был так же тягостен,  как  ржавая,  с
металлическим привкусом вода ручьев, текущих из ниоткуда в  никуда,  как
снег, сухой словно соль... Он начал падать в конце третьей недели  пути,
как мне показалось, ибо я давно уже  не  считал  времени.  А  вместе  со
снегом пришли сумерки, и дальше они уже шли рука об руку - ночь и зима.
   Я не упомянул об одной  особенности  этих  мест:  в  них  практически
отсутствовали какие-либо дороги. В мире, где разрушены все связи,  людям
ни к чему сообщение друг с другом... Но иногда попадались... я  окрестил
их Черными Шрамами и старался держаться  подальше,  так  как  чувствовал
исходящую от них темную силу. Представь себе  перерезающую  пространство
полосу  чего-то,   напоминающего   асфальт,   но   жирный,   лоснящийся,
коричневато-черный. Ни разу не видел я на  них  ни  единой  трещинки.  В
знойные дни они казались раскаленными, а когда пришла  зима  -  снег  не
заметал их. Я не знаю, может, это и  были  силовые  линии,  и  ничто  не
заставило бы меня ступить на них -  но  когда  снег  саваном  укрыл  все
вокруг, пришлось пойти на компромисс. И я продолжил свой путь по обочине
одной из этих дорог, так как в поле проваливался в снег по  грудь.  Силы
мои были уже на исходе.
   И Черный Шрам неожиданно вывел меня к жилью. Давно уже на  моем  Пути
не попадалось даже развалин мертвых городов - я зашел слишком далеко  от
Каэр Мэйла, и вокруг меня были лишь ночь и смерть...
   Небольшой городок, а может, просто большое село, раскинулся в долине.
Я спускался с холма и  в  сумеречном  полусвете  видел  то,  что  уже  в
смертном оцепенении из последних сил держалось  за  жизнь.  Вокруг  были
только мертвые поля под снегом, и  сколько  я  ни  вглядывался,  не  мог
различить ни огней в домах, ни дымка над крышами...  И  вдруг...  словно
почти неуловимый порыв теплого ветра донесся откуда-то справа и коснулся
моей щеки. Там была Жизнь! Неужели я близок к своей Цели?
   Я спрыгнул в глубокий снег и двинулся туда. Я почти плыл по глубокому
снегу, рассекая его, как воду, всем телом. Идти было  недалеко,  но  это
движение сквозь снег отнимало у меня последние капли сил. Я  уже  понял,
что это не Цель, а всего лишь крохотный островок, чудом  выстоявший  под
наползающей Тенью... всего  один  дом...  и  полностью  обессиленный,  я
рухнул на пороге этого дома, успев лишь несколько раз ударить в дверь.
   Очнулся я только на следующее утро, которое здесь мало отличалось  от
ночи.
   В этом доме жила только одна женщина - простая смертная, как и все  в
этих местах. Ее звали Кьяррид, она была очень стара - за восемьдесят.  У
нее не всегда хватало сил наколоть дров, и тепло с трудом удерживалось в
ее доме - но там была Жизнь. Чистая вода. Вкусные  лепешки.  А  на  окне
даже росло в горшке небольшое растение с маленьким  розовым  цветном.  И
еще в этом доме жили серый нагловатый петух без хвоста и шесть его  жен.
Как  удалось  сохраниться  искорке  Жизни  в  море  распада?  Это   было
немыслимо,   непредставимо!   В   тех   местах,   которые   я   миновал,
полулюди-полузвери давно бы пристукнули старую женщину, а кур съели...
   Она была добра и мудра, старая Кьяррид, которая с первого же  момента
стала звать меня  внуком  -  я  не  открыл  ей,  что  старше  ее  раз  в
двадцать... И не сразу я понял, что и весь городок не мертв окончательно
только благодаря ей. Чем, какой силой сдерживала она  Тень?  Но  если  я
когда-либо в этой жизни встречал святую - это была матушка Кьяр.
