Рука
ходила ходуном. Амалия положила ее на сгиб левой, прицелилась  в  черную,  с
безупречным пробором голову и нажала на спуск три раза подряд.
   Закрыла глаза. Берт подхватил ее на руки и посадил в машину.

***

   С этого октябрьского дня след Умника и Рональда теряется. Амалия  -  иное
дело, она объявилась через год и вернулась  на  работу  в  "Дженерал  карз";
Мабен принял ее с
   Готовностью. Но о тех двоих  ничего  определенного  не  известно,  только
слухи бродят. Адвокат Эйвона якобы дал понять - в тесной компании юристов, -
что получает распоряжения от своего доверителя.  Люди,  близкие  к  "Рокуэлл
интернэшнл", смутно толкуют насчет нового корабля, засылаемого к  Марсу:  на
нем  вроде  установлен  совершенно  невероятный  аккумулятор.  Семье  Аарона
Стоуна, погибшего в Детройте, неизвестный  прислал  чек  на  крупную  сумму.
Сестра  Рональда  Басса  получает   чеки   регулярно.   Слухи...   Слухи   и
предположения...
   Правда, произошло также событие, вполне определенное и несомненное. Город
Даллас, известный не только тем, что он - крупнейший город штата Техас, но и
тем, что в нем убили президента  Кеннеди,  прославился  еще  раз.  Именно  в
Далласе, перед входом в гостиницу "Хилтон",  застрелили  нефтяного  воротилу
Дана Эрикссона, главу компании  "Мобил",  члена  совета  директоров  десятка
компаний, и прочая, и прочая. Застрелили нагло, среди бела дня, в  открытую,
причем убийцу тут же прикончила охрана Эрикссона.  Пресса  взревела.  Особую
пикантность событию придало то, что  стрелял  Фил  Малган,  доверенное  лицо
гангстера-патриарха Лентини, погибшего за месяц до того  на  севере  Испании
при  невыясненных  обстоятельствах.   По-видимому,   только   три   человека
догадывались о подоплеке этого убийства: Мабен, Бернанос и Си-Джи - особенно
последний. Он гостил у родителей в Майами и утром, просматривая газеты перед
завтраком, увидел фотографию террориста. Клем узнал это длинное лицо,  узкий
длинный рот и припомаженную голову. И солнечный  ноябрьский  день,  продутый
ветром с Гольфстрима, на секунду затянулся черной пеленой стыда и унижения.
   Да, три человека догадывались, однако же  и  они  не  знали,  где  сейчас
человек, запустивший всю эту дьявольскую карусель. Хотя  Бернанос,  купивший
дюжину новых галстуков после известия  о  гибели  Папы  Лентини,  готов  был
наизнанку вывернуться, чтобы познакомиться с "парнишкой", окоротившим  грозу
Нью-Йорка.

***

   Но есть человек - его никто и никогда не  спрашивал  о  Берте  Эйвоне,  -
который мог бы  поклясться  на  Библии,  что  за  последний  год  видел  его
несколько раз. Это черный нью-йоркер, который много лет  собирает  плату  за
проезд через мост Верразано-Нэрроуз. Иногда - днем, иногда  -  ночью:  какая
смена выпадет. Он сидит в одной из восемнадцати будок, поставленных  поперек
широкой площади на выезде с моста, - точнее, в  одной  из  пяти,  в  которых
контролеры живые, а не электронные, - и к нему сплошной  чередой  подъезжают
машины. Он принимает двенадцать долларов; когда нужно, дает сдачу, и каждому
водителю, сказавшему  "спасибо",  непременно  говорит:  "Счастливого  пути".
Перед ним - цепочка автомобилей, ждущих очереди, за нею - двухъярусный съезд
с моста Вер-разано, обрамленный гирляндами цепей-подвесок, уходящих ввысь, к
невесомой громаде несущей арки,  и  вдаль,  на  бруклинский  берег,  улетает
выгнутый пролет моста, и видно, какой он мощный и громадный,  но  все  равно
невесомый, как осенняя паутина.
   У человека, сидящего в будке,  потрясающая  профессиональная  память.  Он
помнит в лицо каждого водителя,  проехавшего  под  его  шлагбаумом  хотя  бы
три-четыре раза, и, бывает,  ошарашивает  человека,  говоря  ему:  "Рад  вас
видеть, сэр, давненько вы не ездили  на  Стейтен!"  А  огромного  мужчину  с
толстыми руками и большим носом  он  помнит  очень  хорошо,  потому  что  за
последний год носатый толстяк проезжал мимо него трижды и каждый раз подавал
в окошко будки двадцатку, отказываясь от сдачи.

   Июнь 1997