инерции, не имея ни цели, ни
смысла существования? Может быть,  вся  история  цивилизации  -  это  лишь
прелюдия  к  оркестру,  играющему  вальсы  Штрауса  на   палубе   тонущего
"Титаника"?"
     Еще несколько страниц.
     "С ужасающей отчетливостью вспомнился Юнгман. Потом  это  прошло,  но
несколько часов я буквально находился в его обществе,  причем  воспринимая
все неимоверно интенсивно. Похоже было на то, что в памяти  моей  случился
какой-то пробой, выбило все предохранители  -  никогда  раньше  такого  не
происходило. Вспомнилась его теория о  машине,  создавшей  и  продолжающей
создавать человека, приспосабливая его для своих нужд. Интересно,  что  ни
тот я, который это слушал, ни я сегодняшний не нашли бы возражений -  даже
если бы и хотели. Получается..."
     Чистый лист. Перо оставляет тонкий черный след.
     "Перечитал "Смерть клоуна" Леона Эндрю. По первочтении,  сразу  после
войны, вещь произвела на меня потрясающее впечатление. Казалось, это  ключ
ко всем загадкам обыденности. Впрочем, он так и не повернулся  в  скважине
до конца... И вот теперь -  еще  раз,  чтобы  проверить  себя.  Тогда  это
казалось  глубокой  философской  метафорой,  позволяющей   проникнуть   на
"обратную сторону" личности: Ормелы, истинные носители разума,  живущие  в
сознании людей, способные сменять своих "носителей", как  всадник  сменяет
лошадей;  симпатии  и  конфликты  между  ними  приводят  к  сложнейшим   и
трагическим коллизиям людей; Ормелам люди почти  не  интересны,  поскольку
для них они просты и примитивны, как проста и примитивна клоунская маска и
клоунская  роль  для  Орландо.  Но,  когда  Орландо  проникает   в   тайну
существования Ормелов, те обращают  на  него  внимание...  Да,  тогда  это
казалось метафорой. А сейчас мне это кажется недосказанным пророчеством.
     Интересная  деталь:  Орландо,  вырвавшись  ненадолго  из-под   власти
Ормелов, начинает видеть мир таким, каков он есть, и это повергает  его  в
отчаяние. И в отчаянии он  принимается  делать  то,  от  чего  раньше  его
удерживала надежда,  и  в  какой-то  момент,  задумавшись,  понимает,  что
счастлив. А в видении мира, которое обрел  Орландо,  есть,  помимо  всего,
такая странность: в течении времени возникают паузы, лакуны,  процессы  на
это время останавливаются, у людей события не запечатлеваются в памяти,  и
лишь Ормелы не видят существенной разницы между нормальным ходом времени и
этими лакунами. Нужны ли комментарии? Кто-то же отключает мою память, едва
я переступаю порог.
     И, может быть,  не  только  тогда.  Позавчера  я  обнаружил  папку  с
документами по лихорадке Вильсона  и  ее  последствиям  на  столе  -  хотя
совершенно не  представляю,  какого  черта  я  ее  вообще  тревожил.  Тема
закрыта. Если я прав, заниматься этим дальше бессмысленно, если не прав  -
тем более бессмысленно. Пожалуй, даже наоборот. Более бессмысленно -  если
прав".
     Петер отложил ручку и откинулся на спинку кресла, отдыхая.  И  вдруг,
неожиданно для себя, подумал: а когда? Ясно, что скоро - но "скоро"  может
быть и десять лет... Сосчитать нельзя - а почувствовать? Он закрыл глаза.
     Осень - ударило в сердце. Эта осень.
     Осталось... Почти ничего не осталось.
     Эта - последняя - осень.
     Он открыл глаза и  посмотрел,  как  впервые,  на  свою  руку.  Пальцы
дрожали.
     Значит, правда.
     Осень.
     Горький дым...
     Не без труда он набил трубку, но раскурил - с первой попытки.
     "Иногда я испытываю почти панический страх перед зеркалом. Интересно,
кого именно я боюсь там увидеть? Наверное, так и не узнаю.
     Найдя папку, вспомнил о Кипросе: ему это, может быть,  показалось  бы
интересным. Вспомнил с ноткой раздражения: засранец, совсем забыл  старика
- и вдруг испытал острое чувство неловкости,  будто  на  улице  повстречал
знакомого и не узнал его, и лишь  потом,  отойдя,  сообразил...  Так  что,
может быть, ему я ее и показывал?  Попробовал  телефон:  все  по-прежнему.
