а  правой,  с  тяжелым  кейсом в  ней, пониже.  -  Однако,  Филарет
Федотович,  мы уже на свежем воздухе, богатые, свободные, как два муссона, и
безработные. Что дальше?
     -  Муссоны  --  сезонные   ветра,   они  не  безработные  и  отнюдь  не
свободные... Что  дальше, что дальше...  Надо  для начала поехать в укромное
место, разделить деньги...
     -  Хорошо сказано, но не нравится  мне, что  ты так напряжен...  Пазуха
твоя наполнена камнями.
     - Да и ты тоже. -- Филарет не  отводил  взгляда и  вообще  весь был как
натянутая струна -- одно неосторожное движение со стороны Велимира...
     - И  я тоже,  согласен.  У  меня  к тебе насобирались  некие вопросы по
разным темам, но...
     - Выкладывай, раз насобирались.
     -  Я же сказал: но...  Проблем я накопил еще больше и к основным из них
ты не относишься. Короче, гони штучку-дрючку.
     - Цепочку, что ли?
     -  Ее.  Тебе она  чудится  цепочкой, мне  иначе... Давай  ее  сюда.  --
Филарет, по прежнему  не  отводя взгляда, сунул  руку  во внутренний  карман
пиджака, достал серебряный портсигар, открыл...
     - Бери. -- Велимир глянул и ухмыльнулся
     - Это ты его что, экранировал так, серебром?
     - Нет, просто взял, что  под руку  подвернулось, не  хочу  прикасаться.
Вредная вещица оказалась, такого я еще не видел. Как она Светку не смяла?..
     - Простая человеческая душа,  ей не  опасно. Ты, кстати, не рассказал о
своих впечатлениях?
     - Ты тоже.
     - Верно,  и  я тоже,  но это не значит,  что  их  не было. Но нет охоты
рассказывать.  Беру.  И  прячу...  Ой,  пальцы  мои,  ногти...  О-е-е-е-е...
Спасибо. Держи портфель.  До  новых  встреч в  эфире.  --  Велимир  протянул
портфель так  ловко,  что  когда  Филарет перехватил  его,  их  пальцы  даже
кончиками  не соприкоснулись.  Он беззаботно повернулся спиной к  Филарету и
пошел... Ему еще нужно было  побродить, попрощаться с Городом,  отвлечься от
предстоящего...
     - Погоди.
     - Что еще?
     - А деньги? Делиться-то будем? Или ты уже извлек свои?
     - Чиво, какие деньги?.. Да ну... Мою долю разделите со Светой, поровну,
или по честному, как хотите. И не сверли мне затылок взглядом, ни тайным, ни
явным, я тебе не цыган безмозглый и не елочка -- под корешок не срубишь.
     - Пока.
     - Та же фигня.
     Невский проспект -- людное местечко. Гуляющих на нем, то есть граждан и
гостей города,  просто фланирующих, в поисках случайных  впечатлений, совсем
немного: даже простодушнейшие из иностранцев, штатники, уроженцы США, и те в
считанные минуты невольно обретают на  тротуарах Невского темп и деловитость
аборигенов, и если бы не глуповатые улыбки на зубастых лицах -- сливались бы
с  толпяным фоном не  хуже  любого  коренного петербуржца. Филарет, одиноким
утесом, стоящий в волнах людских, тяжело вздохнул  -- дела впереди  и не все
приятные. Хотя, не так уж много их осталось в Питере, выдержать не трудно, а
вот от настоящих, крутых проблем --  куда  укроешься? Он  подошел к проезжей
части,  не  глядя,  не   заботясь  о  конспирации  и   приличиях,  тормознул
автомобиль, так же не глядя  назвал маршрут --  водителем оказалась женщина,
по виду бизнес-вумен... Выбор мог быть и поудачнее: женщина, естественно, не
возражала и не перечила, но она совсем не знала  маршрута и Филарету, вместо
того, чтобы погрузиться в свои невеселые думы, пришлось  прямо указывать  ей
дорогу, а попутно решать проблемы с гаишниками и встречными машинами. Поехал
он к Свете, которая осталась дома, волноваться и ждать.
