ожим!..
   - ...А что я вообще мог поделать один против пятерых? Так и выбирался
почти трое суток, с одной булкой и флягой воды...
   - Ну, это еще не самое страшное.
   - ...и без единой пылинки курева!
   - Ой, тогда верю. Вот это действительно задница!..
   - ...И это называется песня? Прошу прощения,  но  у  меня  абсолютный
слух, мне это - как тебе ножом по стеклу! Пусть петь я  и  не  умею,  не
всем дарован голос, но если я лажаю, то что тогда делает Тив?
   - Инта, он наемник, а не менестрель. Его  слушают  не  ради  искусной
игры, а потому, что он поет правду.  Правду,  понимаешь?  Нет,  тебе  не
понять, ты же никогда не сражалась и не теряла друзей в бою, так что для
тебя его песни - всего лишь немузыкальный крик...
   - Ты зато великая воительница! Тот же Тив говорил - без тебя в Тисоне
ни одна кабацкая драка не обходится. Пользуешься тем, что большая  часть
мужиков, прежде чем ударить женщину, сначала все-таки подумает...
   - ...есть способ. Только Лэри говорит, что для этого специальный  нож
нужен, сплав из семи основных металлов. Просто выставляешь руку вперед и
проходишь.
   - Вам с Лэри легко говорить - вы с ней обе полуэльфы. Думаешь, у меня
тоже получится? Да и где я такой нож возьму?
   - Ну, нож можно и заказать, вот Лэри  появится  -  спросим...  Только
умоляю тебя, хотя бы при нем не  употребляй  женский  род  в  обращении!
Иначе он и разговаривать с тобой не станет!
   - Прости, все время забываю, что она андрогин...  э-э,  а  за  ухо-то
зачем?..
   - ...Так что, Стражи Хедваля силой в этот Круг запихнули?
   - Да нет, похоже, что сам пошел. Струсил!
   - И что теперь?
   - Да вот видела его Эсс не далее как позавчера. Идет,  сияет,  словно
пятак свежей чеканки. Эсс - к нему, мол, что ж ты не показываешься,  тут
у Данни третью неделю депресняк.  А  Хедваль  сразу  лицом  поскучнел  и
говорит  так  высокомерно:  "Если  человек  хочет,  чтобы  у  него  были
проблемы, они у него будут. Возитесь и дальше со своей Данни, а  с  меня
хватит!" Развернулся и ушел не прощаясь.
   - Тогда понятно, почему его Круг выпустил. Я и раньше подозревал, что
он не совсем наш. Помнишь, когда Птица новую  песню  пела,  Хед  ко  мне
перевесился и шепчет: "Слушай, почему она так орет? Кто у  нее  отбирает
эту самую свободу?".
   - Помню. Пожалуй, оно и к лучшему, что теперь его нет среди нас...
   В который уже раз за свою многотрудную и многогрешную жизнь я возношу
хвалу Единой за то, что, уйдя из дома по Закону Истока, я сначала попала
в  Рябиновый  Дол,  потом   поучаствовала   в   Войне   Шести   Королей,
познакомилась с Пэгги и лишь после этого, поднабравшись опыта и  получив
Истинное Имя, впервые узрела подобный, мать его, серпентарий! Окажись  я
на месте Маэстины... да после одной лишь недели в таком террариуме Тихая
Пристань показалась бы мне лучшим из миров.
   Меня трудно назвать терпеливым человеком - но сейчас я сижу за  своей
шторкой, сосу конфету, которую кто-то не глядя пихнул мне  в  ладонь,  и
молчу. Молчу, хотя могла бы сказать им, что в  плане  биоэнергетики  нет
большой разницы - коснулись руны или просто близко поднесли к ней палец,
указывая. Что в штампах типа "но этот мир еще запомнит доспехов  лязг  и
звон мечей" нет ни грана правды, особенно если проорать это  на  бешеном
надрыве. Что помянутый Хедваль, похоже, не только не трус, но  и  весьма
неглуп. И что никакой полукровка (в особенности если его смертная  кровь
от отца) никогда не будет называть себя "полуэльфом" - это ругательство,
страшнее которого настоящие Нездешние не знают ничего. За такое даже  на
дуэль не вызывают, а просто дают в морду на месте...
   Да и что это вообще такое - спасать миры? Детство... Тот,  кто  мудр,
знает, что борьба всю жизнь шла за души, и только за них...
   Но зачем говорить вслух все эти банальности, да еще людям, которые  в
принципе не способны тебя услышать? Ввязываться в бессмысленный  спор  -
значит опуститься до их уровня.