Попадаю куда угодно, кроме того места, которое мне требуется. Точно так же
и мне звонит кто угодно, кроме тех, кому я нужен. И это, похоже, в порядке
вещей.
     Потерял Вильденбратена.  Не  пойму,  куда  мог  деться  огромный,  ин
квадро, томина девятьсот второго года издания: кожаный переплет,  цветные,
переложенные калькой, иллюстрации, бархатная  ленточка,  золотой  обрез...
Печать: "Библиотека коммерции советника Иоганна Милле". Библиотека дедушки
была знаменита, попала  даже  в  энциклопедию.  Ничего  не  осталось.  Но,
собственно, чему удивляться?
     По каким-то ассоциациям вспомнились "Солдаты  Вавилона":  "Но  стража
Нимрода  в  проклятую  ночь  не  сдвинулась  с  мест.   Лишь   юный   один
безбородый..." - и так далее. Солдаты Вавилона окаменели на своих  постах,
поскольку их не могли сменить - они не  понимали  офицеров.  У  классика -
все. А я докопался - молодой был и упрямый - до той легенды, на которую он
ссылается. Оказывается, после смешения языков ослабевший  Вавилон  осадили
враги. И солдаты, переставшие понимать офицеров,  понимать  друг  друга  -
отбили их, потому что знали каждый свою задачу и свое место на стене...
     И позволили разноязыким людям рассеяться по свету.
     Вообще с Вавилонской башней масса неясностей. Почему  Бог  изобретает
такой экзотический способ, чтобы сорвать строительство: ведь  хватило  бы,
скажем, прямого обращения или небольшого  землетрясения?  Кроме  того,  уж
Богу-то известно, что кирпичное строение можно довести метров  до  трехсот
максимум. Что-то во всем  этом  есть  весьма  странное.  Для  того,  чтобы
рассеяться по  земле,  людям  понадобилось  построить  башню.  То  есть  -
собраться огромным числом на маленьком пятачке.  Выбиваться  там  из  сил,
производя тяжелейшую работу. Монотонным, засасывающим, бесконечным  трудом
достигать высоких степеней отрешения. Конечно, строители не  догадываются,
что именно они делают. И вряд ли до конца понимает  сам  Нимрод.  Но  ведь
название  Вавилон  происходит  от  Баб-илу,  что  значит:  Врата  Бога.  А
Чжуан-Цзы писал: "Врата Господни - это несуществование".
     Впрочем, сопоставление всяческих высказываний древних и великих может
завести куда угодно.
     Однако,  слишком  уж  много  Вавилонских  башен  разбросано  в  нашей
истории.  Создается  впечатление,  что  вся  она  -  всего  лишь   история
строительства одной огромной  башни.  Причем  сама  башня  -  лишь  способ
достичь несуществования.
     Правда, иногда  мне  кажется,  что  все,  окружающее  меня  сейчас  и
окружавшее в прошлом, происходившее и  происходящее  -  это  просто  очень
громкий шум, непонятно от чего исходящий. Даже не так: я знаю,  что  знаю,
от чего он исходит, но знание это заперто во мне, и  ключ  в  скважине  не
поворачивается до конца.
     Может быть, с этим и связана боязнь зеркал?"



                             НИКА, ИЛИ СТЕЛЛА

     Они давно так не работали  -  по  четыре  представления  в  день.  Но
зрители шли, и грех было упускать их. Адам пришел в себя, но был еще очень
слаб, горяч и временами заговаривался. Стелла  кормила  его  с  ложечки  и
придерживала, когда он сидел на горшке. Иппотроп ворчал, что  это  она  во
всем виновата - нужна она, такая, солдатам, когда у них по лагерям молодых
блядешек - как блох; а если бы и сунули раз-другой -  не  рассыпалась  бы,
что, девочка, что ли, в  первый,  что  ли,  раз  -  тогда  вон,  с  серыми
монахами, могла, не орала, а тут - как резать будто ее собрались... Она  и
сама знала, что виновата.
     Городок по имени Куртц был переполнен  людьми.  Слились  два  потока:
селян, приехавших на ярмарку, и беженцев из Кикоя. Лишь на второй день  им
удалось найти крышу над головой: хозяин гостиницы "Красный лев" пустил  их
в  просторную,  но  абсолютно  пустую  угловую  комнату  с  двумя   узкими
бойницеподобными окнами. За это сверх программы Стелла  и  Пальмер  каждый
вечер бесплатно показывали небольшой номер в гостиничном трактире.
