Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
илый, а когда приезжает этот мальчик,
Корфидд?
- Колфилд. И он не мальчик, мама. Ему двадцать девять. Я подскочу к
шестичасовому, может, встречу. У нас есть бензин?
- По-моему, нет. Отец велел тебе передать, что талоны в машине. Там на
шесть галлонов. - Миссис Глэдуоллер вдруг обратила внимание на состояние
пола. - Ты не забудешь перед уходом собрать книжки, Бэйб*?
- Угу, - без особого энтузиазма ответил Бэйб, дожевывая торт. - Когда У
Мэтги кончаются уроки? - спросил он.
- Около трех, по-моему. Ах, Бэйб, зайди за ней, пожалуйста. Она будет
вне себя от восторга. И в полной форме непременно.
- В форме нельзя, - сказал Бэйб, жуя. - Я санки беру.
-Санки?
-Угу.
- Силы небесные! Двадцатичетырехлетний мальчишка.
Бэйб поднялся, стоя допил молоко - холодное, ничего не скажешь! Лавируя
между раскиданными по полу книгами, будто полузащитник, снятый для кино
"рапидом", он подошел к окну и раскрыл его.
- Бэйб, ты простудишься насмерть.
- Не-а.
Он сгреб с подоконника горсть снега и слепил из нее снежок. Снег был
что надо, не рассыпчатый.
- Ты так носишься с Мэтги, - задумчиво заметила мать.
- Славный ребятенок, - сказал Бэйб.
- А чем этот мальчик, Корфилд, занимался до армии?
- Колфилд. Он вел три радиопередачи: "Я - Лидия Мур", "Борьба за Жизнь"
и "Марсия Стал, Д.М.**".
- Я всегда слушаю "Лидию Мур", - обрадовалась миссис Глэдуоллер. - Это
девушка-ветеринар, да?
[* Бэйб (Babe; букв.: Малыш, Детка) - обычное шутливое прозвище рослого
парня, ставшее особенно популярным благодаря тому, что его носил знаменитый
бейсболист 20-х годов Бэйб Рут. (Прим. ред.)
** Д. М. - доктор медицины.] [76]
- К тому же он писатель.
- Да что ты, писатель? Тебе повезло. Он, наверное, ужасно умный.
Снежок начал таять. Бэйб выбросил его за окно.
- Он чудесный парень, - сказал он. - У него в армии младший братишка,
которого сто раз выгоняли из школы. Он про него все время рассказывает,
говорит, что у этого Холдена не все дома.
- Бэйб, закрой окно. Пожалуйста, - сказала миссис Глэдуоллер.
Бэйб закрыл окно и подошел к своему стенному шкафу. Он заглянул туда.
Все его костюмы висели на месте, только он разглядеть их не мог, потому что
они были завернуты в вощеную бумагу. Он вдруг подумал, придется ли ему еще
когда-нибудь носить их.
"Тщеславье, ты, - подумал он, - зовешься: Глэдуоллер"*.
[* Перефразированная цитата из трагедии Шекспира "Гамлет": "Бренность,
ты зовешься: женщина!" Перевод М. Лозинского. (Прим. переводчика.)]
О, все эти девушки в миллионах автобусов, на миллионах улиц, на
миллионах шумных вечеринок, никогда не видевшие на нем этот белый пиджак,
который Доу Вебер и миссис Вебер привезли ему с Бермудских острововДаже
Фрэнсис ни разу не видела его в этом пиджаке. Если бы только была
возможность взять да войта в ее комнату в этом белом пиджаке. Когда он был
рядом с ней, он казался сам себе таким некрасивым, даже нос у него будто бы
становился еще длиннее. А в этом белом пиджаке он сразил бы ее наповал-
- Твой белый пиджак я отдавала вычистить и отгладить, - сказала мать,
словно прочитав его мысли, что его немножко раздосадовало. Поверх рубашки он
натянул темно-синюю вязаную безрукавку, надел замшевую куртку.
- Где санки, ма? - спросил он.
- Наверное, в гараже, - сказала мать.
Бэйб прошел мимо скамеечки, на которой она все еще сидела, не сводя с
него влюбленных глаз. Он легонько похлопал ее по плечу:
- До скорого. И смотри, чтоб ни в одном глазу!
- И ты смотри!..