   Терпи.  Ты  пришла  сюда  за  своей  сестрой.  Затем,  чтобы  она  не
превратилась окончательно в одно из  этих  созданий  с  труднопостижимой
логикой. Вот ей и будешь прочищать мозги, если  припала  такая  охота  к
ассенизаторской деятельности...
   - ...Так, люди и нелюди, кто-нибудь знает, водится  ли  в  этой  дыре
кофе или вымер как класс? А то я прямо сейчас помру,  -  женский  голос,
низкий, звучный, но грубоватый, словно пропитый и прокуренный  насквозь.
"Арлетт Айотти!" - проносится шелест по комнате. Я аккуратно  выглядываю
из-за занавески, желая взглянуть на местную  достопримечательность,  чей
сон не положено тревожить бренчанием на арфе.
   Она  довольно  эффектна  -  даже  сейчас,  помятая  со  сна  и   явно
похмельная. На вид вроде бы  старше  меня  лет  на  пять  или  шесть.  И
странное лицо...  глаза  слишком  светлые  для  того,  чтобы  цвет  этих
смоляных волос был настоящим.  А  одета  значительно  лучше  большинства
присутствующих, белый костюм - узкие брюки и блуза из  тонкого  шелка  -
выгодно облегает фигуру, крепкую,  но  стройную.  Если  бы  не  этот  ее
кошмарный голос...
   - Сейчас я сварю, лоини Арлетт, -  Влединесс,  худенькая  неприметная
девушка в  сиреневом  халатике,  срывается  со  своего  дивана  и  пулей
вылетает за дверь. - Я специально оставила немного...
   "Лоини"? Даже так? Мне делается совсем  интересно,  и  я  высовываюсь
из-за занавески более чем наполовину.
   - Тогда кто-нибудь, дайте сигарету  больной  женщине,  пока  оно  там
варится, - Арлетт проходит к дивану и уютно устраивается  на  том  самом
месте, с которого согнала хозяйку. Вокруг нее тут же  образуется  кольцо
готовых  почтительно  внимать,  и  из  него  тянется  несколько  рук   с
сигаретами и огнем.
   Похоже, сейчас начнется вещание. Вот уж это  несомненно  имеет  смысл
послушать - эта Арлетт из тех, кто привлекает к себе внимание с  первого
взгляда,  и  здесь,  судя  по  всему,  является   прямо-таки   культовой
фигурой...
   Но именно тут ко мне  протискивается  Нелли.  За  ней  следует  некое
существо  неопределенного  пола  -   худенький   подросток   не   старше
четырнадцати лет, с огромными  глазами  и  длинными  пушистыми  волосами
солнечного цвета. Явно Нездешняя кровь, хотя процент  оной  на  глаз  не
определяется.
   - Вот, Имлаанд, это Эленд, - представляет меня Нелли. - Эленд, а  это
Имлаанд Эрхе  из  Хани,  из  семьи  целителей.  Представляешь,  родители
отправили это создание в первый самостоятельный путь - дойти до Города и
войти в Круг Света...
   - Знаю, - отвечаю  я.  -  Многие  целительские  или  жреческие  кланы
практикуют такое. Так в чем же дело?
   - А дело в том, что Хани отстоит отсюда то ли на  восемь,  то  ли  на
девять шагов сквозь мироздание. И вот по дороге создание  наткнулось  на
эту самую Арлетт. А она вбила ему в голову, что  в  Круг  Света  входить
смертельно опасно. И теперь создание не знает, что делать: и в Круг идти
боится, и домой вернуться не может, не исполнив заданного. Так и сидит у
Влединесс уже полтора месяца. И сидеть здесь ему хреново-хреново...
   - Так что можно я у тебя немножко  поживу,  Эленд?  -  тихим  голосом
довершает Имлаанд, краснея  от  неловкости.  -  Нелли  говорит,  что  ты
добрая...
   - Погоди, -  я  кладу  руку  на  хрупкое  плечико.  -  Давай  сначала
разберемся, почему ты  боишься  войти  в  Круг.  Тебя  же  послали  твои
родители, а родители не могут желать тебе ничего плохого.
   - Наверное, не могут, - Имлаанд хлопает длиннющими  ресницами.  -  Но
лоини Арлетт тоже не желает мне ничего плохого, а  она  говорит  -  Круг
отнимет мою свободу...
   Так,  эту  песенку  мы  уже  слышали   и   раньше.   Ушельцы   просто
патологически помешаны на свободе. Причем  свобода  эта  понимается  ими
прежде всего как независимость от любого долга и любой  ответственности.
И уж никоим образом не как "возможность самому  определять  пространство
принятия решений", как учила меня Лайгалдэ.
