не было "хвоста".
   - Может, у страха глаза велики? - пробормотал Умник,
   - Господин Мабен так не считает, сэр... Умник вдруг ухмыльнулся и  смачно
шлепнул себя по лбу:
   - Слушайте, барышня, я же давно прошу, чтобы вы звали меня по имени, а?
   - Джошуа?
   - Для краткости - Джо. Хорошо. Так чего вы теперь  хотите?  Поселиться  в
этом доме нельзя, да и я этого не желаю. Снять дом напротив? Сомневаюсь, что
получится, а если получится - привлечет излишнее внимание ко мне.
   - Допустим. Что вы предлагаете?
   - А ничего, - сказал Умник. - Специалисты то вы...
   - Шеф, - внезапно изрек Джек. - Надо говорить с шефом, Амми.
   Господин  Тэкер  подумал,  похватал   себя   за   отсутствующие   усы   и
распорядился,  чтобы  местонахождение  его  по  телефону   не   открывалось.
Металлические гульдены, оставшиеся от звонка Бассу,  пошли  в  дело,  Амалия
прошмыгнула к телефонной будке - мгновенно замерзнув по дороге: холод еще не
вышел из тела, - и Мабен, едва отпустивший  Бернаноса,  принял  ее  короткий
доклад и отдал короткие  распоряжения.  Она  стрелой  пронеслась  обратно  в
теплый дом. Умник прогудел:
   - Ну, что изобрел ваш шеф?
   Амалия доложила: местонахождение господина Тэкера она не  открывала,  шеф
сказал, что подумает об усилении группы, а пока передает просьбу "известного
лица" - немедленно, любым надежным способом  перегнать  ему  возможно  более
полный комплект технологической информации.
   Умник не свистнул - только сложил губы трубкой. Пробасил:
   - Ну и дела... Любым, значит, способом... - И крикнул:
   - Рон! Иди поздоровайся!
   Рональд Басс сердечно поздоровался с Амалией, улыбнулся Джеку и, выслушав
сообщение Умника, спросил:
   - Зачем?
   Он спрашивал, зачем перегонять в "Дженерал карэ" документацию.
   - А! Хочет восстановить производство.  Думаю,  так,  -  сказал  Умник.  -
Безумный парень, - добавил он, имея в виду Си-Джи.
   - Без нас-то .. - сказал Рон.
   - Полагаю, толковые инженеры у него есть...  Гарри  зтот  очень  толковый
парень.
   - Ага. Начальник цеха. Уже много знает.
   - Вот видишь! Ты по сети сумеешь перегнать компакт-диск?
   - Сейчас?
   - А чего нам тянуть, дружочек ты мой?  Давай.  Коды  большого  начальника
помнишь?
   Рон кивнул и вышел. Компьютер стоял в его крошечной спальне - мощная,  но
несколько устаревшая машина, поскольку была приобретена год назад.
   - Так, хорошо, - сказал Умник. - Теперь... Что с вами-то делать, а?
   - Я отсюда никуда не уйду, - неожиданно для самой себя объявила Амалия. -
Вс„. Я буду с вами... Джо.
   Джек за ее спиной неопределенно крякнул. "Черт, черт, - подумала  Амалия,
- вот была дурость-то - поиметь с ним нежность... Красивый парень,  но,  что
называется, "с ничем пирог".
   - Ага! И что ты будешь делать? При моей особе?
   - Охранять, - ляпнула она, именно ляпнула, чтобы сказать хоть что-нибудь.
   - Деточка, - неожиданно ласково сказал Умник. - Здесь всего три  спальни,
а нас и без вас трое. Это моя спальня... Ну, поднапрягшись, я могу поместить
здесь Рона, но в его чулане вы вдвоем не поместитесь, разве что...
   Джек снова крякнул  и  покраснел.  Умник  отметил  это,  ухмыльнулся,  но
развивать тему не стал.
