Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
уходит в один из темных коридоров. Со сдавленным криком я кидаюсь за
ним, но девочка с разрисованным лицом все цепляется за мою одежду, не
давая мне бежать. Я отталкиваю ее и мчусь непонятно куда, не веря, что
догоню, и зову отчаянно: "Вернись, любимый, радость моя, мой
повелитель!.."
- ...мой повелитель!
- Я здесь, Элендис. Что с тобой? - Хозяин гладит меня по волосам,
целует, успокаивает, как маленькую. - Что тебе приснилось, любовь моя?
Ты так страшно кричишь, что всю Башню можешь на ноги поднять!
Еще не осознав до конца, где я и что со мной, я сажусь на постели.
- Джейднор, - я произношу это, не открывая глаз, каким-то
потусторонним голосом, - этой ночью еще одна Суть... или душа... пала
под напором Тени.
Только после этого мне удается окончательно очнуться. Спальня в Башне
Теней, чаще именуемая "аквариум", занавеси в цвет бирюзы... В руке
Хозяина дрожит пламя свечи, в другой он держит бокал с апельсиновым
соком.
- Пей. Успокойся. Все хорошо, все уже позади, это был только сон...
- Нет, Джейд, - произношу я еле слышно и утыкаюсь лицом в подушку. -
Не все в нем было сном, Я ранена, тяжело ранена, и нет мне спасения...
"ТЫ ПРЕЖДЕ БЫЛ СО МНОЙ, И Я НЕ ТОСКОВАЛА!!!"
***
- Ешь, - говорю я устало. Милосердием в моем голосе и не пахнет.
Храниэль сидит напротив меня и болтает ногами, не достающими до пола.
Перед ней блюдо моего собственного приготовления: салат из помидоров и
лука, заправленный сметаной, выложен в холодный вареный рис, после чего
все тщательно перемешано. На мой взгляд так вкуснота неимоверная, но у
Храниэль на этот счет особое мнение.
- Я не люблю лук, - тянет она (а глазенки хитрые-хитрые!). - У меня
от него язык болит.
- Вот еще новости! Между прочим, когда у меня во рту ранки, я всегда
лук ем - и сразу перестает болеть. Так что не выдумывай. И пока не доешь
ужин, никакого жженого сахара не будет.
На самом деле я почти мечтаю, чтобы Храниэль оставила половину на
тарелке - тогда можно будет самой доесть... Все чаще я отказываю
Россиньолю - моего душевного состояния уже не скрывает и вуаль.
Естественно, денег на еду у меня в обрез, и я уже три недели постоянно
голодна. Но - дите надо воспитывать, особенно если в этом создании
половина крови Айэрра.
А вообще, по-моему, если ребенку в возрасте Храниэль никогда не
доводилось голодать, он всегда будет привередничать за столом. По своим
сестрам сужу.
- А давай так, тетя Линда, - Храниэль шлепает ложкой по тарелке, во
все стороны летят сметанные брызги. - Я еще съем вот этот кусочек, вот
этот, этот и тот. И больше не буду. Ладно?
У меня не хватает силы воли с нею бороться. Интересно, что будет,
если у меня когда-нибудь появится свое такое чудо?
- Ладно. Но только потом не говори, что голодная, и яблок у отца не
выпрашивай.
- Я сытая, - поспешно заявляет Храниэль. - Живот толстый-претолстый,
больше ничего не влезет.
- Даже жженый сахар? - дразнюсь я.
- А жженый сахар - это не еда, - и снова отцовские искорки в глазах.
- Жженый сахар - это вкусинка!
Компромисс достигнут, и я снова склоняюсь над своим рукодельем, но
краем глаза все же слежу за Храниэль - как там обстоит дело с
оговоренными кусками? Маленькая полу-Нездешняя заталкивает их в рот,
давясь, словно ест лягушку, и всем своим видом показывая, как она не
любит мою стряпню. Я притворяюсь, что полностью занята обшиванием
черного бархатного кружка по краям перламутровыми листочками - через
один темно-розовыми и золотисто-алыми. Будет новая застежка на плащ...
- Все, - деловито произносит Храниэль, поспешно отодвигая тарелку, и
затем неуверенно добавляет:
- Я хорошая.
- Хорошая, хорошая, - соглашаюсь я, вздыхая. - Давай мешай сметану.
