Лук уже вернулся и
девушка запнулась.
     - Сударыня, давно собирался задать вам вопрос... Вы позволите?
     - Конечно, спрашивайте. -- "Когда давно? -- вертелось на языке у Свете,
- когда мы друг-друга знаем несколько минут от силы..."
     -  Красота  редко бывает столь  совершенной  как  у  вас.  Чем,  какими
достоинствами  вы  компенсируете это  непростое обстоятельство? Трудитесь  в
сфере  изучения  иностранных  языков,  внедряете инновационные проекты?  Или
просто снимаетесь в череде однотипных блокбастеров?
     - Я... не совсем понимаю...
     - Он  делает  тебе  комплименты, вот и все. Лук, мы и вправду  здесь по
работе и не приставай к девушке, она тебя стесняется.
     -  Странно.  То  ты  всегда  укоряешь  меня,  что  я  молчу   на  твоих
интернетовских реалити-шабашах, то осуждаешь вежды мои, манеры мои, то вдруг
рот затыкаешь...
     - Угу, уста еще скажи.
     - Уста - это специальный рот для меда и поцелуев, я же - философ.
     -  Так  потому,  что  у  тебя  все невпопад получается. В  прошлый раз,
кстати, ты позиционировал себя как писателя.
     -  Это не важно, не  надо оправдываться..  Укорять,  вместо того, чтобы
гордиться...
     - Чем гордиться, тобой, что ли?
     - Нет, но знакомством со мной.
     - Я обязательно исправлюсь. Над чем сейчас трудишься?
     - Ну там... есть один  проект, завершаю... Осевая философская проблема,
вокруг которой и строится вся вещь такова: почему-то ноги  используют в пищу
гораздо чаще, чем руки.
     -  Блестяще,  Лук, просто и гениально!  Сразу ясно, что не какая-нибудь
белиберда. Вот только читатель может не оценить, или не так понять...
     - Читатель? Читатель -- это пассивный графоман. Кому нужно его мнение?
     - Действительно. Крупноформатная вещь?
     -  Ну так...  Листов  на  17  авторских...  Художественная  --  отвечу,
опережая твой следующий вопрос..
     - Ого. Целый роман. А сюжетный, или более модных очертаний?
     -- Роман без сюжета -- что драка без участников. Вроде  бы пока неплохо
идет, самому  нравится.  И еще одна странность:  почему тебе всегда холодная
вода достается, а мне из того же самого источника, из-за того же прилавка --
как повезет?
     - Сам же и ответил -- как повезет! Дашь почитать?
     - Удача принадлежит везучим... Дам. Но ты не прочтешь.
     - Почему это?
     -  Потому что  планы твои,  жизнь твоя -  внезапно изменятся  и  мы  не
увидимся долго, и даже очень долго.
     - Ну  опять начинается...  Нет, Лук, роль кумской сивиллы тебе никак не
подходит,  пророк  из  тебя паршивенький. Я  ответственно  говорю и  обещаю:
увидимся  скоро, прочту обязательно, прямо с монитора, обсудим  и вообще все
будет как встарь. А? Как тебе встречный мой проект?
     - Эх... Он очень хорош, но слишком невероятен для фэнтези... Жалко, что
я никогда не спорю на деньги и проставку с абсентом, хотя это модно, ты бы у
меня  был вечным  банкротом по кабальной  записи. Но  что мне моды,  когда я
прав...
     - А вы совсем не любите современную моду? Потому что  не любите  никому
подражать, да?
     -  Я???  Не  люблю?  С  чего  бы?  Но  сударыня,  я  отнюдь  не  против
современности. И мода -- это вовсе не слепое подражание, а простое повальное
совпадение вкусов.
     - А почему тогда вы сказали, что не спорите на деньги? Из принципа, или
вам вера запрещает?
     -  Нет,  просто проиграть боюсь. Кругом столько мошенников, леди Света,
но я так прост и доверчив...
