ждом колдовстве есть слабая точка, узелок, за который можно потянуть и все
развязать. И хотя это все бред, людские сказки, но на этот раз пусть все так
и  воплотится.  После  того, как  будет прочитано  заклинание  --  ты  все и
навсегда забудешь из того, что мы говорили, однако... Ты помнишь Лука?
     - Лука? А, да. Он что, тоже волшебник?
     -  Нет, обычный  человек. Но не отвлекай  меня. Так вот, если вдруг  ты
когда-нибудь увидишь Лука  и заново познакомишься,  и  заговоришь с  ним,  и
скажешь ему: Лук, Лук, верни мою память -- сделаешь правой рукой вот так, --
Филарет показал как  и Света невольно повторила,  -- да, правильно, тогда ты
сохранишь мой дар и  действительно вернешь себе память. Более того, я тотчас
узнаю об этом и навещу тебя... Хотя и ненадолго...
     - Да, но  как я  встречусь?  И как догадаюсь? Это же невозможно, если я
памяти лишусь?
     -  Почти невозможно. Вероятность близка к нулевой, а все же она есть. И
все, и больше не торгуемся и не обсуждаем. Согласна ли ты?
     - Да.
     - Приступим к заклинанию?
     - Прямо сейчас?
     -  А что тянуть? Секунды твои  тикают и они теперь очень дорогие,  сама
понимаешь.
     - Да. Да, начнем. Филечка. Я хочу  тебя поцеловать,  в последний раз. И
ты меня. Умоляю тебя!
     - Нет. Напомню: ты уйдешь, счастливая, а я останусь вспоминать, не будь
эгоисткой.  Телефон  дай сюда,  будь добра,  на секундочку, я и  ему  память
сотру...
     - Хорошо, Филечка. Ты  прав, но знай: в эти дорогие секунды я тебя  все
еще люблю и счастлива этим. -- Света поклялась про  себя, что она  соберет в
себе все  силы и  ничего  не  забудет, и никакое колдовство  не помешает  ей
любить. - А что это за заклинание?
     -  Хм... Не  далее,  как  вчера вечером,  вернее ночью, ты  мне  читала
наизусть стихотворение какой-то местной самочки.
     - Она не самочка, а поэт, причем настоящий! И стихотворение это  -  мое
любимое.
     - Будь по-твоему, мне все  равно. Ты  поняла,  как надо руку поставить,
так, как я тебе про Лука говорил?
     - Да.
     -  Вот  и сделай...  Да, правильно,  это  необходимо,  чтобы заклинание
сработало. Повернись  ко  мне спиной...  Смотри во-он туда. Я  стану у самой
воды,  а ты  впереди, спиной  ко мне. Встань и  четко, громко, не  сбиваясь,
прочти его вслух. Это и  будет моим заклинанием, очень крутым и немедленным.
О,  представляю, если бы  кто-то смог  услышать и  повторить...  Но  оно  --
подарок, оно  только для  тебя, только  тебе,  поэтому  никто не увидит,  не
услышит  и не  воспользуется... Не успеет последний звук стихотворения  сего
растаять в воздухе, как сбудется все затеянное мною... Нет. Не поворачивайся
больше, не испытывай сердце мое, читай...
     И стало  тихо вокруг,  и голос девушки, испуганный, мягкий и негромкий,
окутал  маленький  кусочек  берега, на  котором стояла она,  спиной  к воде,
ставшею Летой в этот летний миг.

     Триста секунд хранит сосуд
     И не одной крупинки лишней,
     Часы песочные идут
     Совсем неслышно.

     Пять осязаемых минут,
     Не торопясь, не отставая,
     Сквозь горло узкое текут,
     Меня пугая.

     Разбить часы, в кулак зажать
     Остановившееся время.
     И не стареть, не умирать
     со всеми...

     Света  сделала  шаг  вперед,  еще два  шага...  Солнце по-прежнему было
свободно от облаков и туч, но уже почти не грело -- горизонтальные  лучи его
с  большим  трудом  пробивались  сквозь влагу и  смог, до  краев  напитавшие
многострадальный питерский  воздух...  Вдалеке,  на  западе, среди  великого
множества исторических и  нечастых  ничем не  примечательных  зданий, черным
прямым  когтем выделялся шпиль  Инженерного замка. Почему  черным?...  Света
помнила, что  он  должен быть оранжевым. Или зеленым?..  Света вздрогнула  и
ладонями крест накрест погладила плечи.
