ноты. Зрелище, надо сказать, жуткое. Если бы Екатерина Бессмертная осталась жива и ей бы довелось взглянуть на Сваржича на глубине, ее сердце разорвалось бы от ужаса.
     - Стены капсулы созданы из живой материи, которая преобразовывает воздух, а также впитывает крохотные рассеянные доли света, что достигают ее поверхности, собирает их вместе и переводит обратно в свет, которым и освещается наше обиталище.
     - А ты, видать, умник! - возмутился Плант, хватая Сваржича за грудки. - Я умников не люблю. Так что запомни...
     Что должен запомнить Сваржич, Плант договорить не успел. Пространство вокруг нас завибрировало.
     Я сперва подумал, что началось землетрясение, но тряска внезапно прекратилась. Плант отпустил Сваржича, оглядываясь по сторонам. И тут к нашим ногам выпало, откуда-то с вершины колодца, тело. Тело принадлежало тому чудику, что разглядывал нас сквозь пол и от испуга (это мое твердое убеждение) сжег мозг Бессмертной. Абориген был еще жив. Невесть сколько времени он провисел, прилипнув к колодцу, словно дожидался нашего прихода, и теперь печальными глазами осматривал нас. Чувствовалось, что он умирает. Смерть читалась в его взгляде. Взгляде, который притягивал. Взгляде, который растворял. Взгляде, который уводил... за собой...
     Я перестал видеть расщелину. Я перестал ощущать окружавший меня мир. Я стал частью целого, коллективного разума, который выплетался в умирающей частичке в образ грандиозной величины клубка, сплетенного из бессчетного количества нитей разных цветов. Я видел, как живут нити. Я видел, как они дышат. Как мечутся по клубку миллионы искр - мыслей. Я почувствовал себя на долю секунды частью целого. И целое испугалось. Оно отшатнулось от меня. Я увидел, как клубок трансформировался в лицо, которое кричало и агонизировало. Я ощутил толчок. Разум отстранялся от меня. Он выталкивал меня. В последний момент, возвращаясь в свое естество, я ощутил приближающийся отряд Чужих и выпал.

***

     - Ах ты, сука!!! - ревел Крысобой, всаживая в тело аборигена пулю за пулей.
     Я лежал на руках Гвинплея Планта, который вынужден был сесть на дно.
     - Ты чего бесчинствуешь, Марк? - спросил я, подумав, что говорю слишком тихо и Крысобой меня не услышит.
     Но Марк услышал, прекратив палить в кусок мяса, бывший когда-то частью коллективного разума.
     - Я подумал, что эта тварь тебе мозги выела, - признался он.
     - Ей показалось, что мои мозги не такие вкусные, как твои. Вот она и пыталась вызнать, с какой подливкой твои мозги жрать лучше, - сохраняя серьезность, выдал я перл.
     - Я же говорил, что Чужие - мерзкие твари, которые только и ждут, чтобы нам все мозги выесть, а потом нами править как скотом, - обрадовался Гвинплей Плант, до которого ни одна шутка, связанная с аборигенами, просто не доходила ввиду особенностей его мыслительного аппарата.
     Я поднялся на ноги. В теле витала слабость. Я взглянул на Крысобоя и сообщил:
     - Сматываться отсюда надо. На нас движется маленькая армия, и настроение у них, надо сказать, не очень дружественное.
     Крысобой скривился. Похоже, русалкозавры ему порядком надоели. Он передернул затвор. И подозрительно на меня скосился:
     - А тебе откуда известно?
     - От этого, - как нашкодивший ребенок, я указал пальцем на неподвижного аборигена.
     - А больше он тебе ничего не сказал? - насмешливо спросил Марк, опуская ко дну дуло "РАКа".
     Я не удостоил Марка ответом. На дно колодца вплыла Музыкантская, размахивая руками. Она казалась встревоженной, и по ее напряженному лицу я понял, что без боя нам не уйти.
     - Там... - она пыталась отдышаться, - их тьма... они окружили наши капсулы... но огонь не открывают... выжидают чего-то...
     - Пока мы не вылезем, - предположил я.
     - Русс, тебе кто-нибудь говорил, что ты изрядная стерва? - спросил Крысобой.
     - Нет. Ты первый, - ответил я.
