рапезу, боюсь, в данном случае ничего не поделаешь. Если мы должны как следует разобраться с этим, - она махнула на шкатулку, - понадобится напрячь все наши способности.
     Адам подтвердил ее слова серьезным кивком. Пост был желательной частью подготовки к Работе, ибо физиологический процесс пищеварения отвлекал кровь от мозга и притуплял умственные функции. Еще важнее - в эзотерическом смысле - был заземляющий эффект принятия пищи, мешающий вознесению души на верхние уровни. На самом деле есть рекомендовалось после духовных трудов любой интенсивности - для возвращения к действительности.
     - Я предупредил Хэмфри, что, возможно, обеда не будет вообще, - сказал Адам. - В любом случае, по-моему, мисс Гилкрист упоминала, что оставит тушеное мясо с овощами на случай сбоя в расписании самолетов. Когда дело доходит до Работы, Хэмфри понимает необходимость воздержания не хуже тебя или меня. Какие бы кулинарные планы мы ни нарушили, он не пожалеет потраченных усилий там, где на кону благополучие Охотничьей Ложи.

***

     Выпив по чашке чая, они разошлись по комнатам, чтобы принять душ и приготовиться, каждый по-своему. Когда через час Адам спустился вниз, на нем был синий стеганый халат поверх широких серых брюк и чистой белой рубашки, а на ногах украшенные гербом тапочки - его любимое одеяние для формальной Работы. Филиппа щеголяла в похожем на тунику розовато-лиловом платье.
     Они спустились по узкой лестнице в сладкую, пахнущую плесенью темноту винного погреба. Филиппа шла впереди, неся старинную масляную лампу в форме листа папируса, которая дополняла электрический свет желтоватым сиянием и слабым ароматом лимонной вербены. Адам нес длинную металлическую шкатулку, хранящую обломки оригами-рыси.
     Адам прошел мимо затененных полок с марочными винами к дальнему концу погреба. Здесь, в углубленном портале, пряталась арка, увенчанная геральдическим знаком Синклеров - фениксом, взмывающим из пылающего гнезда. Сама дверь была выложена прямоугольными дощечками из разных пород дерева: каждая дощечка размером с человеческую ладонь и украшена инкрустацией.
     Передав шкатулку Филиппе, Адам нагнулся и прижал правую руку к дощечке из тюльпанового дерева в центральной верхней точке двери. Дощечка поддалась под нажатием пальцев, потом сдвинулась вверх, открыв неглубокую нишу. Соседняя дощечка слева, кленовая, при прикосновении Адама плавно подвинулась на приготовленное для нее место, подобно передвижному кусочку китайской головоломки.
     Последовательное перемещение еще нескольких дощечек открыло тайник, хранящий полированный медный ключ. Вынув его, Адам передвигал дощечки в случайном на вид порядке, пока наконец центральная дощечка не отодвинулась, раскрыв замок, для которого предназначался ключ.
     Адам повернул ключ в замке, забрал у Филиппы металлическую шкатулку и задержался, чтобы закрыть и запереть дверь, пока мать шла по короткому коридору к еще одной полукруглой двери. За ней находилось сводчатое помещение размером с винный погреб; побеленные стены мягко освещала лампа, свисающая на бронзовых цепях с розетки в центре потолка. Прямо под лампой стоял квадратный, высотой по пояс, алтарь в форме двойного куба, установленный в центре большого ковра с бахромой и покрытый свисающей до полу темно-синей напрестольной пеленой. Справа от алтаря стояло кресло из золотистого дуба; сиденье и высокая овальная спинка были обиты синим бархатом того же оттенка, что и напрестольная пелена.
     Узкий проход в стене справа от входа вел в маленькую ризницу. Филиппа уже вошла туда со своей лампой, но Адам сначала подошел к порогу храма, уже сосредоточившись для предстоящей работы. Когда через несколько минут он зашел в ризницу, Филиппа сменила тунику на сапфировую сутану и при помощи маленького ручного насоса с бронзовой рукояткой наполняла водой фарфоровый кувшин кремового цвета.