     - Ура! -- прыжок на шею, поджав ноги, поцелуй, второй, будто из фильма.
Ах, Светка, взрослый человечек, чудо-юдо, как  ты в таком большом городе, да
при Арсении Игоревиче такая непосредственная сохранилась?..
     -- Я уже места себе не находила. А Вилечкин где?
     - Вил по своим делам помчался, у него тоже накопились.  Да  и зачем нам
сегодня Вил? Ты помнишь, что у нас сегодня выходной?
     - Я-то как раз помню, я боялась, что ты забудешь. Я так переживала, вся
в неизвестности, это нечто! Ты же  запретил звонить на  трубку. Ну  что, все
нормально?
     - Более чем. Кстати, мы все уволены в бессрочный отпуск.
     - Как?.. А.. За что?
     - Не за что,  а почему. Арсений Игоревич сильно заболел, очень серьезно
и надолго, если не навсегда. Хорошо еще, что деньги мы до этого получили, он
все  расчеты  заму  поручил,  Вадику,  Петровичу,  знаешь  его,  который  на
облигациях... А так бы еще и по деньгам засада вышла.
     - Ой,  ни  хренушеньки  себе  новости...  - Света удивилась  про  себя,
насколько мало затронули ее слова о серьезной болезни человека, которого она
еще неделю назад считала своим возлюбленным. И не  было  злобы на него, и не
жаждалось мести за измену и вероломство, а  просто... ровно  на душе, хотя и
жаль, конечно... - Филечка, а как же теперь с работой?..
     - А  зачем работа? Точнее, работа нужна,  понятное дело,  но не с целью
заработать  на хлеб насущный, а для  интереса и самоутверждения. Что  тебе в
секретаршах  -- медом намазано? Деньги у тебя отныне есть, так что хватит на
много лет безбедной жизни. Захочешь  -- найдешь работу,  не захочешь --  так
будешь как сыр в масле кататься. На портфель, кинь его куда-нибудь подальше,
но аккуратно, там деньги. И иди сюда, сначала ты меня обнимала, а теперь моя
очередь тебя обнимать...
     - Ой, дурачок, пусти... Я пока не готова... Обед же остынет...
     - Пусть стынет, вот мы его после...
     Подошла очередь и обеда, по обыкновению вкусного и обильного.
     - Растолстеть не боишься?.. Тебе бы в повара, в поварихи...
     - Нет, я за  фигурой слежу,  все до калории  считаю.  Но  считаю  своим
долгом  вкусно  накормить хорошего человека.  А ты -- самый  лучший на  всем
белом  свете! Филечка!.. Давай  я тебе еще добавочки положу? Ну  пожалуйста.
Можно, я тебя с ложечки покормлю?
     - Нельзя. А добавочки -- пожалуй.
     - Молодец какая. Очень вкусно! Тихо,  тихо, тихо... Мера -- мать вещей,
я сыт, предельно  сыт. Ну что, поехали в город, пока  солнце светит и греет,
или ты устала?
     -  Я   от  тебя  не  устаю,   мой  дорогой.   Нет,  вру:   физически  я
чуточку-малюточку притомилась, благодаря  некоторым бессовестным,  но и дома
сидеть больше не хочу. А куда ты меня приглашаешь?
     - Куда захочешь. В кино, в ресторан, в планетарий,  в зоосад... В театр
еще рано  и  не  сезон. В музеи  можем еще успеть,  только надо сообразить в
какие.
     - Не хочу в зоосад, я там заплакать могу.
     -  А-а,  понятно. Ну, в Петергоф  можем съездить, или в боулинг сходить
сыграть. Есть еще пинбол,  где шариками пуляют,  но я его  не люблю. В бутик
можем завернуть.