Радостно повизгивая, Храниэль залезает на стул с ногами, тянется за
большой кружкой, в которой мы остужаем "вкусинку", и немедленно въезжает
локтем в мой бред кулинарии. На рукаве золотистой нарядной блузки
расплывается отвратительное пятно из помидорно-сметанного соуса. Я
мысленно издаю самый леденящий кровь стон из всех, которые когда-либо
слыхали на старых кладбищах. Нет, определенно этот день будет стоить мне
пяти лет жизни, никак не меньше.
Пока Храниэль сосредоточенно крутит ложечкой в сметане с сахаром и
превращает ее в некое подобие крема для бритья, я достаю большую
закопченную ложку, смазываю ее маслом, сверху насыпаю ровный слой сахара
и протягиваю к очагу. Храниэль тут же все бросает и завороженно следит
за тем, как сначала тает масло и сахар плавает в прозрачной жидкости,
как затем внезапно плавится сам сахар, и в ложке пенится коричневая
масса с острым запахом. Не теряя ни секунды, я быстро окунаю ложку в
заранее приготовленную сметану - громкое шипение наполняет кухню, и
Храниэль снова радостно взвизгивает. Вооружившись своей маленькой
ложечкой, она тут же извлекает получившийся бесформенный леденец, не
дожидаясь, пока тот окончательно остынет, и сосет его с видом
величайшего блаженства. На мою долю остается то, что пригорело к ложке.
И так несколько раз, до тех пор, пока сметана не пропитается жженым
сахаром до желтовато-кремового цвета и сама не станет "вкусинкой" - в
этом-то и заключается главный номер программы.
Храниэль перемазалась как поросенок - смуглая мордашка в сахаре и
сметане, темно-красные новые штаны в золе. Я бы на месте Хозяина
устроила мне большую головомойку за подобное неумение уследить за дитем
- но в том-то и дело, что он, скорее всего, даже и не заметит...
Говорят, что смертная, ставшая матерью Храниэль, обликом была почти
неотличима от Райнэи... Не мне судить - она родила дочь и умерла в тот
год, когда я впервые раздвинула ткань мироздания и еще знать не знала ни
о какой Башне Теней. Сейчас девочке шесть, и несмотря на то, что она
воспитывается среди людей и как человек, у нее темно-карие глаза без
белков. Клеймо рождения ничем не смоешь... И черная атласная челка над
глазищами юной Нездешней, и ужасно жизнерадостный характер - со всеми в
Башне она на "ты", все мы для нее тетя Нодди и дядя Кермо, а теперь еще
и тетя Линда, трать-тарарать...
Вы только не подумайте, что я имею что-то против Храниэль. В ней
бездна обаяния, но я... из меня нянька, как из страуса папа римский, и
от этой работы я медленно сатанею. Женщинам с двумя мужскими стихиями
детей, пожалуй, вообще нельзя доверять.
- Вкусно было, - Храниэль выскребает остатки со стенок кружки. Вот
это, будьте спокойны, она доест до последней капельки - можно посуду не
мыть.
- Ну раз вкусно, пошли спать. Только сначала умоемся.
- А папа?
- Какой папа? Уже одиннадцать часов! Все хорошие девочки давно спят,
а то в полночь придет злой зверь Намелискр и всех, кто не спит, живенько
утащит к себе под Тень.
- А фы вне фкафку на нофь рафкавеф? - даже с зубной щеткой во рту
Храниэль не умолкает.
- Расскажу, только не я. Сегодня очередь дяди Кермо, вот пусть он и
рассказывает.
По дороге в спальню Храниэль хватает с полочки мою недоделанную
застежку - всего три листочка осталось пришить - и долго вертит в руках.
- Красиво, - наконец приходит она к выводу. - Это как солнечное
затмение. Когда мы с тетей Ринуйл плавали на большом корабле, я видела
солнечное затмение... - она продолжает оживленно рассказывать, но я уже
не слушаю. А ведь и вправду чисто солярный символ, и отнюдь не светлый -
устами младенца...
Убедившись, что Храниэль легла и никаких провокаций с ее стороны не
предвидится, я беру магический кристалл - уж больно неохота топать на
самый верх Башни, в логово Кермо.
