Миина. Однако теперь ты в моих руках. Все твои тайны когда-нибудь станут моими, не сомневайся!

Книга вторая

ВРАТА ЖИЗНИ

     Кундалинский дух сложен из пяти элементов: земля, воздух, огонь, вода, дерево.
     Взаимодействие этих элементов - гармоничное или язвительное, сладкое или горькое, кривое или прямое, жидкое или твердое - обусловливает характер и, следовательно, Стезю каждого человека. Со столь взрывоопасной смесью было бы рискованно полагать, что Баланс достижим. В действительности он, пожалуй, даже нецелесообразен.
     ?Величайший Источник?,
     Пять Священных Книг Миины

9

Сосуд наполовину полон

     Название, монастыря - монастырь Плывущей Белизны - соответствовало ему очень точно. Он был построен на отвесной скале, возвышающейся над Каменным Рубежом, из белого, как кость, камня, сверкающего на солнце, сияющего серебром под дождем. Безлунными ночами здание словно светилось неземным светом. Девять стройных минаретов поднимались над высокими стенами. Их венчали вытянутые, покрытыми серебряными пластинами купола. Когда на горы опускался туман или надвигались низкие тучи, купола пропадали из виду.
     Ни одна из ныне живущих рамахан не помнила времен, когда монастыря не существовало. По преданию, здание было задумано и возведено богиней Минной. Многое подтверждало достоверность этой легенды, и в первую очередь - сам камень постройки. Ничего подобного в горах Дьенн Марр не встречалось. Он был плотным и настолько твердым, что прошедшие века не оставили следов на огромных глыбах. На всей Кундале сравниться с ним мог разве что бывший монастырь Слушающей Кости в Аксис Тэре - ныне в'орннский Храм Мнемоники.
     Риана, ежедневно работавшая в колдовском саду Бартты, видела монастырь каждый раз, когда поднимала глаза. Если же смотреть вниз... Изредка на крутых, ступенчатых улицах мелькали фигурки людей. Они двигались короткими, быстрыми рывками, часто замирая на месте, словно придавленные вечной усталостью, словно навеки разучились радоваться. Завернувшись в темные плащи, люди спешили по своим делам или одиноко стояли, погрузившись в размышления, на заслоненных от света порогах или у наполовину прикрытых ставнями окон. Будто чего-то ждали, вечно ссутулив плечи под невидимым ураганом. Где суета и шум голосов, споры из-за цен? Где переклички знакомых на переполненных народом рынках, вопли играющих детей? Где, в первую очередь, многочисленные кундалианские праздники, отмечающие смену времен года, урожаи, особенные дни календаря, которые Джийан с такой любовью описывала ему? Тишина нервировала. Аннон и Курган любили проводить время в окрестностях Аксис Тэра, но всегда возвращались к зною и бурному ритму города.
     Окруженная странными запахами, от которых кружилась голова и слегка подташнивало, Риана работала под острым взглядом Бартты. С распухших от побоев лица, шеи и плеч еще не сошли синяки. По ночам она не могла спать от боли, однако снотворное, которое готовила для нее Бартта, не пила - оставшись одна, выплевывала за окно.
     Риана считала себя умной - и, как оказалось, зря. Однажды ночью, через три дня после избиения, она попыталась выскользнуть из дома. Подождала, пока погаснет лампа в спальне Бартты, пока весь дом погрузится в темноту, встала с постели и подошла к открытому окну, пристально глядя в ночь. Низкие облака неслись по небу, закрывая вершины гор и минареты монастыря, воздух был промозглым и холодным. Натянув плащ, она вылезла в окно - и оказалась лицом к лицу с Барттой.
     Первый удар бросил девочку на колени. Затем Бартта схватила ее за волосы на затылке и дернула так сильно, что на глазах выступили слезы, но Риана твердо решила не кричать. Только скрипела зубами от ярости. В руке Бартты сиял шарик света.
     - Смотри! - приказала Бартта, сильно дернув Риану за волосы.
     Цветы на клумбе под окном, куда она последние три дня выплевывала сонное питье, поникли, лепестки сморщились. Бартта наклонилась ближе.
     - Глупый, упрямый Аннон, - прошипела она. - Думал, я не пойму твои уловки? - Она выпустила волосы Рианы. Ее голос изменился, смягчаясь. - Риана никогда бы не подумала об уходе. Зачем бы ей? Где-то в этих горах - ее дом, она среди своих сородичей, скоро войдет в элиту своего народа, ей откроются все тайны Миины.
     Бартта помогла девочке встать, отряхнула платье, погладила по щеке. Отвела в другую часть сада и ласково сказала:
     - Вот видишь это растение с цветами в форме воронки и каплевидными орехами? - Бартта опустилась на колени, и Риана присела рядом. - Это бругманзия багряная или, как ее еще называют, кровавица. - Бартта сорвала орешек, сняла зеленую кожуру, положила красноватую сердцевину Риане на ладонь. - Я научу тебя, как делать из нее пасту, которая, проглоченная в нужном количестве, не даст тебе замерзнуть даже в мороз. Это тайна, которую не знает ни одна из учениц. Даже не все послушницы. - Она ласково погладила Риану по голове. - Но тебя я научу. Хочешь?
     Риана, сбитая с толку такой резкой сменой настроения, кивнула, хотя не понимала, как это ей может пригодиться.