     Отложив шкатулку, Адам снял стеганый халат и надел такую же, как у матери, сутану, доверху застегнув ее, подобно священнику, и подпоясавшись кушаком такого же темно-сапфирового цвета. На руке у него уже было сапфировое кольцо с печаткой - и эмблема, и орудие Старшего Адепта, а теперь он возложил на себя каббалистическую епитрахиль Верховного Адепта, черную справа, белую слева и усеянную крохотными красными мальтийскими крестиками на месте соединения двух цветов - напоминание о знамени Beauceant тамплиерского наследия. В другую ночь, для другой Работы, он, наверное, накинул бы белое поверх черного и заправил концы под кушак, символизируя Милосердие, сдерживающее Силу - Царя-Жреца, предлагающего себя в жертву Божеству; но нынче вечером он оставил концы свободными, ибо должен был служить орудием в руках Божества, стоящего, подобно Срединному Столпу, между Силой и Милосердием, дабы вершить восстановление Равновесия, искаженного темным деянием Ложи Рыси.
     Сжав перед собой ладони, легко прижимая сапфир кольца к губам, Адам вознес, как молитву, девиз, принятый тамплиерами, когда их было лишь девять Бедных Рыцарей в Святой Земле.
     "Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай Славу!"
     Филиппа ждала с кремовым кувшином и такой же чашей; на руке висело чистое льняное полотенце. Он подошел к ней и позволил полить на руки водой, вдыхая благоухание розового масла, потом вытер руки полотенцем и оказал ей такую же услугу.
     Ее кольцо сверкнуло в свете лампы - сапфир и золото в форме скарабея, древнего египетского символа вечной жизни. Отец Адама купил это кольцо незадолго до свадьбы, не зная ни тогда, ни потом, что его избранница призвана к другому служению, помимо обязанностей врача, жены и со временем матери. Пектораль, висевшая у нее на груди, была приобретена позже, но относилась к временам гораздо более древним. Подвеску из голубого фаянса и эмали с изображением сокола-Гора, сжимающего солнечный диск, сделанную в Египте во времена XXI династии, купили на аукционе, чтобы отпраздновать рождение Адама. Сэр Иэн Синклер так никогда и не узнал, что душа, смотрящая из мудрых глаз его новорожденного сына и наследника, восприняла украшение как знак царственного жречества.
     Филиппа отложила полотенце, и Адам оторвался от воспоминаний. Он опорожнил чашу над умывальницей, вделанной в стену, вернув воду земле, откуда она пришла. Пока мать переносила в храм разные предметы, он вынул кинжал из кармана халата и на время заткнул его за кушак.
     Она вернулась. Они были готовы. Засветив новую восковую свечку от лампы-папируса, Филиппа первой вошла в храм, Адам последовал за ней с металлической шкатулкой. На этот раз он остановился в проходе, предоставив Филиппе зажечь восковые свечи, стоявшие в зеркальных подсвечниках на всех четырех стенах храма, отвечая в уме, когда Филиппа приветствовала каждую четверть, прося о защите. На восточной стене была фреска, изображающая Древо Жизни, и восточная свеча находилась на месте Кетера, Венца*. [В Каббале высшая из десяти сефирот (эманации Бога, составляющих основные формы всякого бытия, в совокупности - образующих "архетип человека"), их непостижимо скрытый источник. - Примеч. пер.> У самой стены стоял более традиционный христианский алтарь, хотя сегодня они не собирались им пользоваться. Сияние свечей зажгло серебряные точки на потолке, где свод был выложен мозаичными звездами.
     Филиппа закончила круг и погасила свечку, положив ее в маленькую нишу справа от входа, потом встала между алтарем и креслом. Повернувшись лицом к востоку и низко поклонившись в благоговейной благодарности Божеству, которому они оба с Адамом служили, она обратилась к Нему словами из Псалмопевца Израиля:
     - Ты, Господи, светильник мой; Господь просвещает тьму мою.
     Легкое дуновение пробежало по комнате, сделав ярче пламя свечей, так что оно затрепетало и затанцевало. Выпрямившись, Филиппа повернулась налево и посмотрела на Адама, подняв руки на уровень плеч и повернув ладони вверх.
     - Господь пребывает в святом храме Своем, - объявила она. - Приблизься с верой и благоговением, дабы труд наш снискал расположение в глазах Его.
