плоской скале и, морщась от боли, опустилась на колени. Солнце стояло над лесом, и в канапе залегли длинные темно-синие тени.
     Бартта хмыкнула. Скала с трудом поддалась, на нее посыпались мелкие камешки. Леденящий крик раздался снова, и она легла на живот и засунула голову в расселину. В наступающих сумерках удалось разглядеть, что в углу кто-то свернулся. Явно кундалианин, а не животное, и слишком маленький для взрослого.
     И снова Бартта едва не отвернулась. Ей совсем не хотелось спускаться в эту опасную темноту. Но она все-таки была рамаханой. Миина сказала свое слово - теперь она должна действовать. Когда Миина в последний раз подавала рамаханам знак? Бартта не знала. Во всяком случае, давно. Очень давно.
     - Держись! - крикнула она. - Иду к тебе!
     И полезла вниз.
     Задыхаясь от пыли и страшно ругаясь, она спускалась, цепляясь сильными, загрубевшими от работы руками за еле заметные неровности стен расселины. Приходилось двигаться очень осторожно, потому что хрупкий сланец часто откалывался или осыпался под ее весом. Осадочные породы преобладали в этих местах из-за реки Чуун, которая текла отсюда до самого Аксис Тэра, кундалианского города, который в'орнны сделали своей столицей. Бартта слышала много рассказов о том, каким был Аксис Тэр до вторжения в'орннов - прекрасный город из розово-голубого камня на обоих берегах реки Чуун. Теперь, насколько ей известно, единственными кундалианами в городе были несчастные пленники или рабы. Вроде Джийан.
     Принесенные Барттой ужасные жертвы не прошли для нее бесследно. Сердце превратилось в жалкий, съежившийся орган, бесполезный, как камень. Однако она еще могла ненавидеть. Кровь леденела при мысли о в'орннах. Чудовища! Такие отвратительные с виду: безволосые, как гнилые клеметты, и вдвое вонючее. Никогда нельзя быть уверенной, что думают безволосые твари, хотя члены кундалианского Сопротивления разобрались, как они реагируют в определенных ситуациях. Но Сопротивление почти бессильно. Что толку от их смертей? Оккупация длится сто один год, и ничего не изменилось. Тут ничем не поможешь. Пришлось научиться жить с ярмом на шее.
     Хвала Миине, в'орнны схватили Джийан, а не ее. Бартта скорее повесилась бы, чем стала служить им или прикасаться к их мерзкой плоти. Во всяком случае, мрачно размышляла она, сестра всегда проявляла извращенное любопытство в отношении в'орннов. Теперь ее желание исполнилось.
     Бартта взмокла от пота. В расселине было неестественно жарко, и она ползла по периметру, чтобы избежать самого худшего жара, казалось, поднимавшегося тошнотворными волнами откуда-то снизу. Поросль розовых кальцитовых сталагмитов лезла из пола расселины, как цепкие пальцы. Нагретый воздух мерцал и жег легкие, и она заторопилась. Наконец дно! Девочка лет пятнадцати дрожала, как в лихорадке. Липкий приторный пот выступил на лбу, склеил спутанные белокурые волосы. Прекрасное лицо затуманено, мрачно, пусто. Бартта дотронулась до нее; девочка словно горела в огне.
     Она вскрикнула, когда Бартта понесла ее к отверстию, которое сделала, отодвинув валун сверху.
     - Перестань хныкать, - рявкнула Бартта. - Через минуту я вытащу тебя отсюда. Теперь ты в безопасности.
     Хотя сама в это не верила - слишком уж покраснела и пересохла кожа девочки. Рамаханы были не только жрицами, но и великими целительницами. Бартта прекрасно знала признаки дуурской лихорадки на последней стадии. Болезнь, приходившая пятилетними циклами, уже столетие губила кундалиан. Рамаханы считали, что вирус принесли на Кундалу в'орнны, а Сопротивление было уверено, что его создали гэргоны, таинственная каста в'орннских техномагов: еще одно оружие в их огромном арсенале, чтобы поставить кундалиан на колени. Во всяком случае, рамаханы достигли весьма ограниченных успехов в спасении жертв дуурской лихорадки. В первые сорок восемь часов после первого проявления симптомов хорошо действовали припарки из смеси топленых семян черного вербейника и сердцевин чертополоха, мать-и-мачехи и наперстянки. Если же вирус достигал легких, он размножался так быстро, что жертва тонула, словно в море.
