подыхать,  вот  же  сволочи,
думала Амалия. Берт крикнул:
   - Рон!! Пропусти его к нам!! - Пригнулся к левому окну и объяснил:
   - Рон хотел его  ударить...  А,  вот  и  мы!  Фургон  выскочил  слева,  с
водительской стороны. Амалия повернула к нему голову и увидела, что из  окна
на нее смотрит автомат. "Мы под защитой  поля",  -  напомнила  себе  она,  и
сейчас же черный ствол выплюнул  в  нее  две  пламенно-оранжевые  вспышки  и
исчез, а половинка дверного стекла под автоматом мгновенно помутнела и  тоже
исчезла.
   - Дай по нему бортом! - крикнул Берт. - Ну?!
   Амалия не успела ударить: фургон отстал. Она  еще  сбавила  скорость,  но
было видно, что обе машины бандитов отодвигаются назад, и вот они  уже  едут
рядом - насколько можно судить, сразу за "мерседесом" Рона.
   - Не-ет, не бросят, не таковские... - проворчал Берт. - Совещаются...
   По привычке Амалия считала секунды: тридцать, тридцать пять, сорок. Между
сорок  первой  и  сорок  второй  послышались   "га-ак,   га-ак,   га-ак"   -
крупнокалиберный автомат - и почти сразу тяжелое "у-ух!". Их швырнуло вперед
и осветило сзади.
   Она притормозила, потом остановилась.
   Легковая машина пылала бледным бескопотным пламенем -  совершенно  как  в
кино, - накатываясь на машину Рона. Рон вильнул и подъехал к  ним  слева,  а
горящее авто сползло с шоссе и остановилось.
   - Ронни, ты видишь их фургон? - спокойно спросил Берт.  Было  видно,  что
Рон кивнул и зашевелил губами.
   -  Он   говорит,   они   отстали,   но   не   уходят.   Разворачивайся...
Разворачивайся, кому сказал! Еще спрашивает - зачем!
   Амалия и не заметила, как спросила. Рон подал вперед, и они  одновременно
стали разворачиваться. Когда  выехали  на  прямую,  увидели,  что  фургончик
все-таки уходит - не очень быстро и сильно виляя.
   Позади, в горящей  машине,  захлопали  выстрелы.  Патроны  рвутся,  целый
арсенал, подумала Амалия. Через секунду там грохнуло уже  очень  сильно,  их
качнуло, а в зеркале мелькнули клочья пламени, взлетающие к бледному небу.
   - Гранаты? - спросил Берт. - Впрочем... Амми, прыгай на заднее сиденье!
   Он ногой спихнул ее ступню с педали, перехватил руль. Амалия  извернулась
и через спинку водительского сиденья перебросилась назад,
   Странно виляющий задок фургона медленно приближался. Берт прибавил газа и
скомандовал
   - Амми, ложись на пол и включи машинку. Рон, я захожу перед  ним.  Ты  по
команде ударишь его сзади Понятно?
   Амалия перебралась на пол, включила  Невредимку  на  поясе  и,  приподняв
голову, посмотрела в правое окно -  увидела,  как  наполз  коричневый  борт,
увидела зияющую дыру на месте стекла, подумала, что это другое, не  то,  что
было разбито у нее на глазах, и что за окном никого не видно. В эту  секунду
Берт резко взял вправо, сбил фургон на обочину и обогнал его.
   - Что ты хочешь? - спросила она.
   - Ты упрись, - пробасил он очень спокойно. - Едет,  не  посмел...  Ронни,
раз, два, три!
   Тормоза внизу  отчетливо  скрипнули;  Амалию,  одетую  полем,  прижало  к
стойкам передних сидений - совершенно нечувствительно, - и сейчас же  что-то
темное закрыло широкое заднее  окно,  мелькнуло,  бесшумно  улетело  вперед,
раздался грохот "Держись!" - крикнул Берт, и ее еще раз прижало.  Отпустило.