     Адам приблизился к алтарю, пройдя к востоку, и напротив Филиппы опустился на одно колено, как рыцарь, клянущийся в верности своему сеньору; шкатулка была у него на колене. Когда он встал, Филиппа откинула синюю ткань с алтаря, открыв тонкое, белое камчатное полотно.
     Она сложила покров и положила на одну из специально сооруженных полок, вделанных в основание кресла, потом развернула гораздо меньший квадрат полотна, размером как раз с поверхность алтаря, и расстелила поверх белого дамаста. Далее последовали два серебряных кубка с солью и чистой водой. Их она поставила на край алтаря, после чего, коротко склонившись над сжатыми руками, указала большим и указательным пальцами правой руки на сосуд с солью.
     - Изгоняю тебя, создание соли, именем Бога живого, именем Бога святого, именем Бога всемогущего, дабы очистилось ты во имя Адонаи, Властителя Ангелов и людей.
     Филиппа начертала над ним крест, обвела кругом, потом обеими руками подняла кубок на уровень глаз.
     - Создание земли, склонись пред Создателем твоим. Ибо освящено ты для служения Свету, дабы отвратилось ты от Тьмы и принесло очищение всему, что ощутит твое святое прикосновение. Аминь.
     Поставив кубок с солью на ткани справа, она низко склонилась перед алтарем, потом указала большим и указательным пальцами на кубок с водой.
     - Изгоняю тебя, создание воды, именем Бога живого, именем Бога святого, именем Бога всемогущего, дабы очистилось ты во имя Элохима Саваофа, Властителя Ангелов и людей.
     И снова крест в круге, и снова она подняла сосуд с водой как поднимала соль.
     - Создание воды, склонись пред Создателем твоим, ибо освящено ты для служения Свету Именем, что превыше всех имен, пред которым всякое колено должно преклонить и всякому языку воздавать хвалу. Аминь.
     Поставив кубок с водой слева, Филиппа поклонилась алтарю, рукой, носящей кольцо, начертила сначала крест, затем пентаграмму и, наконец, коптский крест <Древнеегипетский символ жизни. - Примеч. пер.> в воздухе над полотняным квадратом. Обострившимся чувствам Адама представлялось, что фигуры висят в воздухе остаточным изображением; он поставил шкатулку посреди них.
     Вытаскивая из-за кушака кинжал, он пошел по кругу налево, чтобы занять свое место перед креслом; Филиппа, двигаясь согласно с ним, оказалась напротив. Сознавая ее силу, готовую усилить его собственную, он обнажил кинжал и положил ножны и клинок слева и справа от шкатулки. Затем поднял крышку.
     Светло-желтый конверт ярко выделялся на фоне синей, как морская вода, шелковой обивки. Вынув его, Адам оторвал край и осторожно потянул за кончик носового платка Маклеода, так чтобы содержимое осталось в шкатулке. Осторожно поддел лезвием кинжала шелковые складки, являя свету висящей алтарной лампы то, что осталось от оригами-рыси вместе со свернувшейся бумажкой с подписью Маклеода и потрепанными полосками пенопласта.
     Потрескивающий всплеск невидимых энергий сопровождал его действия, сконцентрировавшись на шкатулке; в ответ уже поднималось сопротивление. Прекрасно осознавая внезапно создавшееся напряжение, Адам положил клинок поперек шкатулки, простер над ним левую руку, глубоко вздохнул и вознес молитву о защите и наставлении. Когда он открыл себя Божественной Воле, призывая Срединный Столп, все опасения бежали перед чудесным ощущением твердого спокойствия.
     Укрепившись в этом спокойствии, он легко скользнул из молитвы в более глубокий транс. Обостренное восприятие принесло все более четкое видение абсолютной злобы, окружающей содержимое шкатулки. Выделяемое зло было подобно сернистым испарениям. Левой рукой не давая ему распространяться, Адам отложил кинжал в сторону и поднял кубок с освященной солью, призывая власть Того, Чье Имя благословенно. Он произнес Имя вполголоса, рассыпая соль над содержимым шкатулки.
     С едким шипением, похожим на брызги горячего жира, бумага, из которой была сделана рысь, начала сворачиваться. Черные подпалины усеивали золотую бумагу, расползаясь со складки на складку. Внезапно вырвалась мертвенно-бледная вспышка вместе с клубом грязного дыма. И в этом дыму перед Адамом внезапно словно открылось окно.
