пристально на это!..
     Похоже было на то, что вся странная,  нечеловеческая  магия  гернотов
воплотилась в мертвых почерневших деревьях,  низких  каменных  лабиринтах,
стелах из красного кирпича и выдавленных в земле, как в сургуче, печатях с
неразборчивыми письменами.
     Не темным, неразборчивым и злым веяло от них - нет: четким, холодным,
выверенным, бесстрастным, мертвым - мертвым и обращающим в мертвое  просто
по природе своей. Аннабель с высоты смотрела вниз, видела черные  деревья,
стелы из красного кирпича и выдавленные в земле печати, но сквозь все  это
проступало и исчезало тут же то бронзовое сочленение, то  стальные  жвалы,
то ажурный скелет крыла, то фасетчатый глаз...
     - Только прямо, - тихо сказала она. - Без паники.  И  ни  во  что  не
вмешиваться...
     Аромат истлевших, раздавленных цветов принял их в  себя.  Он  пьянил,
как светлое вино, и отнимал часть веса, как вода. Идти было легко, труднее
- держать равновесие. Край людской толпы был близок, но приближался как-то
слишком  медленно  -  медленнее,  чем  они  шли.  Будто  кто-то  невидимый
подбрасывал на дорогу лишние футы.
     Потом, как из  тумана,  на  земле  поперек  пути  проступила  красная
полоса. Аннабель подошла к ней и остановилась. Справа и  слева  подошли  и
остановились спутники. Полоса - точно такая же -  появилась  бы,  если  бы
сквозь щель на землю падал резкий и яркий чистый красный свет. В ней  было
около шести футов ширины. Можно было тронуть ее ногой или острием меча или
присесть и протянуть руку - но Аннабель знала  уже,  что  не  будет  этого
делать. Прыгнуть -  пожалуйста.  А  дотрагиваться...  Пусть  пьяные  ежики
дотрагиваются.
     Если  посмотреть  глазами...  Она  открыла  их  и  тут  же   закрыла,
ошеломленная. Будто вихрь горящих бабочек  налетел  на  нее.  Нет,  глазам
здесь делать нечего...
     А как же тогда улан?
     Чуть позже. Сначала - самой.
     Она отошла на три шага, разбежалась и прыгнула.
     Это был странный  замедленный  прыжок,  почти  полет,  растянутый  на
долгие секунды, и можно было успеть посмотреть по сторонам, и вперед  -  и
выбрать место приземления, и вниз - просто из любопытства...
     Бездонная пропасть, прикрытая полузеркальной пленкой, проплывала  под
ней. Никогда еще не-зрение не обманывало ее, может быть, не  обманывало  и
на этот раз. Она, не отрываясь,  смотрела  на  утесы  внизу,  на  скальные
обломки, на далекие тонкие пики, на  уходящие  все  ниже  и  ниже  ступени
террас и карнизов,  на  багровое  зарево,  подсвечивающее  оттуда,  снизу,
прикрывающую пропасть тончайшую пленку - а  потом,  будто  кто-то  щелкнул
выключателем, она видела уже лишь отражение в  этой  пленке  и  не  видела
ничего кроме... Большой и полный человек, держа ее за руку, вел за  собой,
безвольную и вялую, по длинному коридору с бесконечным рядом окон с  одной
стороны  и  бесконечным  рядом  дверей  -  с  другой.  Квадраты  солнечных
отпечатков лежали на полу, готовясь перебраться на стену. Они шли, и  шли,
и шли,  молча,  обреченно,  никуда  уже  не  торопясь,  и  за  их  спинами
открывались, и открывались, и открывались  двери,  и  что-то  выходило  из
дверей и шло следом, пристально глядя в затылок...
     Аннабель коснулась ногами земли и тут же обернулась.
     Да, с этой стороны пропасть была видна, и было видно, до чего же  она
широка. Не выше оловянных солдатиков, стояли на том краю ее спутники.  Вот
Берт и улан, отступив на несколько шагов, разбежались  и  прыгнули  разом.
Улан оттолкнулся сильно, с запасом, и теперь  уходил  в  высоту,  почти  в
зенит, уменьшаясь и теряясь  из  виду.  Берт,  наоборот,  плыл  над  самой
закрывающей пропасть пленкой, руками и ногами делая медленные  движения  -
как снятый рапидом бегун, разрывающий финишную ленту...
     Медленно. Медленно. Не верить ничему. Ничего нет. Есть  только  земля
под ногами. Есть то, что надо обойти, и есть те, кто  идет  за  тобой.  Ни
вправо, ни влево не ведут никакие дороги. Нет лестниц вверх и ходов  вниз.
Нет пути назад. Лишь вперед -  как  по  ущелью.  Тупое  спокойствие.  И  -
медленно, медленно, медленно. Игра  на  скрипке.  Чародейский  вид.  Литые
башни без проникновения. И окон нет...
     Не-зрение утрачивало власть.
     Безумное стремление остаться.  Безумное  втройне,  нет  -  вчетверне.
Загадочная книга прорицаний... Где провозвестник  высших  архенонов  вдруг
предстает фанерным силуэтом, читающим заученные тексты. Смятенна явь...
     наслаивалось  что-то   непрямое,   но   косвенно   присущее   природе
пространства при престранных преломлениях
     Эй,  кто-нибудь,  рискните  отозваться!  Молчание  и  эхо.   Пустота.
Железный тихий звон. Злосчастные хариты... И вас минет та чаша искупленья.
Кровавых казней кончена кадриль. Законы бытия непостижимы...
     как уровни грозы - от  пузырей  на  лужах  до  перьев  самых  верхних
облаков, все составляло полное единство, и ритм ударов грома
     Ритм!
     навевал воспоминания о полных наслажденья
     Ритм! Ритм! Ритм!
     Не сметь! Остановиться!
     египетских ночах и вавилонском - нет, не пленении: соблазне
     Не дышать - пока не завертятся огненные круги перед глазами. Толчок в
спину. Стоять! Всем стоять! Не двигаться! Не подчиняться! Против ритма!  В
подчинении - смерть!