   - А почему ты считаешь, что Арлетт желает тебе добра? Она же для тебя
абсолютно чужой человек.
   - Меня хотели убить в одном из миров. Кричали - "нелюдь, нелюдь"... А
она вступилась, отняла меня у толпы и помогла дойти сюда. Только говорит
- мои родители не знают всей правды, потому и послали меня  вот  так.  А
правда в том, что Круг не только дает, но и отбирает взамен.
   А вот это  уже  зацепка!  Я  быстро  оглядываюсь  на  Арлетт,  но  та
оживленно грузит своих адептов и не обращает ни  малейшего  внимания  на
нас двоих - Нелли уже снова убежала с кем-то общаться...
   - А поподробнее не можешь объяснить, Имлаанд? Твои родители наверняка
сами входили в Круг, когда были моложе, но  ведь  они  не  считают,  что
потеряли от этого нечто, иначе не послали бы тебя.
   - Я попробую... Лоини Арлетт говорит - у каждого человека есть  тень.
И так должно быть, потому что не может быть света без  тьмы  и  дня  без
ночи. Тень нужна, чтобы человек был в равновесии...
   Блинн... Мать моя женщина, а ведь начало срастаться! Эти девчушки  на
лестнице, помнится, тоже размахивали каким-то Великим Равновесием.
   - ...Но раз это Круг Света, то он и хочет, чтобы люди служили  только
свету, и делает их как бы своими  частичками.  Лоини  Арлетт  сказала  -
винтиками в машине, но у  нас  нет  машин,  я  плохо  понимаю,  что  это
такое... Вот, а для этого он отбирает у людей тень, и они уже ничего  не
делают не правильно, потому что знают, как надо. И  им  уже  никогда  не
больно по-настоящему, а лоини Арлетт говорит - кому не  больно,  тот  не
человек.
   - Имлаанд, - перебиваю я, - но  почему  бы  не  допустить,  что  Круг
просто делает людей сильнее и умнее? Разве тебе не хочется этого?
   - Да, но лоини Арлетт говорит  -  слабость  есть  тень  силы.  Отними
слабость - опять нарушится равновесие. А  только  Человек  в  равновесии
по-настоящему свободен.
   - Так ты боишься потерять свободу? - спрашиваю я как можно  ласковее,
хотя внутри меня все уже кипит от ярости. Так бы и натравила Стражей  на
эту Арлетт, но это называется "настучать" и является поступком в  высшей
степени неспортивным...
   - Нет, я даже не этого боюсь. Просто лоини Арлетт  еще  сказала,  что
люди на самом деле делятся на простых и вольных. На тех,  у  кого  можно
отобрать свободу, и на тех, у кого нельзя. Первых намного больше, и они,
выходя из Круга, даже не замечают, что  утратили  что-то.  А  вольные  в
Круге просто сходят с ума, - Имлаанд опускает глаза и  договаривает  еле
слышно:
   - И я - из вольных. Лоини Арлетт говорит, что только поэтому и спасла
меня, что я - как все они, а не как простые люди...
   Мне приходится укусить себя за руку, чтобы сдержаться. Нет,  методика
вербовки адептов поражает своим изяществом - страх  либо  сойти  с  ума,
либо оказаться  не  в  числе  избранных...  Так,  я  спокойна,  я  очень
спокойна, я не хочу набить морду Арлетт, морду Арлетт набью  не  я,  это
сделают и без меня!  А  я  пока  буду  решать  логическую  задачку:  как
объяснить, что такое принцип копирования, детенышу из мира без машин?
   - Знаешь, Имлаанд, Арлетт, кажется, тоже знает не все. Давай  я  тебе
попробую объяснить. Ты ведь доверяешь мне?
   - Ага, - улыбается Имлаанд. -  У  тебя  глаза,  как  у  моей  старшей
сестры.
   - Так вот, если ты прочитаешь книгу, ты ведь возьмешь из  нее  нечто.
Возьмешь знание, и оно будет уже в двух местах - в  книге  и  у  тебя  в
голове. Но ведь от этого знания в книге меньше не станет,  и  ее  сможет
так же взять и прочитать любой другой человек. А теперь представь, что в
ту же книгу забралась мышка. Она не будет читать книгу, а  просто  съест
страницу из нее. При этом она тоже получает нечто - пищу себе в  брюшко,
- но книги становится меньше. Понимаешь?
   - Конечно, понимаю, - кивает Имлаанд. - Это очень просто.
   - А теперь пойми: Круг Света читает входящих в него, а вовсе не  ест.