   - Гостиная здесь пригодна для обитания только днем, и то если осторожно -
занавески тут не приняты. Спать а кухне?..
   - Можно спать в гостиной,  -  вмешался  Джек.  -  Ложиться  в  темноте  и
вставать в темноте - зима на дворе. Там есть диван, я видел.
   - Ехали бы восвояси...  -  буркнул  Умник.  Теперь  покраснела  Амалия  -
румянец на ее белой коже был нежно-алый и чуть пятнистый. Она сказала:
   - Я не могу допустить, чтобы вас убили.  Наступило  молчание.  Затем  она
опять заговорила:
   - Я профессионал, я понимаю, что наладить пристойную охрану, сидя в доме,
нельзя. Понимаю, сэр. Но я  не  могу,  не  зная  языка  и  местных  обычаев,
обустроить позиции в окрестных домах. Как надлежало  бы.  Как  мы  делали  в
Хоуэлле. Возможно, когда шеф организует охранную группу, она сумеет  засесть
на этих позициях - если в нее войдут местные люди. Но пока это  не  сделано,
господин... Джо, мы будем здесь. Я беру на себя ночную смену,  а  днем  буду
отсыпаться, где позволит хозяйка.
   - Угу, - пророкотал Умник, - И жратву Марта буде! таскать  на  пятерых...
Оч-чень остроумно. Бот уж конспирация так конспирация!
   Он сидел в кресле, развалившись и выкатя брюхо, и грозно таращил большие,
как сливы, глаза. "Ну нет, никуда я от тебя не уйду, - подумала Амалия. -  И
соблазню тебя, старого черта, пока рядом нет твоей толстомясой".
   - В гостиницу! - резюмировал Умник. - Согрелись, теперь на  автобус  и  в
гостиницу, в Зандам.
   Плакать - не плакать, поспешно соображала Амалия. Заревешь -  еще  больше
разъярится. Отослать Джека  и  сказать  все  прямо?  Опять  неизвестно,  как
отреагирует... старомодный он все-таки... Но  тут  за  ее  спиной  прозвенел
голосок Марты:
   - Каакой автобус, господин Тэкер? Пока дети  не  поедят  как  следует,  я
никуда, никуда их не пушу!
   - Давненько вы не видели детей, Марта, -  прогудел  Умник.  -  Какие  это
дети, это живоглоты...

***

   Весть о  том,  что  Амалия  Бонфельд  нашла  Эйвона,  принесла  ее  шефу,
господину Мабену, не только удовлетворение, но и очередные хлопоты. Пришлось
немедленно  отыскивать  Бернаноса  и  отменять  задание  насчет  лондонского
"парнишки", а также связываться с немецким коллегой Ренном и просить его  об
охранниках для Эйвона - опять-таки из местных специалистов.  Ренн  пообещал,
хотя и без особой уверенности в успехе.
   Мабен был несколько удивлен самим собой - почему он согласился на просьбу
мисс Бонфельд и оставил ее при Эйвоне? Может быть, из-за  старого  принципа:
если работнику нравится его задание, то оно будет выполнена,  скорее  всего,
хорошо. Хотя, конечно, бывали и исключения, да какие...  Он  еще  говорил  с
Ренном, когда его вызвал к себе Си-Джи.
   - Отличная работа,  Жак!  -  такими  словами  встретил  Мабена  президент
компании. - Документация у меня в компьютере - как вам это удалось?
   Господин президент был радостно возбужден, но  возбуждение  это  странным
образом не понравилось Мабену, было в нем что-то лихорадочное, И, докладывая
о последних событиях, он потихоньку всматривался в лицо босса - побледневшее
за последние дни и по-прежнему словно опаленное неведомым жаром.