***

     Два дня спустя Риану разбудило пение силовых ручьев. Бартта говорила, что они оплетают всю Кундалу. Так уж получилось, что дом был построен на ручье, но ведь так же был построен и монастырь Плывущей Белизны. В сущности, по словам Бартты, все рамаханские монастыри стояли на главных ручьях. Загадочная силовая решетка страшно интересовала Бартту; она все время спрашивала Риану, чувствует ли та ручьи. Риана всегда отвечала ?нет?, но обещала стараться, потому что хотела, чтобы Бартта продолжала говорить о них. Риана сделала вывод, что среди многого другого, утраченного рамаханами, была подробная карта ручьев. Без карты невозможно осмыслить линии; не зная точек пересечения, невозможно понять природу решетки и ее предназначение. Очевидно, теперь очень немногие из рамахан могли хотя бы почувствовать ручьи, что уж тут говорить о попытке составить карту заново.
     Кости гудели, словно тело превратилось в инструмент, струны которого перебирает невидимый виртуоз. Ощущение было не очень неприятное, однако, безусловно, жуткое.
     Только-только рассвело; при низком небе, затянутом черно-синими тучами, утро обещало быть лишь чуть менее темным, чем ночь. Риана встала посреди спальни и закрыла глаза. Ее окутывала тишина. На улице лихорадочно щебетали птицы; дождь мягко барабанил по подоконнику, шелестел в колдовском саду.
     Ужасная примитивность дома начала угнетать ее. Ни атомных ламп, ни ионных акселераторов, ни терциевых матриц, ни нейронно-сетевых генераторов. Тепло от огня, свет от масляных ламп и ничего, что давало бы ощущение связи с внешним миром. Деревня, в сущности, глуха, нема и слепа. Неудивительно, что Кундала оказалась такой легкой добычей.
     Внезапно заскрипели половицы, из соседней комнаты позвала Бартта. Девочка натянула кундалианскую одежду и вышла из спальни.
     Бартта сидела за деревянным столом. На столе стояли две миски, заполненные отвратительной кундалианской кашей. Риане она не нравилась.
     - Садись завтракать. Сегодня будет много работы. Риана молча села, но не взяла деревянную ложку. Сейчас бы хоть немножко жареных коррибов.
     - Мазь, которую я сделала для тебя, действует. Твое лицо выглядит гораздо лучше. - Можно подумать, что синяки появились в результате несчастного случая! - Еще немного, и я отведу тебя в монастырь.
     Девочка угрюмо уставилась на неаппетитный завтрак. В пустом животе урчало. За ужином она почти ничего не ела. Приготовленные Барттой тушеные коренья по вкусу и запаху напоминали грязь. То немногое, что Риана проглотила, не удержалось в желудке: ее вырвало примерно через час после того, как она отправилась спать.
     - Ешь. - Голос Бартты стал строже. - Как кундалианка...
     - Джийан не стала бы это есть. Бартта не донесла ложку до рта.
     - В'орнны схватили Джийан, ей пришлось жить с в'орннами, пришлось делить постель с в'орнном. Ей надо было приспособиться, чтобы выжить, - как должна приспособиться и ты.
     Мгновение Риана обдумывала эти слова. Бартта знала, чем пронять Аннона: достаточно просто упомянуть Джийан.
     Риана схватила ложку. Внушив себе, что это жареное мясо кора, она забросила вареную крупу в рот и побыстрее проглотила.
     В мгновение ока Бартта вырвала ложку из руки Рианы, схватила ее за плечо и яростно встряхнула.
     - Ты ешь, как животное! - завопила она Риане в лицо. - Ты что, животное? Кундалиане не едят, как животные! Кундалиане - цивилизованный народ! - Она толкнула Риану так, что стул закачался. - Ну-ка подбери ложку. Вымой ее и приходи, я научу тебя, как есть правильно.
     Когда Риана вернулась к столу, Бартта встала рядом с ней.
     - Набери ложку гленнана и положи в рот. Пока жуешь, отложи ложку, чтобы насладиться вкусом. Глотай. Теперь снова возьми ложку...
     Так и пошло. Посередине завтрака Риана с неудовольствием призналась себе, что Бартта права. Для нее гораздо полезнее просто слушаться Бартту. Раз уж застряла в этом проклятом теле, надо хотя бы приспособиться к нему. И научиться кундалианским обычаям. Взять, к примеру, завтрак. Может, и не очень вкусный, зато по крайней мере желудок не возмущается, как вчера вечером, когда она запихивала в себя пищу.
     Потом в ней вновь восстал в'орннский воин. ?Я не Риана!? - упрямо крикнула она в уме. Сердце колотилось... Но она была Рианой. И стоило посмотреть на Бартту, как становилось ясно, что будет с ней каждый раз, когда Аннон снова заявит о себе. Ах, Н'Лууура, если бы Джийан была здесь! Но ее не было: ее увез свор-командир Реккк Хачилар. Вполне возможно, что он... она... Аннон... Риана никогда больше не увидит Джийан.
     Что-то застряло у нее в горле, и она чуть не подавилась. Проглотила остатки гленнана и глубоко вздохнула. В душе боролись гнев и отчаяние. Смирение никогда не было свойственно мужчине-в'орнну; этого понятия для воинов просто не существовало. Мысленно Риана поставила себе задачу: выжить. ?А чтобы выжить, мне надо приспособиться?.
     Она покорно доела гленнан, потом отнесла миску и ложку к раковине. Под ногами гудели слышные только ей ручьи.