     Большая комната, обставленная, как викторианская библиотека; четыре скрытые туманом фигуры собрались вокруг стола в центре комнаты. При свете ветвистого канделябра один из четверки полоснул скальпелем по большому пальцу левой руки; кровь закапала в маленькую стеклянную кружку, частично наполненную. По крайней мере один из четверых уже совершил приношение кровью и сейчас прижимал ватный шарик к большому пальцу левой руки. Другие атрибуты на столе объясняли, что это сборище, создавшее амулет-рысь. С одной стороны лежало воронье перо, а золотая вспышка у локтя предводителя была от той самой позолоченной бумаги, из которой сделали оригами.
     Адам напряг зрение, пытаясь разглядеть лицо предводителя. Но не успел он вглядеться, как нечто темное с вытянутыми руками поднялось перед ним - с тускло мерцающим торком на шее и стрелами молний в обеих руках. Рука Адама рефлекторно сделала охранительный жест. Призрак исчез во вспышке белого света.
     Он услышал, как ахнула Филиппа. Мгновение перед глазами плясали огненные всполохи. Когда зрение вернулось, от содержимого шкатулки не осталось ничего, кроме вонючего пятна светящегося пепла и расплавленного пенопласта. Даже внутренности шкатулки исчезли: шелковая обивка выгорела дотла, а дерево под ней обуглилось почти до металла.
     Чтобы завершить очищение, Адам взял сосуд с освященной водой и полил по всей длине шкатулки. Вскипел пар - гораздо больше, чем оправдывали размеры шкатулки или количество воды. Зловоние крови и серы быстро рассеялось, уступив слабому свежему благоуханию, похожему на запах чистого снега. Когда оно рассеялось последним облачком белого пара, шкатулка была пустой и сухой - каркас из кованого металла.
     С благодарным вздохом Адам наклонился осмотреть то, что осталось, протянув над шкатулкой ладони, чтобы удостовериться, что работа выполнена, потом упал на колени, охваченный облегчением, смешанным с усталостью, благодарно прижавшись лбом к краю алтаря и вознося безмолвную благодарность за заступничество Света.

***

     Через полчаса, приведя храм в порядок и сняв ритуальное облачение, Адам и Филиппа вернулись в библиотеку для позднего и весьма необходимого ужина, состоящего из горячего тушеного мяса с овощами. Съежившись у камина, ибо она все еще ощущала холод, неизменно следующий за тяжелой работой, Филиппа несколько минут изучала лицо сына, пытаясь понять его реакцию на недавние события. Убедившись, что сын не склонен к разговорам, она отставила чашку с шоколадом и положила тонкую, испещренную голубыми прожилками руку ему на колено.
     - Не похоже, чтобы ты получил большое удовлетворение от сегодняшней работы, - тихо сказала Филиппа. Адам перевел взгляд с чашки на пламя в камине.
     - Я был бы более доволен, если бы мы хоть что-то узнали. Мы обезвредили непосредственную угрозу Ноэлю, но это не меняет того факта, что в защите Охотничьей Ложи пробита брешь. Они предпримут новую попытку и раскинут сеть шире, когда узнают о моем участии - и участии Перегрина. Ситуация достаточно трудна и без того, что наши враги знают о нас больше, чем мы о них.
     Это жесткое заявление заставило Филиппу поморщиться.
     - Разве ты не смог ничего узнать о тех, кто участвовал в создании амулета?
     - Очень немного сверх того, на что уже намекнули наброски Перегрина, - ответил Адам. - Было четверо тех, кто явно внес вклад в кровь, использованную для написания заклинания, но я не смог разглядеть их лица. А в самом конце появилось что-то еще, чтобы убедиться, что я не смог... что-то нечеловеческое. Я не смог разглядеть и его тоже... и совсем не уверен, что хотел бы этого... но торк появился снова. И стрелы молний.
     Он покачал головой, подавляя дрожь.
     - Та же история, куда ни повернись. Ни имен, ни лиц - только удлиняющийся отчет о преступлениях, каждое более жестокое и дерзкое, чем предыдущее... а теперь намек на появление чего-то очень темного и очень могущественного. Чего бы они ни стремились достичь, это что-то большое. И если нам скоро не выпадет счастливый случай, они могут преуспеть - и покончить с нами.