Амалия приподнялась и посмотрела в переднее стекло.
   Они стояли. Прямо перед капотом торчал бандитский фургон - колесами вверх
и двигателем назад, к ним. Амалия не сразу поняла, что видит именно  передок
машины, так он был искорежен. Поняла,  когда  увидела  перевернутую  измятую
надпись "Мицубиси" над зияющей дырой на месте ветрового стекла Людей  внутри
не было видно, хотя в отверстие ярко светило низкое еще солнце.
   - Не выходить! Быстро отсюда! -  приказал  Умник,  выворачивая  налево  и
вперед. - Слава Богу, не ахнуло...
   Он резко развернулся - так что Амалия снова  упала  на  пол,  -  отключил
Невредимку и погнал к югу, мимо горящей машины, что-то бормоча себе под нос,
иногда передергивая плечами.
   Амалия так и осталась на полу. Лежать в поле Невредим-ки было удивительно
приятно - как на самом мягком матрасе, равномерно подпирающем все тело. "Вот
что он проделал, - думала она, - тормознул, подставил им багажник, а Рон еще
наподдал сзади, и они проскользнули по защитному полю поверх нашей крыши,  а
мы еще ехали и снова по ним ударили. Полем, как танковой броней.." Ее слегка
тошнило. "Сколько их было в обеих машинах? Даже если по два  человека..  Без
пощады .. Повезло.. Как повезло, что никто не ехал по  шоссе.  Впрочем,  это
обычное дело, некуда здесь ездить. Но кто-то нас  выдал,  однако  же...  Они
ждали наших машин .. Дальше на них ехать нельзя".
   Почему-то Амалия не могла  сейчас  восхищаться  Бертом,  его  неколебимым
спокойствием и мгновенными,  точными  решениями  Даже  его  изобретательской
гениальностью. Тошно ей было, тошно. Она закрыла глаза и  вспомнила,  что  в
хаотической куче, мелькнувшей в перевернутой "мицубиси", на потолке, ставшем
полом, видела что-то похожее на человеческую спину. "Пусть  так  Они  хотели
нас убить, мы только защищались.. " Наконец Берт позвал ее
   - Эй, Амми, ты где?
   Она выключила машинку, сразу ощутив жесткий пол, и перелезла к нему  Берт
странно, искоса, поглядел на нее и спросил:
   - Ну, ты как?
   - В порядке. - Она заставила себя  улыбнуться  -  Куда  мы  теперь?  Надо
сменить машины.
   - Ага. Верно. У  Марты  стоит  запасная  -  я,  ваш  Умник,  своевременно
озаботился, К счастью, другого цвета. Эти оставим у нее в гараже.
   - А поместятся? - почему-то спросила Амалия. И сейчас же, без перехода  -
Кто-то нас все-таки выдал, Берт.
   Он опять перекатил на нее глаза, помолчал а очень мягко проговорил:
   - Известно кто.
   - Ну?
   - Томас, Амми.
   - Откуда ты...
   - Рон видел его. Он был во второй машине. Смотрел на Рона и улыбался.
   Она закрыла лицо ладонями и зарыдала, привизгивая, обливаясь слезами.
   Умник больше не смотрел на нее. Вел  машину  на  ста  километрах  в  час,
отсчитывал километры, оставшиеся позади, и ждал,  что  вот-вот  над  дорогой
появится полицейский вертолет.
   Когда выехали на магистральное шоссе и влились в  общий  поток,  он  взял
Амалию за запястье, оторвал мокрую ее руку от мокрого  лица  и  поцеловал  в
ладонь.
   - Эй... Обезьянка... Ну что ж теперь поделаешь... Она  вырвала  руку,  но
сейчас же ухватилась за него обеими руками и уперлась лбом в плечо.
   - Ну ничего, ничего, - бормотал он. - Ну ничего...