     -  Ну  вот, теперь, стало быть, и я  в  мошенники попал,  а был простым
брокером.
     - Да тише же  ты... Брокером! Посторонним, простым честным людям, вовсе
ни к  чему это  знать -- насторожатся мгновенно. Видишь, наша официантка уже
подозрительно посматривает в твою сторону,  проверяет на  свет червонцы, что
ты  ей  вручил...  Плохо  твое  дело,  Филарет. Вот что! Попробуй  незаметно
скрыться, а мы со Светой сделаем вид, что ты случайный знакомый, попутчик. А
завтра в это же время...
     -  Не гони,  Лук,  успокойся. Я  в  последние дни и  так  уже  порядком
притомился от чужого чувства юмора. Лучше позволь мне тебя подраспросить кое
о чем?
     - Смотря о чем.
     - Ты здесь часто бываешь?
     - Хм... Ну ты спросил. В нынешнем году?
     - Да.
     -  Этим  летом -- был  раза  четыре, когда погода стояла хорошая  и без
слякоти. Пять. Четыре раза днем и утром, один раз глубокой ночью.
     - Тебе не доводилась встречать и видеть что-либо необычное? Ну,  такое,
чтобы ты обратил внимание и задумался над странностью увиденного?
     - Ночью?
     - Н-нет... Меня больше интересует день, то, что ты днем мог видеть.
     - Однажды  утром,  в густом кустарнике, прямо на скамеечке и не  снимая
роликов, не при Свете будь сказано... Не то? Не сопи, дай вспомнить...
     Света  навострила  уши  и  с  любопытством  стала  ждать,   что  такого
интересного  вспомнит этот  Лук, но  он вдруг понес  какую-то унылую чешую о
каких-то общих с  Филом  знакомых,  что-то  сам  стал спрашивать о  Тибете и
каких-то  пентаграммах,  а  Света  всегда  ненавидела  математику...  И  она
постепенно  отвлеклась,  и  пользуясь  тем,  что  мужчины  зудят  меж  собою
вполголоса   и   скучно,   извлекла  косметический  набор   и  приступила  к
косметическому ремонту  походного макияжа...  Еще  на днях она  прочитала  в
журнале о разнице в способах накладывать элементы мэйкапа под естественное и
искусственное освещение  и  решила  по этому  поводу  проверить  одну  идею,
которая  озарила ее  сегодня  утром. Именно этот  карандашик  должен как раз
подойти...
     - ...слава и деньги не убивают андеграунд, они его очищают. Так что тут
некого жалеть и нечему сочувствовать.
     -  Как  знаешь.  Ценно, ты мне  словно специально  встретился. Лук,  ты
истинный  друг, грамотный советчик и я твоей помощи не забуду.  И еще: ладно
-- я ощущаю что к  чему, но ты-то как управляешься? У тебя ведь ни опыта, ни
чутья. Как тебе удается, поделись?
     - Очень просто, дружище Филин: я мыслю.
     -  Тогда понятно.  Ты мыслишь,  следовательно мы  существуем. Удобно  и
абсолютно  все объясняет.  Да. Увы, нам пора, пора,  пора! Крепко  жму  и до
скорых встреч! Светик, собирайся и идем... - Лук тоже встал,  не  переставая
стискивать в дружеском рукопожатии руку Филарета  вздохнул, улыбнулся Свете,
но на этот раз уже без подвохов, тепло и просто.
     - И мне время двигаться дальше. Всем пока! Света?
     - Да... Лук?
     - До встречи, быть может...
     -  Да. Конечно,  обязательно!  До свидания! --  Света  вежливо помахала
ручкой,  но Лук  уже не видел этого, он шагал по  асфальтовой дорожке прочь,
куда-то к выходу из парка, в сторону метро.