     За этой словесной баталией я и Крысобой пытались скрыть мучительный поиск выхода из сложившейся ситуации. Принимать бой с ордами туземцев нас не увлекало. В этом не было смысла. Мне довелось почувствовать их разум, и я знал, что их возможности в живой силе практически безграничны по сравнению с нашими. Тем более, мы раздражаем только одну колонию, которая при случае может обратиться за поддержкой к другой. Значит, нужно вступать в переговоры. Но как, если мы даже языка не знаем. Как с русалкозаврами разговаривать?
     Пока мы перебранивались, под шумок со дна колодца смотались Сваржич и Форестер. Даже Плант не заметил их отступления.
     Я разинул было рот, чтобы выдать какую-то очередную тираду, но так и остался стоять с недосказанными, повисшими на губах словами. Снаружи зазвучало пение автоматов, которыми мы вооружили темнокожих студентов. Автоматы выпевали по нам панихиду.

***

     Мы вынырнули из расщелины и сразу укрылись за громадным валуном. Крысобой и Музыкантская заозирались по сторонам, пытаясь сориентироваться. Гвинплей Плант тут же заметил армаду аборигенов, которая нависла дамокловым мечом над нашим гнездовьем, и успел вскинуть автомат, который я без промедления вывернул из его рук.
     Я увидел чернокожих студентов.
     Лукан Сваржич и Иоганн Форестер лежали мертвыми возле выхода из пещеры. Подле них с расплавленными дулами, уткнувшись прикладами в землю, покоились автоматы, успевшие сделать перед смертью несколько трелей. Неестественно выгнутые, обуглившиеся кое-где тела с сожженной пленкой индивидуальных костюмов.
     - Чего с аборигенами делать будем? - вопросил Крысобой.
     И тут же получил ответ.
     - Чужих только мочить!!! - приказал Гвинплей Плант.
     Я выглянул из-за валуна, оценивая наши возможности.
     Аборигены вились облаком над гнездовьем. Численность их явно зашкаливала за предел двух сотен. Плюс к этому я отметил отдельно висящие двадцать туш, оседланные аборигенами. Туши напоминали морских коров и одновременно скатов. Они были родственниками той твари, которой я сделал кесарево сечение.
     - Скорее уж они нас замочат! - выдал я умозаключение.
     - Что предлагаешь? - спросила Музыкантская.
     - Вести дело к перемирию, - ответил я, адресуя свои слова конкретно Гвинплею Планту, которому подобная перспектива душу не грела. - Мы здесь пару дней, а уже в дерьмо вляпались. Так что дело нужно решать миром. Иначе шоу это, конкретно, закончится раньше времени.
     - Они Бессмертных убили, - упрямо сжав челюсти, не собирался сдаваться Плант.
     - Повторяю специально для тебя, - отреагировал Крысобой. - Бессмертных к печальному итогу кто-то из наших привел, а вовсе не эта восьмиглазая липучка.
     - Я свое мнение сказал. Мне добавить нечего, - упорствовал Плант.
     - Как ты намерен с русалкозаврами беседовать? - спросила Музыкантская, наклоняясь ко мне.
     Пробудились фривольные мысли.
     Если бы не Крысобой, с которым у Ренаты мало-помалу стали налаживаться отношения, ее персоной занялся бы я.
     - Ну, с тем-то я побеседовал, - возразил я.
     - С каким тем? - не понял Крысобой.
     - С тем, в котором ты дырок натворил.
     - И как ты с ним беседовал? - недоверчиво нахмурился Марк.
     - Восьмиглазик со мной ментальный канал настроил.
     - Ментальный что?
     - Канал. Он вызвал меня мысленно, и несколько минут мы общались на уровне образов.
     - Какие несколько минут? - вмешался Гвинплей Плант. - Ты всего секунд двадцать в отключке пролежал. Потом всплыл сразу.
     - Правильно. Как только Марк выстрелил в русалкозавра, и тот умер, я очнулся. За это время я успел много чего полезного узнать.
     - Колись, - потребовал Крысобой.
     - Да побыстрее, - вставила Музыкантская, высунувшись из-за валуна. - А то, похоже, не один ты о мире грезишь. К нам три восьмиглазика плывут.