- Я ее уложила, - говорю я с ноткой злорадства. - Теперь твоя
очередь. Иди рассказывай очередную страшненькую и длинненькую.
...Из спальни доносятся приглушенные голоса, на пол ложится тонкая
полоска света. Хозяина все еще не видать. Я снова верчу в руках
"солнечное затмение", корона которого уже полностью доделана.
Так значит, солярный символ?
Выругавшись, я достаю коробочку с розовым жемчугом и продеваю иглу в
первую бусину.
БРАТ МОЙ, КРЕСТ ТВОЙ В КРУГЕ,
БРАТ, КРУГ МОЙ ОБЪЯЛ КРЕСТ...
И вот уже розовый жемчужный крест светло и страшно сияет на черном
бархате... Набросив плащ, скалываю его у горла своим изделием и подхожу
к зеркалу.
Рубашка в цвет крови, а туника черная, и из черного шелка длинный
плащ. И застежка эта разнесчастная... даже не верится, что сделала ее
своими руками.
- Леди Залов. Ночи, - с ненавистью шепчу я своему двойнику в глубинах
ночного стекла. - В таком прикиде тебе только... принимать судьбоносные
решения, а не воспитывать чужую дочь!
Часы на Черной Свече пробили полночь. Лорд мой и господин... вот где
тебя черти носят в самую глухую ночь?!
БРАТ МОЙ, ПЛАЩ ТВОЙ ЧЕРНЫЙ,
БРАТ МОЙ...
Что это?! Я никогда раньше не слыхала этой песни, так почему она
преследует меня весь вечер?!
Какое-то непонятное исступление, когда хочется то ли со всей силы
стукнуть кулаком в стекло, чтоб осколки и кровь, то ли разрыдаться у
кого-нибудь на груди. Не помня себя, я бегу вниз по лестнице, пулей
пролетаю через приемный зал Башни и ныряю в Силовой Орнамент.
Сверкнула и погасла рубиновая вспышка над моей головой, и вот я уже
иду, почти бегу по дугообразному коридору, стены которого светятся
мягким светло-коричневым сиянием. Очень успокаивающий оттенок, но сейчас
он на меня не действует. Ноги сами несут меня - пробежав какое-то
расстояние, я вдруг резко сворачиваю влево, и стены вокруг меня тотчас
приобретают интенсивный цвет изумруда. По зеленому коридору я двигаюсь
совсем недолго. Меня выносит в мир, и только теперь я понимаю, куда
неосознанно стремилась - это святилище Ордена.
Естественно, в этот час ночи здесь никого нет. Темнота в таком месте
страшит меня, крадучись, я перехожу из комнаты в комнату. Тусклый свет
ниоткуда... О боги, что это?
О-о... Это же Зал Магистров, где разбиралось дело по поданной мною
апелляции. И тусклый блеск - кристалл Ливарка на подставке перед креслом
Верховного.
И тогда, сама ужаснувшись собственной наглости, я прохожу через зал и
решительно сажусь в это кресло - и даже не очень удивляюсь, когда
кристалл вспыхивает передо мною так же ослепительно, как и перед
Верховным Магистром.
- Хэй, боги, силы неба и земли, или как вас там, - голос мой эхом
разносится по пустому залу. - Это я с вами говорю, смертная женщина
Элендис Аргиноль, уставшая от одиночества. И если вы вернете мне того,
кого я обречена любить, вторую и лучшую мою половину, то я обещаю и
клянусь, что ступлю под Тень и либо сгину там, либо верну своему Пути
его истинного Магистра - того, чье имя сокрыто, а прозвание - Луг
Безумец! Dixi!
Какое-то время я еще сижу в кресле, дожидаясь, пока эхо слов моих не
замрет в темноте зала и во мне. Кристалл по-прежнему светит - сейчас
как-то особенно ярко и резко, словно лампа без абажура, не щадя моих
усталых глаз.
Наконец я встаю с кресла и снова спускаюсь в зал, туда, где на
холодном полу выложена звезда Андсиры. Порыв, воодушевивший меня минуту
назад, медленно гаснет, и я устало бреду, подметая мраморные плиты
приспущенным с плеч плащом. В резком белом свете кристалла тень моя
ложится дорогой мне же под ноги. На секунду замираю в центре звезды, как
тогда, и бездумно воздеваю глаза к потолку...