   Через небольшое время Амалия разжала пальцы и подняла голову. Глаза у нее
были уже сухие, огромные и светлые - как выбеленные. Она спросила:
   - Как такое может быть, а, Берти?
   Он заговорил сразу, будто ждал этого вопроса.
   - У меня был учитель... есть учитель - профессор Горовик. Когда я был  на
втором курсе, ему испоганили фасад дома - нарисовали свастики  и  эсэсовские
молнии - и написали: "Евреи, вон  из  Америки".  Я  чуть  не  лопнул,  когда
увидел, и стал орать, что найду их и измолочу. Понимаешь, проф  -  он  такой
человек, он доброты  необычайной...  Как  Марта  -  такой  же  добропомощный
человек. И он мне вдруг говорит: "Берт, оставь  это.  Пойми,  между  ними  и
шимпанзе разница меньше, чем между тобой и ними".
   - Это верно, - вдруг сказала Амалия. - Куда меньше. Я таких видывала,
   - Смотри ты! А я тогда взбеленился - обиделся, понятно? Во мне же сидело:
все люди рождены равными и все такое, понятно? Потом  уже,  много  позже  до
меня дошло, что он прав. - Не сводя глаз  с  дороги,  Берт  погладил  ее  по
колену. - Так я с ним и не попрощался... эх...
   - Томас не такой.
   - Амми, ты не поняла; профессор говорил  не  о  бандитах,  вот  что  меня
зацепило. Он имел в виду обыкновенных средних  индивидуумов,  которых  можно
сделать фашистами, заманить в Ку-клукс-клан и вообще купить. За деньги,  еще
за что-то. За власть. За право рисовать свастики.
   - Я знаю, когда его купили, - сказала Амалия. - Позавчера  он  поехал  за
велосипедистами, если помнишь. Что-то было заметно... Напряжение какое-то, и
глаза..
   - Он же не знал, что мы сегодня уезжаем? А?
   - Не знал, но он -  специалист,  и  хороший  специалист.  У  него  чутье.
Догадаться было нетрудно. - Амалия огляделась; кругом ехали машины,  и,  как
обычно на магистральном шоссе, казалось, что они стоят. В дорогом  "опе-ле",
ехавшем-стоявшем слева от них, сидела девушка-блондинка в  шапке  с  длинным
козырьком и двигала челюстью, как автомат. Давно ведь так едет,  миль  пять,
подумала Амалия, решительно запретила себе реветь и сказала:
   - Не понимаю, почему он гранату не сунул под сиденье -  простенько  и  со
вкусом... Берт ухмыльнулся.
   - А потому,  что  Рон  -  тоже  специалист,  у  него  своя  автомобильная
сигнализация, никакому "Сименсу" такая не снилась. Эй,  Ронни,  как  дела?..
Говорит, порядок.
   "Сколько же ему предложили, - размышляла  Амалия,  -  что  такой  славный
парень решился стать убийцей  и  предателем?  Берт  говорил  о  Джеке:  если
предложат миллион... Как он  тогда  меня  поддел,  вернувшись  из  разведки:
"Фройляйн Амми, начинаем паниковать?" Точно, точно - тогда это и  случилось,
и он, скорее всего, получил аванс.  Интересно,  выезжая  вслед  за  нами  на
мотоцикле - к светлому "универсалу", -  взял  он  этот  аванс  с  собой  или
оставил, рассчитывая вернуться и продолжать жизнь  добропорядочного  офицера
охраны? Если оставил, то в кожаном своем сундучке... в спальне...  За  малые
деньги он бы не продался, это несомненно", - подытожила она и вдруг сказала:
   - Берт, включите машинки.
   Как ни странно,  он  немедленно  передал  команду  Рону  и  только  тогда
спросил:
   - Что-то заметила?
   - Вспомнила.
   - А?
   - Деньжищи у них огромные... Что для них за расход - еще одна группа  или
две? Могли ждать на въезде на А-9 или еще где-нибудь.
   - Но ты же их не зафиксировала. И вообще, в такой толпе разве рискнут?