     - Хочу, хочу! Но только не сегодня.
     - Или в комиссионку.
     - В комиссионку??? Ты еще скажи  на  барахолку  в секонд-хенд.  Нет уж,
лучше в музей.
     - В музеях -- все секонд-хенд, чтобы ты знала
     - Филечка, а ты бы чего хотел? Я хочу, чтобы как тебе хочется...
     -  Мне?  Я   бы  просто   погулял  по   городу,  бесцельно.   В  районе
Петроградской, Заячьего острова...
     - Так и сделаем! О,  мой  повелитель,  позволь недостойной сопровождать
тебя всюду!
     -  Позволяю.  Стало быть,  мы  на моторе  доезжаем  до Петроградской, а
оттуда  пешочком,  попутно  отвлекаясь на  все,  что  прельстит наши зрение,
обоняние, слух, нюх и так далее. Да?
     - Да, принимается! Только обоняние и нюх -- это одно и то же.
     -  Разве?  Виноват,  ошибся.  Тогда одеваемся  --  и  вперед!  Захочешь
какую-нито покупку -- только скажи, деньги есть.
     Они ели  мороженое и  пили сок, поиграли на бильярде, послушали уличных
музыкантов, покатались  на катере  по  Неве  и  каналам,  много  смеялись  и
целовались, но... Света ощущала, что Филарет не в своей тарелке, видела, что
того  гнетут какие-то тайные и тяжелые мысли, и все же твердо  рассчитывала,
что  она  сумеет  защитить,  согреть,  оттянуть  на себя  хотя бы  часть его
забот... Что бы ему такое сделать, или  подарить, чтобы он улыбнулся,  чтобы
он засмеялся,  забыл о невзгодах, вновь стал мягким и нежным, как вчера... И
как сегодня днем... Она сумеет. Надо только исподволь выведать в чем дело, и
тогда она...
     - Я уезжаю.
     - Куда? -- Света состроила было хитрую любопытствующую улыбку, но вдруг
замерла: смысл сказанного стал до нее доходить.
     - Далеко. И навсегда.
     - Что??? -- Света остановилась ошеломленная, не понимая, где стоит, что
происходит, почему она слышит это...
     - Так надо.  Давай не будем стоять на  проезжей части. Пойдем, дай сюда
руку. -- Света, все еще оглушенная  услышанным,  протянула безвольную руку и
пошла  спотыкаясь, через  дорогу.  Они  остановились возле  мостика, Филарет
махнул рукой  и  реденький  ручеек  прохожих  стал  огибать  их  послушно  и
неслышно.
     - Говори, говори, я слушаю...
     - Собственно, я уже все сказал. Ты вся дрожишь, тебе холодно?
     - М-мне тепло. Очень тепло. Объясни...  -  Света хотела  продолжить, но
поняла, что сейчас зарыдает и не сумеет вымолвить ни единого слова...
     - Мне будет  грустно без тебя, Светик. И я очень не хотел,  чтобы все у
нас так вышло.- Света  упрямо  помотала  головой, из последних  сил борясь с
непрошеными слезами...
     - Что... вышло...
     - Что мы с тобой сблизились. Я не удержался, я виноват.
     - Понимаю.
     "Крепка девица"  - удивился про себя Филарет, - "даже голос вернулся, а
слез все нет. Это она сама справилась..."
     - Понимаю... - повторила Света. -- Я тебе не нужна.
     - Гм... В какой-то мере стала нужна, к великому моему сожалению. Но вот
я тебе точно не нужен.
     - Неужели?
     - Да. Кроме того, ты замужем.
     - Я замужем? Ты же  отлично знаешь, что  нет.  Ведь знаешь?  -- Филарет
помешкал пару секунд... и согласно тряхнул головой: да, он быстро разобрался
и в  фальшивой фотографии  на столике, и остальных деталях наивной Светкиной
легенды о замужестве...
     - Знаю. Только не пойму, зачем тебе эта выдумка понадобилась?