      Алые цветы смерти... обманчиво...
увитая плющом лежало обратиться любовь к огню
и краски витражей немногое осталось даже нищий
отдаст и тот последний долг последний поцелуй
рискуя всем родятся от искусства уходя
жестоко знать и мир и благодать
придя в багровых облаках вновь без
ответа просто трясет, трясет, как по проселку... где? А,
вот они заранее поверившие в бегство, в возможность
бегства  вперебой  желая уступить


     Ржавчина! Ржавчина!
     не поддаваться ритму!
     РЖАВЧИНА!
     Все рухнет, если дотронуться.
     Нет! Стойте, генерал, стойте!
     Я вам приказываю!
     Не оборачиваясь - идет.
     Узкий, не разминуться вдвоем, железный  мостик  -  раскачивается  под
ним. Внизу, в ущелье - пламя.
     Любовь к огню - любовь к Богу...
     Ущелье плотно набито огнем.
     Жар колеблет видимый мир.
     Как все качается и скрипит!..


     Он стоял спиной к ней и смотрел в окно.
     - Пока вам везет, - сказал он, а может  быть  и  не  он,  потому  что
Аннабель не видела его лица. - Но это ничего  не  значит.  Яппо  запускает
креатур, герноты их уничтожают, убито уже больше  ста,  не  знаю,  сколько
точно. Это все выдохлось, как выдыхаются  все  неудачные  наступления.  Вы
можете пройти еще сто миль, можете дойти до столицы, можете  ворваться  во
дворец, даже можете  убить  несчастного  короля  Германа...  Не  изменится
ни-че-го! Потому что территория, которую по привычке  называют  Альбастом,
давно не Альбаст. Альбаст  умер,  и  из  шкуры  его  сделали  механическое
чучело. И думать надо не о том, как вдохнуть жизнь в то, что уже не  может
быть живым, а о том, как уничтожить его, потому что опасность  неоспорима,
и в этом я с Яппо согласен полностью.
     - Что делают герноты с трупами убитых креатур?  -  спросила  Аннабель
почему-то мужским голосом.
     - Закапывают в землю - что же еще? - пожал плечами человек у окна.
     - И Яппо это, конечно, знает... - сказала Аннабель. - Может быть,  он
умнее, чем мы о нем думаем.
     - Возможно. Возможно, ты и прав. Да, такой вариант мне  в  голову  не
пришел бы...
     - Помнишь, ты говорил как-то, что верующие считают, будто Бог  создал
окаменелости,  когда  творил  мир,  чтобы   у   людей   возникла   иллюзия
бесконечного прошлого? А не кажется ли тебе, что  сейчас  мы  разглядываем
некую  окаменелость,  которая  призвана   создать   иллюзию   бесконечного
будущего? А на самом деле...
     Человек у окна заинтересованно обернулся, и Аннабель с ужасом  узнала
его...

