джексон, ясно? А мне плевать... Ну давай, быстро... Пока.
     Лейтенант повесил трубку. Промокшие до  костей, плетемся мы сквозь этот
тоскливый мрак назад, к грузовику.
     Где же ты,  мой  Холден? Нет, ты  не мог пропасть. Брось дурака валять,
покажисьОбъявись, где бы ты ни был! Слышишь? Сделай это для меня! Ну хотя бы
потому, что я все так отлично помню. Я просто  не  могу  забыть все хорошее,
что было в моей жизни.  Послушай, Холден, подойди к кому-нибудь, ну, скажем,
к  какому-нибудь офицеру или солдату,  и скажи, что ты -  это ты и что ты не
пропал, не погиб и всякое такое.
     Ну, право же,  не  морочь людям  голову,  ведь ты  жив, правда? Не смей
брать на пляж мой купальный халат! Не залезай на мою сторону корта, принимай
мячи на своей! Не свистиСиди за столом прямо!..

     ПРИМЕЧАНИЯ
     "Сельди  в  бочке"  ("This  Sandwich  Has  No Mayonnaise").  "Эсквайр",
октябрь 1945 г.
     Стр.   117.  Абеляр   Пьер   (1079-1142)  -   французский   писатель  и
философ-монах; его написанные по-латыни письма к Элоизе считаются выдающимся
памятником формирующейся европейской литературы.



   Джером Дейвид Сэлинджер
   Посторонний

     © J.D. Salinger. The Stranger, 1945
     © Перевод на русский язык. М.Макарова, 1996.
     OCR & Spellcheck: Aerius (salinger.narod.ru) Ў
     Источник:  Дж.Д.Сэлинджер. Над  пропастью во ржи. Х.:  Фолио, 1999. С.:
115-124.
     Оригинал здесь: salinger.narod.ru/Texts/U15-Stranger-ru.htm