***

     Через неделю Бартта велела собираться в монастырь Плывущей Белизны.
     По дороге Риана впервые по-настоящему увидела деревню. Каменный Рубеж напоминал амфитеатр, вырытый в склоне горы: крутые улицы спускались к ?сцене? - центральной площади.
     Девочка шла рядом с Барттой, замечая, как крестьяне кланяются, прося Миину даровать ей благословение и доброе здоровье. Они миновали красивый парк, окруженный высокими соснами, прекрасно ухоженный, но совершенно безлюдный. В тавернах молодые люди с покрытыми грязью и потом лицами ели стоя, время от времени прикладываясь к кружкам, и тихо разговаривали между собой. Они смотрели ей вслед, и их взгляды ощущались физически, как рука, стискивающая затылок. Нигде не было слышно музыки, только плач младенцев и шепот ветра в соснах. А потом появился еще один звук. На узкой улочке они с Барттой столкнулись с похоронной процессией, идущей за белым гробом. Риана мельком увидела залитые слезами лица, покрывала и длинные плащи. Громкие рыдания напоминали шум дождя в водосточных трубах. Печаль изливалась из каждой двери, лежала на затененных улицах, как задыхающиеся, полумертвые животные. Силовые ручьи мертво молчали.
     Наконец они свернули на узкую мощеную дорожку, которая, петляя, поднималась круто вверх метров на шестьсот к воротам монастыря Плывущей Белизны.
     В духе классической кундалианской архитектуры внутренняя часть монастыря была настоящим лабиринтом комнат, святилищ, коридоров, садов, лоджий, балконов, широких лестниц, двориков и атриумов. Юные ученицы, да и многие послушницы-лейны вечно терялись в этом хаосе, и даже жрицы-шимы порой забредали в неизвестные им районы монастыря. Только конары, старшие жрицы из правящей Деа Критан, всегда точно знали, где находятся.
     Девять раз за каждый лунный цикл - то есть сутки - хрустальные куранты вызванивали пятиугольник тонов, магически основанные один на другом в единстве Большого Аккорда - символа любви и присутствия Миины. В это время вся работа в монастыре замирала; пока звучал Аккорд, пелись ежедневные молитвы. Поскольку в монастырских садах росло много апельсинников, тонкий аромат смешивался со Священными Песнями, придавая им нечто невыразимое словами. Как говорили рамаханы, знак того, что Святое Слово Миины достигает четырех углов мира.
     В то первое утро в монастыре Риану поджидало еще одно испытание. Уборные для каждой ступени рамахан были общими. То есть ученицы - как и лейны, и шимы - пользовались одной уборной на всех. Личные уборные были только у конар.
     Войдя в душевую, Риана застыла в замешательстве при виде совершенно обнаженных кундалианок. Ей снова пришлось напомнить себе, что она и сама кундалианка. И откуда у нее взялось это внезапное отвращение к толпе? Ученицы говорили о своих телах: кто слишком толстая или слишком худая, у кого ноги слишком короткие или слишком полные. Они болтали о своих лицах: у кого нос слишком длинный или слишком курносый, у кого глаза слишком близко посажены, слишком маленькие или косые, у кого прыщи, а кто просто уродина. Звучал неискренний, нервный смех, девочки сбивались во враждующие стайки, издевались над слабыми, над застенчивыми, над любой, казавшейся ?другой?, шептались о том, кто из наставниц самая плохая, самая злобная, самая строгая или самая уродливая, о пропущенных занятиях, списанных контрольных, о запретных ласках, о ночных побегах и тайных свиданиях с мальчиками, поджидающими по ночам за стенами монастыря, о вечеринках, где тайком глотали снадобья, сделанные из трав и грибов, и курили пронесенную в монастырь лаагу. Аннон кое-что знал о лааге. Ее делали из высушенных измельченных листьев тропического растения; при курении или жевании она производила явное наркотическое действие, приводящее к быстрому привыканию. Это был грубый и опасный наркотик, особенно по сравнению с саламуууном, который в отличие от лааги не вызывал привыкания. Консорциум Ашеров крепко держал саламууун в руках, позволяя продавать его только в имеющих специальное разрешение кашиггенах.