         без верха и низа без              трения и тепла без луны
         руками изготовления тип           наискось полный пламени
         лава раскаленная лава там         бунтарей и благ день гнева
      до костей и кровь кровь           полная железа осталась
      неподвижно парить в вере

                 и синь озер           взъяренная       обитатели рая



                                   МЕРТ

     Солнце  клонилось  к  вершинам  истонченно-высоких   сосен,   длинной
шпалерой выстроившихся вдоль старой имперской дороги. Туда же,  к  тем  же
соснам, катил фургон, запряженный четверкой разномастных лошадок. Аннабель
дремала на сложенном ввосьмеро ковре. Ей было холодно и  неуютно  в  новом
обличии. Стареющая акробатка с вялым лицом, жилистыми ногами,  сухой,  как
солома, волосней и похожими на пустые мешочки  грудями.  Жонглер  и  клоун
Берт спал, лежа на  животе  и  уткнув  лицо  в  скрещенные  руки.  Генерал
превратился в огромного - гора  мускулов  -  горбуна-негра,  а  улан  стал
человеком-змеей, тонким, гибким,  способным  завязаться  узлом.  С  новыми
личинами  они  получили  новые  имена,  новые  характеры  и   даже   новые
воспоминания - все было учтено.
     Они бежали из Кикоя, охваченного волнениями. Деревенский маг Дило, по
прозвищу Чернотел, сплотил вокруг себя несколько тысяч фанатиков,  которые
повырезали гарнизоны в главном городе провинции, Хтооге,  и  двух  городах
поменьше: Сапре и Альше. Не дожидаясь, когда гнев  гернотов  обрушится  на
мятежников, все незаинтересованные люди  побежали  из  Кикоя.  Позади,  по
слухам, начинались эпидемии, пожары,  необъяснимые  умертвия  и  выход  из
земли чудовищ. Бродячие циркачи стремились к торговому городу Эствель, где
скоро будет ярмарка и можно будет заработать. А денег надо  много,  потому
что одни звери съедают столько, что можно прокормить двадцать человек...
     Зверей было четверо: горный лев и  львица,  усмиренные  и  послушные,
серый худой медведь, умеющий все, и удав. Аннабель  испытывала  неловкость
перед зверьми - слишком уж  суровая  шутка  обрушилась  на  ни  в  чем  не
повинных  настоящих  циркачей.  Успокаивало  совесть  одно:  так   циркачи
оказывались в гораздо большей безопасности, чем в людском своем обличии.
     Имена от них перешли захватчикам: Аннабель звалась  Стеллою,  Берт  -
Адамом, генерал - Пальмером,  а  улан  -  Иппотропом.  С  именами  перешли
привычки и мелкие давние отношения...
     - Ты  мошной  впредь  не  тряси,  -  дребезжащим  тенорком  ввинчивал
Иппотроп Пальмеру, и тот согласно кивал пегой головой. - А то вишь,  какой
ще-едрый. За общий-то счет. Хошь чего - меня спроси или вон Стеллу.  Мы  -
понимаем. А ты, дурак здоровый - не понимаешь.
     - Подумаешь, чего я там переплатил - три монеты. Пить хотелось, вот и
все. А дешевле он  не  давал...  -  оправдывался  Пальмер  за  провинность
недельной давности.
     - Вот, говоришь, три монеты. А на эти три монеты, глядишь...
     - Тпру-у-у, черти! - лениво сказал Пальмер, и мерный рокот  окованных
железом колес по щебенке мгновенно смолк. Стелла  приподнялась  на  локте.
Сворачивая с имперской дороги, к ним направлялись два десятка всадников...