     - Аборигены эти представители коллективного разума. Тут у них неподалеку колония находится. И с нами воюет только одна колония. Хотя все дно заполнено их поселениями...
     - Они совсем близко, - торопила Музыкантская.
     - Мужики, - решился я, - я пойду с ними побеседую. У меня получится.
     Я вынырнул из-за валуна, не давая опомниться своим спутникам.
     В двадцати шагах от меня и в трех метрах от дна на двух маленьких скатах парили аборигены, грациозно держась за шишковатые наросты на головах животных.
     Я примирительно простер к ним руки, вглядываясь в глаза полного русалкозавра, выглядевшего самым представительным.
     Я хотел было извиниться за поступок чернокожих студентов, понимая, что звучать это будет весьма глупо, но тут же передумал. Они уже поплатились за свои действия.
     Я не мог отвести взгляд от внимательных цепких зрачков, которые меня изучали. Зрачки расширялись, поглощая меня, точнее, мою сущность. И я проваливался... я кружился... я возносился...
     Я увидел клубок, искрящийся клубок, знакомый по предыдущему контакту, но теперь клубок выглядел более дружелюбно, а возле него фланировал, словно дожидался меня, пышный восьмиглаз. Завидев мое появление, восьмиглаз оттолкнулся от клубка и в два изгиба приблизился. Оказавшись рядом со мной, он замер, смерил меня мягким, но внимательным взглядом и склонился в поклоне.
     Я ответил ему тем же.
     - Для меня есть честь общаться с тем, кто давно покинул мир сей и следы чьи не наблюдались в мирах обитаемых вот уже многие тьмы лет, - прокурлыкал абориген.
     Хорошее начало для беседы.
     - Мне тоже приятно очень беседовать с тобой... - Я замялся, не зная, как обратиться к туземцу. Не русалкозавром же его называть, в самом деле.
     Восьмиглаз заметил мое смущение и помог:
     - Мою индивидуальность нарекли. Я - Клинч.
     - Мне очень приятно, глубокоуважаемый Клинч. Меня зовут Русс.
     - Русс, - повторил Клинч и прищелкнул языком.
     - Что ты имел в виду, когда говорил про меня... Ну, что я давно покинул мир и давно не появлялся? - полюбопытствовал я.
     Клинч кувыркнулся и хитро поинтересовался:
     - Ты отчего-то не обладаешь понятием о моих словах?
     - Да. Я не понимаю их, - признался я, подумал и добавил:
     - Я плохо помню о том, кто я такой.
     - Я не могу помочь тебе совсем. Ты должен понять сам то, что хотел сказать я. Ты должен вспомнить свое прошлое. Я боюсь.
     Восьмиглазик зажмурил семь глаз, а восьмой вытаращил так, что я испугался за его сохранность.
     - Ты боишься меня? - спросил я.
     - Боюсь. Очень боюсь.
     - Почему ты опасаешься меня?
     - Ты должен понять сам. Когда вспомнишь все. Я не могу сказать тебе.
     - Почему вы напали на нас? - резко сменил я тему.
     - Очень долгое время. С тех пор как пропали последние, такие как ты, наш мир никто не посещал. Мы испугались. Мы не хотели обидеть. Мы мирный народ.
     Клинч поклонился и часто-часто замигал глазами.
     - Верю, - согласился я.
     - Мы не хотели с вами воевать, - признался Клинч.
     - Один из ваших убил человека. Он сжег мозг.
     - Я знаю. Я сожалею. Это прискорбно. Я не хотел. Он испугался. Он защищался. Он умер после этого. Да успокоятся его плавники.
     - Да успокоятся, - согласился я. - Я могу считать, что мы в мире. И никакой войны не будет?
     - Именно так. Мы заключили мир. Мы редко воюем. Наша растараш не воюет, не то что растараш бланкуш.
     Честно говоря, мне не хотелось вдаваться в подробности местного социального устройства. Но я догадался, что "растараш" - это ближайшее к нам сообщество аборигенов, а "растараш бланкуш" - это соседнее сообщество. Похоже, на дне, как и в человеческом сообществе, процветала ксенофобия, от которой мы никак не могли избавиться.
     - А зачем тогда такая тьма народу и животные ваши? - поинтересовался я.
     - Мы хотим, чтобы все было по-настоящему, чтобы торжественно.