Горничная  там, за дверью, была молоденькой и фигуристой,  и ее  определенно
наняли сюда на неполный рабочий день.
     -  Вы  к кому, молодой человек?  - далеко не-  любезно поинтересовалась
она.
     - К  миссис Полк, - ответил  "молодой человек". Он уже четыре раза орал
ей в этот поганый домофон, к кому он пришел.
     Лучше бы он пришел в другой раз,  когда  на домофоне  не эта идиотка. И
когда отцветут травы и его не будет мучить  неодолимое  желание  выдрать оба
глаза,  чтобы навеки  покончить с  этой его сенной лихорадкой.  Лучше бы  он
пришел...  лучше  бы  он вообще  сюда не  приходил. Лучше бы он сразу  повел
сестренку лопать ее обожаемый эскалоп - в кафешку у какой-нибудь подземки, а
потом они бы с ней прямиком на утренник, а с утренника - на поезд, и нечего,
нечего было тащиться сюда. Зачем? Излить свою "израненную  душу"  совершенно
незнакомому человеку?  А  может,  прикинуться  этаким  кретином, похихикать,
чего-нибудь наплести да и смыться, пока не поздно?
     Горничная посторонилась, пропуская его, лепеча какую-то чушь про ванну,
которую  хозяйка не то принимает, не то уже приняла...  и молодой  человек с
красными глазами и с вцепившейся в его руку голенастой девчушкой вошел.
     Это  была  дорогая и неуютная  нью-йоркская  квартирка,  у  молодоженов
почему-то всегда такие квартиры. То ли при осмотре именно этой у новобрачной
окончательно отвалились ноги (после беготни по разным адресам), то ли ей так
нравилась  шикарная  небрежность, с которой ее  новенький муж поглядывал  на
часы, что до прочей ерунды ей не было и дела.
     В  гостиной, куда препроводили молодого  человека и девчушку,  одно  из
моррисовских  кресел  было  явно лишним,  [125] и  почему-то возникало такое
ощущение,  будто  настольные  лампы горели  здесь всю  ночь.  Да-а,  но  над
чудовищным искусственным камином он заметил несколько очень хороших книжек.
     Интересно, чьи, подумал молодой  человек, кому  это здесь  понадобился,
скажем, Рильке или "Прекрасные,  но обреченные"? Или "Ураган на Ямайке". Это
книги девушки Винсента? Или ее мужа?
     Он чихнул и, подойдя к пыльной стопке патефонных пластинок - любопытно,
что там, - снял верхнюю. Старина Бэйквелл Говард -  еще до того, как он стал
коммерческой приманкой,  -  пьеса  "Толстячок".  Чья  пластинка-то,  девушки
Винсента или ее  мужа? Бэйб перевернул ее и слезящимися глазами посмотрел на
грязноватый  белый  квадратик,  прилепленный  к  кругляшу  с  названием.  На
квадратике зелеными чернилами было выведено: "Комната  202, Хелен Бибер. Кто
возьмет - убью!"
     Молодой  человек выхватил из  брючного  кармана платок  и снова чихнул,
потом еще раз перевернул  пластинку  - опять "Толстячком" вверх.  В ушах его
зазвучал роскошный рык  трубы старины Бэйквелла. А затем и остальные мелодии
тех  неповторимых  лет; тех обыденных,  и  еще  не  "исторических", и  почти
безмятежных лет, когда все  их (мертвые  теперь) парни из двенадцатого полка
были живы и с ходу  вклинивались в  толпу других отплясывавших  уже  парней,
тоже  мертвых  теперь...  Тех  лет,  когда  каждый,  кто  мало-мальски  умел
танцевать, торчал в канувших в небытие дансингах и хрен что  знал о каком-то
там Шербуре, Сен-Ло, о Гюртгенскомлесе или Люксембурге...
     Он  слушал  и  слушал  - пока  за  спиной  его  не  раздалось  хныканье
сестренки; он обернулся:
     - Мэгги, сейчас же прекрати.
     Только он это сказал, в  комнату вторгся резковатый, полудетский  еще и
очень приятный голос, а затем и его обладательница.
     - Эй! Простите, что заставила вас ждать. Я миссис Полк, - пояснила она.
- Не представляю,  как вы будете их  здесь  вешать. В этой  комнате все окна
какие-то  чудные. Но сил моих больше нет видеть этот старый замызганный  дом
наискосок, ну знаете, на улице... как  ее там? - Ее взгляд упад на девчушку,
которая,  скрестив  голенастые  ноги,  сидела  как  раз  в  том,  в  лишнем,
моррисовском  кресле. -  Чья это малышка? - восторженно  воскликнула она.  -
Ваша? Какая лапонька!
     Молодой  человек  опять  обреченно  выхватил платок, четырежды  чихнул,
потом, наконец, заговорил: [126]
     - Это моя сестра, Мэгги, - объяснил он  девушке Винсента.-  Я ничего не
собираюсь у вас вешать, вы меня с кем-то спу...
     - Вы разве не по вызову? И не вешаете штор? А что у вас с глазами?
     - Это из-за пыльцы. Сенная лихорадка. Я Бэйб Глэдуоллер. Служил в одном
полку  с Винсентом Колфилдом. - Он чихнул. - Мы с ним здорово подружились...
Не смотрите на меня, пожалуйста, когда я чихаю. Мэгги и я, мы приехали сюда,
чтобы  сходить в кафе и в театр, ну я и подумал, почему бы  не зайти; раз уж
вы тут живете. Конечно, я должен был позвонить, и вообще, предупредить. - Он
снова  чихнул, а  когда поднял  глаза,  девушка Винсента очень пристально на
него  смотрела. Выглядела она  потрясающе.  Такая девушка даже  с  дымящейся
сигарой в зубах будет выглядеть красоткой.
     - Эй! - снова воскликнула она, видимо, это  было любимое ее словечко. -
Тут  темно, как  в мусорной  яме. Лучше пойдемте  ко мне  в  комнату.  - Она
развернулась, чтобы вести их, и уже на ходу бросила:
     - Он писал мне о вас. Я помню, ваш городок на букву "В" начинается.
     - Валдоста, это штат Нью-Йорк.
     Они  вошли  в более уютную  и светлую  комнату;  наверное,  это была их
спальня, девушки Винсента и ее мужа.
     - Слушайте. Я же  терпеть не могу нашу гостиную. Вот вам кресло. Только
сбросьте на  пол эти дурацкие тряпки. А ты, кисанька, сядь  рядом со мной на
кровать. Какое у тебя замечательное  платье, ты просто прелестьНу? Так зачем
вы  ко мне  пришли? Нет,  нет,  я  рада. Не смущайтесь.  И  чихайте  себе на
здоровье, я не буду на вас смотреть, обещаю;
     Еще  со  времен  Адама  мужчине  никогда  не  удавалось  устоять  перед
красотой, перед  певучим ее совершенством,  особенно если на него обрушивали
смертельную  дозу. Ну  Винсент,  мог  бы и  предупредить.  Да  он, небось, и
предупреждал. Наверняка предупреждал.
     - Вот я и подумал... - снова начал Бэйб.
     -  Слушайте!  А почему вы не  на  фронте? Эй!  Вы  успели застать новую
наградную систему?
     - У него сто семь очков, - сообщила Мэгги. - И целых пять звездочек, но
вместо  них велят носить  одну серебряную.  А