     Риана продолжала прислушиваться к негромким взволнованным голосам. Никто не упоминал о Миине, о священных текстах, о службах, даже о миссии рамахан, о которой так часто говорила Джийан: вернуть кундалианам ощущение благодати, которым они наслаждались столетия назад.
     Пока Риана пыталась понять все это, две ученицы заметили новенькую и, насмехаясь, затащили под душ прямо в одежде. Платье прилипло к телу, что рассмешило их еще больше. Ее раздели и затолкали под горячие брызги в длинной душевой из мыльного камня, потешаясь над ее застенчивостью и обзывая. Конечно, поведение Рианы в таком близком соседстве с обнаженными девушками было довольно необычным. Каждый раз, когда Аннон чувствовал прилив сексуального возбуждения, Риану охватывала волна отвращения, принося чувства стыда и смущения.
     А это оказалось небезопасно: смущение вывело на поверхность Аннона. Риана утратила хрупкую видимость женственности, сознание того, где она и кто. И бросилась в бой. Неудивительно, что эта внезапная агрессивность ошеломила и напугала девочек. Они завопили и побежали из душевой: так порыв ветра сметает опавшую листву.
     Крики привлекли внимание дежурной послушницы, лейны Астар. Это была красивая женщина, не слишком старая, не слишком молодая. В блестящих каштановых волосах уже сверкала седина. Бледно-желтое одеяние послушницы очень шло ей.
     - Что тут происходит? - спросила она мелодичным голосом.
     - Новенькая какая-то чудная, - сказала одна из учениц.
     - Да. Она странная, - сказала другая.
     - Она пыталась сделать нам больно, - вмешалась третья.
     - Нам она вообще не нравится, - сказала четвертая.
     - Ну-ну, девочки. - Улыбка лейны Астар каким-то образом успокоила страх и враждебность учениц. - Риана в нашем монастыре недавно... бедняжка потеряла память. - Она оглядела учениц, одну за другой обнимая их взглядом. - Вы все помните, как трудно бывает вначале. Подумайте, насколько все труднее для нее. Риане надо многому научиться. Мы должны помочь ей привыкнуть; мы сами ждали помощи - и нам помогали. Таковы наши обычаи, не так ли?
     Девочки закивали, и послушница велела им бежать одеваться, поскольку они уже опоздали на утреннюю молитву.
     Оставшись наедине с Рианой, лейна Астар обернулась к ней.
     - Ты в порядке?
     Риана долго молчала.
     - Откуда ты знаешь обо мне? - спросила она наконец.
     - Мне рассказали, - просто ответила лейна Астар и протянула полотенце. - Не угодно ли тебе выйти?
     Риана взяла полотенце и обернула им тело, к которому не могла привыкнуть. Она вгляделась в лицо лейны Астар - открытое, доброжелательное и, к счастью, бесхитростное.
     - Почему ты ударила их, Риана? - В тоне лейны Астар не было угрозы. Казалось, ей искренне любопытно.
     - Я что-то чувствую, - нерешительно ответила Риана. - Ну, в смысле, в теле. Не знаю что. - Она не могла сказать лейне Астар, что поддалась жажде мести убийцам семьи Аннона Ашеры.
     - Ты - здоровая девочка-подросток, - произнесла лейна Астар. - Сказывается действие гормонов - они наращивают мускулы и кости, чтобы ты могла расти. Не надо беспокоиться из-за ощущений: это совершенно нормально.
     - Не для меня, - пробормотала Риана.
     Лейна Астар по-прежнему улыбалась, словно не услышала.
     - Давай-ка я провожу тебя в келью.
     - Боюсь, это не понравится конаре Бартте. Я пропущу молитву.
     - Для молитв всегда есть время, - беззаботно сказала лейна Астар. - По-моему, в данный момент для тебя гораздо важнее устроиться на новом месте.
     Риана была так благодарна, что смогла только кивнуть.