     От усталости она стала вглядываться в лица - чего никогда  не  делала
раньше. Цирковых детей учили презирать публику, и эту науку она освоила не
менее успешно, чем акробатические трюки. Никто из сидевших вокруг  не  мог
того, что могла она... А теперь - зачем-то смотрела исподтишка и не  могла
понять... У публики были лица детей. Счастливых или обиженных,  сытых  или
полуголодных - но детей. И в трактире сидели бородатые  пьяные  дети.  Они
легко смеялись и ссорились по пустякам. Они были очень слабы и  болезненно
доверчивы,  хотя  казались  себе  могучими  и  хитрыми.  Она  поняла  это,
тревожащее  ее  подспудно  уже  давно,  когда  на  одно  из  представлений
заглянули два гернота. Кажется, это были юноша  и  девушка,  хотя  судить,
естественно, было трудно. Узор на лбу показывал, что живут они в  истинном
обличии первый год. Тем не менее, они выглядели мудрыми добрыми королями в
толпе восторженных малышей.  Стелла  сама  испытала  умиление  и  радость,
вдохнув исходящий от них тончайший аромат - и тут на мгновение  вспомнила,
кто она в действительности  и  зачем  находится  здесь.  Но  даже  это  не
заставило ее отвести жадный взгляд  от  прекрасных  одухотворенных  лиц  с
глазами, похожими на глаза святых угодников... Потом это прошло, и  она  с
брезгливым  удивлением  спрашивала  себя,  что  такого  прекрасного  можно
рассмотреть в малоподвижных голубоватых масках?..
     После этого посещения Иппотроп впал  в  мрачность,  разговаривать  не
хотел и работал лишь один номер:  борьбу  с  удавом.  Похоже,  ему  самому
доставляло какое-то  извращенное  удовольствие  выскальзывать  из  могучих
колец, доводя змея до бешенства. Борьба у них шла всерьез.
     Так прошла неделя.
     Чужое нервное присутствие внутри не  доставляло  беспокойств:  Стелла
будто бы несла в кулаке неразумную птичку, которую следовало  защитить  от
котов. Иногда она задерживалась у клетки с горными  львами.  Наверное,  их
следует продать: дрессировщик Бигл пропал где-то в круговерти Кикоя...  Но
что-то удерживало ее от быстрых решений.
     На восьмой день Адам вышел во двор гостиницы.
     Стелла поддерживала его под руку, и он не  отстранялся  -  но  просто
потому, что  ее  прикосновение  было  ему  приятно.  Шел  пятый  час  дня,
кончилось второе дневное представление, и впереди  ждало  вечернее,  самое
долгое и тяжелое. По двору сновали какие-то  люди,  из  конюшни  слышалось
возбужденное ржание.  Пахло  горячей  кухней  и  лошадьми.  Мальчишки  лет
шести-семи   деятельно   тузили   друг   дружку   у   забора.   Собаки   в
разнообразнейших позах валялись в пыли и чахлой серой траве.
     - Мух нет, - сказал вдруг Адам.
     - Что? - не поняла Стелла.
     - Куда делись мухи? Их же было...
     - Не знаю... - удивленно покрутила головой Стелла. Мух  действительно
не было.
     Неприятное - смычком по ногтю - ощущение возникло и тут же растаяло в
груди. С  мухами  действительно  было  что-то  связано,  из  той,  бывшей,
ненастоящей жизни. Какое-то предупреждение... или сигнал?
     - Надо уезжать, - сказал Адам. - Ехать дальше. Засиделись.
     - Да, - сказала Стелла. - Раз  ты  здоров,  то  можно  ехать.  Завтра
чтобы...
     - Я не помню - про мух, - в голосе Адама  прозвучало  отчаяние.  -  У
меня будто дырка в мозгах, и ветер в дырке... - он  посмотрел  на  Стеллу,
наклонился и заглянул ей в глаза. - Скажи - ты помнишь?
     - Что-то помню, - пробормотала Стелла. - Неопасное что-то...
     - Повелители мух, - вдруг прошептал страшным шепотом  Адам;  глаза  у
него  расширились  и  стали  как  у  гернота:  огромные  и  блестящие.   -
Приближаются Повелители мух...
     Странный вибрирующий гул произвели эти слова. Земля слегка  качнулась
под ногами и повернулась немного - со всем, что на ней было. И  по  всему,
что было на  земле,  прошла  мгновенная  рябь,  и  на  миг  все  покрылось
трещинами, и в этих трещинах  проступило  что-то  другое,  чего  не  успел
увидеть глаз и охватить разум - а потом трещины затянулись  и  все  стало,
как было: чересчур  яркой,  четкой,  подробной  и  законченной  картинкой,
раскрашенным картоном, еще пахнущим сырой гуашью...