     С девочкой на руках Бартта остановилась и взглянула на клин темнеющего неба. Оно казалось далеким, гораздо дальше, чем дно расселины, когда она смотрела на него перед тем, как начать спуск. Девочка, несомненно, умирала. Какой же от нее может быть толк? Вероятно, если она, Бартта, смогла бы вытащить ее отсюда и вернуться в деревню, она сумела бы продлить ей жизнь на неделю, самое большее - на две. Но зачем? Лицо девочки уже было искажено болью, и страдания только усилятся. Лучше оставить ее здесь. Быстрая смерть была бы милосердной, даже благословенной.
     Бартта уже опускала девочку на землю, когда земля под ногами вздрогнула, и на них посыпались камни. Бартта прижалась к содрогающейся стене расселины, и тут девочка вскрикнула. Ее взгляд сфокусировался, и она жалобно застонала, вцепившись в Бартту. Выжидая, пока землетрясение прекратится, Бартта вспомнила священную сову Миины. Богиня наконец заговорила - и выбрала Бартту! Сова трижды пролетела над расселиной. Почему? Несомненно, не для того, чтобы Бартта оставила девочку умирать здесь. Однако что означает весть Миины? Возможно, Богиня предназначила эту девочку себе. Почему? Она какая-то особенная?
     Бартта всмотрелась в лицо, такое прекрасное и такое бледное, что все голубые жилки просвечивали сквозь неестественно натянутую и блестящую от лихорадки кожу. Смахнула со лба девочки прядь прямых волос.
     - Как тебя зовут?
     - Риана. - Сердечко несчастной колотилось, как у ледяного зайца.
     - Хм-м... Странное имя. Откуда ты?
     Лицо девочки сморщилось.
     - Я не... не помню. Только...
     - Что только, дорогая?
     - Помню, что скаллила.
     - Скаллила? - Бартта нахмурилась. - Я не знаю такого слова. Что оно означает?
     - Скаллить. Ну, знаешь, карабкаться вверх-вниз по отвесным скалам.
     - Не болтай ерунды, - хмыкнула Бартта. - Никогда не слышала, чтобы кто-то делал такое.
     - Я делаю, - отрезала Риана. - То есть делала. Я отчетливо помню, как спускалась по Белой Четверке.
     - Это невозможно, - сказала Бартта. Белой Четверкой называлась отвесная гора, вздымавшаяся над монастырем на километр. Ее склоны были слишком круты даже для горных коз.
     - Однако я делала это много раз. Бартта нахмурилась еще больше.
     - Ладно, допустим, ты... ну... скаллила. А потом?
     - Выступ, на который я опиралась, откололся. Наверное, камень сломался, когда земля задрожала. Во всяком случае, я упала.
     - Ладно, дорогая, но как ты оказалась здесь, в этой расселине?
     - Я... не знаю. Бартта вздохнула.
     - Хоть что-нибудь ты помнишь? Мать? Отца? Риана покачала головой.
     - Думай, девочка. Думай!
     Риана отпрянула от нее и свернулась в клубок. Бартта с трудом заставила себя говорить мягче:
     - Пожалуйста, постарайся. Это важно.
     - Все остальное пусто.
     ?Амнезия, - подумала Бартта. - Она, наверное, не только больна, но и ушиблась?.
     Словно подтверждая догадку, девочка застонала.
     - Мне плохо.
     - Все будет в порядке, - машинально отозвалась Бартта.
     - Не оставляй меня, - внезапно прошептала Риана. Бартте казалось, что на шее у нее висит мельничный жернов. Она заставила себя улыбнуться.
     - Мы выберемся вместе. Очень скоро ты увидишь, что... Земля снова вздрогнула, и взгляд поразительно синих глаз девочки заметался. Сверху посыпались камни.
     - Мы умрем здесь? - спросила девочка. Она явно не сознавала своего состояния.
     - Мы не умрем здесь. - Бартта постаралась улыбнуться, надеясь успокоить ее. - Я Бартта из Каменного...
     Расселину встряхнуло в третий раз. Риана заплакала.