В конце октября уже можно писать на оконных стеклах, покрытых
изморозью, а сейчас, в ноябре, городок Валдоста, штат Нью-Йорк, был
белоснежен: белизна-подбеги-к-окну, белизна-вздохни-полной-грудью,
белизна-швырни-книги-в- [77] прихожей-и-выбегай-на-волю. Но несмотря на это,
уже несколько дней после отзвеневшего в три часа последнего звонка горстка
энтузиастов - само собой, одни девчонки - оставалась послушать, как
обожаемая мисс Гельцер читает главы из "Грозового перевала".
Так что Бэйб уселся на санки и стал ждать. Было уже почти
полчетвертого. "Выходи, Мэтги, - подумал он. - У меня времени в обрез".
Тут школьная дверь настежь распахнулась, и из нее, толкаясь и щебеча,
высыпала дюжина малюсеньких девчонок.
"Не слишком интеллектуальная компания, - подумал Бэйб. - Небось им нет
дела ни до какого "Грозового перевала". Просто подлизываются к учительнице.
Но только не Мэтги. Спорю на что угодно, ее эта книга сводит с ума и она
мечтает, чтобы Кэти вышла за Хитклифа, а не за Линтона".
Наконец он увидел Мэтги, и она заметила его в тот же миг. Лицо ее
вспыхнуло такой радостью, какой он в жизни не видел, ради этого стоило
пройти хоть пятьдесят войн. Она понеслась к нему со всех ног, по колени
утопая в глубоком, нетронутом снегу.
- Бэйб! - завопила она. - Ура-а!
- Привет, Мэт. Привет, кроха, - негромко и непринужденно сказал Бэйб. -
Вот решил покатать тебя с горки.
- Ух ты!
- Ну, как книжка? - спросил Бэйб.
- Хорошая! Ты ее читал?
-Ага.
- Я хочу, чтобы Кэти вышла за Хитклифа. А не за этого зануду Линтона.
Ну его в болото! - затараторила Мэтги. - Ух ты! Я и не знала, что ты
придешь! Тебе мама сказала, когда я кончаю?
- Да.Садись, прокачу.
- Не-а. Я пешком.
Бэйб нагнулся и подобрал веревку от санок, потом он пошел по снегу к
улице, Мэтти шла рядом. Остальные девчонки глазели на них.
"И это все мне, это лучше, чем все мои книжки, лучше Фрэнсис, лучше
меня самого. Ладно, стреляйте в меня, коварные японские снайперы, видел я
вас в кинохронике, плевать мне на вас!"
Они выбрались на улицу. Бэйб намотал веревку на руку, сел на санки.
- Я впереди, - сказал он, устраиваясь поудобнее. - Садись, Мэт. [78]
- Только не по Спринг-стрит, - испуганно сказала Мэтта. - Только не по
Спринг-стрит, Бэйб.
Спускаясь по Спринг-стрит, вылетаешь прямо на Локаст, а там полно машин
и грузовиков.
Только большие мальчишки, которые ничего не боятся и знают все плохие
слова, катаются по Спринг-стрит. Бобби Эрхард в прошлом году попал под
машину и убился, и мистер Эрхард нес его на руках, а миссис Эрхард плакала и
все такое.
Бэйб повернул сани носом к Спринг-стрит и уперся ногами в мостовую.
- Давай, садись сзади, - снова сказал он Мэтги.
- Только не по Спринт. Нельзя мне кататься по Спрингстрит, Бэйб. Я папе
обещала. Он рассердится или, еще хуже, обидится.
- Все в порядке, Мэтги, - сказал Бэйб. - Когда ты со мной, все в
порядке. Скажешь ему, что была со мной.
- Нет, только не по Спринт. Только не по Спринт, Бэйб. Давай лучше по
Рэндолф-авеню, а? Там здорово!
- Все в порядке. Все будет в порядке, раз ты со мной.
Мэтги вдруг села к нему за спину, прижав животом свои учебники.
- Готова? - спросил Бэйб.
Она не могла выговорить ни слова.
- Да ты дрожишь! - сказал Бэйб, наконец сообразив, в чем дело.
- Нет.
- А вот и дрожишь! Тебе ведь не обязательно ехать, Мэтги.
- Не дрожу я. Честное слово.
- Нет, - сказал Бэйб. - Дрожишь. Можешь слезать. Ничего такого тут нет.
Слезай, Мэт.
- Мне хорошо! - сказала Мэтги. - Честное слово, Бэйб. Честно. Видишь?
- Нет. Слезай, моя хорошая.
Мэтги встала.
Бэйб тоже встал и стал обивать снег с полозьев санок.
- Я скачусь с тобой по Спринт, Бэйб. Честно. Я скачусь с тобой по
Спринт, - взволнованно заговорила Мэтги.
