ня,
в моем платье без рукавов, да еще разгоряченную  после  бешеной  пляски,
бьет  крупной  дрожью.  Он  теребит  застежку   у   горла,   видимо,   в
нерешительности: если он отдаст  мне  свой  плащ,  как  это  будет  мною
воспринято?  Чтобы  положить  конец  Его  сомнениям,  достаю  из   сумки
обтрепанную  куртку  из  тонких  кожаных  лоскутков,  подарок  Хейти,  и
надеваю, нимало не заботясь о том, насколько она сочетается с платьем.
   Некоторое время  идем  молча.  При  любых  других  обстоятельствах  я
ощущала бы страшную неловкость от этой молчаливой  прогулки,  но  сейчас
лишь благодарю небеса за то, что они позволили мне уйти с Ним  в  первую
же встречу. Вместе с нами по городу идет сумрак ночи. Ни  одно  окно  не
освещает нашего пути - в Волчьем районе не принято делать дома с  окнами
на улицу. С Охон, центральной улицы  этого  района,  мы  свернули  почти
сразу, и в узких пустынных переулках шаги наши слышны особенно четко.
   - Лугхад! А у тебя дома гитара найдется?
   - А почему ты об этом спрашиваешь?
   - Просто хочется еще раз услышать, как ты поешь...
   Пропетляв  по  переулкам  почти   час   -   постепенно   глухие,   но
основательные стены Волчьих  домов  сменились  обычными,  но  невероятно
облезлыми - наконец сворачиваем  во  двор.  Сказать,  что  он  похож  на
колодец, пожалуй, будет слишком банально, тем более что дома не  так  уж
высоки и днем, должно быть, здесь хватает солнца.  Дома  только  с  трех
сторон, с четвертой - ряд невероятных сараев, которые, как мне  кажется,
не рухнули до сих пор лишь назло мирозданию. Из углов тянет  не  столько
сыростью,  сколько  необъяснимой  жутью.  Дом  -  цель  нашего  пути   -
полуразрушен,  верхний  этаж  носит  следы  давнего  пожара,   ступеньки
крошатся под ногами.
   - Бр-р! Как только ты здесь живешь! - Он явно  рассчитывает  услышать
нечто подобное, и я не обманываю его ожиданий, хотя данный "замок ужаса"
отнюдь не самый кошмарный гадюшник из тех, где мне доводилось бывать.
   - Я бродяга, а не Лорд Залов, -  дверь  Он  находит  ощупью,  она  не
заперта, что тоже не слишком удивляет меня. - А ты на что рассчитывала?
   - Не знаю. Наверное, на что-то, достойное твоих потрясающих песен,  -
теперь я уже беспрепятственно пускаю в ход часть козырей. - И вообще мне
кажется, что Единая создала твой голос для чего-то большего,  чем  пение
по кабакам.
   В темноте невозможно понять, куда мы попали,  но  Он,  снова  ощупью,
отыскивает и зажигает свечу. Моему взору  предстает  кармэльская  версия
берлоги Россиньоля с  некоторым  привкусом  готического  романа.  Вполне
стандартный уровень экзотики и романтики, ибо менестрель и бардак так же
неотделимы, как... астурские баски и общественные беспорядки.
   - Устраивайся, - Он показывает на постель у дальней  стены,  кажется,
даже довольно чистую, и лязгает дверным засовом. -  Но  прежде  объясни,
кто ты такая на самом деле и почему поминаешь Единую - здесь, под Тенью.
   Не пряча взгляда, я твердо отвечаю:
   - Я с Зодиакального Круга. Мое Истинное Имя - Элендис Аргиноль.
   Его лицо дрогнуло. Он резко хватает меня за плечи:
   - Ты назвала Имя и Суть. Но меня интересует и Цель, - эти  три  слова
он произносит, словно обжигая язык их полузабытым вкусом.