                                   ЛОТ

     В дверь постучали.
     - Заходите, - сказал Лот.
     - Не спите еще? - на пороге стоял  Меестерс.  -  Если  хотите  спать,
говорите, не стесняйтесь.
     - Хочу, но все равно не усну, - сказал Лот.
     - То же самое и у меня, - вздохнул Меестерс. - Вы не  думайте,  я  не
буду надоедать вам каждый вечер. Это у меня просто на  новых  людей  тяга.
Привыкну - перестану замечать. Устали сегодня?
     - Да. Перегруз получился. Слишком много фактажа.
     - Зато теперь вы, наверное, все понимаете.
     - Пока еще ничего не понимаю. Не обработал.
     - А-а... Вам не холодно, кстати?
     - Жарко. Но, если хотите, выключите.
     - Нет-нет, что вы. Пришел в гости и распоряжается...
     - Я просто люблю прохладу. Зимой сплю с открытым окном.
     - Это я уже знаю. Я о вас, наверное, вообще  все  знаю.  Вас  это  не
смущает?
     - Пожалуй, нет. Особо стыдных вещей я за собой не помню.
     - Это, наверное, неплохо - не помнить о себе стыдных  вещей...  Я,  к
сожалению, никогда не смогу испытать такого чувства. За сорок  лет  работы
накопилось всякое. Иногда мне странно, что я все еще жив.
     Лот сочувственно кашлянул. Интересно,  зачем  он  пришел,  подумалось
ему. Просто излить душу? Или еще раз прощупать?  Или  ненавязчиво  внушить
что-нибудь, или расположить  к  себе?..  Или  без  цели?  Он  с  сомнением
посмотрел на Меестерса. Вряд ли такие люди делают хоть что-нибудь без цели
- даже снимая пушинку с рукава, просчитывают - на автопилоте -  сорок  три
варианта возможных последствий...
     Меестерс понял этот взгляд по-своему.
     - Я догадываюсь, что вас беспокоит. Внезапное доверие, да? Это так не
по-нашему, против всяческих традиций... Ну, допустим даже, что  вы  агент.
Все равно, чей. Хотя, мне представляется, вы именно  тот,  кем  назвались:
санитарный  врач,  прошедший  в  свое  время  Каперскую  зону  и  в  своих
исследованиях  глубоко  проникший  в  суть  проблемы.  В   самостоятельных
исследованиях. Подчеркиваю. Так вот, даже если вы агент, скажем,  Конторы,
или Корпуса, или иностранной разведки, или инопланетной... Нам это  не  то
что не страшно - мы это приветствовали бы.  Потому  что  нам  противостоит
нечто такое, что требует слияния сил. Но вы, к сожалению,  не  агент...  И
крысиные гонки продолжатся. И мы будем вцепляться друг другу в глотки -  в
стремлении не допустить противника к финишу  первым,  а  еще  лучше  -  не
допустить вообще. Хотя и лабиринт построен не нами, и несемся мы  по  нему
не по собственной воле, и что нас ждет на финише - не догадываемся...
     - Зачем же меня держали в подвале? Проверяли? Если вам  все  равно  -
кто?
     Меестерс помолчал. Похоже было, что простой  вопрос  поставил  его  в
тупик.
     - Все религии, вы знаете,  построены  на  борьбе  добра  со  злом,  -
заговорил он другим, безразличным, уставшим голосом. - Две трансцендентные
силы, Бог и Дьявол. Непрерывная борьба. Ад и рай, наслаждение и страдание.
Я как грубый материалист произвожу  все  из  нейрофизиологии,  из  центров
поощрения и наказания. Их взаимодействие проецируется на внешний мир, и  в
результате - все вышеперечисленное  в  миллиардах  оттенков.  И  вот  мне,
грубому материалисту, приходится допускать существование во  внешнем  мире
каких-то подобных... я  не  знаю,  как  сказать?  Центров?  Они  не  имеют
локализации. Короче, чего-то аналогичного по функциям...  нет,  тоже  вру.
Допустим, существуют и Бог, и Дьявол, но ни тот, ни другой не есть добро и
зло в чистом  виде,  они  вообще  внеморальны,  внеоценочны,  у  них  есть
какие-то свои интересы, своя борьба, людей они используют в  этой  борьбе,
но сами люди им глубоко безразличны... Причем и Бог, и  Дьявол  существуют
самодовлеюще, но - лишь в сознании людей. Как описание процессов реального
мира.  И  вот  эти  процессы  становятся  все  более  интенсивными,  более
сложными, запутанными - и тут в них начинает вмешиваться человек... Вы еще
не отключились?
     - Нет, - сказал Лот.
     - Это вмешательство странно, не  вполне  самостоятельно  и  абсолютно
нерационально. Человек выступает ни на чьей стороне - и даже не на  своей,
что парадоксально лишь на первый взгляд. Он вообще пока  не  догадывается,
что ввязался в чью-то борьбу.
     - И все-таки - причем тут я?
     -  Были  подозрения,  что  вы  действуете  не  по  своей  воле.  Если
позволите, я не стану говорить, откуда они взялись.