     Филарет и Света несколько секунд молча  смотрели ему вслед, потом вдруг
рассмеялись   коротко  и   дружно,   синхронно  развернулись   и   недлинным
расслабленным  шагом  тронулись  в  противоположную сторону,  к  стадиону  и
мачтам.  Было  тихо и солнечно в огромном парке, воздух чуточку  колыхался в
такт  ветвям и верхушкам деревьев,  молодые  мамы и роллеры  рассеялись  кто
куда,  исчезли  крики  людские  и  музыка,  гудки  автомобильные  и  постуки
строительные, нашим героям показалось на  мгновение, будто весь мир снизошел
к ним, отринул  прочь остальную человеческую  цивилизацию и бережно заключил
их в свои объятья, чтобы им стало уютно вдоем и только вдвоем.
     "Идеальное время и ситуация  - перейти к сияющим взглядам и разнеженным
поцелуям" - подумал  Филарет,  но  сам  вместо этого продолжал  и  продолжал
шарить взглядом по сторонам и локоть его казался Свете чуть тверже обычного.
     - Филечка...
     - Да, дорогая?
     - А можно я задам тебе один вопрос?.. Я тебя не отвлекаю от думания?
     - Нет. Задавай.
     - Как ты так  сразу догадался, что  этот  Лук  не просто сидит, напиток
пьет, а мечтает о Париже?
     - Кто?.. А... Понимаешь... Короче, я давно его знаю и  у нас существует
своего  рода  история  наших взаимоотношений  и  тем  для бесед...  Приколы,
ритуалы, то, се... Вот я и догадался.
     - Филя...
     - Да?
     - Знаешь, ты, наверное, самый умный человек, каких я только встречала в
своей жизни! Нет, я серьезно! Самый мудрый, самый...
     - Да ты что?
     - Да. И не только  потому,  что  ты на него  глянул и в момент обо всем
догадался, а вообще, по жизни...
     - Ты испортишь меня незаслуженными похвалами, Света.
     - Нет, заслуженными!
     - Заслуженными похвалами, чтоб ты знала, испортить человека и работника
еще проще.  Кстати, вот  этот самый Лук, с кем мы сейчас время проводили, не
жалует слово мудрость, говорит, что мудрость -- это идея-пенсионер!
     - Как это? Почему пенсионер?
     - Он так говорит, не я. По нему  -- любая мудрость когда-то была новой,
смелой мыслью, наблюдением, идеей, впечатлением. А с годами все  признали ее
полезность стали ею пользоваться и постепенно к ней привыкли, стали считать,
что она всегда была, эта мысль, все известна и всем приелась, но пока живет,
за счет прошлых заслуг...
     - Прикольно! Хотя я и не совсем согласна.
     Я тоже, однако, мы пришли.  Вот мачта останкинского типа. Вот  заветная
дверь, обитая железным листом. Вот замок. Знаю, вижу: ушел товарищ по нуждам
своим, ибо  замок  навесной  и  подвешен  уже.  И это  своевременно,  и  это
превосходно. А  вот здесь -- Фил  хлопнул по боку -  ключ к замку. Предлагай
же, напарник!
     - Ключик в замочек, Филечка. Предлагаю тебе достать ключ и  вставить...
-  Света  вдруг  покраснела  до   ушей  и  смолкла.  Она,  видимо,  захотела
поправиться в сказанном и покраснела еще гуще, но, видя, что Филарет, весь в
своих  думах, никак  не  отреагировал на ее  смущение и попросту  выудил  из
пиджачного кармана ключ,  перевела дыхание и даже  спросила с робостью. -- А
мне тоже с тобой наверх подниматься?
     Странно... Только что Света подумывала о благовидном предлоге, чтобы не
заходить  внутрь  этой  мачты, а подождать  Фила внизу, пока он  справится с
делами,  подышать свежим  воздухом, подставить  солнышку открытые руки, так,
чтобы загар ложился  равномерно. Однако, отчего-то-почему-то, окружающий мир
незаметно и стремительно утратил уют и негу, словно бы затаился и смотрит на
них недобро и прицельно... Света не могла себе объяснить --  что случилось и
почему в такую мягкую погоду у нее  гусиная кожа проступила, но теперь уже с
надеждой  ждала,   что  Филарет  утвердительно  кивнет   и  она  с  охами  и
всхныкиваниями, но пойдет за ним и не останется одна.