   Прости, менестрель,  но  для  тебя  еще  не  пришел  час  узнать  всю
правду... По-прежнему стараясь попадать Ему в  тон,  я  отвечаю  так  же
резко, с горделивой ноткой:
   - Искушение, скажем так. Я ведьма валлийской школы,  -  придется  Ему
ограничиться  этим  объяснением,  хотя  с  моей  точки  зрения,  оно  не
объясняет вообще ничего. Однако про Орден  Слова  и  в  особенности  про
Стоящих на Грани Тьмы упоминать пока преждевременно.
   - Вот, значит, в чем дело... А я себе голову ломал - с чего это Волки
целую неделю только и твердят о такой... скажем вежливо, изящной  особе?
Как-то оно не в их традициях!
   - Теперь ты знаешь, - я сажусь на неубранную постель,  подобрав  ноги
под подол и попутно отмечая, что он сильно лохматится -  опять  подшитый
край где-то ободрала, ну сколько ж можно... - А тебе я совсем не  кажусь
привлекательной?
   - Кажешься. Но, как ты сама поняла, это еще не основание,  чтобы  тут
же рвать с тебя одежду.
   Он опускается рядом со мной. Его глаза  сейчас  совсем  рядом,  пламя
свечи отражается в них сполохами. Если бы не знала доподлинно, что он из
Нездешних - ни за что бы не поверила.
   - А знаешь ли ты, ведьма неизвестной мне школы, что я уже  много  лет
не играл и не пел ТАК? И стоило лишь увидеть тебя - откуда что взялось!
   - А что ты пел тогда? - пожалуй, мне  не  требуется  никаких  усилий,
чтобы наполнить взгляд и голос почти мистическим  преклонением.  Никогда
не стоит  играть  там,  где  можешь  позволить  себе  искренность.  -  Я
почувствовала Силу в твоей песне и отдалась ей -  но  это  было  безумно
страшно и вместе с тем прекрасно...
   - Ты  права.  Я  назвал  ее  Смертной  Печатью  Огня.  Песня  о  той,
которая... которую...
   - Короче,  о  леди  Райнэе,  -  замыкаю  я  безжалостно.  Недостойное
чувство, но в этот миг я просто наслаждаюсь сознанием своей  власти  над
Ним.
   - Откуда тебе... - я не даю Ему закончить:
   - Неужели так трудно признать Луга Безумца? Отныне, мой господин,  не
устану благодарить я Единую за то, что наши дороги пересеклись!  -  Его,
конечно, на это с потрохами не купишь, но по опыту знаю, как  безотказно
действует такая гремучая смесь из преклонения и наглости.
   - Не называй меня так, ведьма! - бездна разнообразных чувств, которую
Он  вкладывает  в  эти  слова,  просто  не  поддается  описанию!  Словно
мгновенная вспышка опалила мне ресницы - и тут же угасла...  -  Я  знаю,
этим именем зовут меня там, снаружи, но ты меня так не зови!
   - Aen ye-o jthalet. Буду звать  тебя  просто  Лугхад,  раз  тебе  это
нравится. Но ты давай тоже реши, как будешь ко мне обращаться -  не  все
же звать меня ведьмой. На выбор - Эленд, Хиноль, Линда...
   Он снова смотрит на  меня  долго  и  пристально.  Даже  свечу  поднес
поближе, чтобы разглядеть. Ох, или я  умру  прямо  сейчас,  не  сходя  с
места, или стану святой! В голову лезут эпитеты из Песни Песней и  некий
роман, когда-то  залпом  прочитанный  на  одной  из  лекций  в  Академии
культур, вместо того чтобы честно ее конспектировать...
   - Может быть, ты сочтешь это странным, а может, и нет... Я буду звать
тебя Лиганор.
   Вот слепой-слепой, а шпроты  чует,  как  говорит  моя  бабка  Иванна!
Lig-Anor - это же "Зеленое Пламя" на разговорной версии Языка  Служения,
самая суть моя! А Аргиноль - всего лишь анаграмма...