     - Ой, я теперь и сама  не вспомню. Девичья дурость, придумала зачем-то.
Но при чем здесь это... И вообще, будь она проклята!..
     - Кто она?
     -  Жизнь  эта, вот  кто!  -- И слезы  хлынули,  первые секунды  робкими
каплями, а потом  все смелее, смелее -- и вот уже целый водопад с рыданиями.
Филарет  положил ей  руку  на  плечо и девушка тотчас же  прижалась  к нему,
спрятала лицо у него на груди, словно бы ожидая, что  он защитит ее от... От
кого и от чего он будет ее защищать? От себя самого? Да ведь он  и так... --
Филарет обнял  ее и второй рукой,  а сам все смотрел, почти  не видя,  вдоль
Иоаннова  моста, туда, на  деревянные сваи, где  сидел тотем Петропавловской
крепости - бронзовый  заяц беляк: шкурку  его приготовили  к  зиме городские
снега  и дожди, богатые солями и  кислотами, лето  пришло, а заяц так  и  не
полинял ему навстречу, разве спинка чуть пожелтела под солнышком...
     - Мы с Велимиром свои заработанные доли тебе отдаем. Так что ты богата.
-- Света  замерла на миг,  отстранилась, попыталась поймать  взглядом взгляд
Филарета, но не успела: слезы вновь застлали ей окружающий мир и она зашлась
в тихих рыданиях.
     - Это около трехсот тысяч,  в том  кейсе, у тебя дома. Там даже рублями
немножко присыпано,  сто пятьдесят  тысяч... - Света застонала  и попыталась
сказать  что-то,  но  слова никак  не  получались... Филарет погладил  ее по
спине, не представляя, что делать дальше... Лишать ее воли, успокоить своими
средствами, он  почему-то не захотел,  ну  не  было на  это никаких душевных
сил...
     - С документами все в порядке, я, кстати, успел о твоей трудовой книжке
позаботиться, на всякий случай... Хотя, зачем тебе она?.. Что?..
     - Куда ты уезжаешь?
     - Далеко. Очень далеко, - повторил Филарет. -- И успокойся, прошу тебя.
Не то как раз и я заплачу. А уж если я зарыдаю -- Нева из берегов выйдет...
     -  Я хочу с тобой поехать. Филечка,  возьми  все  деньги себе!  Возьми,
ладно? Но... не бросай меня пожалуйста-а-а...
     - Ну вот опять... Не могу я тебя взять с собой, это невозможно.
     - Почему невозможно??? Ты сам говорил: когда хочешь  -- все возможно! А
я хочу. Я ничего так в жизни не хочу, как быть навсегда с тобой! Я... я тебя
люблю.
     - Но я тебя не люблю. -- Света замерла.  Плач прекратился и  даже дрожь
прошла,  девушка еще  помедлила  секунду в  его  объятьях  и  высвободилась.
Непослушные слезы опять наворачивались на глаза, но она утерлась ладонью, не
заботясь более ни о своей красоте, ни о косметике...
     - Нет?..
     - Нет.
     - Почему, Филечка? Господи, Боже мой! Почему? Ведь я люблю  тебя и  нам
было  так  хорошо вдвоем?  Я  плохая, да?  Плохая, скажи? Честно, не  жалей,
скажи, чем я плоха, что все, кого я люблю, меня бросают! Чем???
     -  Ты хорошая. Ты  очень  хорошая, за всю мою  жизнь девушки,  подобные
тебе, попадались  мне настолько  немыслимо редко -- на  пальцах  одной  руки
перечесть...
     - Так в чем тогда дело? Я понимаю, такой  суперский... мужчина, как ты,
не на одной  руке, а сотнями поклонниц считать должен,  но... Но я... Я ведь
не такая как все, или  даже как эти... на  руке... Я тебя  люблю всей душой,
пойми ты это! Пойми! --  Света опять  заплакала и даже замахнулась кулачком,
чтобы ударить  в  широкую  грудь Филарета,  но разжала ладонь и  осторожно и
бережно прижала ее напротив сердца. -- Филечка, мой дорогой...