     Если уходить, то немедленно - бросая  все,  верхами...  и  тем  самым
выдав себя. Или положиться на маскировку - и  тогда  держаться  до  конца.
Равновесное положение... Нет - Адам не доскачет. Решено.
     - Утром, - повторила она. Адам с тоской смотрел на нее.



                           ТОУН АЛЕКСАНДР ДЖАЛЛАВ

     - Расслабься, Бо, - сказал Джаллав. - Ты не в строю. Ну-ка, расстегни
мундир...
     Зоунн сморщился, потом улыбнулся.
     - Так уже лучше, - похвалил  Джаллав.  -  Напомню,  господа:  в  этом
кабинете и в этом кругу - на "ты" и без званий.
     - Как-то это против того, что... - Зоунн запнулся, -  ты  говорил  на
Круге.
     - Круг Кругу рознь, - сказал Джаллав. - Ладно, ближе к делу. Бо,  что
это за херня произошла с Ксименом?
     - Спонтанное возвращение,  -  пожал  плечами  Зоунн.  -  Теоретически
возможно. Правда, раньше не наблюдалось.
     - Вот именно. Притом - через слой.
     - Нет, Алек, не через. Вав - ближайший...
     - Я оговорился. Через воплощение.
     - Ну, мы мало что знаем о природе спонтанных перебросов.
     - Ты не находишь, что с Ксименом вообще происходит что-то странное?
     - Нахожу. Но пока не могу сказать, что именно.
     - Он сейчас в статусе наблюдателя? Кто с ним на связи?
     - Топ-Ворош. Ну, ты помнишь - который работал по Препарии.
     - Этот седой? Помню. Но, кажется, Тим собирался его вычистить?
     - Я передумал, - сказал Ауэбб.
     - Ну, и?..
     - Он в прежнем облике, - сказал Ауэбб. - Вито Ивонни,  эрмер.  Весьма
пассивен. Они все пока ведут сбор информации и первичный ее анализ. Боюсь,
что дальше они так и не продвинутся.
     - А больше нам там опереться не на кого... - не  то  спросил,  не  то
подвел итог Джаллав. - Нужно послать подкрепление Ксимену - и  попробовать
реверсировать его самого. Хотя  бы  частично  -  чтобы  он  мог  принимать
информацию.
     - Это мы уже делаем, - сказал Ауэбб.
     - На то, чтобы подготовить группу, уйдет  еще  часов  сто,  -  сказал
Зоунн.
     - А с другими нашими потерявшимися контакт не установлен?  -  спросил
Джаллав.
     - Нет, - сказал Зоунн. Ауэбб молча покачал головой.
     - Понятно, - сказал Джаллав.
     -  В  сущности,  Ксимен  косвенным  путем  ведет   розыск   остальных
исчезнувших, - сказал Зоунн. - Мы  считаем,  что  выброс  пси-лавверов  за
пределы уровня Вав происходит путем усвоения  ими  особого  артефакального
кодона. Ивонни как раз и занят поиском источника этих  кодонов.  Когда  мы
найдем источник, нам будет легче искать наших людей.
     - Так давайте ему поможем. Проведем симулирующую операцию...
     - Я уже думал об  этом.  Но,  Алек,  -  Зоунн  поднял  руку  в  знаке
"возражения не принимаются", - операция состоится при одном условии: пойду
я.
     Повисло молчание.
     - Хорошо, - сказал, наконец, Джаллав.  -  Назначь  своего  преемника.
Сколько нужно на подготовку?
     - Ничего, - сказал Зоунн. - Все уже готово.  На  Йод  меня  встретят.
Оттуда пойду на авторежиме.
     - Значит, ты уже все подготовил? - покачал головой Джаллав.
     - Как вариант. Тим обеспечивает слежение и передачу  данных  Ксимену.
Если потребуется, за мной отправится Марон.
     - Который вытащил Ксимена?
     - Да.
     - Ну что же, господа сайры... - Джаллав встал. - Успеха вам.
     Зоунн не ответил, просто поднялся  и  вышел  из  кабинета.  Дверь  он
открыл левой рукой, а через порог переступил правой  ногой.  Дверь  так  и
осталась открытой.
     - Тим, - сказал Джаллав. - Ты постарайся, Тим.
     Ауэбб кивнул.
     Джаллав закрыл за ними дверь, вернулся  на  свое  место  и  с  минуту
сидел, стараясь не думать ни о чем. Потом нажал клавишу интеркома.
     - Это тоун. Малигнана ко мне.