     - Что толку плакать, - решительно сказала Бартта. - Мы довольно скоро выберемся отсюда. - Над головой девочки она видела, что слои сланца пришли в движение и сдвигаются к дну расселины, исчезая в бреши, проделанной землетрясением в коренной породе. ?Надо выбираться отсюда, - подумала она, - иначе умру я?. Снова мелькнула мысль оставить девочку, но перед мысленным взором появилась сова Миины. Воля Богини ясна.
     Она встала и прижалась к стене расселины, перекинув Риану через левое плечо.
     - Ладно, - сказала Бартта. - Теперь держись крепко.
     И полезла вверх, медленно и осторожно. После землетрясения неровностей в сланцевой стене, на которые она опиралась, спускаясь вниз, стало меньше. И ей хватало здравого смысла дважды проверить опору, прежде чем осторожно подтянуться повыше. Все это время вес Рианы давил на нее, сгибая спину; скоро плечи и бедра охватила страшная боль. Однако она продолжала карабкаться, убеждая себя не спешить, проверять каждую импровизированную ступеньку, чтобы та не осыпалась и им с девочкой не слететь вниз. И с замиранием сердца все время ждала еще одного толчка, который, конечно, собьет их. Бартта не чувствовала себя такой уязвимой с тех пор, как мать привела их с Джийан в монастырь Плывущей Белизны, но, что самое любопытное, ее охватило какое-то странное возбуждение, радость от вновь восстановленной связи с телом, какой не ощущала, пожалуй, с детства. Как это чудесно: снова грязь под ногтями, напрягаются работающие мускулы и сухожилия. Она слышала стоны Рианы за спиной и молилась, чтобы ослабевшая девочка сумела удержаться.
     Бартта преодолела уже две трети пути вверх, когда опоры для рук закончились. Три выступа раскрошились под руками, причем третий - когда она уже налегла на него их объединенным весом. Она свалилась на предыдущий уступ, ударившись так, что больно содрогнулся позвоночник. Риана потеряла сознание.
     Инстинкт настойчиво гнал вперед, но Бартта остановилась и глубоко вздохнула. Толчки больше не повторялись, но, прислушавшись, она не услышала ни единой птичьей песни и истолковала это как предупреждение: сейсмическая активность еще остается. Проведя всю жизнь в объятиях Дьенн Марра, Бартта привыкла к землетрясениям. Незначительные в предгорьях, они усиливались по мере продвижения к горным вершинам. Однажды землетрясение застигло ее, когда она несла месячный рацион припасов в Ледяные пещеры, и большой обломок скалы упал всего в семи метрах от места, где она скорчилась от ужаса. Похожие на логово сказочного хищника Ледяные пещеры посещали только рамаханы. Пещеры находились в пяти километрах от монастыря и в километре над водопадом Поднебесным, у истока реки Чуун. Как тчакиры могли жить там, оставалось только гадать. Но чего еще заслуживали эти отбросы и изгои: преступники, неудачники, безумцы, отринутые обществом? И все-таки это были кундалиане. Рамаханы считали священным долгом перед Миной заботиться, чтобы несчастные не погибли среди ветров и льдов Дьенн Марра. Правда, ни один цивилизованный кундалианин ни разу не видел живого тчакиру. Тем не менее они существовали, ибо, когда служительница-рамахана вроде Бартты приходила к Ледяным пещерам, предыдущего месячного рациона не было. Она, как все служительницы до нее, быстро положила маленькие свертки с едой и травами, сделала пару глотков мутного рак-киса и поспешила вниз по обледеневшей, почти отвесной тропинке.
     Теперь ей надо было добраться до другой, почти столь же крутой тропинки. Несмотря на высоту, вечернее небо казалось дальше, чем всегда, - равнодушная оболочка, почерневшая, как сожженное приношение. В черноте возник мерцающий бело-синий огонек звезды, а чуть правее него - одна луна, затем вторая, льющая в расселину отраженный свет. Новый толчок Бартта ощутила подошвами ног и сжалась, отчаянно моля Миину простереть над ней руку и защитить. Похожий на удар грома хлопок больно отозвался в ушах. Земля ушла из-под ног. Казалось, скалы разваливаются на части, и Бартта решила, что настал ее последний час.
     Все окутала тишина настолько полная, что стало жутко. Бартта подняла голову и увидела, что стена раскололась; возникло что-то вроде грубой лестницы. Инстинкт погнал ее вверх. В одно мгновение она оказалась возле природных ступеней и, спотыкаясь, бросилась вперед, стараясь двигаться как можно быстрее и не оступиться.