***

     День Рианы складывался так: подъем до рассвета на первую молитву, потом скудный завтрак в трапезной вместе с прочими ученицами и занятия с разными наставницами-рамаханами с перерывом на молитву. В полдень - обед, за ним еще одна молитва, затем физический труд почти до самой вечерней молитвы, после чего ее ждали личные занятия с самой Барттой. Риана предпочла бы проводить вечера с лейной Астар, но об этом не могло быть и речи. Ревнивая Бартта не допустила бы соперницы.
     Ее больше не дразнили. Гораздо хуже: другие девочки подчеркнуто не замечали ее. Риана слушала их разговоры в душевых, чувствуя себя совершенно чужой, по-прежнему неловко и неуютно. Бывали времена, когда это становилось просто невыносимо; тогда она прижималась головой к стене и горько плакала по жизни, которую когда-то вел Аннон - жизни богатой и привилегированной; теперь от нее ничего не осталось, словно и не существовало никогда. Аннону не доводилось выбрасывать мусор, чистить овощи, голыми руками выкапывать из земли клубни. Работать двадцать звездных часов в день, а спать четыре. Он был волен есть, когда хочется, играть, когда хочется, охотиться, когда хочется, идти, куда хочется. Все это было недоступно Риане. Она была - по сути, если не по названию - пленницей.
     ?Лучше привыкай к нынешней жизни, - не уставала твердить Бартта. - Другой у тебя нет?.
     Все это было так нечестно!
     К счастью, текущая вода скрывала слезы, но какое это имело значение? Ученицы нахально пробегали мимо или отворачивались, когда собирались посплетничать, не обращая внимания на ее боль и страдания.
     Каждая мелочь превращалась в проблему: от пересчета в'орннских звездных часов на кундалианские лунные часы, от пищи, которую приходилось есть, до койки, на которой она спала. Всякий раз, когда Риана работала, принимала душ, одевалась или ходила в туалет, ее поражала чуждость нового тела. Что делать с грудями или местом, где когда-то болтались интимные места Аннона? Между ног теперь было совершенно гладко, отчего она чувствовала себя вернувшейся в детство. Она старалась избегать зеркал, ибо лицо, смотревшее из зеркала, вызывало у нее неудержимую дрожь. Внешность, отражавшаяся в зеркале, совершенно не соответствовала содержанию. Казалось, этот разрыв невозможно преодолеть, да она и не особенно пыталась - хотя бы потому, ч