     Абориген радовался нашему миру:
     - Мы хотим пригласить вас в гости.
     Такого поворота событий я не ожидал. Но отказываться не стоило. Этим мы могли обидеть русалкозавров, а кто знает, что они предпримут против обидчиков, даже если их боятся. Может, у них в обычае не прощать отказы от приглашений, и воевать до последней капли крови. Кстати, что-что, а у этих тварей даже кровь может оказаться смертельной. Хотя, если припомнить, Крысобой, который изрешетил восьмиглазика, никак не пострадал, значит, только скаты опасны даже при смерти. Какая, впрочем, разница? Враждовать-то с ними мы не собирались.
     - Мы прибудем в гости к вам. Только сначала нам нужно поговорить с нашими товарищами и сообщить им радостную новость, - сказал я, принимая приглашение.
     Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.
     - Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, - русалкозавр поклонился. - Я покидаю вас.

***

     Контакт прекратился. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.
     Я почувствовал в теле усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.
     - Как у тебя получилось?! - обрадованно проревел Крысобой. - Молодчага, моя работа!!!
     Музыкантская обняла меня и стиснула в своих объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в таких объятиях грозило мне смертью.
     - Они не хотели воевать с нами, - пропыхтел я.
     - Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, - заявил Гвинплей Плант.
     - Они не притворялись, - отрезал я.
     - Тогда зачем они нападали?
     Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.
     - Они боятся нас.
     - И правильно! - возликовал Гвинплей Плант.
     - Нас пригласили в гости, - сообщил я. Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.
     - И чего?
     Крысобой выглядел растерянным.
     - А я бы не пошел, - засомневался Гвинплей Плант. - Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.
     - Нам нужно идти, - озвучил я свое мнение. - Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.
     - Если ты пойдешь, Русс, то и я пойду, - твердо сказал Крысобой.
     - Я тоже. Как я могу вас к Чужим отпустить одних. За ними глаз да глаз нужен, - засуетился Гвинплей Плант.
     - Нет, мужики, без меня вы точно никуда не тронетесь, - заявила Музыкантская. А спорить с ней - дело гнилое.
     - Возвращаться надо. Наши там с ума сходят.
     Я оттолкнулся от дна и начал медленно подниматься на поверхность. Я чувствовал грандиозную усталость, словно на день подменил Сизифа и вталкивал обломок Везувия на высочайшую на земле гору.
     Ох, нелегкая это работа, русалкозавру втолковывать что-то.
     В гнездовье нас поджидала печальная новость. Пока мы обследовали расщелину и общались с туземцами, во сне скончалась Инна Клокова. Ей было чуть больше полтинника, и всю свою жизнь она управляла учебным процессом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Посидеть за столом с нормальными, хорошими людьми, не слышать ни о долларах, ни об акциях, ни о том, что все люди скоты...
     Ой, когда же я отсюда выберусь!
     А. и Б. Стругацкие. Стажеры

     Первое, что я услышал, войдя через шлюз в гнездовье, был голос Иллы Сливович:
     - Скажите, почему я должна страдать из-за этой старой перечницы?! Если она изволила откинуть коньки в моей комнате, почему я должна это расхлебывать?!
     Кто-то тихий и неуверенный пытался успокоить разбушевавшуюся телеведущую.
     - Прекратите мне шушукать!!! Немедленно уберите труп!!! Я не намерена всю ночь с мертвяком в одной комнате обретаться!!! Что вы меня успокаиваете?! Переложите труп к тем двум мертвякам!!!
     Крысобой хмыкнул и сбросил защитный костюм. Судя по его физиономии, он с удовольствием свернул бы Сливович шейку. Я, впрочем, разделял его желания. Чего уж говорить о Музыкантской, которой императорские замашки увядшей топ-модели стояли уже поперек горла.