     - Так. Ну, и?..
     - Не подтвердились.
     - А, понял. Вы меня исследовали,  пока  я  спал.  Помню,  были  такие
странные сны...
     - Знаете, Лот, вы удивительно уравновешенный человек. Я удивлен.
     - Нет, - сказал Лот. - Я нервный и неуверенный в себе тип. Мне  стоит
больших усилий держаться так, как я держусь.
     - Все равно. У вас здорово получается. Хотите, я доскажу, что  начал?
Немного осталось.
     - Хочу.
     - Вы сегодня увидели все, что можно  увидеть.  Многого,  конечно,  не
поняли - не спец. Ничего. Понимаете, это все частности. А  в  целом  -  мы
пытаемся разобраться в той самой борьбе Бога  и  Дьявола.  Выяснить  цели,
средства, механизмы. Понять наш интерес. Суметь защититься.  Если  успеем,
конечно...
     - Бог и Дьявол... - Лот произнес слова медленно, пробуя языком. - Как
я понял, вы употребляете эти термины не в метафорическом смысле?
     - Нет. Именно как термины. С другой стороны, вы понимаете,  весь  наш
мир - это одна большая метафора...
     - И - обладающие теми способностями, которые им приписывает молва?
     - В части власти над живой природой - да.
     - Всемогущество?
     - Практическое всемогущество. Может быть, имеющее границы - но я этих
границ не знаю.
     - Всеведение?
     - Абсолютное.
     - Как насчет всеблагости?
     - Я бы сказал - всебезразличие.
     - С обеих сторон?
     - Может быть, есть какие-то оттенки отношений. Но, опять же, я их  не
знаю.
     - Так... А человек?
     - Человек становится почти  всеведущ  и  готовится  к  всемогуществу.
Думаю, это вы уже поняли.
     - Но подождите. Бог и Дьявол - они существуют в сознании человека или
в окружающем мире?
     - А какая разница? Где вы проведете границу?  Как  отличите  одно  от
другого?
     - Да, действительно... - вяло сказал Лот. - Вы правы.
     - Я, например, вообще не знаю, существует ли что-нибудь в  окружающем
мире. Может быть, мы с вами - два слизняка, заползших на один  валун...  а
все вот это вокруг и все, что с нами было и будет - лишь запятая  в  нашем
разговоре...
     - Это вы-то, профессор - грубый материалист?
     - При всем при этом - да. Знаете, Лот, вот вы поработаете  немного  с
мозгом - станете сомневаться вообще во  всем.  Внезапно  окажется,  что  в
любом мировоззрении опереться  можно  только  на  собственное  невежество.
Кстати, можно нескромный вопрос?
     - Попробуйте.
     - Я помню, в восьмидесятые  годы,  когда  вы  учились,  в  моде  были
галлюциногены. Я думаю, и вы пробовали их. Не  можете  ли  вспомнить,  что
именно вам привиделось?
     - Нет, - резко сказал Лот. - Не могу.
     - Понятно. Значит, все помните, но говорить не хотите. Потому что это
было страшно, и с тех пор вы этой химии на нюх  не  выносите.  Хотя,  если
услышать описание ваших  видений  от  постороннего  человека  -  покажется
простеньким и невинным. Вам казалось, что вы  приросли  спиной  к  другому
человеку и вынуждены подстраиваться под его движения. Спина к спине. Такие
сиамские близнецы. И, в сущности, это все. Я прав?
     - Да, - без голоса сказал Лот. - Откуда?..
     - Нас тут таких - почти сорок человек. После Каперской зоны. У всех -
одно и то же. Так что появление ваше здесь было не случайным. Поразмыслите
над этим.
     - Да... Я... постараюсь...
     - Спокойной ночи. Если хотите - в  шкафчике  снотворное.  Будить  вас
завтра не станут.
     Меестерс вышел. Лот  лежал  без  движения,  ошеломленный  услышанным.
Ника, в панике позвал он и прислушался к  ответу.  Сухой  звук  -  как  от
щелчка по спичечной коробке. Ника...
     Он уже знал, что ничто не отзовется.



                                   МИКК

     - Ладно, - сказал Ноэль, бросая на стол еще одну полоску  распечатки.
Их уже много лежало на столе, и некоторые должны были бы  уже  съехать  на
пол, но цеплялись друг за друга и пока не падали. - Механику этого дела мы
поняли. Пусть кто-нибудь объяснит мне, в чем его смысл.
     Микк взял последнюю бумажку, подержал перед глазами, положил обратно.
В принципе, то же  самое:  слева  -  "Ника  Буковчан,  23  года,  БОМЖ/03,
временное УЛ  N_709830,  социальное  страхование  -  прочерк,  медицинское
страхование - ИСО 02/3. Обращение в файл 16.08.04, повод: неотложная  мед.
помощь. ДС: фобический шок IV. ОП: Ш-Г мод. Амб." Справа:  "ВОССТАНОВЛЕНО:
Ника Андерсен, урожд. Буковчан, 23 года, проживает: Альбаст,  ул.  Цепная,
д. 144. Муж Грегори П.Андерсен,  30  лет,  водитель