   - Премировать молодую даму и ее напарника. Эйвана необходимо  охранять  и
там, это наш долг, - приказал Си-Джи, выслушав доклад. - К вашему  сведению,
технологическая информация на электромобиль теперь не секретна. Исключите ее
из своих забот, Жак. Исключите...  -  Он  замолчал  -  задумался  о  чем-то,
опустив голову, безупречно причесанную, как всегда.
   Мабен не стал допытываться,  почему  вдруг  суперсекретная  модель  стала
вообще не секретной, хотя это было абсолютно  непонятно:  во  все  годы  его
работы любую новую модель приходилось охранять от посторонних  взоров  пуще,
чем жену турецкого султана в гареме. Мабен сидел и  молчал,  Наконец  Си-Джи
поднял голову и проговорил;
   - Полагаю, прочих новостей у вас нет?
   Новостей  действительно  не  имелось.   Специальный   агент   ФБР   Уэбб,
разумеется, ничего еще не успел раскопать  -  только  что  принял  дела.  От
Бернаноса тоже ничего не было слышно. А человек без лица просто  исчез,  как
ему и полагалось, и объявиться должен был, только чтобы получить гонорар.
   - Нет, сэр, - сказал Мабен. - Пока нет, С этим  он  и  был  отпущен.  Его
принципал опять нырнул в пучину повседневных забот, глубокую, как Марианская
впадина, и -  для  постороннего  глаза  -  такую  же  темную.  Нырнул,  надо
заметить, с  удовольствием,  ибо  только  за  работой,  внутри  ее  часового
механизма, отбивающего ритм невидимым маятником, Клеи Гилберт не  чувствовал
себя униженным и бесконечно одиноким в этом унижении. В  университете  среди
прочих наук он изучал и психологию, так что мог анализировать свое состояние
достаточно компетентно.  Скверное  было  состояние:  сильные  стороны  Клема
обернулись слабостью. Целеустремленность -  главнейшее,  по  внешности,  его
качество - не позволяла останавливаться, когда он налетал на препятствия,  а
если все-таки останавливаться  приходилось,  Клем  приходил  в  неадекватную
ярость, Взрывался, поскольку чувствовал себя униженным. Видимо, это - боязнь
унижения - и гнало его всю жизнь вперед,
   Другой человек не считал бы такое  зазорным,  но  Клем  понимал  механизм
своих побуждений, знал, что именно толкает его  на  неразумные  поступки,  и
потому страдал  еще  сильнее.  Затея  со  взрывом  на  нефтепромыслах  была,
несомненно, идиотской, но он ничего  не  мог  с  собой  поделать,  Ведь  уже
воздуха набрал в грудь, чтобы сказать Мабену: забудьте,  пожалуйста,  о  той
моей просьбе, - однако не смог эти слова  произнести.  Черт  побери,  он  же
теперь до конца своих дней в  руках  у  собственного  начальника  охраны,  -
впрочем, Си-Джи знал, на что идет.
   Теперь ему предстояло еще одно дело с  непредсказуемым  исходом;  собрать
автомобильных магнатов, рассказать им об ЭИ, передать документацию  в  общее
пользование.   Да   какое   там   -   "с   непредсказуемым":   отлично   все
прогнозируется... Ну, соберутся в гостинице "Плаза"  или  другом  подобающем
месте, выслушают его, и что? Откажутся, вот что. И не в том даже дело, не  в
неизбежной и  лютой  войне  с  нефтяниками  -  в  конце  концов,  ассоциация
автомобилестроителей тоже сила немалая. Не диверсий они  испугаются,  совсем
другого, Страшно уходить от  устоявшихся  стереотипов  производства,  менять
устоявшиеся за долгие годы коллективы специалистов ..  правда,  корпусников,
скажем, и специалистов по шасси менять не придется... освоят...  И  вот  еще
что им будет страшно - что сами  окажутся  вроде  бы  как  в  стороне,  хотя
организаторам производства такого уровня  и  не  обязательно  разбираться  в
технологии. Они же американцы, автомобильное дело у  них  в  крови  -  пусть
кто-то и ее сможет отличить карбюратор от блока зажигания,  но  все  тем  не
менее знают, где у собаки хвост, где голова. А тут им предстоит  иметь  дело
со специалистами, говорящими на совершенно  уж  непонятном  языке:  холодная
атомная реакция, видите ли... И конечно, их  устрашат  предвидимые  масштабы
изменений в стране, в американской жизни...