     Адам впал в беспокойное молчание. Филиппа задумчиво подлила себе шоколада и элегантно пила маленькими глоточками.
     - Я согласна с тобой, время не совсем на нашей стороне, - призналась она через минуту. - Но не позволяй раздражению затмить тот факт, что сегодняшнее нападение на Ноэля было в какой-то мере ошибкой. Факт, что он выжил, когда, честно говоря, должен был бы умереть, может оказаться именно тем свободным концом, который нам нужен, чтобы разгадать всю тайну.
     - Надеюсь, ты права, - сказал Адам с полуулыбкой. - Если есть хоть какие-то свободные концы, то, думаю, они куда-то ведут.

Глава 21

     На следующий вечер внезапно пошел снег. Проспав далеко за полдень и весь остаток дня пробездельничав, Перегрин отправился обедать с Адамом и его матерью. Когда он затормозил у парадного входа, Хэмфри уже ждал.
     - Добрый вечер, мистер Ловэт.
     - Привет, Хэмфри. Ну и погодка! - воскликнул Перегрин, оказавшись в вестибюле; он потопал ногами, чтобы стряхнуть снег, и сбросил шляпу и шарф, потом Хэмфри помог ему снять пальто.
     - Да уж, сэр. "Ни для людей, ни для животных", как говорится.
     Перегрин протер забрызганные растаявшим снегом очки, засунул платок обратно в нагрудный карман и быстро провел рукой по волосам.
     - Порядок, Хэмфри. Куда теперь?
     - Сэр Адам и ее светлость в Розовой комнате, сэр, - сказал дворецкий. - Сюда, будьте добры.
     Напряженный, чтобы не сказать немного напуганный, Перегрин поднялся следом за Хэмфри по лестнице и пересек площадку первого этажа, украдкой глянув на зеркало: не сбился ли галстук. Ему нравилась Розовая комната, с обоями цвета светлой чайной розы, драпировками цвета розовых лепестков и изящной мебелью в стиле Людовика XIV. Взгляду художника она напоминала о более спокойных временах, когда элегантная маленькая гостиная служила кабинетом викторианской леди. Адам редко пользовался ею, но Перегрин понимал, почему хозяин решил открыть ее сейчас... Меньше библиотеки и более камерная, чем обе торжественные приемные внизу, Розовая комната предлагала уютную и изысканную обстановку для официального знакомства и спокойной беседы.
     Пройдя за Хэмфри через площадку первого этажа к двери Розовой комнаты, Перегрин в последний раз поправил манжеты сорочки, потом глубоко вздохнул; Хэмфри сдержанно постучал и доложил о его приходе.
     - А, Перегрин, вот и вы! - сказал Адам. Он поставил хрустальный стакан на каминную полку и пошел навстречу гостю.
     За спиной Адама ярко горел огонь в камине, облицованном розовым каррарским мрамором. У камина в кресле, обитом розовым бархатом, сидела стройная седая женщина с прямой, как шомпол, спиной и глазами, напомнившими Перегрину богинь на стенах египетских надгробий. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы убедить его: присутствуй здесь еще хоть сотня людей, он смог бы узнать в ней мать Адама.
     Ибо сходство матери и сына было настолько сильным, насколько и поразительным. Та же элегантная осанка, те же твердые, скульптурные черты лица. Еще поразительнее, однако, была бьющая из обоих жизненная сила. Когда Перегрин, помимо воли, пригляделся внимательнее, это впечатление усилилось волной призрачных образов, которые он начинал связывать с присутствием тех, кто разделяет таинственное призвание Адама. Молодой человек затрепетал, однако не слишком удивился, обнаружив, что сходство Адама с матерью не только внешнее.
     Все еще обдумывая значение этого мгновенного, но знаменательного открытия, он с опозданием понял, что его представляют, и, подойдя, склонился над тонкой рукой, которую протянула ему Филиппа Синклер.
     - Здравствуйте, леди Синклер. С тех самых пор, как Адам сказал мне о вашем приезде, я с нетерпением ожидал знакомства.
     Его очевидное почтение вызвало у Филиппы улыбку.
     - Я тоже о