     - Тебе?.. Нет, я думаю, ни к  чему. Видишь -- скамеечка? Сядешь туда  и
подождешь  меня,  пока я сгоняю  наверх,  осмотрюсь,  разберусь, найду, либо
обнаружу отсутствие... На все про все клади пять, много, десять минут, но уж
ни секундою больше. И соскучиться не успеешь.
     - Филечка, но мне тут...  Ты точно не надолго?.. Мне страшно почему-то.
Мне хочется  отсюда  бежать,  словно  мы  преступники,  или  воришки  какие.
Филечка, дорогой, не оставляй меня здесь одну.
     -  Страшно? Странно как. Странно. Обычно  людишкам  становится  страшно
отнюдь не во время отсутствия моего... А тебе страшно, без меня и средь бела
дня...  Страшно, страшно, страшно...  Чую, но что я  чую? Фил  приподнял  на
Свету невидящие глаза и ее пробил мгновенный озноб.
     -  Филечка! Что с тобой??? Я... Я...  Пожалуйста, умоляю тебя, не пугай
меня... Филечка, почему ты так смотришь на меня???
     -  Тихо.  Светик,  успокойся. Что?  Э,  не  обращай внимания, дорогуша,
просто  мне  никак не  разобраться  в  этой  перепутанице  ощущений.  Ну-ка,
посмотри на меня? Чего испугалась, а, гусь лапчатый? Все еще боишься?
     -  Ой,  Филечка... Когда ты ТАК смотришь, не боюсь,  а  до  этого ты до
смерти меня напугал, у меня  руки-ноги  отнялись...  У тебя  такие  жуткие и
чужие были... Пожалуйста, не пугай меня так больше, ладно? Да, Филечка?
     - Да. Значит, так. Вот скамейка -- и жди. И никуда не отходи.
     - Нет! Я... не могу.  Возьми меня с собой. Я понимаю, что я дура, но не
оставляй меня здесь.
     - Да что ты  боишься? Смотри какой день чудесный: солнце, небо, травка,
ветерок... -  Филарет повел  рукой, словно бы раскрывая ей глаза на  идиллию
северной природы,  поселившуюся в обезлюдевшем  парке, но  из под ногтей его
хлестали невидимые  Свете молнии, они тонкой прошвой  плавили почву  и песок
вокруг скамейки, пока не образовали круг, несколько  неправильной  формы, но
замкнутый, диаметром около четырех метров.  --  Эдак ты и  меня запугаешь. У
меня ведь  тоже нервы шалят, поскольку  я  лезу в чужое учреждение почти без
спросу. А  ну как случайный  патруль  объявится? Менты  сначала  подберут  и
отметелят, а потом разбираться станут.
     - Так может, леший с ними, с этими документами? Филечка, а? мы в другой
раз приедем, с  Велимиром, все-таки вас  двое  будет?  Подождем,  пока  твой
Виктор выйдет на работу?
     - Дольше разговариваем. Я мигом. Но вот что. Слышишь меня? Света?
     - Да, Филечка.
     -  Вот скамейка.  Сядь  и  ни под  каким  видом  никуда ни на минуту не
отходи. Понятно? А я постараюсь, чтобы тебе не было страшно.
     - Как прикажешь, мой дорогой  б-босс. -- Света  не вполне оправилась от
дикого ужаса,  несколько  минут назад внезапно  испытанного ею  от... Но уже
попыталась шутить, хотя губы все  еще  прыгали  - Только ты поскорее, а то я
уже заранее соскучилась...