- Знаю, - ответил ее брат. - Это я знаю.
"Я счастлив, как никогда в жизни", - подумал он.
- Пошли, - сказал он. - По Рэндолф нисколько не хуже. Даже лучше.
И он взял ее за руку.
Когда Бэйб и Мэтги вернулись домой, дверь им открыл капрал Винсент
Колфилд, в полной форме. Это был бледный [79] молодой человек с большими
ушами и едва заметным шрамом на шее от перенесенной в детстве операции. У
него была чудесная улыбка, но он нечасто пускал ее в ход.
- Здравствуйте, - сказал он с невозмутимым видом, открывая дверь. -
Если вы пришли проверять газовый счетчик, да еще вдвоем, то вы ошиблись
дверью. Мы тут газом не пользуемся. Мы топим маленькими детишками. С
незапамятных времен. Всего доброго.
Он начал закрывать дверь. Бэйб сунул ногу в проем, а его гость пнул ее
изо всех сил.
- Вот это да. Я думал, ты приедешь шестичасовым.
Винсент распахнул дверь.
- Входите, - сказал он. - Тут есть женщина, которая даст вам по куску
свинцового торта.
- Винсент, старина! - сказал Бэйб, пожимая ему руку.
- А это еще кто? - спросил Винсент, глядя .на слегка перепуганную
Мэтги. - А, это Матильда, - ответил он сам себе. - Матильда, нам нет смысла
откладывать свадьбу. Я полюбил тебя с той самой ночи в Монте-Карло, когда ты
поставила последнюю бумажку на "двойной ноль". А войне все равно скоро
конец...
- Мэтги, - сказал Бэйб, улыбаясь, - это Винсент Колфилд.
- Привет, - сказала Мэтти и забыла закрыть рот.
Миссис Глэдуоллер, несколько ошарашенная, стояла у камина.
- У меня есть сестренка твоих лет, - сказал Винсент. - Конечно, она не
такая красавица, как ты, но не исключено, что она гораздо умнее.
- А какие у нее отметки? - сурово спросила Мэтги.
- Тридцать по арифметике, двадцать по правописанию, пятнадцать по
истории и ноль по географии. Похоже, что она никак не может подогнать свои
отметки по географии к остальным, - сказал Винсент.
Бэйб с удовольствием слушал их разговор. Он знал, что Винсент найдет
подход к Мэтги.
- Жуткие отметки, - фыркнула Мэтги.
- Ну ладно, если уж ты такая умная, - сказал Винсент. - Если А имеет
три яблока, а В уезжает в три часа, то сколько времени понадобится С, чтобы
пройти на веслах пять тысяч миль против течения, на север вдоль берегов
Чили? Не подсказывайте, сержант..
- Пошли наверх, - сказал Бэйб, хлопая его по спине. - Привет, мама! Он
говорит, что у тебя свинцовый торт.
- А сам съел два куска.
- Где твои чемоданы? - спросил Бэйб гостя.
- Наверху, мои. родные. [80]
Винсент поднимался по лестнице следом за Бэйбом.
- Мне сказали, что вы писатель, Винсент! - окликнула его миссис
Глэдуоллер, пока они поднимались наверх.
Винсент перегнулся через перила.
- Нет, нет, я оперный певец, миссис Глэдуоллер. Я привез с собой все
ноты, так что можете радоваться.
- Вы тот самый человек, который сочиняет "Я - Лидия Мур"? - спросила
его Мэтги.
- Я сам и есть Лидия Мур. А усы я приклеил.
- Ну как там в Нью-Йорке, Вине? - спросил Бэйб, когда они курили,
устроившись в его комнате.
- Почему ты в штатском, сержант?
- Да я заряжался. Катался с Мэтги на санках. Правда-правда. Так как там
в Нью-Йорке?
- Нет больше конки. Они убрали с улиц конную железную дорогу, не успел
я уйти в армию. - Винсент поднял с пола книгу и стал рассматривать обложку.
- Книги, - презрительно протянул он. - Читал я их все. Стэндиш, Элджер, Ник
Картер. Эта книжная писанина - не в коня корм. Запомни это, дружочек.
- Идет. Ну а как все-таки в Нью-Йорке?
- Ничего хорошего, сержант. Холден пропал без вести. Письмо пришло,
когда я был дома.
- Не может быть! - сказал Бэйб, снимая ноги со стола.