   Я прожил у нее несколько дней - она ни за  что  не  хотела  отпускать
меня в дальнейший  путь,  пока  я  хоть  немного  не  наберусь  сил.  За
гостеприимство я расплачивался песнями, которых она уже очень  давно  не
слыхала, и силой Огня - никогда раньше не колол дрова, но пришлось, зато
уж тепло от них из дома не уходило!
   Говорили мы мало. Она не знала, не могла  знать  тех  подробностей  о
Тени, которые принес я, но безошибочно  ощущала  ее  злую  природу.  Она
предостерегла меня от Черных Шрамов - как  я  понял  из  ее  слов,  Тень
специально протянула их в мир для движения своих  порождений.  "Тому,  у
кого душа насквозь прогнила, они уже ничего не сделают.  А  такого,  как
ты, и не подчинят, так искалечат. Нет, эти дороги человеку не пути".
   "Но никаких сил не хватит пробираться по такому снегу, - ответил я. -
Значит, мне уже не выбраться отсюда?"
   "А ты идешь туда, где светлее, или туда, где темнее?"
   Я понял, что она имеет в виду.
   "Меня учили  -  белый  свет  возможен  лишь  там,  где  есть  все-все
остальные цвета. И через одно цветное стеклышко можно многое увидеть, но
чем больше цветов сложишь вместе, тем непрогляднее будет тьма за ними. А
ведь до света не хватает, возможно, лишь одного оттенка..."
   Ее лицо озарилось улыбкой:
   "Правильно тебя научили. Темнее всего перед рассветом. Ты  на  верном
пути, внучек, - помолчала и добавила:
   - У меня ведь семья была. Муж, сын, жена его да внучка. Муж умер, как
все здесь - просто не проснулся.  Тогда-то  сын  с  женой  испугались  и
решили уйти туда, где светлее, в город..."
   "В какой? Неужели в Кармэль?"
   "Нет, что ты! В Тамзнию".
   Я содрогнулся. Тамзния лежала за две Сути оттуда, и когда я  проходил
ее, то видел стаи подростков, охотящихся в поисках еды  и  на  тех,  кто
старше, и на тех, кто младше...
   "А внучка не пошла с ними. Еще недолго пожила со мной, а потом ушла в
другую сторону. Упорная была, и в глазах свет  горел,  когда  уходила  -
знала, куда идет и зачем.  И  меня  с  собой  звала,  да  я  уж  старая,
отказалась... Не знаю, что с ней, а  только  знаю,  что  спаслась,  чует
сердце. Значит, и ты можешь спастись. Покажу тебе этот путь".
   Назавтра матушка Кьяр повела меня через весь городок. Он словно вымер
- лишь редкие прохожие жались к стенкам домов, с опаской сторонясь  друг
друга.  Дома,  осевшие,  полуразвалившиеся,  точно  вырастали  из  снега
подобно уродливым грибам. А в тех, что покрепче, непременно были  выбиты
окна, и ледяной ветер свободно бродил по мертвому жилью...
   Последняя кривая улица обрывалась в белизну снежных полей. Мы  стояли
на краю. И у самых  наших  ног  начиналась,  вилась  через  все  поле  и
пропадала вдали тропинка шириной в две моих ладони -  словно  серебряная
нить на белом бархате...
   "Вот единственный путь отсюда, - сказала  матушка  Кьяр.  -  Узкий  и
трудный, но прямой и довольно безопасный. Ты сильный, ты дойдешь. Ступай
же".
   "Прямо сейчас? - удивился я. - Я же еще с дровами не управился..."
   Она заглянула мне в глаза, что было не так-то просто - я был  на  две
головы выше.
   "Так будет лучше. Я ведь  тоже  в  любой  момент  могу  уснуть  и  не
проснуться. И кто знает, что будет, когда окажется слишком поздно?  Иди,
пока я еще могу благословить тебя на прощание".