Он получил то, что могли дать ему твои родители, и взамен дал  им  новые
возможности. Но ни его, ни их от этого меньше не стало. Так  как  же  он
может что-то отобрать у тебя, будь ты хоть трижды из вольных?
   Имлаанд морщит лобик в задумчивости.
   - Ты говоришь так, что хочется  верить.  Когда  народ  разойдется,  я
обязательно спрошу у лоини Арлетт, что она думает по этому поводу.
   - Спроси, - улыбаюсь я. - Но что ты будешь думать,  если  она  скажет
тебе, что я говорю не правду?
   - Тогда... Тогда решить смогу только я. Ведь проверить,  кто  из  вас
лжет, я не в состоянии.
   - Вот и правильно, - я не отказываю себе в удовольствии  прикоснуться
к пушистым волосам. - Так всегда и поступай - учитывай чужое мнение,  но
решай самостоятельно. И на всякий случай запомни мой адрес: сектор Девы,
улица Седьмая Сосновая, дом шестьдесят шесть, на девятом этаже  спросить
мадам Гру, а потом Элендис...
   Имлаанд уходит, и теперь я могу не  сдерживать  более  своих  эмоций.
Трать-тарарать-тарарать  и  еще  раз  трать!  Если   и   Маэстине   этим
закомпостировали мозги - неудивительно, что в Круг Света ее на аркане не
затащишь. Сколько я помню, моей милой сестрице всегда нравилось  думать,
что она не такая, как все, а лучше, талантливее, в общем, избраннее.
   Арлетт тем временем берется за кесмину и  начинает  что-то  вопить  -
разумеется, тоже о Свободе и  Равновесии.  Что-то  типа:  "Дайте  белому
лебедю черную песню, дайте черному ворону белое небо" - слова  абсолютно
не  запоминаются,  напор  же  такой,  что  удивительно,  как  с  потолка
штукатурка не сыплется. О боги мои, ну где же эта паршивка Маэстина,  за
какие грехи вы заставляете меня терпеть еще и это!
   "Странник, ты чего такой грустный?" - "Я букву "т" потерял..." Почему
им всем так нравится быть проклятыми?!
   - ...Что с тобой? - я и не заметила, как ко мне подкралась девчонка в
черной шляпе. Похоже, одна из самых верных адепток Арлетт - насколько  я
помню, та приняла сигарету именно из ее рук. - Тебе плохо?
   - Нет, - бросаю я сквозь зубы. - Просто я  не  в  силах  слушать  эту
песню! "Дайте, дайте..." серому страусу красные ноги, блинн!
   Глаза девчонки неожиданно загораются странным блеском:
   - Я знаю, тебе больно, - произносит  она  с  какой-то  неестественной
интонацией. - Но ты все равно слушай, слушай - и тебе станет лучше!
   Внезапно она умолкает, окидывая меня странным взглядом.  Конечно,  от
местного стандарта "унисекс" мой внешний вид отличается весьма сильно  -
широкие черные брюки, корсаж на шнуровке, россыпь браслетов и ожерелий и
искрящаяся лента на голове...
   - Ты слишком красива, - никогда прежде я не видела у человека  такого
взгляда - одновременно зрячего и слепого. - Ты не  человек,  да?  Ты  не
такая, как все люди?
   - А если и так, что с того? - О Господи, неужели она  учуяла  во  мне
одну из Братства?
   - Я знаю, - словно в трансе, повторяет она. - Не бойся меня, леди,  -
я выпью твою боль. Я помогу тебе!
   Я стискиваю  зубы.  О  нет,  только  не  это  -  четыре  года  небеса
хранили!!! Но уже поздно - она скользнула  рукой  по  моему  обнаженному
плечу и крепко стиснула мою ладонь...
 
*** 
 
   Вынужденное отступление: хотите знать, после  чего  я  на  всю  жизнь
перестала верить в жалость?!
   ...Тогда мне едва-едва исполнилось восемнадцать.  Был  благословенный
конец  лета,  пора  урожая,  тягучие  золотые  дни   сразу   после   Дня
Благодарения. Время меда, вина и яблок. Яблок в  тот  год  уродилось  на
удивление много, крупных, ароматных, с нежной полупрозрачной  кожицей  -
не белой, не желтой, не зеленой, а понемножку всего... И мы с Ауре почти
непрерывно ели эти яблоки, и любили друг друга  на  яблоках,  насыпанных
для переборки на пол большого деревянного сарая...
   Я не знала, как называлась эта Суть где-то  на  полпути  между  Тихой
Пристанью и поворотом на Озу. Я не знаю этого и сейчас и зову ее  просто
- Мир Яблок. Милый мир, к которому очень шло слово "старомодный", что-то
сентиментальное с налетом прошлого века.