   Как внимателен Его взгляд... Реакцию проверяет. А почему, собственно,
у молодой темпераментной ведьмы не должен дрожать ни один мускул,  когда
ей только что придумали имя?
   - Идет, - отвечаю я после паузы. - А теперь тащи гитару.
   Не говоря ни слова,  Он  подхватывает  свечу  и  исчезает  в  проеме,
ведущем в соседнюю комнату. Я остаюсь в полной темноте. Тишина...  Долго
Он там собирается копаться?  Ладно,  раз  так,  воспользуюсь  случаем  и
переоденусь, а  то  этому  зеленому  шелку  сто  лет  в  обед,  наступлю
невзначай на подол - и тогда уже ни иголка, ни магия не спасут мое самое
любимое платье...
   Через минуту я уже в черных широких брюках и  блузке  без  рукавов  -
тоже черной, но сплошь затканной серебром.  И  словно  дождавшись  этого
мига, из соседней  комнаты  доносятся  аккорды  гитары.  Трать-тарарать!
Бросив и сумку, и снятое платье, я кидаюсь туда - и застываю на пороге.
   Представьте  себе  помещение,  которое  слишком  велико   для   слова
"комната", но еще недостаточно для того, чтобы назвать его залом.  Серые
каменные стены уходят куда-то ввысь, и верх их  в  копоти  -  тот  самый
пожар, на который я обратила внимание  еще  снаружи.  Потому-то  потолка
практически нет, над головой - полуразрушенные перекрытия верхних этажей
и осколки неба. С одного из них идеально  полная  луна  бросает  на  пол
драные клочья света. А Он сидит у самой стены  в  полосе  тени,  замере"
неподвижно, лишь пальцы летают по струнам.  Свеча  у  Его  ног  зажигает
десятки бликов на темном лакированном корпусе  гитары.  Странно,  только
сейчас я заметила - тонкое серебряное кольцо на Его правой руке...
   С моим  появлением  мелодия  на  секунду  замирает,  а  потом  словно
взлетает  ввысь,  наливаясь  силой  и  страстью  -  нечто   напоминающее
фламенко, но темнее и первобытнее.  И  снова  я,  плененная  Его  игрой,
забываю про все на свете - подхожу к Нему, опускаюсь на  пол  и  начинаю
вторить поистине безумной мелодии переливами голоса.  В  темноте  вокруг
меня словно колышется занавес Силы - не знаю, светлой или все же темной,
но необыкновенно мощной, - и мне это нравится почти до экстаза.
   Внезапно  напор  слегка  отодвигается,  звуки   становятся   тише   и
прозрачнее...
   - Луна взошла над Каэр Мэйлом,  -  слышу  я  Его  голос,  отрешенный,
словно бесплотный, и абсолютно не человеческий. Голос Нездешнего.  -  Ты
лучшая танцовщица из всех, кого я видал... Танцуй  же,  Лиганор,  -  эта
музыка для тебя.
   Фламенко - не самое великое мое достижение, я  предпочитаю  восточные
стили, где руки, корпус и не так много ног... Но Он просит, и я шагаю на
середину зала. Луна вспыхивает на моей одежде... Храни меня, Единая!
 
   Вверх -
   на взметнувшейся к звездам волне,
   что пролиться вовне не смогла, -
   распадайся на взвесь и осадок!
 
   Нет, не могла я сама придумать  эти  слова,  эту  перевитую  серебром
струн тонкость изощренного заклятия - это Его голос поет в глубине моего
сознания: "Беспредельная сладость свободы отринуть свободу!.." Снова, по
нарастающей, обращаясь в язык призрачного пламени на Его ладони, пока Он
вдруг не ударяет что есть силы по струнам и не вскрикивает  гортанно  на
Высокой Речи:
   - А-кхэй, со ирру! Эл-каста - айе!
   И - одновременно  с  этим  луна  над  моей  головой  меркнет,  словно
облившись кровью!
   - Аййе-э!