   И тогда я ступил на тропинку и почувствовал, что она отзывается  моим
шагам, как натянутая струна гитары. Дойдя  до  леса,  я  оглянулся  и  в
последний раз увидел на краю  городка  маленькую  фигурку,  укутанную  в
серебристо-серую шаль...
   - Ты лучше меня разбираешься в этом, - неожиданно перебивает  Он  сам
себя, - скажи: она ведь теперь святая? Люди могут ей молиться?
   - Конечно, могут, - твердо отвечаю я. - Когда мы вырвемся отсюда,  мы
отнесем ее имя Заступникам, чтобы они начертали  на  скрижалях  Храма  в
Заветном: "Святая Кьяррид из Снежной Пустыни".
   - Заступница тех, кто блуждает во мраке, - эхом отозвался Лугхад. - Я
долго шел по Серебряной Струне, я снова устал, но это была  уже  обычная
человеческая усталость, а не бессилие на грани отчаяния. Мне не хотелось
спать, и я шел, не останавливаясь, боясь сойти с тропинки. Иногда, когда
меня мучила жажда, я опускался на  колени  и  раскапывал  снег  рядом  с
Серебряной Струной. Под ним были ягоды, красные и кислые - не то клюква,
не то брусника. Я ел их, и они придавали мне силы. Я шел сквозь миры,  и
ночь была уже непроглядна, но  внутренним  зрением  я  все  время  видел
тропинку, и шел по ней, как по лучу...
   Вокруг меня не было никакого следа  людей.  Смерть  Воды  -  мир  был
занесен снегом и скован вечным льдом. Я  понял,  что  уже  близок,  если
можно  так  сказать,  к  линии  фронта  Тени,  через  которую   придется
прорываться с боем. Но даже это не тревожило меня сверх меры.
   ...Что было - теперь узнаешь ли? Я увидел зарево над мертвым лесом  и
невольно замедлил шаг. Холодок страха коснулся сердца, и я  ощутил,  как
трепещет под моими ногами Серебряная Струна -  наверное,  ей  тоже  было
страшно. Пересиливая себя, я  двинулся  вперед  -  чему  быть,  того  не
избежать.
   Лес разорвался внезапно, как  покрывало  -  и  предо  мною  предстала
ограда старого кладбища, засыпанного снегом. Тропинка вилась вдоль самой
ограды, еле различимая в  призрачном  свете,  идущем  непонятно  откуда.
Что-то темное и безымянное преграждало  мне  путь  -  не  воспринимаемое
чувствами, но дохнувшее в лицо, ледяным ужасом. Я понял, что пройти  мне
не дадут.
   "Камень гроба отвален, и нет его здесь..." - торопливо  заговорил  я.
Мне казалось, что именно это Слово будет наиболее действенным...
   Страшный хохот, эхом отдававшийся в лесу,  заметался  между  могил  и
оглушил меня. На ограде, где секунду назад никого не было, теперь сидела
огромная коричневато-черная хищная птица. Голову  ее  венчала  корона  -
венец  мертвенного,  бледно-желтого   призрачного   света,   ничего   не
освещавшего.
   "Ха-ха-ха-ха! Теперь ты в моей власти! -  страшный  скрипучий  голос,
злобное карканье. - Камень гроба! Земля,  камень,  небытие!  Здесь  я  в
полной своей силе! Ты сам призвал меня, жалкий певец, вообразивший  себя
магом, и сам избрал Землю своей гибелью!"
   И тут я, холодея от ужаса, увидел, что у птицы голова женщины,  и  на
моих глазах лицо ее стало лицом Райнэи! Невольно я вскинул руку, пытаясь
закрыться от страшного зрелища, и, сам не зная почему, вдруг воскликнул:
"Оборони меня, Кьяррид!"