     - Погоди. Давай поговорим серьезно. Ты  можешь прервать слезы минут  на
пять-десять, хотя бы?
     - Я... я постараюсь.
     - Верю в тебя. Итак, предположим, я возьму тебя с собой, мы поженимся и
станем счастливы. Так?
     - Если ты меня не  любишь -- как же ты будешь счастлив? И я тоже...  Ты
точно меня не любишь, да?
     - Светик,  не  перебивай,  мы  же  условились.  И станем счастливы.  На
некоторое время. Ты знаешь, что я не совсем обычный человек?
     - Да,  Филечка, успела заметить. И ты, и  Вил. Я как раз хотела сегодня
вечером у тебя спросить...
     - И я,  и Вил. Но, поскольку речь обо мне, то  -- я. Вил  уехал в  свои
восвояси и мы с  тобой вряд  ли встретим его когда-либо... А я... Я,  как бы
это  сказать... Нечто вроде супермена, колдун, если хочешь,  маг.  Только не
такой, как в бесплатных газетах, а настоящий. Поверь, это так.
     - Я верю, мой дорогой. Но я не за это тебя люблю.
     - Вот. И как ты думаешь, сколько мне лет?
     -  Я догадываюсь,  к  чему ты клонишь, но... Под  тридцать на вид. А на
самом деле?  --  У Светы от вспыхнувшего любопытства даже глаза просохли, но
носиком она все еще подтягивала влагу...
     - А на самом деле не сто, и не триста, и не тысяча, и не две. И даже не
три... дальше  в прошлое не имеет  смысла заглядывать,  поскольку  ты  и это
представить  не  в  состоянии.  Такой вот я  долгожитель.  А  тебе  реальных
двадцать два и ты не колдунья. Понимаешь?..
     - Да. Я  понимаю,  что ты  хочешь  сказать: я состарюсь и умру, а  тебе
опять тридцать. В смысле не опять, а по-прежнему. Да?
     - Примерно так, хотя  я могу выглядеть и на сто тридцать земных, но это
не очень красиво.
     - А ты меня научишь -- и я тоже стану колдуньей? Ты же можешь?
     - Так не бывает в реальной жизни. Вот, собственно, в этом все и дело...
Знаешь,  что?  надоело мне  стоять  среди толпы,  давай-ка  хотя  бы  мостик
перейдем, у воды постоим...
     -  Пойдем,  ладно.  --  Слезы,  казалось,  совсем  перестали литься  из
прекрасных  Светкиных глаз, но  и сияние,  в них,  впервые за двое последних
суток, угасло...  - А  если цыган  на меня  опять  нападет? Ведь тебя уже не
будет рядом, чтобы защитить, а я сама не умею...
     - Не нападет. Я его прогнал и так далеко, что  он никогда  не вернется.
Ни он, ни орда его...
     - Какая орда?
     -  Немазано-сухая, не важно какая. Главное,  что будешь жить, ничего не
боясь.
     - Не боясь... Значит, опять мне не судьба быть счастливой.
     - Почему не судьба? Ты молодая,  красивая, богатая...  Это сама по себе
большое  счастье,  не  согласна? Погоди. Светик... Ты помнишь, как я однажды
сказал: "я подумаю"?
     - Н-нет. Когда это? Я не помню...
     - Ну, когда ты еще рассуждала насчет старения, что не хочешь стареть?
     - А, да, помню, в парке. И что дальше?
     - А стихи мне вчера читала, помнишь?
     - Да, только я не заметила, чтобы тебе какие-нибудь стихи понравились.
     - Какая разница, лишь бы тебе нравились, а у меня, вероятно, полно иных
достоинств.  Я не могу, поверь мне на слово, не могу взять  тебя с  собой  и
сделать равной  себе, ибо я служу совсем иным делам....  Но я  хочу  сделать
тебе подарок, как раз на тему возраста и старения.