   Все это Клем уже пережил, и  благополучно  пережил,  вот  он  сознавал  -
опять-таки благодаря специфике своего образования, -  что  он  иной,  нежели
руководители другик автомобильных компаний.
   Зачем же тогда Си-Джи затевает столь безнадежное дело?
   Не может остановиться, вот почему. Не может. Не может...
   Мисс  Карринггон  уже  обзванивает  господ  президентов  и  председателей
советов директоров, согласовывая день и место встречи.  Отдел  по  связям  с
прессой готовит материалы, в которых приоткрывается суть грядущей  революции
- очень осторожно, чтобы серьезные люди заинтереСовались этой информацией  и
не отвергли ее с порога, вдумались.
   Дьяволы, как они точно рассчитала удар! После того как "гуроа" Эйвона был
стерт с лица земля, ни о  какой  полноценной  информации  не  приходилось  и
думать. "Ничего, я с ними рассчитаюсь, вы  у  меня  попляшете,  когда  вышка
взлетит на воздух", - думал Си-Джи. Думал, понимая всю нелепость этой  затеи
в деле такого масштаба.
   А может быть, и не так уж глупа эта затея; нефтепромыслы - штука  оч-чень
уязвимая...
   И конечно, на встрече  должен  быть  представитель  правительства:  иначе
посчитают, что они собрались для  согласования  цен  на  автомобили,  а  это
запрещено законом.
   Может быть, надо встретиться еще с  людьми  из  "Гринпис"  -  организация
как-никак  влиятельная;  они   должны   костьми   лечь,   поддерживая   идею
электромобиля.
   Приятно, однако,  было  сознавать,  что  при  всех  условиях  циркониевые
месторождения скуплены - перспективное имущество...
   Так или  примерно  так  думал  Клемент  Гилберт,  отщелкивая  заметки  на
компьютере,  принимая  посетителей  -  приятных  и  неприятных,   важных   и
никчемушных, - отдавая распоряжения, проводя очередной совет  директоров.  К
середине дня  он  и  вовсе  отключился  от  мыслей  об  электромобиле:  дела
крутились и завивались штопором. В этом штопоре начинало казаться,  что  нет
ничего важнее,  чем  подготовка  моделей  будущего  года,  и  новой  коробки
передач, и нового полуавтоматического пилота, и соглашения  с  "Боингом",  и
прочих сиюминутных дел. Но совсем глубоко, на донышке  сознания,  все  время
бродила мысль... не мысль даже - ощущение: не  хочу  возвращаться  в  пустой
дом, хочу, чтобы Энн была рядом. И чтобы мальчишки. Неизвестно еще,  где  им
опаснее, в этом европейском захолустье или дома.