   "Карр!" - раздалось в ответ. "Кьяррр меррртва! Мерррртва!" И с  этими
словами порождение кошмаров кинулось мне в лицо.  Я  отступил,  сошел  с
Серебряной Струны и упал на колени в снег. Птица с лицом Райнэи  ударила
меня крыльями по голове - и дальше пустота...
   Лугхад замолкает, пытаясь справиться с дрожью. Мне тоже не по себе  -
я как наяву представила все, о чем Он рассказывает...
   - То, что было потом, я помню как в тумане  -  разум  мой  был  мертв
тогда... Я шел назад в Каэр Мэйл, возвращался  по  Черным  Шрамам  туда,
откуда не бегут. Грязная птица в венце страшного света  сидела  на  моем
плече, и из глаз моих струился холод небытия... Я снова шел, не таясь  и
ничего не чувствуя, через города в  кольце  распада,  и  любой,  завидев
меня, убегал прочь с криком ужаса - я казался им вестником Бездны,  я  и
был в тот миг порождением Тени...
   Так вернулся я к подножию Каэр Мэйла, и у ворот города злобная  птица
сорвалась с моего плеча и с издевательским хохотом растаяла  в  небе.  Я
снова был свободен, но в памяти моей зияли провалы (хотя кое-что  я  все
же сумел не забыть), а в душе прочно поселилось отчаяние - я  больше  не
верил в спасение и в победу  Света.  И  когда  не  стало  злобной  воли,
пленившей меня, я без сил упал лицом в выжженную траву на склоне. Если б
я мог, то заплакал бы - но я никогда этого не умел. И так я пролежал  не
знаю сколько, а потом встал и вошел в Каэр Мэйл, чтобы  стать  для  него
Лугом Безумцем, певцом непостижимого...
   И снова Он умолкает. А я смотрю не на Него - на Лоти. Что  происходит
сейчас в ее душе? Не вступила ли в ней эта новая правда в страшную войну
со всем предыдущим смыслом ее жизни,  с  верой  в  истинную  Королеву  и
прежние  времена?  Ибо  когда  Он  вот  так  вспоминает  -  не  поверить
невозможно.
   - Что тогда творилось со мной, сейчас уже  трудно  представить.  Тебе
знакомо состояние, когда не можешь быть  с  кем-то,  но  еще  больше  не
можешь - без него?
   - Знакомо, - отвечаю я, стиснув зубы.
   - Через месяц после неудачной попытки бегства я и сотворил первую  из
пяти Смертных Печатей...
   - Это был танец Черной Луны? - перебиваю я с дрожью.
   - Нет, Смерть Огня была второй, только второй. А первую - Смерть Воды
- ты еще не слыхала... - и вдруг, резко приблизив свое лицо к моему:
   - Хочешь - здесь и сейчас?
   Глаза в глаза...
   - Да - хочу!
   Тишина повисает над поляной, обласканной осенью. И в этой тишине тот,
кто еще два часа назад звался Лугом Безумцем,  а  теперь  вспомнил  себя
настоящего, словно в первый раз касается струн...
   Волны ли тревожно бьются о  берег,  вторя  аккордам,  или  это  кровь
пульсирует у меня в висках? Вот... еще... да это же именно та песня, что
пригрезилась мне в Башне исступленной ночью, когда Хозяин бросил на меня
Храниэль, а сам скрылся неизвестно куда! Да, я узнаю ее!
   Его голос вплетается в мелодию - и я, не в силах просто слушать  это,
срываюсь с места, еще успев заметить вспышку испуга в глазах  Лоти  -  а
потом она срывается за  мной!  Полностью  отдавшись  неистовой  мелодии,
кружимся мы вокруг костра, словно повторяя своим танцем  то,  о  чем  Он
поет:
 
   И битва была, и померкло светило
   За черной грядой облаков...
 
   "То брат мой явился на зов..." Неужели и вправду это был Его зов в ту
далекую ночь? Немыслимый, сквозь миры и времена дошедший до Башни Теней,
как свет очень далекой звезды, и случайно попавший в резонанс  со  мной,
которая тоже причастна Огню и тоже медленно умирала  оттого,  что  -  не
вместе?!