     Еще и лучше, что  так  получилось с работой:  не век  же  в секретаршах
сидеть. Самое верное средство  успокоить нервы: никого  не слышать, ни с кем
не  болтать,  ни с Илонкой, ни с Татой, а просто погулять у  воды, послушать
волны. На зайчика  посмотреть...  И  деньги... Да,  надо,  пора ехать домой,
потому  что дверь, по большому счету,  никуда не годится, заходи и бери. Как
же  это она забыла, сколько денег  перепало  ей в результате этой  последней
операции?.. Помнит  только, что  много.  Она уже склеротик? Нет, это  просто
потому, что она извелась из-за этих событий с Арсением, с работой... Кошмар!
И ноги болят, отходила за целый  день, и  плакать почему-то хочется... Но он
ее первый бросил, на Илонку променял. А дома пусто и одиноко...


ГЛАВА 15


     Настоящая любовь живет не дольше хомяка, иначе это уже порок сердца.
     Удивляюсь я, все-таки, на нашу Светку: Филарет не почуял моего дальнего
незримого  присутствия, а простая  девушка, никакими  особыми  талантами  не
отмеченная,  - едва-едва не  ощутила! Быть  может, дело  в том,  что  и я ей
оказался не совсем безразличен, и мой человеческий образ затронул краешек ее
сердца?..   Если  припомнить,  я  тоже  был  не  просто  возлюбленным,  а  и
влюбленным!  И это вполне оправданно  и полезно,  потому что, как я заметил,
породить  ребенка  проще --  ненамного,  на  какие-то  проценты,  все  равно
невероятно тяжело,  но  полегче -- от  женщины, в которую ты как бы влюблен.
Цветы, улыбки, дорогие подарки и все такое...
     Впрочем, сентиментальность для меня -- из тех редких пороков, которым я
не готов предаваться глубоко и надолго -- ощутила  и ощутила, было и прошло,
началось и завершилось... Мечтать о прошлом -- удел усталых, а я, что бы там
ни воображала  эта железяка с камушком, отнюдь не устал и очень скоро докажу
это.  Интересно, а  кому  я собрался это доказывать? Или чему? Ответ  прост:
прежде всего себе! Единственному и неповторимому, без кавычек и  ироний.  Но
жаль...  Жаль мне... Множество  раз  я листал,  перелистывал и дочитывал  до
конца страницу,  главу, книгу той или иной жизни своей -- и каждый раз делал
это, вздыхая об утраченном. И в этот  раз будет так же,  более того: сей раз
--  очень уж особенный, и  скоро начинать. Но покамест,  я  расположился  на
самой  вершине Инженерного замка  и  гордым оком своим  озираю  окрестности.
Люблю панорамные виды. В полете  -- не совсем то: если на крыльях витаешь --
досадуешь, что  ощущения  не вполне человеческие, своего  рода --  мезальянс
впечатлений  образуется,  ежели на  вертолете  --  грохот,  запахи,  тусклое
оконце-иллюминатор, убожество... А вот со стационарной точки -- любо-дорого:
и  круто,  и  по-человечески.  Пару  раз  я  взбирался на  телебашню,  -  не
понравилось,  слишком  урбанистично.  Иногда  выбирал  шпиль Адмиралтейства,
много раз на Исаакиевском куполе сиживал-стаивал, чаще же всего -- верхом на
моем любимом  флюгере Петропавловского собора...  А  сегодня впервые  выбрал
шпиль Инженерного замка.  Именно  с него я и  наблюдал, как Филарет  творит,
устами  девушки,  свое нехитрое заклинание  и  пятится,  пятится  в  воду  и
растворяется  в  ней,  чтобы вынырнуть где-нибудь э-э...  В  общем,  путь он
держит на Тибет, в  свое логово, и пусть себе держит. Надо будет -- достану,
не  спрячется,  не ему  со  мной возможностями меряться. От  меня  никто  не
спрячется  и ничто не  уйдет,  если  я того пожелаю.  А  Светику и  от  меня
подарок, для хохмы. Готов биться об заклад -- да не с кем! -- что она о моем
подарке никогда  не  узнает и по  простоте душевной даже  не догадается,  не
отличит моего  от Филаретова, что  меня  больше всего и прикалывает. Я  безо
всяких там рифм и бормотаний удваиваю ей срок  "нестарения" и, вдобавок, еще
вдвое замедляю процессы будущего старения. Но, поскольку заклинание вступает
в  силу  немедленно,  уже  вступило,  результаты  будут  таковы:  три  года,
дарованные Филаретом и им же  продленные, удвоенные,  превращенные  в шесть,
прямо  удвоенные  мною, превращаются  в  двенадцать  и  вдвое  продленные --
становятся  двадцатью четырьмя...  Ого!  Не слабо я  размахнулся  в щедрости
своей!  Причем -- ни разу не целованный, в щечку не считать! Двадцать четыре
года подряд она  будет двадцатидвухлетней, а  потом  будет  жить и поживать:
четыре  календарных   года  за   год  биологический...   Чуть  было  сам  не
позавидовал...  И  все. И хватит  рассусоливать. Нет, еще  забегу  наугад  в
ресторан, какой подвернется, поужинаю без водки --  и в Пустой Питер, сразу,
без дверей и прибамбасов, так надо! Тем более, что все нужное -- при мне.