- Может, - сказал Винсент. Он делал вид, что просматривает книгу,
которую держал в руке. - Я обычно отыскивал его в молодежном клубе у старого
Джо на углу Восемнадцатой и Третьей в Нью-Йорке. Пивной бар для ребятишек из
колледжей и приготовишек. Я шел прямо туда его разыскивать, когда он
приезжал домой на рождественские и пасхальные каникулы. Я таскал за собой
свою девушку,, повсюду искал его, и всегда находил где-то в глубине - самого
шумного, самого надрызгавшегося щенка во всем заведении. Он всегда пил
виски, хотя остальные ребята пили только пиво. Я говорил ему: "Ты в порядке,
кретин ты этакий? Домой хочешь? Деньги нужны?" А он отвечал: "Не-е. Ничего
мне не нужно. Ничего не нужно, Вине. Привет, друг. Привет. А кто эта
крошка?" Я тут же уходил, но потом всегда за него волновался. Когда он летом
каждый раз бросал свои мокрые трусы внизу, возле лестницы, комком, вместо
того, чтобы вешать на веревку для белья, я всегда подбирал их, потому что в
его годы сам был точь-в-точь такой.
Винсент захлопнул книгу. Картинным жестом он извлек из нагрудного
кармана миниатюрную пилку и занялся ногтями. [81]
- Твой отец выгоняет гостей из-за стола, если у них грязные ногти?
-Да.
- Он что преподает? Ты мне говорил, но я позабыл.
- Биологию... Сколько ему было лет, Винсент?
- Двадцать.
- На девять меньше, чем тебе, - зачем-то подсчитал Бэйб. - А твои
родители знают, что ты на следующей неделе отплываешь?
- Нет, - сказал Винсент. - А твои?
- Нет. Я, наверно, сообщу им утром, перед отходом поезда. Особенно
трудно сказать маме. При ней даже нельзя произносить слово "ружье", она туг
же начинает плакать.
- Ты хорошо провел время, Бэйб? - серьезно спросил Винсент.
- Да, очень, - ответил Бэйб. - Курево за спиной.
Винсент протянул руку за сигаретой.
- Часто виделся с Фрэнсис? - спросил он.
- Да. Она чудесная. Вине. Мои ее не любят, но для меня она просто чудо.
- Может быть, тебе надо было на ней жениться, - сказал Винсент. И вдруг
его словно прорвало: - Ему даже двадцати не было, Бэйб! Только через
месяц... Я так рвусь воевать, что места себе найти не могу. Смешно, а? Я
записной трусишка. Всю жизнь я уклонялся даже от кулачных потасовок, всегда
умел отболтаться. А теперь я хочу стрелять в людей. Что ты об этом скажешь?
С минуту Бэйб не говорил ничего. Потом сказал:
- А ты хорошо жил, то есть до того, как пришло это письмо?
- Нет. Никакой жизни у меня вообще не было после двадцати пяти. Надо
было жениться в двадцать пять. Стар я стал для того, чтобы болтать в барах
да целоваться с полузнакомыми девицами в такси.
- А Хелен ты хоть раз видел? - спросил Бэйб.
- Нет. Насколько я понял, она и джентльмен, за которого она вышла
замуж, ожидают маленького незнакомца.
- Мило, - сухо заметил Бэйб.
Винсент улыбнулся.
- Я рад тебя видеть, Бэйб. Спасибо, что ты меня пригласил. Солдатам,
особенно друзьям, как мы, в наши дни надо держаться вместе. Со штатскими у
нас больше нет ничего общего. Они не знают того, что знаем мы, а мы уже
отвыкли от того, что они знают. Так что ничего у нас с ними не
вытанцовывается.
Бэйб кивнул и медленно затянулся сигаретой.
- Я и понятия не имел о дружбе, пока в армию не попал. А ты, Вине? [82]
- Ни малейшего.
Голос миссис Глэдуоллер звонко разнесся по лестнице и по комнате:
- Бэйб! Отец вернулся! Обедать!
Они встали.
Когда обед кончился, профессор Глэдуоллер начал рассказывать Винсенту о
прошлой войне. Винсент, сын лицедея, слушал его с выражением хорошего
актера, вынужденного играть со звездой. Бэйб сидел, откинувшись на спинку,
созерцая огонек своей сигареты и время от времени отхлебывая кофе. Миссис
Глэдуоллер не сводила с него глаз. Не обращая внимания на мужа, она
всматривалась в лицо сына, вспоминая то лето, когда оно стадо худым,
сумрачным и напряженным. Оно казалось ей лучшим лицом на свете. Оно не могло
сравниться по красоте с отцовским, но в их семье не было лица замечательней.