   Но как бы то ни было - Он  позвал,  и  я  явилась.  Я  отозвалась  на
молитву того, кто молился МНЕ...
 
   ...по ветрам осенних бурь...
 
   Лоти уже отбежала в сторону, почти упала, ибо  не  может  непривычный
человек выдержать так  долго  в  таком  темпе  -  и  снова  это  странно
соответствует словам песни. Нет, я-то не упаду... хвала небесам, это все
же конец, Он завершает песню тающим аккордом и сам роняет гитару...
   В глазах его застыл осторожный вопрос: ну как?
   - Вроде бы ничего не случилось, - с трудом выговариваю  я,  опускаясь
рядом. - Мироздание не рухнуло, солнце с неба не упало... но,  по-моему,
могло и  упасть.  Ты,  это,  осторожнее  в  следующий  раз  при  простых
смертных!
   - Только так, только такими словами я  мог  выразить  то,  что  рвало
тогда мою душу  на  части!  А  потом,  за  каких-то  полгода,  пришли  и
остальные четыре. И  веришь  ли,  я  сам  их  смертельно  боюсь.  Райнэя
добилась своего! Боль сделала то, чего не могли сотворить ни любовь,  ни
страх - в моих руках  оказалось  сверхоружие,  сверхзаклятие  для  Тени.
Наверное, если спеть их все пять в нужном порядке,  они  способны  убить
все живое в любой душе...
   Я содрогаюсь. Похоже, что тут Он абсолютно прав.
   - У тебя есть оправдание: ты не ведал, что творил.
   - Да нет, наверное, даже ведал. Иначе - почему Смертных Печатей Камня
и Жизни не слышал еще ни один человек...
   - Разве? Ты ведь пел мне Смерть Зеленой Стихии тогда, в первую  ночь,
когда было затмение...
   - Но ты же не человек, -  произносит  он  просто  и  спокойно.  -  Ты
Королева. И то, что ты пока не знаешь,  что  значит  быть  Помнящей,  не
меняет ничего.
   - Во-первых, все мы - люди, - строго возражаю я. - Ты, я, Лоти -  без
различия свойств и предначертаний. У всех нас души созданы по одинаковым
моделям, и информагия не разбирает, кто из нас простой смертный,  а  кто
сложный. При желании убить можно любого. А во-вторых, - тут я, по старой
памяти, тянусь к темно-пламенным волосам,  но  перехватываю  Его  новый,
непривычный взгляд - "не смей!" - и поспешно опускаю руку. -  Во-вторых,
если ты даже иного мнения на этот счет, остерегайся его  высказывать.  В
Каэр Мэйле и без того плохо приживается идея, что Мера доступна любому и
Радость одна для всех...
   Неожиданно я умолкаю, пораженная новой простой мыслью.
   - Ой, Гитранн... А стоит ли нам вообще возвращаться в Каэр  Мэйл?  Не
проще ли попытаться пробиться на Зодиакальный Круг отсюда - теперь-то ты
можешь мне помочь?
   - А как же я? - вдруг подает голос Лоти, молчавшая все это время. - Я
же отсюда сама не выберусь. Да, ты говоришь, что всякий может научиться,
но сейчас-то я пока не научилась!
   - Мы можем взять тебя с собой, - говорю я в сильном смущении - как  я
посмела забыть...
   - Не знаю, хочу ли я этого... Все-таки Кармэль моя родина,  какой  бы
он ни был - я люблю его и желаю ему блага. И потом, ты сама учила  меня,
что свеча нужнее там, где ночь, а не там, где день...
   - Тогда, может быть, оставим Гитранна тут, а я...
   - Лотиа-Изар совершенно права, - неожиданно твердо и уверенно говорит
Гитранн.  -  Грош  цена  нам  и  нашей   силе,   если   мы   сбежим   из
Города-под-Тенью  в  день  праздника.  Никто   не   называет   сделанной
неоконченную работу, а мы в ответе за тех, кому подарили надежду.