     Я вошел в совещательную капсулу, где проходило сольное выступление Сливович перед группой оробевших слушателей. Крис Холмс, мрачно разлегшись в узком кресле, постукивал ногой об пол и созерцал потолок. Его порядком утомили тирады Сливович, но прерывать ее истеричные заявления он не торопился; словно садист, он с наслаждением впитывал все ее занудства, не подавая вида, что они ему доставляют удовольствие. Не нравился мне этот человек. Ох, как не нравился. Марианна Иванихина шарила по карманам шерстяного пиджака и мечтала принять инъекцию валидола, но капсулы с лекарством никак не могла найти. Для нее каждое слово Сливович было равноценно уколу в сердце. Я бы не стал сильно удивляться, если следующим трупом в нашей компании оказалась бы именно Иванихина. Таких людей, как она и Сливович, в одно помещение даже на двадцать минут запирать нельзя, не то что на месяц.
     Остальных участников шоу, собравшихся в комнате, я не знал. Видел их несколько раз. Они постоянно мелькали фоном: пожилой толстопузый хохотун с гладко зачесанными на проплешину волосами, китаец двухметрового роста с длинной, до тощего зада косой, мальчишка лет восемнадцати с выщербленным прыщами лицом и тридцатилетняя дама, которая после каждого рукопожатия отмывала руки в ванной комнате.
     - Что, какие проблемы? - рокотнул Крысобой, появляясь в совещательной капсуле.
     - Училка наша преставилась, - сообщил, позевывая, Крис Холмс.
     - Сама преставилась, или опять без Чужих не обошлось? - осведомился Гвинплей Плант.
     - Сама. Сама, - вздохнул толстопузый хохотун и больше за весь разговор не произнес ни слова.
     - Что ж, это, конечно, облегчает дело, - сказал Крысобой, опускаясь в кресло.
     Я заметил, как Музыкантская встала позади Иллы Сливович, но не догадался, что она намерена предпринять. Ситуация прояснилась через минуту.
     - Что это облегчает?!! - взвилась Сливович, реагируя на слова Марка. - Что это облегчает?! Эта старая сука сдохла в моей комнате!!! Где мне теперь прикажете спа...
     Договорить она не успела. Рената надавила Илле на плечи и насильно опустила ее на диван. Музыкантская склонилась над ухом Сливович и зловеще тихо, но так, что каждое слово звучало в комнате раскатом колокола, произнесла:
     - Заткнись. И не рыпайся. Сиди тихо. Не мешай людям разговаривать.
     Сливович притихла.
     - Труп, разумеется, перенести надо. В капсулу Бессмертных, - вынес решение Крысобой.
     - Только сначала на Клокову посмотреть стоит, - добавил я.
     - Это точно. Что стоит, то стоит. Крысобой вскочил.
     - Веди к телу, - приказал он Сливович.
     Комната топ-модели располагалась рядом с комнатой Бессмертных, где давно поселилась смерть. Удалив всех посторонних за дверь, Музыкантская заперла капсулу изнутри и присоединилась к Крысобою, который, склонившись над мертвой женщиной, сжавшейся в комок на кровати Сливович, изучал тело.
     - Меня лично только один вопрос волнует: почему Клокова выбрала кровать Сливович для того, чтобы умереть? - спросил я, присаживаясь в углу капсулы в кресло.
     - Это-то и странно, - согласился со мной Гвинплей Плант, которого Музыкантская не отнесла к касте посторонних.
     - Может, у них отношения какие-то были, - предположил Крысобой, отступая от кровати. - Неестественные.
     Музыкантская с осторожностью оператора глазной хирургической установки обследовала тело.
     - И что делать будем? - поинтересовался Гвинплей Плант. - Тут еще в гости к Чужим идти, а у нас трупешник за трупешником.
     - Мужики, Клокову убили, - неожиданно для всех сообщила Музыкантская.
     - Почему ты так думаешь? - удивился я.
     - Я, как охотник, специализируюсь, в первую очередь, на ядах. Так вот, ее отравили. Причем необычным способом. - Рената откинула волосы с ушей Клоковой и указала длинным пальцем на ушную раковину. - Видите вот здесь характерные покраснения?
     - Красноту-то я вижу, и что? - спросил Крысобой.
     - Кто-то впрыснул ей в ухо яд. Судя по скрученности конечностей, яд этот принадлежит к классу акваморфных.
     - Что это означает? - полюбопытствовал я.
     - Акваморфные яды, если выражаться ненаучным языком, выжимают из тела всю воду. Заметьте, что старушка-то усохла, оттого ее и скрючило. Если ее сейчас взвесить, то, могу поклясться, она потеряла половину своего прежнего веса.