     - Ни в туалет,  ни за унесенной ветром купюрой, ни на чей зов по любому
самому  уважительному  поводу  -- ты  не  должна  отвлекаться и откликаться.
Только сидеть и ждать меня. Понятно ли тебе?
     - Да. Я же тебе сказала: я все поняла, буду здесь неподалеку.
     - НЕ неподалеку!.. А на скамеечке, никуда, ни единой  ножкой не  отходя
от нее ни на метр. Повтори.
     - От скамейки ни на шаг. А почему?
     -  Потому что когда я  буду подниматься, я буду выглядывать и смотреть.
Мне  Виктор  объяснял,  да   я  и  сам  помню,  что  именно   эта  скамеечка
просматривается из любого места башни, мачты этой дурацкой, и у меня будет в
сто раз спокойнее на душе, если я, вдруг выглянув, буду тебя  видеть. Внутри
же шариться,  среди пыли и грязи, по  стенкам лазать --  это мужское дело  и
если тебя  взять с собой --  так переломаешь руки-ноги  и  я вообще умру  от
беспокойства за твое здоровье. Из двух зол, как говорится, выбирают меньшее.
Поэтому ты со мною не идешь, а остаешься здесь и от скамеечки ни  на миг, ни
на сантиметр не отходишь. Договорились?
     -  Да, босс!  А ты  правда за меня беспокоишься? Филечка, скажи мне это
еще раз?
     - Беспокоюсь.
     - Нет, ты не так скажи. Ты...
     - БЕСПОКОЮСЬ! Все, не серди меня, я быстро. Побежал.
     Узко и тесно было скакать вверх по лесенке: справа, слева, снизу бетон,
ржавая арматура, какие-то  кабели... От всего ощущение  запустения  и  пыли.
Филарет фыркнул  и чихнул: нюх вот-вот лопнет от местных  запахов  плесни  и
окурков,  от  Андрюшиных  листочков  со  скрепочками,  но  до  них  еще  два
поворота...  И чуждая  сила,  по типу --  нечисть среднего формата, наконец,
обозначила  свое  присутствие...  Должны  бы клюнуть  на Светку... И как они
раньше сумели замаскироваться, что их ничем было не опознать, не дотянуться?
Никак  их  было  не ощутить..  Выходит, все дело  в  Свете, а  не  в  жалкой
серебряной   проволочке-змейке-цепочке.   Хотя   тоже  забавная  штучка:  на
понимание --  стерильная  абсолютно, а тем  не  менее ему  она она  поначалу
причудилась  змейкой-цепочкой, Света  сразу  же браслет увидела,  а  Вилу...
Есть.
     Папка с  бумагами  лежала на  ожидаемом  месте и  к ней  явно никто  не
прикасался в  ближайшие  часы...  Филарет  сосредоточился...  Нет, абсолютно
точно, враждебная мощь, недавно им почуянная,  к этой  папочке отношения  не
имеет... Или она гораздо круче, нежели хочет  казаться... И она есть.  И она
рядом, уже внизу.
     Вниз Филарет спускался шагом, соблюдая глубокое и мерное дыхание, папка
с бумагами и нужными подписями - под мышкой,  получилось даже медленнее, чем
когда он мчался вверх, с топотом нарезая спирали по лестницам...
     Какое солнышко!  В самый раз  - и тепло, и не жарко,  и сердцу скромное
веселье. Филарет  погладил  папку  и она  сморщилась, сплющилась  в  носовой
платок -- это чтобы не мешала в  ближайшие минуты.  Платочек  в  кармашек, а
руки подразмять, приготовить...