***

   Автор же Эпохального Изобретения, заваривший всю кашу, тоже был ей не рад
- по причинам, о которых уже говорилось. Он тоже остался без своей  женщины,
а сверх того - без мастерской, книг и возможности ездить в  книжный  магазин
"Границы" в Аня-Арборе. Стал изгнанником из-за собственной дурости - так  он
это ощущал, отлично зная при том,  что  дурости  никакой  не  было,  что  он
предвидел этот вариант задолго до  своего  визита  к  Клему  Гилберту.  Даже
уверен был, что именно так и выйдет,  только  не  знал,  каким  способом  их
прищучат, и потому купил кое-что в  тихой  Голландки.  Некое  имение,  кроме
домика в Занстадте. Ах,  Голландия  -  сонная  веселая  страна  с  миллионом
велосипедов! Не знала она, какого опасного  гостя  приютила...  Не  знала  и
дремала себе спокойно. Поля за домом Марты Лионель затянуло вечерней дымкой,
смолкли овцы в загонах, на башне бывшей ратуши засветились  часы.  По  шоссе
проносились, тихо  шурша,  машины  деревенских  жителей,  возвращающихся  из
Амстердама, от дневных трудов, И вот, умягченный вечерним спокойствием  -  а
может быть, сияющими серыми глазищами Амалии, - Умник смирился с  навязанной
ему опекой, разрешил охранникам ночевать в доме а произнес таинственно:  "До
завтра перебьемся", Что будет завтра, не сказал. И уединился с Мартой  -  на
целый час.
   Остальные сидели по углам. Рональд  -  у  себя,  за  компьютером;  оттуда
временами слышалось щелканье клавиш и жужжание большого принтера.  Амалия  -
на кухне, довольно  просторной  и  уютной,  хотя  и  вытянутой  в  кишку  на
голландский манер. Джек сидел в углу в самом буквальном  смысле  -  на  полу
гостиной, под окном, выходящим на улицу, - и дремал.
   Наконец наверху послышались тяжелые шаги, и Эйвон негромко позвал:
   - Эй, сторожевые псы! Сюда!
   Они, как было договорено, прошмыгнули к лестнице вдоль стен. Умник  стоял
в двери своей спальни и делал приглашающие  жесты;  когда  Амалия  с  Джекам
вошли, скучливо промолвил:
   - Будет так, ребятки... Завтра переезжаем в другое  место,  там  для  вас
найдется работа... кой какая работа.
   - Кое-какая? - немедля переспросила Амалия, - Не объясните ли, сэр?
   - Я тут, э-э...  имею  маленький  заводик...  мастерскую...  -  врастяжку
проговорил  Умник.  -  Двадцать  человек  рабочих,  выпускает  электрическое
такое... вы не поймете, Там  есть  жилой  дом,  побольше  этого,  на  десять
примерно  комнат.  В  общем,  сами  увидите.  Марта  завтра  едет   закупать
меблировку.
   - Площадь завода большая? - спросил Джек.
   - Три с половиной акра примерно.
   - Огорожено?
   - Голландии это незачем,  сынок.  И  по  месту  незачем  -  говорю,  сами
увидите.
   - Значит, будем охранять это предприятие? - наседал Джек. Он выспался,  и
ему хотелось поговорить.
   - Если возьметесь, -  лениво  ответствовал  Умник.  -  Но  сначала  будет
уборка, обустройство... Одежду вот вам надо купить - тебе, например,  чистая
рубаха нужна, верно?
   - Еще как нужна, сэр, - чистосердечно сказал Джек.
   Он был стандартный американец и привык менять  рубашки,  а  желательно  и
джинсы, каждый день как минимум. О носках и говорить нечего.  Во  Франкфурте
он, правда, сменил рубашку (ужаснувшись европейским  ценам),  но  когда  это
было!
   - Вот видишь... Как у вас с  деньгами,  ребятишки?  Есть  на  что  купить
приличную одежку, комбинезоны рабочие, все такое? Чеки ваши тут не примут.
   - А кредитные карточки примут, - выпалила Амалия,  которая  уже  сто  раз
прокляла себя за то, что ринулась на поиски, не взяв с  собой  ничего  -  ни
одежды, ни обуви.
   - Еще спасибо скажут, Амми... Значит, завтра езжай с Мартой,  купишь  то,
что надо, на обоих, а ты, Джонни, поедешь с нами прямо туда.
   Из-за причуд английского языка "Джек" есть уменьшительное от имени "Джов"
-  так  же,  как  "Джонни".  А  из-за  странностей  американского   обихода,
уменьшительным именем можно официально пользоваться  как  полным,  наглядным
примером чему служит президент Билл Клинтон, полное  имя  которого  (Уильям)
все давно и прочно забыли.