     Малигнан вошел почти сразу - будто стоял под дверью и  ждал.  Он  был
тонкий и угловатый, будто произошел не от обезьяны,  а  от  кузнечика  или
богомола. И голос имел подстать: высокий и скрипучий.
     - Вы призывали меня, владетельный тоун?
     - Садитесь, Малигнан, - улыбнулся Джаллав.
     - Не смею.
     - Садитесь.
     - Помилуйте, не смею!
     - Повелеваю: садитесь.
     Малигнан сел. Он был, пожалуй, единственный, кто относился с пиететом
к  старинному  ритуалу.  Все  сменилось  в  Ордене,  лишь  чины  и  звания
задержались - да громоздкий протокол официальных приветствий.
     - Я прочел ваш обзор, Малигнан, - сказал Джаллав,  -  и  хочу  задать
несколько вопросов. Я знаю, что вы осознанно отказались от роли аналитика,
но лучшего, чем вы, специалиста по уровню Хет  в  Ордене,  к  сожалению...
извините, я сказал бестактность. Малигнан, я  прошу  вас  ответить  на  те
вопросы, которые задал бы аналитику.
     - Владетельный тоун, если это приказ...
     - Нет, Малигнан, это не приказ. Вы имеете право отказаться.  Я  знаю,
какими мотивами  вы  руководствуетесь,  и  уважаю  их.  Поэтому,  если  вы
откажетесь, я начну сам ломать голову над этими вопросами, но  это  займет
гораздо больше времени, а у нас его нет.
     Малигнан молчал. На его лице ничего не отражалось. Потом он сказал:
     - Хорошо. Я принимаю на себя ответственность за все, что я скажу, и я
надеюсь, что владетельный тоун простит мне мое уклонение от обета.
     - Спасибо, Малигнан. По-вашему, откуда взялись герноты?
     - У меня два предположения, - сразу сказал Малигнан. - Возможно,  это
аналог тому феномену, который произошел  в  уровне  Вав:  занос  из  Алефа
генного материала. А возможно, они пришли из другого уровня.  Насколько  я
помню, в Шин описывались похожие существа.
     - Похожие - и только, - возразил Джаллав.
     - Кто гарантирует, что нам известны все уровни? - пожал узкими, почти
несуществующими  плечами  Малигнан.  -  Я  подозреваю,  что  уровни,   где
Преображение произошло давно, становятся закрытыми и неощутимыми для нас.
     - И тогда герноты...
     - Люди, прошедшие через Преображение.
     - Другими словами - вочеловеченный Противник?
     -  Можно  сказать  и  так.   Но   это   лишь   одно   из   проявлений
вочеловечивания, и в этом же Хет мы найдем и другие формы...
     - Котлованы?
     - Да.
     - Опять же, ваше мнение: котлованы служат подготовке  к  Преображению
или чему-то еще?
     - Чему-то еще. Другому.
     - Вторжению в Алеф?
     - Может быть... Не уверен. Нет, думаю, что нет.
     - Ну, а чему?
     - Мне кажется, что это оружие не нападения, а защиты.
     - Но - оружие?
     -  Оружие,  инструмент,  сооружение...  В  наших  терминах   это   не
обозначишь. Нечто, служащее определенной цели. Донг.
     - Что?
     - Этим словом герноты обозначают предметы, назначение  которых  может
быть лишь затуманено объяснениями. Предметы, отталкивающие слова.
     - Хорошо, а почему вы  уверены,  что  эти...  донги...  предназначены
именно для защиты?
     -  Не  могу  сказать,  что  я  абсолютно  в  этом  уверен...   но   я
действительно склоняюсь к такой мысли. У гернотов существует  своеобразная
эстетика вражды. Согласно ей,  оружие  нападения  должно  быть  как  можно
меньше, незаметнее. Отравленная игла, а не дубина. В обороне же хороши все
средства...
     - И против кого они так могут обороняться? У них есть враги в уровне?
     - Есть, и немало. Против них выступил очень сильный маг Яппо. Герноты
встревожены этим вмешательством. Но, похоже, встревожены именно  тем,  что
Яппо может расстроить их систему обороны против кого-то  третьего.  Самого
Яппо они всерьез не опасаются.
     - И кто же этот третий?
     - Не знаю.
     - Сколько у нас наблюдателей в Хет?
     -  Семеро.  Готовим  подкрепление,  но...  вы  знаете,  как  все  это
непросто.
     -  Знаю.  Скажите,  Малигнан...  нет  ли  возможности   реверсировать
кого-либо из наших наблюдателей - и вступить в переговоры с гернотами?
     - Заставить наблюдателя раскрыть се