сообщить мне еще что-нибудь?
     Вернувшись на нейтральную почву, Маклеод испустил нечто среднее между рыком и фырканьем.
     - Мне хотелось бы это сделать, - сказал он. - Мы поручили это дело двум неплохим сотрудникам, но пока им нечем особо похвастаться. Одно очевидно: это не обычная кража. Ни до чего другого даже не дотронулись, ничего другого не взяли - ни серебряной ложки.
     - А это означает, - вздохнул Адам, - что вору нужна была только шпага, и ничто другое. Может, работал любитель?
     - Ни в коем случае, - решительно возразил Маклеод. - Как раз наоборот. Наш приятель обезвредил охранную сигнализацию в служебной части здания, а потом обошел датчики в зале и проник в библиотеку через столовую. Мы предполагаем, что до этого он должен был по меньшей мере один раз побывать в доме, так что мы отслеживаем эту версию - не заметил ли кто-то из служителей чего-нибудь подозрительного. - Он горько вздохнул. - Увы, сомневаюсь, что это к чему-нибудь приведет. Мы даже не знаем точно, когда произошла кража, поскольку наш приятель оставил на стенде табличку: "Экспонат на реставрации". Чертовски хитрый тип. Надо ли говорить, мы не обнаружили ни одного отпечатка.
     - Другими словами, - сказал Адам, - у вас ни одной зацепки.
     - Ни одной, за которую я бы дал больше ломаного гроша, - признался инспектор. - Нам остается только держать ухо востро и надеяться, что что-нибудь всплывет. Не исключено, что шпага объявится на каком-нибудь аукционе или оружейной выставке, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь. Все это слишком похоже на заказ какого-нибудь коллекционера, обожающего экспонаты темного происхождения.
     - Гм, я бы сказал, коллекционер с темными пристрастиями, - заметил Адам. - Хотя вы можете не беспокоиться, Ноэль, - поспешно добавил он с улыбкой, - у МЕНЯ вашей шпаги нет.
     Веселый смех Маклеода не оставил сомнений в том, что инспектор даже не думал о такой возможности.
     - Что нам действительно помогло бы - так это хоть какие-то мысли насчет того, кто мог бы охотиться за таким раритетом, как шпага Хепбернов, - сказал Маклеод. - Не хотите ли попытаться как психиатр и коллекционер оружия?
     Это было фактически неофициальным предложением Адаму поучаствовать в расследовании, хотя инспектор не признался бы в этом никому из своего начальства.
     - Ну, - начал Адам, вновь осторожно выбирая слова, - мне кажется, мы можем начисто отмести мотив прибыли. Шпага стоимостью в две тысячи фунтов просто не стоит ни усилий, ни затрат на преодоление охранной сигнализации. То, что не пропало больше ничего, только подтверждает эту теорию. Значит, грабитель охотился за конкретной шпагой.
     - Допустим, - согласился Маклеод.
     - В таком случае зададимся вопросом, человек какого типа мог бы интересоваться этой шпагой? - продолжил Адам. - Она не так уж уникальна: у меня самого имеется несколько похожих, и некоторые принадлежали людям, исторически куда более значимым, чем граф Босуэлл. Значит, в прошлом этой шпаги его должно интересовать что-то другое. Что еще нам известно? Она принадлежала Графу-Чародею Босуэллу. Не хочу, чтобы меня неверно поняли, Ноэль, но я считаю вероятным, что грабитель - или тот, на кого он работал, - верит, что шпага хранит часть сил, которые приписывали ее прежнему владельцу.
     - Занятная мысль, - буркнул Маклеод. Судя по тону этого замечания, собеседнику Адама была хорошо известна слава Графа-Чародея как изощренного колдуна. - В то же время, допуская и менее эзотерические мотивы, - продолжил полицейский, - я, пожалуй, попрошу своих ребят приглядывать за выставками и аукционами.
     - На вашем месте я поступил бы так же, - согласился Адам.
     - Я в этом почему-то не сомневался, - фыркнул Маклеод. - Во всяком случае, если какого-нибудь бедолагу во время сатанинского ритуала заколют клинком Фрэнсиса Хепберна, я дам вам знать прежде, чем об этом пронюхает пресса.