   Джек хотел было сказать, что он - именно Джек, а не Джон, однако решил не
вязаться с этим чудаком,
   - Это далеко? - спросила Амалия.
   - Э, тут все близко, здесь тебе не Америка... Ты, значит, его обмерь  или
как там полагается - нас  с  Роном  Марта  уже  измерила  вдоль  и  поперек.
Отличная компания! - объявил Умник с неожиданным весельем, - Все  примчались
чуть не нагишом!
   Амалия  сразу  оценила  новую  перспективу;  возможно,  там  легче  будет
наладить охрану, - если Мабен  пришлет  людей,  как  обещал.  Она  осторожно
спросила:
   - Простите, Джошуа, но могу  я  вызвать  сюда  подкрепление  для  охраны?
Вдвоем, вы же понимаете, мы мало чего стоим, верно?
   Умник встал и заходил по комнате, бубня под нос  какую-то  мелодию.  Амми
вслушалась и поняла,  что  это  -  знаменитая  негритянская  духовная  песня
"Отпусти народ мой". Старая, как мир; в представлении Амалии -  едва  ли  не
как сама Библия.
   Наконец Умник заговорил:
   - Охрану заводить, наверное, надо, И тебе я верю. Жаку вашему -  верю.  А
средствам связи не  верю.  Поручиться  могу,  его  телефоны  прослушиваются.
Согласна?
   - Вам виднее, - сказала Амалия. - Мы с Джеком не знаем общей  обстановки,
информации у нас - почти что ноль, Джошуа. - Было очень странно называть его
чужим именем. Она вздохнула и закончила:
   - Не знаю, что и предложить.
   - Я тоже не знаю, - сказал Умник.  -  Но  подумаю;  подумаю...  Телевизор
посмотреть не хотите? Вон в углу есть маленький, а я пошел к Рону.
   Телевизор  действительно  стоял  в  углу  под  занавеской,  действительно
маленький - и черно-белый. Кому ж такое захочется смотреть? Амалия  еще  раз
вздохнула,  ощутив  вдруг  безмерную  усталость.  Сказала  Джеку,  чтобы  он
подежурил внизу, а сама без стыда и  совести  плюхнулась  на  кровать  Берта
Эйвона и заснула,
   Она спала и видела сны и во сне удивлялась что видит сны потому  что  она
очень редко видела сны и все было  цветное  как  весной  когда  на  небе  ни
облачка и зацветают магнолии и бумажные деревья и гиацинты а близко Пасха но
там не было Берта было огромное здание огромный зал это аэропорт поняла  она
какой странный народ здесь все безликие совсем без лии только один  с  лицом
Мабена смеется ха-ха-ха но это не Мабен а у нее нет пушки потому что  отняли
при входе а он смеется ха-ха-ха.
   Она проснулась. На кровати рядом с нею сидел Эйвон и  тихо,  но  от  души
смеялся.  Ха-ха-ха.  Амалия  села,  почему-то  потрогала  его   за   локоть,
промычала:
   - M-м, извините, Джо, я как-то вдруг свалилась и уснула.
   - А как не свалиться, - со вкусом сказал Умник, - после такой вот дороги!
Ты, конечно, железная девка, да не стальная все-таки...
   Оказывается, она все еще держала  его  за  локоть.  Поняв  это,  поспешно
убрала руку и пробормотала;
   - Ох, извините... -  И  сейчас  же  увидела,  что  он  примеряется  -  не
приласкать ли ее, и опять взяла его за могучий локоть. - Совсем еще сплю.
   Тогда он вдруг поднялся с кровати и тихо приказал:
   - А просыпайся. Есть дело.
   Амалия вскочила тоже  -  стояла,  пошатываясь.  Сон  еще  бродил  в  ней,
ме