И мир вокруг меня взрывается светом, словно кристалл Ливарка разросся
до размеров всего зала! Это сравнимо лишь с хорошим ударом -
ослепленная, я падаю на колени, укрываю лицо плащом, только бы
спрятаться, скрыться, ибо ЭТО - непереносимо!..
- Aen ye-o aejth aoli dillaej - да станет по Слову твоему! -
неожиданно врывается в мое сознание голос и заполняет его без остатка.
Моментально включается внутреннее зрение - обычное парализовано этой
всеобъемлющей вспышкой, - и я вижу стоящую на ступенях возвышения
Лайгалдэ в древнем облачении силийских школ магии: темно-зеленое платье,
широкое и закрытое, черное ажурное покрывало до талии, скрывающее
волосы, тонкий серебряный обруч... средневековая королева, да и только.
Правая рука ее, перевитая старинным ожерельем-Сплетением, вскинута в
повелевающем жесте. Не успев удивиться, машинально отмечаю, что сквозь
фигуру моей наставницы проступают очертания кресла, резьбы, подставки...
словно голограмма, подсвеченная немыслимой яркостью кристалла.
- Fiat in verbae vennae tuae - да станет по Слову твоему! - другой
голос, справа от меня, и фраза Лайгалдэ на Языке Служения теперь
повторяется, отчеканенная в бронзе Языка Закона. Произнес ее высокий
немолодой человек в длинном лиловом плаще, укрывающем нечто похожее на
серое монашеское облачение. Капюшон откинут, видна сильная проседь в
густых пепельных волосах, в руке - посох. Я никогда прежде не видала
этого человека, но судя по спокойной властности и по такой же, как у
Лайгалдэ, голографической полупрозрачности, он не может быть никем иным,
кроме как...
- Каст-и хэ-гибэри тин н'ао - да станет по Слову твоему! - теперь,
естественно, Высокая Речь, ее резкое, как свет кристалла, гортанное
звучание. Я уже просто не успеваю реагировать, механически переводя
внутреннее зрение от голоса к голосу - теперь влево... Сильный
широколицый мужчина лет тридцати, под алым, как кровь, плащом -
вороненая кольчуга, руки на рукояти полуторного меча, жесткие кольца
волос слегка отливают медью - Асменаль, рыцарь-наставник Поборников,
такое же начальство для Линхи, как для меня - Лайгалдэ. Его я знаю -
Лайгалдэ показала пару лет назад (на балу в Башне, но, понятное дело, не
представила.
Жрица Наставница, Высокий Лорд Альберт Сирал, чаще именуемый
Хранителем чар, и Рыцарь Наставник... ни хрена ж себе!..
- Да станет по Слову твоему! - раздается за моей спиной четвертый
голос, поражающий мелодичностью - и на этот раз фраза произнесена на
ругианском, моем родном языке, от которого я почти отвыкла за эти годы,
и что-то вздрагивает во мне, словно я - струна под его небрежным
прикосновением...
Из четверых Высоких лишь он один не выглядит голограммой - может
быть, потому, что стоит против света? Юноша - да нет, не юноша, а
Нездешний, хотя серые глаза его подобны глазам простых смертных. Это
сияющее серебро волос, эти утонченные черты... а за пояс туники цвета
июльского полдня заткнута серебряная флейта. Линтар-бродяга, один из
легендарных основателей Ордена Слова - неужто это и вправду ты?!
Больше всего на свете в эту минуту мне хочется взглянуть на него
по-человечески, глазами - но слепящий свет все так же гнет меня к полу,
и нет сил сдернуть с головы шелк плаща... Я по-прежнему сжимаюсь в
центре звезды, а четверо тех, кто хранит могущество Братства на Грани
Тьмы, медленно приближаются ко мне, каждый по своему лучу, и по очереди
возлагают руки мне на голову:
- Иди и сделай это. Да не оставит тебя Свет, - Лайгалдэ.
- Да не оставит тебя Вера, - лорд Сирал.
- Да не оставит тебя Сила, - Асменаль.
- Да не оставит тебя дар Слова, что живет в тебе, - он, Линтар,
менестрель-легенда. Показалось мне, или прикосновение его руки
действительно похоже на легкую ласку?