   Меня затащила туда моя тогдашняя подруга Брендас. Мне  тогда  позарез
нужны были деньги, а Брендас была родом из этого  мира  и  уверяла,  что
хозяйка поместья Лиловые Луга очень неплохо платит сборщицам фруктов.  Я
согласилась и не пожалела - это была не работа, а праздник!  Упоительное
тепло догорающего лета, напоенного всеми ароматами сада, звонкие  голоса
девушек, веселый смех, торопливая закуска прямо под деревьями -  о,  как
она была вкусна,  самая  простая  еда!  Все  девушки  были  местные,  из
окрестных сел, и я вполне закономерно оказалась самой легкой среди  них.
Поэтому именно мне все время приходилось взбираться выше  других,  чтобы
достать самые далекие - и конечно же самые лучшие  -  яблоки.  Лишь  мне
одной было позволено лазать по веткам -  мой  вес  они  выдерживали  без
труда. Я просто упивалась своей силой и  ловкостью,  вися  на  ветках  и
швыряя яблоки в подставленные  подолы,  я  прямо-таки  плясала  на  этих
ветках, и голос мой звенел над садом громче всех прочих.
   Вот там, в этом воистину райском саду, и  настигла  меня  моя  первая
любовь, настигла весело-недоуменным вопросом: "А кто она такая и  почему
ее так заметно?"  Я  свесилась  с  ветки  вниз  головой  и  доходчиво  -
разумеется, в пределах своей легенды в этом мире  -  объяснила  молодому
человеку с темной бородкой, кто я такая. И  очень  удивилась,  когда  он
пригласил  меня  вечером  прогуляться  с  ним  по  берегу  реки.   Помню
устремленные на меня с завистью глаза всех без исключения девушек: "Ну и
свезло тебе, Линдас! Это же сам  молодой  лорд  Ауре,  единственный  сын
хозяйки Лугов!"
   Конечно же я пришла. Еще раз повторяю - мне было только восемнадцать,
я всего четыре месяца как знала свое  Истинное  Имя,  и  все  мироздание
представлялось мне увлекательной игрой. И ласковый ко мне мир не обманул
меня и на  этот  раз  -  Ауре  действительно  заинтересовался  мною  как
личностью. Любая из девушек в саду, не исключая, пожалуй, и  Брендас,  с
радостью раздвинула бы ноги перед наследником Лугов - но он выбрал меня.
   Сказочные, невероятные два месяца... Каждый вечер мы с  Ауре  бродили
по берегу реки с чудесным именем Онето, по тем самым лугам, которые дали
имя поместью и рощицам, где деревья уже примеряли алые с золотом наряды.
   Я влюбилась в Ауре почти  мгновенно  -  мне  для  этого  и  сейчас-то
немного надо, а уж тогда... Я читала ему свои стихи,  а  он  рассказывал
мне  о  столице,  где  он  учился  в   совсем   недавно   организованном
Политехническом институте, и  о  первой  в  стране  железной  дороге,  в
прокладке которой он собирался принимать участие... От Онето  поднимался
туман, а мы сидели на высоком берегу  реки,  вдвоем  закутавшись  в  его
накидку, и мечтали взахлеб. Я рассказывала ему о достижениях моего  мира
с таким видом,  словно  это  только  что  пришло  мне  в  голову.  Ауре,
увлекаясь, иногда начинал набрасывать прямо на песке какие-то расчеты, а
после поднимал на меня сияющий взор и говорил, что такой ум  -  огромная
редкость для женщины даже его круга, но еще большая редкость - сочетание
такого ума с такой красотой... И все чаще моя рука задерживалась  в  его
руке, и все решительнее мои пальцы пробирались под манжет рубашки Ауре и
скользили вверх, к локтю...
   А потом я тайком прокрадывалась в дом, где  спали  сборщицы,  влезала
под одно одеяло со ждущей меня Брендас и задыхающимся  шепотом  излагала
ей новые подробности своих похождений. По всем  признакам  это  была  та
самая воспетая поэтами первая любовь, а такой любви, по строгим  канонам
Тихой  Пристани,  была  положена  верная  хранительница  тайн,  подруга,
наперсница и поверенная... Брендас казалась мне идеально  подходящей  на
эту роль - ее дыхание замирало в темноте, и она переспрашивала:  "Ну?  А
что он?" -  и  вздыхала,  не  скрывая  зависти:  "Ох  и  счастливая  ты,
Линдас..."
   И когда то, что не могло не случиться между нами, наконец  случилось,
я не утаила от Брендас и этого - да и разве можно было  не  похвастаться
таким счастьем! Мой