Мэтти забралась под стол и принялась развязывать шнурки на ботинках
Винсента. Он делал вид, что ничего не замечает.
- Окопные вши, - веско сказал профессор Глэдуоллер. - Куда ни взглянешь
- везде вши.
- Прошу тебя, Джек, - машинально заметила миссис Глэдуоллер. - За
столом.
- Куда ни взглянешь, - повторил ее муж; - Житья от них не было.
- Досаждали они вам, наверное, - сказал Винсент.
Бэйба раздражало, что Винсенту приходится подыгрывать отцу, и он вдруг
заговорил:
- Папа, я не собираюсь читать проповедь, но иногда ты говоришь о
прошлой войне, как и все твои однокашники, будто это была мужественная игра,
которая помогла обществу в ваши дни разобраться, кто мальчишка, а кто
настоящий мужчина. Я не хочу придираться, но вы, солдаты прошлой войны, все
в один голос твердите, что война - это сущий ад, и все же, как бы это
сказать, чувствуется, что вы задираете нос из-за того, что в ней
участвовали. Мне кажется, что немецкие солдаты после прошлой войны тоже,
должно быть, вели такие же разговоры, и когда Гитлер развязал нынешнюю
войну, все младшее поколение в Германии рвалось доказать, что они не хуже,
если не лучше, отцов.
Бэйб смущенно замолчал. Потом продолжал:
- Но в эту войну я верю. Если бы не верил, то отправился бы прямо в
лагерь для отказчиков и махал бы там топором до победного конца. Я верю, что
надо убивать фашистов и японцев, потому что другого способа я не знаю. Но я
никогда ни в чем не был так уверен, как в том, что [83] моральный долг всех
мужчин, кто сражался или будет сражаться в этой войне, - потом не раскрывать
рта, никогда ни одним словом не обмолвиться о ней. - Бэйб сжал левую руку в
кулак под столом. - Если мы возвратимся, если немцы возвратятся, если
англичане возвратятся, и японцы, и французы, и все мужчины в других странах,
и все мы примемся разглагольствовать о героизме и об окопных вшах, плавающих
в лужах крови, тогда будущие поколения снова будут обречены на новых
гитлеров. Мальчишек нужно учить презирать войну, чтобы они смеялись, глядя
на картинки в учебниках истории. Если бы немецкие парни презирали насилие,
Гитлеру пришлось бы самому вязать себе душегрейки.
Бэйб замолк, испугавшись, что выставил себя перед отцом и Винсентом
ужасным дураком. Его отец и Винсент ничего не ответили. Мэтги внезапно с
видом заговорщицы вынырнула из-под стола и забралась на свой стул. Винсент
пошевелил ногами и укоризненно взглянул на нее. Шнурки одного ботинка были
связаны со шнурками другого.
- Считаешь, что я говорю глупости, Винсент? - смущенно спросил Бэйб.
- Нет. По-моему, ты слишком многого требуешь от людей.
Профессор Глэдуоллер улыбнулся.
- Я не собирался подавать своих вшей под романтическим соусом, - сказал
он.
Он засмеялся, и за ним расхохотались все, кроме Бэйба, - ему было
неприятно, что вещи, так глубоко задевавшие его, можно превратить в шутку.
Винсент посмотрел на него сочувствующе, с любовью.
- А вот что мне хочется знать всерьез, - сказал Винсент, - так это, с
кем я проведу сегодняшний вечер. Кто она?
- Джеки Бенсон, - ответил Бэйб.
- О, это прелестная девушка, Винсент, - сказала миссис Глэдуоллер.
- Вы это так сказали, миссис Глэдуоллер, что я уверен - она страшна,
как смертный грех, - сказал Винсент.
- Нет, она очаровательна... правда, Бэйб?
Бэйб кивнул, все еще думая о том, что говорил минуту назад. Он
чувствовал себя полным кретином, у которого еще молоко на губах не обсохло.
- А-а! Теперь я ее вспомнил! - спохватился Винсент. - Кажется, это одна
из твоих прежних пассий?
- Бэйб встречался с ней два года, - ласково сказала миссис Глэдуоллер.
- Она чудесная девушка. Вы в нее влюбитесь, Винсент. [84]
- Вот было бы славно! Я на этой неделе еще не влюблялся. Вот с кем ты
увидишься, Винсент? Впрочем, это можно было предвидеть.
Миссис Глэдуоллер рассмеялась и встала из-за стола. Остальные тоже
поднялись.
- Кто это связал мои шнурки? - спросил Винсент. - Миссис Глэдуоллер, в
в