     Словно бы я чувствовал, когда в своем одиночестве выгородил себе уголок
предельного одиночества... Что бы  мне выбрать, где устроить битву Вселенной
с  повелителем  Вселенной? Это  я  повелитель,  но  Вселенную  представляю с
большой буквы, а себя с маленькой, потому что, все-таки, часть, как правило,
меньше  своего   целого,   если   не  считать  парадоксов  о   равномощности
математических   множеств,  а  я  --  часть,  грубая,  зримая,  безотрывная,
чувствующая  и  пока еще  мыслящая.  Вот об  этом-то у  нас и  пойдет  нынче
диспут...
     Вывалился  я  из  трактира-бистро  около  полуночи,  сытый,  трезвый  и
решительный, вышел на  Невский и двинулся туда, к  Дворцовому, чтобы гуляючи
перейти через него, выйти на самый восточный край Васильевского  острова, на
Стрелку,  на самый  спуск, где  пандус, мощеный  булыжником, выводит прямо к
Неве...  Особенно  весной  мне  нравится  приглядываться  к течению,  искать
условную  границу,  отделяющую  Большую  Неву  от  Малой:  вот  это  льдинка
туда-сюда болтается, на  месте  стоит... Ты уж скорей,  смелей  выбирай себе
путь  и   протоку,   а   то  так  и  растаешь   на  распутье,  неприкаянная,
неопределившаяся...
     Народу  очень много. И праздношатающееся большинство  ползет  в том  же
направлении, встречать белую  ночь и разводить мосты. А мне не до романтики,
признаться, и не до  условностей, мною же  придуманных,  чтобы отделить один
мой мир от другого: сворачиваю с  тротуара, вхожу в первую  попавшуюся дверь
-- и вот я в Пустом Питере... Интернет-клуб "Кво Вадис". Сколько компьютеров
и  все включены. И так безлюдно...  Можно,  пользуясь халявой,  побродить по
сети вчерашнего дня или просто грабануть владельцев на бутербродик другой...
Даже  жалко,  что  уже  поел...  Ай,  какое символичное  название! "Камо"  я
"грядеши"? на Стрелку, сказано же.  Пора дальше в путь-дорогу, только теперь
уже по пустому Питеру, каков  он был сутки  назад.  Это  я тоже не  случайно
придумал, как  не случайность  и  то, что в данную секунду в соответствующем
Полном  Питере  коронка находится  у  Филарета,  который,  видать,  не  шутя
опробовал ее и умудрился остаться в живых... Если бы  я ее изъял в то вечер,
сейчас   могла  бы  сучиться  некая  накладка,  а  зачем  она  мне  в  такой
ответственный час?
     Стрелка. Половина  первого.  Ночь.  Вода молчит,  город  молчит, корона
затаилась,  мое плечо не ощущает от него ни холода, ни жара, ни  онемения...
Пора начинать...  Слева  Петропавловская  крепость,  справа  Зимний  дворец,
впереди далеко мой самый  любимый Троицкий  мост,  если считать  из  больших
разводных. Смотреть на  его развод лучше всего не сбоку,  а с торца, глазами
бронзового Александра  Суворова.  А  из малых  я  люблю Театральный,  и  два
деревянных, на Петропавловку ведущие: Кронверкский и Иоанновский.
     Грустно  мне.  А почему  именно  здесь?  Что  это на меня  нашло?  Есть
местечко и получше, и функциональнее. Елагин остров -- вот  что  мне  нужно.
Пуповина сил земных, второй по  значимости центр сложения магических энергий
всех существующих типов. Первый -- в Южной Атлантике, но мне и этот хорош. А
может быть это я трушу, время оттягиваю?..
     Может быть, но мне приятнее думать, что я не боюсь. И чего мне бояться?
Стать стихией?  Ураганом,  дождем, водою, воздухом,  или пламенем?  А может,
действительно -- стать?