Благословения на трех магических языках Зодиакального Круга шелестят
над моей головой - только Линтар молчит. И неожиданно давление яростного
света на меня исчезает, я, открыв глаза, резко вскакиваю на ноги - и
оказываюсь с ним лицом к лицу, и взволнованно замираю, вживе узрев того,
кого давно уже хочу считать своим ангелом-хранителем... Остальные
Высокие то ли отступили в темноту, то ли исчезли, как не были.
Лицо, волосы и бело-голубые одежды Линтара слегка светятся, словно
напитались светом кристалла. Протянув руку, он проводит по моему горлу,
прикрытому грубоватым серебряным ожерельем с кусочками яшмы-гелиотропа.
Я всего лишь неделю назад купила эту побрякушку у торговцев из Урда,
соблазнившись обилием длинных подвесок с бубенчиками, звенящими при
каждом движении... Вот только сейчас я окаменело неподвижна, и Линтар,
чтобы услышать мелодичный перезвон, вынужден сам перебирать подвески
пальцем.
Моя шея ощущает прикосновение его руки как легкое тепло - он не
полностью здесь, как и те трое, ведь я не слышу запаха его волос и кожи,
и дыхание его не касается меня...
- Ты сама выбрала свое испытание, Огненная, - говорит он негромко, с
легкой улыбкой - снова по-ругиански. - Удачи тебе, танцующая на
площадях.
- Спасибо тебе... - шепчу я в ответ, порываясь назвать его НАСТОЯЩЕЕ
имя - но он прижимает свой палец к моим губам, проводит рукой по лицу...
Секунд на пять все мои органы чувств просто перестают функционировать, а
когда врубаются снова - в зале никого, кроме меня, и ощущение
магического присутствия потихоньку выветривается, тает, гаснет...
"Иди и сделай это"... Вот так. К вопросу о вреде истерик... Придется
идти. И наверное, чем скорее, тем лучше. Но все правильнее, чем реветь в
чужую подушку от бессилия...
Ибо делать выбор (за себя, а порой и за других) и в полной мере нести
за него ответственность - это и есть то единственное, что мы, Братство,
зовем своей привилегией!
Часть вторая
СТУПЕНИ ДЕЛАНИЯ
Струной гитары зазвеню, лишь тронь -
Но Ты не тронешь, неприступно светел...
И словно стон, опять звенит в рассвете:
"Скачи быстрей, мой верный резвый конь..."
Огонь и Ветер. Ветер и Огонь...
...Это невероятно трудно - отрешиться от себя, забыть, кто ты и что
ты, потому что только так можно пройти по этому проклятому Десятому
отростку Силового Орнамента, и какой же он десятый, когда он
тринадцатый, а еще его называют Забытым, и если бы Лайгалдэ не
подсказала мне, что искать надо в запретном проходе между Овном и
Тельцом, хрен бы я его нашла, но теперь я иду, и это невероятно трудно,
потому что он будто выталкивает меня назад, это словно идти сквозь воду
на приличной глубине, да еще сквозь воду, зверски насыщенную
электричеством... стены коридора нездорового желто-зеленого цвета, как
гной на ране, только временами попадаются солнечно-желтые участки, по
ним идти легче, а пол весь в каких-то комьях застывшего цемента, в
вывороченных плитах, как бы ногу не сломать, и все время этот режущий
уши звук, словно раздирают кусок шелка, все нервы издергал... не думать,
не быть, только так можно пройти, чем больше ты думаешь о себе, тем
больше сопротивление среды, забудь, кто ты, кем послана, куда и зачем
идешь, самое главное - отрешиться от своей боли, это непозволительная
роскошь для любого из Братства - душевная боль, ни один человек, на
котором и в самом деле лежит ответственность за других, не имеет на нее
права, потому что она искажает правильность принятия решений, а если
совсем по-простому - когда действуешь, плакать некогда, а если плачешь -
значит не действуешь... еще шаг... от этого запаха пыли задохнуться
можно, да и воздух, кажется, приобрел плотность того же цемента,
пролезая в мои легкие с неимоверным усилием... отстраниться, словно это
вовсе не ты идешь по забытому и проклятому проходу в забытое и проклятое
место, куда даже по Закону Цели добраться весьма проблематично, вообще
не вспоминать про этот Прежний Город, просто представить в уме
какую-нибудь отвлеченную картинку, хотя бы эту фреску в Храме в
Заветном, где пя