     Добравшись до канавы, Бартта даже не остановилась, чтобы отдышаться, а побежала дальше с бесчувственной девочкой на спине. И посмела оглянуться, только оказавшись в безопасности, на петляющей среди куэлл тропе, ведущей к Каменному Рубежу. Она не смогла бы сказать, что ожидала увидеть, но в тусклом лунном свете, льющемся вниз, как молоко из козьего вымени, не заметила ничего необычного.
     Хмыкнув, она устроила свою ношу поудобнее и заторопилась по тропе к дому.

2

Лоза

     Они выстрелили почти одновременно, и через мгновение пролетавший над колючей кроной сэсалового дерева голоног упал на землю. Из округлой желто-синей грудки торчал металлический стержень.
     Аннон победно вскинул кулак над головой. Но Курган, сделав грубый жест в направлении друга, бросился вперед через заросли сэсалов, где они устроили утреннее логовище, ибо среди в'орннов было хорошо известно, что роскошные голоноги устраивают гнезда на вершинах древних деревьев.
     - Ага, моя добыча! - выдохнул Курган. Он выдернул окровавленный кодированный стержень из груди мертвой птицы, засунул обратно в терциевое звено на левом предплечье. - Видишь превосходство в'орннской технологии? - Он встряхнул большой ясеневый лук Аннона. - Почему тебе обязательно надо дурачиться с жалким, отсталым кундалианским оружием - загадка для меня.
     - Это был эксперимент, - сказал Аннон.
     - Неудачный эксперимент. Видно с первого взгляда. Курган пронзил мертвого голонога узким треугольным клинком, который всегда носил с собой. Это было его главное сокровище, единственное оружие, до которого он не разрешал дотрагиваться даже Аннону. Хотя Аннона это не слишком заботило: он вообще недолюбливал в'орннское оружие.
     - Ашеры славятся любовью к кундалианам, а? - хмыкнул Курган.
     - Почему ты все время заговариваешь об этом? - сухо спросил Аннон.
     - Тебя воспитывает кундалианка. Это неестественно. Все, чему она учит тебя, так же неполноценно, как этот ее лук. Такое воспитание когда-нибудь выйдет тебе боком.
     Аннону не хотелось развивать эту тему, и он коснулся собственного звена.
     - Ты слишком полагаешься на окумммон.
     - А почему бы и нет? Он посмотрел за меня, рассчитал вектор полета птицы, скорость ветра, время полета до наносекунды. И выпустил стержень как раз в нужный момент. А что сделала для тебя эта кундалианская штучка? Благодаря окумммону добычу получил я, а не ты.
     - Без всяких усилий. Мы и учимся так же, когда нас Призывают для подключения.
     - Именно так, болван. - Курган с ухмылкой потер щетинистое древко стержня. Окумммон уже ?усвоил? кровь голонога, разложив ее на питательные вещества, которые легко впитало его кровообращение. Он хлопнул друга по спине. - Окумммон дает нам преимущество. Мы, баскиры, единственная Великая каста, способная к единению. Гордись этим и пожалей геноматекков, которые только называются Великой кастой. Пожалей Малые касты: воинов-кхагггунов, инженеров-месагггунов, женщин-тускугггунов. Они все сото - те, кто не может быть Призван. Вот доказательство нашего превосходства.
     - Для меня Призывание больше похоже на путы.
     Курган кивнул:
     - Чтобы покрепче привязать нас к гэргонам.
     - Я не хочу быть привязанным к кому бы то ни было.
     - Ты из Ашеров - династии, посвященной и помазанной гэргонами, Теми, Кто Призывает. Твой отец - второй в династии, ты унаследуешь ему, твой сын тебе - и так далее.
     Аннон подумал о трех сестрах, которых он никогда не видел. Они жили в различных хингатта, где в разные годы жила их мать... да и матери он был практически лишен. Она умерла семь лет назад. В последний раз он видел ее незадолго до смерти; умирающая была в бреду и даже не узнала его.
     - Я не хочу этого.
     - Так уступи мне! - засмеялся Курган.
     - Уступил бы, если бы мог.
     Выражение лица Кургана изменилось, на нем отразилось глубокое сочувствие.
     - Странные у тебя взгляды, Аннон Ашера! Ручаюсь, все идет от кундалианской колдуньи, которая присматривает за тобой. Ведь она даже научила тебя говорить и читать по-кундалиански.