   - По миллиону-другому на рыло - и в церкви рискнут, - сказала  Амалия.  -
Будет стоять на дороге рядом, как  впереди  просвет  -  отстреляется,  и  по
газам, и хрен его поймают.
   - Не каркай, - буркнул Умник. - Пока Господь за нас...
   - Не Господь, а Невредимка, мой дорогой.
   - А! Все собирался спросить: ты в Бога веришь, Амми?
   - А не знаю, не знаю... Не знаю! -  вдруг  вскрикнула  она  так,  что  он
вздрогнул и машина вильнула. Потом спокойно добавила - Логично предположить,
что они будут стоять за выездом на Зандам, на развязке.
   - Скоро узнаем, - сказал Умник.
   - Или у дома Марты, он же побывал у Марты...
   - Скоро узнаем, - повторил Умник и сморщился. - И Марту не минуешь  -  на
этих машинах ехать нельзя, а покупать сейчас новую - безумие...
   Он сообщил Рону насчет возможной засады у развязки,  и  остаток  пути  по
большому шоссе они проехали молча.
   Перед поворотом "опель" жующей блондинки перешел  на  правую  полосу,  на
выезд. Умник катился за блондинкой осторожно, отпустив ее футов на двадцать.
Позади, за машиной Рона, ехал еще кто-то.  Амалия  напряженно  всматривалась
влево, в кустарник,  покрывающий  треугольник  между  поперечной  дорогой  и
полосой съезда, по которой они ехали.  И  едва  не  проглядела:  впереди  на
широкой обочине стояла машина. Синий "БМВ". Берт увидел ее раньше  Амалии  и
приказал:
   - Рон, впереди слева.  Сбавь  скорость.  -  Он  сам  сбавил  скорость  и,
вглядываясь вперед, спокойно басил:
   - Если вдруг гранатомет, лучше ехать медленно, ребятки... Медленно, чтобы
не... Меняют колесо, а?
   "Опель" впереди уже наддал и выскочил на поперечное шоссе.
   - Притворяются, что меняют, - сказала Амалия.
   Задняя правая дверца  той  машины  была  открыта,  к  порожку  прислонено
запасное  колесо.  Стекло  передней  дверцы  опущено,   оттуда   выглядывает
темноволосая голова. И сзади сидел кто-то.
   - А может, все-таки меняют? - с надеждой спросил Берт.
   Амалия оглянулась и увидела, что сзади очень быстро наезжает  автомобиль,
свернувший с шоссе следом за ними.
   Он проскочил слева - в нем тоже за рулем сидела женщина, - и едва он ушел
вперед, как донеслись едва слышные щелчки, и переднюю  дверцу  "БМВ"  словно
вспороло - это было снова как в кино: на  глянцево  отливающей  под  солнцем
голубой поверхности возникли черные дыры - полукругом.  И  сейчас  же  опять
затрещало: "по-по-по-по", - но в этот раз, видимо,  срикошетило  в  открытую
дверцу, потому что из нее выпал человек в джинсовой  куртке  с  автоматом  в
руках - головой вперед, - свалив колесо, приставленное к дверце.
   Амалия быстро, жадно заглянула в ту машину. Солнце туда не  попадало,  но
было видно, что кто-то шевелится на  переднем  сиденье,  как  раненый  краб.
"Уходам" - сказал Умник и рванул вперед, с заносом, и  продырявленный  "БМВ"
прыгнул назад, и вот  они  уже  на  поперечном  шоссе,  и  на  них  наезжает
указатель: "Зандам, 4 км".
   - Хорошо, за нами никого  не  было,  -  прогудел  Умник.  -  Пришлось  бы
изображать свидетелей происшествия, о-хо-хо... Говоришь, будут ждать  еще  у
Марты?
   - Ничего я не говорю, - сказала Амалия.