     Надеть  на  себя  корону и отдаться вселенной, стать безотрывной частью
ее,  как она и требует, уступив место  иной  ее части, неведомой, незнаемой,
той,  что ждет своей очереди многие премногие  миллионолетия? Сколько раз  я
был на  волосок, на  ангстрем  от этого  выбора -- и все еще  здесь, все еще
существую... нет, я не боюсь:  разве я не пытался усовершенствовать, и  даже
поторопить сей ход вещей,  вырастив  себе наследника, с  тем,  чтобы увидеть
того, кто примет от меня мой венец и узрит, в свою очередь, мой... Я ведь не
знаю, не видел и  не осязал того, кто был до меня -- да и был  ли он? А я --
есть. И я хотел знать своего наследника... Не моя вина, что все они покинули
меня...  Это  были дети  мои,  плоть  от  плоти моей,  дух  от  духа  моего,
мятущегося  и сомневающегося во  всем  сущем, даже во мне  и в себе... Тоска
подзаживет и станет грустью... Я знаю.
     Эта  дурацкая корона...  Эти дурацкие градины,  солнечные гиперболоиды,
вакуумные атаки... Нет в тебе мозгов, Вселенная. Вернее, в тебе они есть, но
они как бы  опосредованно тебе  принадлежат, иначе бы  ты,  прибегнув  к  их
услугам, придумала...  Нет,  это  слово тебе  не  годится....  Иначе  бы  ты
действовала иначе  и принудила  бы  меня  поступить  по  твоему.  Ты  и  так
управишься,  если дать  тебе волю,  тупо и наугад наращивая  усилия день ото
дня, пока они не сравняются и не превзойдут мои, противодействующие твоим...
Вот  и эта пресловутая корона -- Большой Взрыв  один знает, да  и тот неть и
слабоумен, сколько времени  она ковалась случайным  образом и как долго меня
искала...
     А теперь  нет. Я  князь мира  сего, и того, и пятого, и десятого и всех
остальных и мне нравится править и жить на манер человеческий. И я буду жить
и творить столько, сколько захочу, а хочу я невозможного и бесконечного, имя
им: Всегда и Никогда.
     Надо же,  как  я  разволновался,  пока летел:  меч сам в  руку прыгнул,
черный мой меч.
     Если бы я был плохим поэтом, я бы сказал "ослепительно  черный меч" и с
формальной  точки  зрения был  бы  безукоризненно  прав, потому что  темнота
ослепляет: посади простого человека  в комнату, где стены обладают цветовыми
свойствами  моего  меча,  он  бы  и  ослеп;  более  того:  даже  стадионному
прожектору  вряд   ли  удалось  бы   осветить  такую  комнату  хотя  бы  "на
удовлетворительно",  весь  свет стены  бы  впитали...  Но  в  данном  случае
подобная правота не лучше воровства, образ вышел бы - пошлая дрянь.
     Мне мой меч нравится. Нет  серьезно, это один  из  немногих  предметов,
которые я позволяю  себе любить.  Или почти любить. Однажды  я даже посвятил
ему  целую страну... Да, а что, а  мне  нетрудно,  сила-то есть  и вся  моя.
Ха-ха-ха.  Он, мой  старый  верный  Чернилло,  стал праотцом, праобразом  (и
прообразом, в какой-то мере)  для  всех  мечей этой  страны,  а они,  в свою
очередь,  постепенно  стали  святыней  целого  народа,  главным культурным и
историческим богатством нации,  закрепленным  в  этом  качестве письменно  и
законодательно...
     Мой меч -- мой венец. Именно его бы я передал... наследнику. Да, а  сам
покорно бы стал  стихией...  Или  континентальным шельфом... Эти  тучи,  что
секли нас градом,  или пытались обжечь меня болью в Сосновке -- чувствуют ли
они что-нибудь, кроме жажды сделать меня себе подобным?.. Не  знаю, вряд ли,
и уж наверняка не смыслят... И я таков буду... Был бы...  Буду... Да не хочу
я! Вернее, буду в бесконечной далекости, но -- сам.
     Сам сложу с себя  венец княжеский, сам  смиренно низвергнусь в пропасть
без начала и конца... Сам.