     - Это наш с тобой секрет, Курган. Курган фыркнул.
     - Если бы твой отец знал, какой чепухой она забивает тебе голову, он бы врезал ей по интимнейшим местам!
     - Отца, похоже, это воспитание устраивает, - ухмыльнулся Аннон. - Но она действительно показала мне кое-какие тайные кундалианские ходы во дворце и рассказала о деревне Каменный Рубеж в горах Дьенн Марр.
     - О, кундалиане просто обожают всякие тайны. Да кому есть дело до их секретов, скажите, пожалуйста? Чему можно научиться у низших культур? - Он положил руку на плечо друга. - Я знаю, тебе трудно. Тебя воспитывает рабыня! О чем только думает регент? Люди болтают, будто она свела его с ума. До тебя эти сплетни, разумеется, не доходят.
     Аннон потемнел.
     - Я уже разобрался с счетттами.
     - И при этом нажил кучу врагов. Совсем как твой отец.
     - Отец не боится никаких врагов.
     - Пожалуй. Но то, как он попирает традиции... Его кундалианка - всего лишь один пример.
     - Если бы моя мать не Отступилась от Веры...
     - Если бы твоя мать не Отступилась от Веры, ты бы никогда не оказался в хингатта лииина до мори. Она бы воспитывала тебя, как и твоих сестер, в хингатта фалла до мори. - Хингатта назывались общины из восьми в'орннских женщин детородного возраста. В этих общинах дети Великих каст рождались и воспитывались, покидая их через год после Каналообразования, когда они на постоянной основе присоединялись к Модальности через окумммоны. - Мы бы никогда не встретились, не стали бы друзьями. И я не получил бы возможности побить твои такие, ох, интимные места на охоте!
     - Отец не одобряет нашей дружбы.
     - Это бесит меня!
     - Он считает, что твой отец подстрекает тебя вызнать секрет саламууун.
     - Верно, наши отцы ненавидят друг друга, и все из-за этой дряни, - сказал Курган. - Но считать, что я послушаюсь его приказов!.. - Он засмеялся. - Веннн Стогггул может сгнить в Н'Луууре - мне плевать!
     Курган взял голонога за шею и подвесил к остальным.
     - Смотри, друг мой! Четыре голонога - и ни единой вонючей птички у тебя!
     Аннон указал на двух маленьких четвероногих, висящих на ветке.
     - Мне хватит пары ледяных зайцев.
     - Ледяные зайцы, ха! Крошка мяса на длинных костях, да и та с привкусом кремния.
     - А ты хорошо знал горький вкус кремния, не так ли, друг мой?
     - Я? Спорим, кто вкусил больше кремния!
     - Надо только договориться о ставках, - засмеялся Аннон.
     - Три порции огнесортного нумааадиса.
     - Лучше мутного раккиса.
     - Кундалианского пойла? Он пахнет, как гнилые клеметты.
     - Слишком крепко для тебя, да?
     - Конечно, нет!
     Шуточки такого рода продолжались бы и дальше, если бы Аннон не заметил уголком глаза что-то странное.
     - Курган! - прошептал он, пригибаясь. - Курган, смотри! Вон там!
     Курган присмотрелся. Брешь между деревьями образовала сверкающий треугольник солнечного света. И в этом треугольнике что-то мелькнуло. Курган подвинулся, чтобы получить лучший угол обзора, под ногой хрустнула сухая ветка. Аннон мгновенно зажал ему рот рукой, чтобы приглушить непристойное восклицание. Мальчики застыли.
     В'орнны были безволосыми, с длинными коническими черепами и бледной, желтоватой кожей. Практически бесцветные глаза и темные губы отличали Аннона от Кургана, худое и угловатое лицо которого казалось еще более бледным из-за черных, как ночь, глаз. Оба видели, как в треугольнике света что-то движется. В молчаливом согласии, рожденном совместным воспитанием в лииинадо мори, друзья осторожно подобрались к опушке сэсаловой рощи. У обоих пересохли губы.
     - Не могу поверить! - прошептал Курган.
     - Вот так находка! - отозвался Аннон.
     - Великолепно!
     - Именно так я и думал!
     - Но я сказал первым, так что она моя!
     - Только через мои интимные места!
     Они вглядывались в слепящий солнечный свет; слушали прохладное журчание ручья - одного из многи