   Ее внезапно и сильно затошнило; перед глазами была широкая спина человека
с автоматом, его черная кудрявая голова, лежащая на колесе,  лицом  вниз.  И
тот, второй, что шевелился, как  краб  в  корзине.  Она  глубоко  вздохнула,
перебарывая тошноту, и выговорила:
   - Не думаю, чтобы ждали. Три группы убийц - это надежно, больше просто не
надо.
   - Этим людям не жалко, Амми...
   - Слишком  много  исполнителей  -  тоже  нехорошо.  Люди  пробалтываются,
опять-таки полиция, - объясняла Амалия, чтобы не молчать. -  Ты  понял,  что
они были американцы? - Он помотал головой. - Одежда, обувь... латины, скорее
всего. И - крепыши, тренированные. Полиция  таких  не  любит  в  Европе.  Но
все-таки, когда будем  выходить  у  Марты,  надо  включить  машинки.  -  Она
потрогала Невредимку на поясе; машинка была теплая - нагрелась от ее тела. -
Ты молодец, что не хочешь это никому продавать. Ты - Умник...
   Он мрачно ухмыльнулся и продекламировал:
   - "...Кто покупал, кто продавал, кто лгал, кто слезы лил..."
   - Что-что?
   - Это стихи, Амми.
   Она спросила, что за стихи, и он в трех фразах объяснил ей, кто такой был
Оскар Уайльд, думая при этом, каково ей приходится и  как  замечательно  она
владеет собой, и что эта невежественная американская девочка  понимает  все,
что надо понимать хорошему другу, - как она мгновенно поняла и то, почему он
хочет скрыть Невредимку от всего мира, и то, почему он соорудил все-таки эти
машинки - предвидя, как события пойдут дальше. И  поняла  без  всяких  слов,
почему  он,  опять-таки  все   предвидя,   передал   Клему   Гилберту   свой
автомобильный двигатель: потому что нельзя было  не  попытаться  отдать  его
миру. Ее можно будет научить массе разных интересных вещей - научить  читать
книги, научить системно понимать окружающее. Языкам,  конечно  же.  Отважный
маленький рыжик... Он не думал о мертвецах, оставшихся позади,  может  быть,
впервые в жизни он всерьез размышлял о  женщине  -  и  когда  они  проезжали
железнодорожную станцию в Зандаме, и когда проскочили по очередной  развязке
на дорогу в Занстадт. На мгновение  он  ощутил  острую  тревогу  -  как  все
пойдет, когда они окажутся взаперти, в его пиренейской усадьбе?..
   Колеса прошелестели по узенькой деревенской улице; вот поворот налево - к
дому Марты Лионель.  Благостная  тишина,  обычная  благостная  тишина,  лишь
вдалеке блеют овцы; еще поворот, и  впереди  обнаружилась  сама  Марта.  Она
ехала на велосипеде за покупками; в корзинке, прикрепленной к  рулю,  сидела
кошка.

***

   - Там у них шум-тарарам, - сказал Джо Бернанос. - Старикан объявил  общий
траур, сам, говорят, нацепил черный костюмчик.,
   Речь шла о Лентини; имя его, как было принято, не называлось,  и  Джо  на
всякий случай говорил шепотом.
   - Потерял семерых крестников... - Бернанос  покачал  головой.  -  Трое  в
больнице, четверо в морге.
   - В газетах говорилось о восьми, - сказал Мабен. - Пять убитых. Странно.
   - Ничего странного, прикупили кого-нибудь из  местных.  Не  в  том  дело,
Жако: твои-то подопечные живы? А охрана? Это они их... того?
   - Огневого контакта не было. Подопечные скрылись вместе с моим человеком,
- еще невыразительней, чем обычно, произнес Мабен. - Возможно, вместе с ними
скрылся человек Ренна. Пока вс„.
   - Это точно? - наседал Бернанос.
   - Точно, точно...