     Слуги мои,  люди, звери, магический сор,  вроде тех  же  домжей,  бесы,
джинны,  и  существа  им  подобные  --  почти  всегда  сопровождают  меня  в
бесконечных  блужданиях  моих  и бессмысленных  поисках смысла, некоторых  я
награждаю  могуществом,  а особо важных мне  и близких --  творю  по  образу
своему  и подобию, и владеют  они  мечами,  подобными  моему  и  служат  мне
беззаветно... Но сегодняшнюю ночь я не могу  поручить никому из них, ибо  не
доверяю. Нет, нет, я  не  параноик, мое  недоверие -- могуществу  их, но  не
помыслам, ибо не могут они восстать против меня, их сотворившего... А почему
бы  и нет, собственно  говоря???  Ведь  восстал же я,  малой частью  будучи,
против целого?  Немалой, но  -- частью! Да, кстати  говоря...  Контраргумент
веский  и  логичный.  С  одной  стороны. А с  другой  --  паранойя,  логика,
аргументы,  преданность,  предательство  --  все  это  пустые   человеческие
страстишки и мыслишки, при чем  тут я, к которому они не применимы?.. Почему
же неприменимы,  коли создал их и подарил человечеству я, почерпывая в самом
себе?.. Это  тонкий философский вопрос. Кстати,  философия --  тоже  выдумка
человеческая. Надо же -- как я вжился в это дело, вылитый  гуманоид! Отложим
рефлексии, а в освободившуюся руку возьмем меч, ибо пора приступать.
     Тиха белая  ночь в Пустом Питере. Притих грозный Елагин остров, замер в
Пустом Питере напуганной ипостасью  своей. Облаков нет, ветров нет, дождей и
молний  нет. Ничего  нет, ибо  Пустой  Питер  --  моя  личная  стихия  и она
недоступна  ничему, только  он  и  я, и  эта корона,  что висит предо мною в
пустоте, скованная повелением моим.
     Я стою в центре всех дорог  и путей, по которым струится мощь мира сего
и эта мощь покорна мне, ибо пролегла через стихию мою. Все пути эти, ленты и
тропы свернулись  в единый  ком, шар, кокон,  сгусток  с единой  же целью --
удержать.
     Корона висит предо  мною,  уже  отнюдь  не такая  смиренная:  мощь, что
накоплена в ней, не терпит плена  и воли чужой -- и весь этот ком пульсирует
в чудовищной и невидимой обычному глазу борьбе, ибо и я не мальчик-с-пальчик
и не терплю непокорства ни в людях, ни в вещах.
     Первый  удар   я  надеялся  сделать  последним.   Да  что  надеялся  --
рассчитывал, ибо привык...
     А корона выдержала. Вся мощь Вселенной к  ее услугам, в дополнение к ее
собственной,  наполовину беспредельной,  однако этой  всевселенской  мощи не
достать,   не  добраться   до  короны,   сквозь  стихию  и  время,  барьеры,
установленные мною, самоназванным повелителем вселенной...
     Ударю  еще!  Корона  висит,  невредима,  но  и  шелохнуться  не  может,
спеленутая  всеми, без  преувеличения  --  всеми  силами, доступными  мне  и
собранными в единой точке...
     Третий  удар  отдается  в  руки, все еще  человеческие  по форме,  даже
причиняет  мне нечто  вроде  боли  --  с такой предельной  мощью  хрястнул я
поперек хлипкого обруча -- без результата.
     Этот  камушек на седьмом  зубце...  Маленькая  двенадцатиугольная копия
одного заветного, инковского...  Уж  не знак ли он мне, с  обещанием сделать
меня красною планетой, под номером четыре в местной Солнечной системе?.. Фу,
глупость какая, но зато глупость сия, в моем  мозгу рожденнная, подарила мне
идею...
     Корона остается висеть как была, я же  разворачиваюсь на 90 градусов по
отношению к  плоскости  короны  и замираю в пространстве,  как  бы  паря над
землей в  положении  лежа... Это чтобы  моему человековидному Я было удобнее
рубить. Обе руки на рукояти, концентрация всего, что составляет суть моего Я
-- и мгновенный удар.
     Совсем другое дело! В течение пары секунд я не чувствую рук -- онемели,
меч чуть было не просыпался на  черные искры -- но  выдержал. А вот зубчик с
камушком отделился  от короны и отскочил  -- и едва не попал в меня, в левую
ногу! Нет, шалишь, я от раны, полученной на заре  царствия  моего, в Древнем
Мире, сто миллионов лет отойти не мог,  а может и больше, не считал точно...
Упала красненькая бусинка на землю... На Землю -- и впиталась ею, лишь волна
плеснула. И  туда ей  дорога,  а  мы  коронку домучаем... Только руки  пусть
отойдут малость...  Удар!!! Хорошо пошло! Давай, колись, саббака!  Какое там
искусство  боя??? Бью мечом -- как пень колуном рублю,  потому что ощущаю --
не  выдерживает, поддается псевдосеребряный кружочек, главы  лишенный... Мир
сотрясается...
     Мой  мир дрожит...  Я  голову чуть  повернул  --  что  за  стена  та