   Не выдержав ужаса сверхъестественного напряжения, я падаю  на  колени
перед  Ним,  волосы  закрывают  мне  лицо.  В  последний  миг  за   край
распадающегося сознания цепляется мысль:  "Затмение...  это  всего  лишь
лунное затмение..." Несколько секунд в зале пульсирует нечто такое,  для
описания чего у людей никогда не достанет слов -  и  медленно,  медленно
диск луны снова очищается, разгорающийся свет  окрашивает  серебром  мои
стиснутые руки... И нет уже безумства  странной  мелодии,  только  тихий
перебор струн, и под него Он произносит несколько фраз на незнакомом мне
языке - быстро, печально и как-то ласково. Когти, стиснувшие  мою  душу,
разжались, хотя дрожь в коленях  осталась.  Нет,  все-таки  не  зря  Его
прозвали Безумцем...
   - Слушай, что тут такое произошло сейчас? - голос мой дрожит,  ничего
не могу с собой поделать, но, пожалуй, в такой ситуации это хоть кому не
зазорно. - Что ты со мной...
   Он откладывает гитару, берет мои руки в свои.
   - Идем. Тебе сейчас лучше  лечь.  Ты  оказалась  крепче,  чем  я  мог
предполагать, - я хорошо представлял, с какими силами играю, но  клянусь
чем угодно, что затмения я не предвидел!
   - Всего лишь не предвидел? Я уже почти поверила, что  ты  сам  вызвал
его своей песней!
   Я встаю, пошатываясь, бреду в первую комнату и  почти  падаю  на  Его
постель. Он стоит рядом и даже не  думает  прикрыть  меня  одеялом,  как
сделал бы Флетчер, - приходится и это сделать  самой.  Кстати,  то,  что
постель   относительно   чистая,   было   моим   великим   заблуждением.
Теоретически эти простыни, конечно,  отстирываются,  но  я-то  в  данном
случае практик, а не теоретик...
   - Прощения не прошу, - снова этот нечеловечески бесплотный голос. - Я
ощутил, ЧТО есть ты, и был просто обязан даровать тебе еще одну Смертную
Печать - самую, может  быть,  страшную  из  всех,  Печать  Жизни,  -  Он
произнес "Dala'h", слово Высокой Речи, означающее "Зеленая стихия".
   - Зачем?
   - Потому что здесь Каэр Мэйл! - сказал Он как отрезал. - Да, ты могла
умереть, если бы не выдержала - зато теперь я уверен,  что  с  тобой  не
случится ничего хуже смерти.
   - Заставил меня участвовать в каком-то  обряде  Тени...  -  говорю  я
нараспев, с изумляющим саму меня спокойствием. - По-моему,  даже  против
моей воли... - как назло в мозгу крутятся  слова  Его  заклятия,  веющие
призрачном ужасом: "И не лги, что ты волен и  свят  -  ты  пленен  и  не
волен..."
   - Ты потом поймешь, что я сделал... - гитара снова в Его руках. -  Но
ты заслужила награду за то, чему я тебя подверг. Слушай же...
   Снова тихий перебор струн наполняет комнату, и снова Он не  запел,  а
заговорил все на том же неведомом мне языке. Да, сильно же Его поломало,
если не Он транслирует, а мне приходится считывать! Как всегда  в  таких
случаях, я полностью понимаю все оттенки смысла, но не могу сказать, чем
они создаются - красота текста проходит мимо меня...
   "Зачем толпа собралась  на  рыночной  площади?  Видно,  снова  пляшет
Эмерит,  красавица  из  красавиц.  Слышите  звуки  бубна?   Под   жарким
полуденным солнцем, в пыли, раскаленной июлем, танцует  смуглая  Эмерит,
Солнце Ночи.
   Хэй-о, Эмер, Эмерит! Плечи твои заласканы солнцем, зацелованы солнцем
руки - ветви плакучей ивы, и ноги твои, не знающие сандалий. Черна  твоя
одежда, но чернее волосы твои - атласный лепесток ночи. Подобна  гибкому
стеблю, подобна змее и кошке,  подобна  цветку  тюльпана  -  таков  твой
танец, Эмерит! Глаза твои - два солнца, такие же золотые.