     - А именно? Хотя, не нужны мне теперь никакие подарки...
     - Не спеши, послушай. Я сделаю так,  чтобы  ты, начиная с этого дня,  с
этого часа и  до конца твоей жизни старилась вдвое медленнее, чем это сейчас
заставляют  тебя  делать твои  внутренние биологические часы.  Более того, я
сделаю так, мне  это по силам, чтобы первые три года ты  вовсе не старилась,
ни на  минуту. А поскольку замедление процессов старения начнет  действовать
немедленно после заклинания, то эти три года растянутся в шесть. Ты слушаешь
меня?
     - Да, да. Да. Филечка, говори, я... я слушаю тебя.
     - Таким образом, через шесть  лет твои процессы в организме, заведующие
возрастом, включатся вновь, но будут проходить  вдвое медленнее.  Ты  долго,
очень долго сможешь оставаться молодой, как никто из людей на земле. Примешь
ли ты от меня этот подарок?
     - Если ты не шутишь... О, да!
     -  Стоит ли  он  утраченной  любви?  Света?  Что  молчишь?  --  девушка
действительно  молчала. Вдруг она покраснела густо и склонила голову, словно
бы соглашаясь. И вновь закапали  слезы и она заревела, униженная собственной
слабостью.
     -  Не плачь, моя  дорогая и не надо конфузиться. За такой подарок любой
человек на земле душу бы отдал...
     - Ты хочешь мою душу? Возьми.
     - Вовсе нет,  я не охотник  до них. Просто, тебе действительно  кое-чем
придется заплатить за этот подарок, но твоя душа здесь ни при чем.
     - Чем же я должна заплатить за твой подарок?
     -  Памятью. Процесс заклинания, знание  о том,  что ты обладаешь  даром
моим и самые события последних дней должны будут изгладиться в твоей памяти.
     - А еще что?
     - А больше ничего. Я уеду, а ты останешься, молодая, свободная, богатая
и очень красивая...
     - И я ничегошеньки не буду помнить? О тебе? О том что было в эти дни, с
тобой, со мной?
     -  Реального --  ничего. Твоя  память будет  прикрыта непротиворечивыми
воспоминаниями о деньгах  и  перемене места работы,  но и всего лишь. Ни обо
мне, ни о Велимире ты ничего не будешь помнить, это да.
     - Но...
     - Согласна ли ты на эти  условия? Из экономии сил и времени я спрашиваю
один раз.
     - Да.
     - Хорошо. А что но?
     - Что?..
     - Ты сказала: но... У тебя сомнения, вопросы? Спрашивай, пока возможно.
     - Я бы хотела попросить... Как тебя по-настоящему зовут?
     - Вот  спросила...  Не знаю,  как ответить, чтобы это было правдой... В
последние годы Ёси, потом Филарет, раньше -- чаще всего Сэйси звали, но  это
не имеет значения. Зачем тебе?
     - Я  бы хотела помнить о тебе. Я... не хочу забывать тебя и свою любовь
к тебе. Филечка, ты моя первая настоящая любовь.
     -  Глупенькая...  Этой  любви  осталось жить минуты и  никто  о ней  не
вспомнит, не заплачет и не пожалеет. Через час ты будешь весела, как птаха в
поднебесье, а я...
     - А ты что?
     - А вот я буду обречен помнить о тебе. Долго и очень-очень долго... Без
единого шанса зайти еще раз в эту же воду.
     - Значит, ты любишь меня? Любишь, Филечка??? Ну скажи!
     -  Не скажу. Это не имеет значения.  Нет. Но... Знаешь, пусть будет но.
Слаб человек, а  я  покамест человек, здесь и сейчас,  поэтому сделаю себе и
тебе одну поблажку...
     - Ура!!!
     - Тихо.  Призрачную  поблажку, теоретическую. Существует поверье, что в
ка