   Мабену не хотелось рассказывать, как  три  часа  назад  ему  позвонили  и
тонкий голосок промяукал, что "одна его молодая знакомая" просила передать -
его друзья живы-здоровы, они очень  Мабена  благодарят,  и  еще  просила  не
поминать ее лихом.
   - Одной заботой меньше, - сказал он.
   - Или больше, - возразил Джо. - Теперь они возьмутся за твоего  парнишку.
По-моему, должны взяться. - Бернанос стремительным  движением  подхватил  со
стола чистый бумажный квадратик и сложил вдвое. - Говорю тебе - тарарам, его
тридцать лет  так  не  прикладывали,  старикашечку  нашего.  Лучшие  из  его
охотников за скальпами: Мигун, Кречет, Эрви-Удавка... Слышал о таких?
   - Не по моей части, - сказал Мабен.
   - Они как раз и лежат  в  морге.  -  Джо  аккуратно  складывал  бумажного
голубя; было видно, что Бернанос не верит старому другу. Он спросил еще раз:
   - Говоришь, не было огневого контакта? А какой был?
   - Никакого! - уже с раздражением ответил Жак. - Не знаю, да  и  знать  не
хочу, кто перестрелял этих мигунов!
   - Зря, зря, это зря, - пробормотал Джо. - Если Старикан считает, что...
   - Ты думаешь, если он поймет, что его людей перебили не мы, он  не  будет
охотиться на господина Гилберта?
   - Нет.
   - Так что тогда за разница?
   - Злость, - изрек Бернанос. - И месть. Он остаток  души  продаст  сатане,
чтобы  отомстить.  Его  тогда  не  остановишь...  Впору  ехать  к   нему   и
объясняться.
   - Ты рехнулся, братец Джо.
   - Скоро рехнусь, Жако. С твоими идиотскими делишками.
   Он смял голубя, бросил на пол и  выудил  из  кармана  дискету.  Все  свои
записки он подавал на дискетах, которые - по крайней  мере,  теоретически  -
мог прочесть только Мабен.
   - Полюбуйся, мой красавчик. Полюбуйся и подумай. Пока.
   Мабен заранее знал, что он там  прочитает:  купили  того  стража  закона,
возможно, купили этого. Надо опять ехать к фэбээровцам и объяснять  им,  что
белое - это белое, а черное - черное...
   Он вставил дискету в компьютер и увидел именно то, что ожидал. Купили еще
одного - наверняка - и двоих предположительно. Нет, с  Уэббом  разговаривать
далее бессмысленно; надо упросить своего шефа, чтобы  он  побеседовал  с  их
высоким шефом или с министром юстиции. И упросить немедленно, потому что Джо
прав: разъяренный Лентини медлить не будет.

***

   Синьор Лентини был более, чем разъярен; ему было страшно.  Джо  Бернанос,
ни  разу  в  жизни  не  видевший  его  воочию  -  только  на  экране,  когда
демонстрировались  оперативные  съемки,  -  понял  правильно:  процветающему
старому бандиту не бывало страшно с шестьдесят первого года. Тогда его жизнь
воистину висела на волоске, но сейчас  ему  было  страшно  от  непонятности.
После побоищ на шоссе его  голландский  резидент  сразу  бросился  на  ферму
"Баггес" (которую они только что  нашли  с  немалым  трудом,  выбросив  кучу
денег) и установил, что немцы-охранники в этих побоищах не участвовали.  Они
сидели на месте, уехал только хозяин  со  своим  инженером,  своей  бабой  и
старшим  охранником.  Невозможно  было  представить,   чтобы   эти   четверо
управились с его людьми; тем более невозможно, что  их  было  не  четверо  -
старший охранник (по  докладу  резидента)  был  куплен  с  потрохами  и  сам
предложил схему операции. И тоже погиб. Трое! Три дилетанта положили семерых
его профессионалов! Один Тони по кличке Кречет стоил семерых.
   Старый гангстер, одетый в костюм для гольфа  (столь  же  дорогой,  как  у
старого господина Уайта, то есть