   Ай, Эмерит, для всех ты - и ни для кого! Кто обнимал  золотые  плечи,
не скрытые ночью шелка, кто ласкал обнаженные  руки,  кто  целовал  твои
губы? Ветер, один только ветер, что налетает из дальних степей,  неся  с
собой запах мяты и чабреца. Никто тебе не под  стать,  и  никого  ты  не
любишь, красавица из красавиц...
   Пришел в наш город ветер-бродяга, увидел пляску Эмерит,  коснулся  ее
одежды - и полюбил ее страстно.
   Хэй, молодой чужестранец в зеленой одежде -  ты  как  юный  колос  на
майском ветру, такой же тонкий и гибкий.  Светлые  твои  волосы  тронуты
солнцем рассвета. Гляди же во все глаза на ту, которой нет равных! Огонь
искрометных глаз, ливень ночных волос, вихрь черного шелка - таков  твой
танец, Эмерит! Но что это? Впервые опустились  черные  ресницы,  румянец
окрасил щеки - неужели и ты влюбилась, Солнце Ночи?
   Хэй-о, Эмер, Эмерит! Ночью, зеленой и душной, крадучись,  спускаешься
ты к ручью, что обсажен кипарисами. Плакучие  ивы  свесили  пряди  волос
нерасчесанных - под ними ждет тебя любимый. Не подглядывал я,  но  видел
сплетение рук и объятий. Не  подслушивал  я,  но  слышал  жаркий  шепот:
"Люблю..." - или то ветер шелестел в ветвях кипарисов?
   Ай, ветер-бродяга - зачем ты стал человеком? Чтоб коснуться тела  под
черным шелком, чтоб снять поцелуем пыль с ножки, не знавшей  сандалий...
У неба есть звезды, тысячи глаз, а у деревьев есть уши. К чему же искать
того, кто вас выдал?
   Есть у Эмерит два брата - один рыбак,  другой  наемник.  И  незавидна
участь того, кто посягнет на честь их сестры!
   Перед самым рассветом, когда утихает ветер, выследили братья Эмерит с
ее возлюбленным. Но не обнажил клинка молодой  чужестранец  со  светлыми
волосами - был он безоружен, когда достал его нож брата-наемника.  Кровь
запятнала одежду, алая на зеленом, и умер без стона бродяга... Горе вам,
братья Эмерит, - зачем вы убили ветер?!
   И опустился на город зной - ни облачка, ни дуновения. Жара  придавила
город каменною плитой. Солнце, всюду одно лишь солнце, и листья деревьев
стали как жесть - солнце сожгло их зелень,  больше  не  дают  они  тени.
Висят паруса рыбацких лодок - как выйти в море  без  ветра?  И  опустела
рыночная площадь. Где ты, красавица из красавиц, Эмерит, Солнце Ночи?
   Стоит над ручьем серый камень. Им стала танцовщица  в  горе,  увидев,
как умер безмолвно тот, кого она полюбила...
   Застыл на века в оцепенении проклятый город..."
   Он умолк. Воспоминание о последнем  аккорде  еще  живо  в  гитаре,  я
ощущаю ее замирающий трепет в зачарованной тишине. Между прочим, пока Он
говорил, я вполне успела прийти в себя...
   - Это легенда моего народа, - наконец поясняет Он негромко и грустно.
- Я очень люблю это сказание.
   - Твоего народа? - удивленно переспрашиваю я. -  Прости,  ради  всего
святого, - я считывала, как все ведьмы, язык не поняла...
   - Роардинэ, - мне показалось, или глаза Его в самом деле вспыхнули  в
темноте? - Слыхала про такой мир? Земля-саламандра под медным солнцем...