     Света дисциплинированно  сидела на скамеечке, по самому  центру ее, и с
увлечением  рассматривала  в  зеркальце  левую бровь. Ее удручало,  что  она
удалила не ту волосинку и  теперь бровь  не  такая соболиная, как должна  бы
быть по  замыслу,  за день же,  как известно, брови не  отрастают,  придется
придумывать -- чем и как  правильно подрисовать.  Но теперь все равно: рисуй
не рисуй - это катастрофа для  человека с тонким вкусом! В сей драматический
момент  Света даже  о деньгах и Филарете забыла и не видела никого  и ничего
окрест,  погруженая  в   себя  и  собственные  беды.   Неровная  окружность,
очерченная  Филаретом, отделяла от всего остального  мира садовую скамейку и
небольшой  кусочек  пространства,  а  за пределами  этого  условно  круглого
островка   пытались  развернуться  события.  Целая  толпа  существ  окружила
гигантский  магический  стакан,  не в  силах,  видимо, преодолеть наложенную
защиту. Черно-смуглые, косматые,  все в  ярко-грязном  тряпье,  эти существа
мало походили на людей, хотя и стояли вертикально,  на задних конечностях, а
передние -- длинные, узловатые, с пятью корявыми когтями на каждой, пытались
просунуть сквозь невидимую защиту. Было  их с дюжину, как мгновенно прикинул
Филарет... И старый знакомый губастый цыган с каким-то медвежонком, итого --
тринадцать  с половиной.  Знать,  не случаен он  был  в  метро,  на  станции
Спортивная,  цыган  этот...  Хотя смердит от  него и  его банды  просто, без
особых фокусов и изысков.
     -  Ребята,  ай  ищите  чего?  --  Филарет  театральным  басом  крякнул,
нагибаясь,  поднял  кусок  ржавой трубы, взмахнул  им  раз,  другой:  воздух
взвизгнул, ужаленный полированным, с просинью, булатом, рукоятка с небольшой
круглой гардой поерзала, приспосабливая к себе баланс и руку, выделила место
для  второй  руки, прижалась к большому и указательному пальцам  и замерла в
ожидании.
     - Ох! Вон он где! А мы думали ты внутри, с бабою по зеркалу милуешься!
     - Что ты, что ты, любезный, ведь я не извращенец.
     - Сабелькой пугаешь, да? Колдунок, да? Теперь не  уйдешь. -- Цыган весь
распустился в толстогубой улыбке и вдруг  подобрал нижнюю губу, присвистнул:
в то же мгновение пара чумазых  монстров взметнулись  в стремительном прыжке
по  направлению к Филарету. Долетели,  разъехались  на двое каждый и опали к
его ногам на  потемневший  от  крови  песок.  Но кровь  получилась  какая-то
неубедительная, летучая:  задымилась, заклубилась темным и растаяла,  как не
было ее. Задымились и разрубленные тела.
     - А ведь убил. Погубил Харю и Ларю. Гад. Падаль. Плачь, плачь, причитай
по себе, громче да скорее, смерть твоя пришла.
     - Разве  это  убил? Так, пошевелил  кучу  и положил чужого  шара.  А на
дурака дуплет  вышел... Ну-ка,  дай-ка мне еще парочку:  видишь --  у одного
срез не гладкий.  Надобно исправиться.  Да  не жалей,  мора, новых из  говна
налепишь!
     Цыган пробормотал что-то резкое и вдруг взвыл, что есть мочи:
     - Рабар! Встршмтвор!!! -- воздух возле рук  его  заколыхался, колыхание
усилилось, расплылось вокруг; все предметы и  персонажи  этой сцены потеряли
четкость очертаний, хотя и продолжали  оставться видимыми  сквозь прозрачную
зыбь. Наконец эта зыбь достигла Филарета, он двинул мечом -- но тот отскочил
с  бессильным  звоном, выпустив из  колыхания целую  струю  ярко-синих искр.
Цыган захохотал и засвистел пронзительно. Оставшиеся косматники  (как их про
себя  назвал   Филарет),  еще  более  уродливые  и  нелепые  в   колышущемся
пространстве,  взяли его в кольцо, им  эта зыбь ничуточки  не вредила  и  не
мешала. Филарет, не шутя  уже, взревел и  ударил мечом  с дв