   - Я просто боюсь за тебя, - тихо выговариваю я. - Страшно: вот  снова
придет ночь, и ты опять начнешь путать сон с явью...
   - Теперь не начну, - он кладет руку на мое плечо. - Я верю в себя - и
в тебя. Неужели вдвоем не отобьемся?
   - Втроем, - вмешивается Лоти. - Возможно, и  я  кое-что  смогу,  если
очень понадобится.
   - Все, сдаюсь, - я, смеясь, поднимаю  руки.  -  Убедили,  пристыдили,
разбили наголову, уличили и возымели. Еще часок посидим - и возвращаемся
в Кармэль.
 
...НЕБО БЕЗ ПЯТИ... 
 
   Обратный переход проходит легко, как и любое возвращение  в  знакомое
место. Шаг - и мы уже в бурьяне между полуобвалившейся галереей  Ассы  и
сараями.
   - Который час? - тут же озабоченно спрашивает Лоти. - Я должна быть в
Залах самое позднее в половине шестого.
   - Тогда тебе бегом надо бежать, - отвечает Гитранн.  -  Поторопишься,
так успеешь. Но все-таки жалко, что вечером тебя не будет на лестнице.
   - Зато у меня был этот день в лесу,  -  расцветает  улыбкой  Лоти.  -
Лучшего праздника и придумать невозможно. А  про  ваше  выступление  мне
обязательно кто-нибудь расскажет.
   Она машет рукой  и  быстро  исчезает  в  пыльном  переулке,  а  мы  с
Гитранном направляемся домой.  Я  иду  рядом  с  Ним  и  поражаюсь,  как
изменились Его осанка и походка - теперь это легкая, скользящая  поступь
Нездешнего, и потрепанный плащ не висит занавеской, а  изящно  лежит  на
Его плечах, и глаза сияют. Когда мы проходим через двор, у Ассы и  Китт,
сидящих на шаткой скамеечке возле дома матушки Маллен,  при  взгляде  на
Него вырывается восторженное "ой!".
   Дома мы долго смотрим друг на друга и молчим. Что бы и как бы  теперь
ни сложилось, но видно, нашей  жизни  вдвоем  уже  не  быть  такой,  как
прежде. Этого нового Лугхада - нет, не Лугхада, а Магистра Гитранна -  я
никогда не посмею гонять по дому тряпкой и обзывать наглой рыжей мордой.
А Он сам  -  захочет  ли,  чтобы  и  дальше  одежду  Ему  стирала  Жрица
Танцовщица? И уж точно никогда больше не возьмет  за  руки  и  не  будет
упиваться  несовершенными  моими  Словами  -  пришел  конец  безумной  и
немотивированной мистике наших ночей...
   А я, если честно, уже настолько  привыкла  к  этой  жизни,  что  даже
память о Флетчере как-то потускнела, расплылась, даже закралось сомнение
- да нужен ли мне именно он, или мне все равно, при ком  числиться  и  с
кем меняться энергией  души?  Во  всяком  случае,  теперь  наши  уличные
спектакли и беготня от полиции в разных версиях Города кажутся мне  лишь
игрой, восхитительной, но необязательной... А еще точнее  -  репетицией,
подготовкой к тому настоящему, чем стала для меня кармэльская Лестница в
Небеса.
   Между прочим, хоть я и вернула Его Камень на  место,  Огонь  из  Него
тоже никуда не делся, я не перестаю его ощущать. Так теперь,  похоже,  и
останется причастность сразу трем стихиям. Редкая и  чрезвычайно  ценная
информагическая   структура,   в   Братстве   таких    людей    называют
Корректорами...
   - Спасибо тебе за все, - нарушает Он молчание.  -  Когда-то  давно  я
слышал легенду о древней языческой богине, кот