   - ...что медью лучей окрашивает волосы возлюбленным  детям  своим,  -
машинально заканчиваю я цитату, не спуская  глаз  с  Его  темно-огненной
гривы.
   Да, теперь понятно... Только в одном мире видала я  этот  причудливый
сплав Астура с кельтикой, даже странно, что сама сразу не  догадалась...
Боги мои, я все сильнее убеждаюсь,  что  Безумцем  Его  прозвали  вполне
заслуженно!
   - Ладно, - Он встает и направляется к двери в Лунный зал, как  я  уже
называю мысленно это помещение. - Постарайся уснуть... Лиганор.
   - А ты?
   Не удостоив меня ответом, Он уходит. Я долго лежу в темноте без сна и
слышу, как за стенкой снова тихо заговорили струны. Явно импровизация  -
Он предоставил пальцам полную свободу,  и  они  сами  ткут  из  темноты,
тишины и лунного света нечто грустное, нежное и ни на что не  похожее...
Чего бы я только не отдала, чтобы это было - обо мне!
   "Ночь... Адаманты на черном крыле..."
   Хэй-о, Эленд, Элендис...
 
"ОНА МЕЧТАЛА О СЛИЯНИИ ЭНЕРГИЙ ИНЬ И ЯНЬ..." 
(семь суток спустя) 
 
   Теперь я знаю, почему из  ругиландца  никогда  не  выйдет  настоящего
мотальца. И дело тут не в привычке к строгим  нормам  поведения  -  нет,
просто эта поганая страна воспитывает  в  тебе  чистоплотность,  которая
весьма усложняет бытие и при этом не корректируется даже  вмешательством
Круга Света. И я в этом плане не исключение  -  при  необходимости  могу
надеть кожаные штаны на голое тело, без всякого белья, но  скорее  умру,
чем, вымывшись, снова влезу в грязную рубашку. А чего еще можно ждать от
женщины, которая с детства усвоила, что лучший шампунь для  ее  волос  -
"Багульник" из серии "Разнотравье", и что лицо по утрам  надо  протирать
"Деей" с зеленой полоской, ни в коем случае  не  с  желтой,  потому  что
желтая - для комбинированной кожи... Тьфу!
   Конечно,  после  шести  лет  странствий  по  мирозданию   приучаешься
справляться  даже  с  такими  проблемами.  Сейчас  я  при  желании  могу
почистить зубы и в средневековом городе, и  в  хальской  степи.  А  если
возможности постирать рубашку нет, хоть застрелись, просто  украду  себе
"истую - не с прилавка, так через мелкий разрыв мироздания.
   Но Кармэль, похоже, откроет новую страницу в моем умении  выживать  в
самых варварских условиях. Хотя бы  потому,  что  здесь  мироздание  так
просто не раздвинешь. А кроме того, трущобы - они и  есть  трущобы,  где
угодно, но здесь - в особенности, ибо  топлива  тут  мало,  а  воды  еще
меньше. Антисанитария полнейшая, и обиталище  Лугхада  -  ее  апофеоз  и
апогей.
   Дня три я спала с Ним в одной постели, понемногу приходя  в  отчаяние
от такого смирения плоти -  и  опять  же  вовсе  не  потому,  почему  вы
подумали, хотя и потому тоже... Просто хотелось лечь и помереть от одной
мысли о том, что, кроме меня, некому стирать это  безобразие.  С  каждым
часом делалось все очевиднее, что в данном  случае  выгребать  грязь  из
мироздания мне придется в самом что  ни  на  есть  прямом  смысле  этого
слова...
   На четвертый день я нашла на квартальной свалке большой дырявый  чан,
кое-как подлатала его магически, затем,  вздохнув,  подсчитала  наличные
деньги и отправилась по городу  в  поисках  мыльного  корня.  На  шестой
подралась с соседкой, девицей  по  имени  Асса,  из-за  трех  подгнивших
досок, предназначенных в очаг. А уж как таскала воду для  стирки,  и  не
спрашивайте. Что ни придумаете, все будет правда.