     - Спасибо, - сухо произнес Адам, - буду вам премного благодарен. - Он задумчиво отодвинул газету. - Да, была еще одна заметка, о которой я хотел вас спросить, раз уж дорвался до вас. Полагаю, у вас нет никаких личных теорий касательно американского гражданина, найденного убитым в Глазго?
     - Нет. Я только рад, что его нашли убитым не на моей территории, - буркнул Маклеод. - Полиция Глазго не знает, куда деться от звонков из министерства внутренних дел, которое не знает, куда деваться от звонков из американского посольства... - Он осекся. - Уж не предполагаете ли вы, что два эти дела связаны между собой?
     - Не знаю, - признался Адам. - Я только размышлял...
     - Это очень печально, - сказал Маклеод. - Стоит вам начать размышлять, и я уже знаю: рано или поздно случится что-нибудь такое, что непонятно как объяснять прессе.
     Адам позволил себе сочувственно усмехнуться.
     - Мне очень жаль, Ноэль. Но если в этом деле возникнут какие-нибудь неожиданные затруднения, вы знаете, что всегда можете рассчитывать на мою помощь.
     - О да, - ворчливо ответил инспектор. - Впрочем, как говорили в каком-то кино, я знал, что работа будет опасной. А теперь простите, у меня еще один чертов телефон звонит. Позвоните, если надумаете что-нибудь еще, ладно?
     - Конечно, позвоню.
     С этим заверением Адам повесил трубку и продолжил свой завтрак, не прекращая думать о шпаге Хепбернов. Он как раз допивал вторую чашку чая и листал свой ежедневник, когда Хэмфри принес на серебряном подносе утреннюю почту.
     Поблагодарив, Адам взял стопку писем, наскоро проглядел конверты, потом отложил их в сторону и вручил Хэмфри "Скотсмен".
     - Я обвел заметку на второй странице. Буду признателен, если вы подошьете ее в отдельную папку. Возможно, нам еще придется к ней обратиться.
     - Ясно, сэр. - Хэмфри сложил газету и сунул ее под мышку, потом покосился на стол. - Вы позавтракали, сэр?
     Адам кивнул и, поднявшись, бросил взгляд на часы.
     - Да. Боже праведный, куда только время летит? Мне нужно заглянуть в Кинтул-Хаус прежде, чем ехать в Эдинбург.
     Хэмфри застыл над столом и встревоженно посмотрел на него.
     - Надеюсь, с леди Лорой ничего серьезного, сэр?
     Адам поморщился:
     - Пока не знаю, Хэмфри. И не буду знать, пока не посмотрю ее. Кстати, вы не забыли, что сегодня я ужинаю с епископом из Сент-Эндрю?
     - Разумеется, нет, сэр. Я достал ваш темно-серый костюм, и у вас в шкафу есть еще чистые рубашки.
     - Отлично! - улыбнулся Адам, снимая галстук уже на ходу, по пути к лестнице. - Если меня будут спрашивать, вы знаете, где меня искать. Да, и если инспектор Маклеод позвонит после того, как я уеду из больницы, скажите ему, где я ужинаю и что я свяжусь с ним.
     - Очень хорошо, сэр, - сказал Хэмфри. - Я приготовлю все к вечеру.

Глава 2

     Ровно через двадцать минут, освежившись под душем и побрившись, Адам выплыл из своих апартаментов. Костюм для верховой езды сменился белоснежной сорочкой и строгим костюмом-тройкой - своего рода парадной формой врача.
     От зеркала к зеркалу вестибюля Стратмурн-Хауса за ним перемещалось отражение высокого, темноволосого джентльмена лет сорока пяти, двигавшегося с целеустремленностью человека, для которого время слишком дорого и его вечно не хватает. В молодости он неплохо фехтовал и ездил верхом, но затем медицина и другие интересы направили его энергию в другую сторону. Впрочем, изящество и точность движений, характерные для обоих этих видов спорта, сохранились с естественностью не приобретенных, но врожденных привычек. Седина на висках чуть смягчала патрицианский профиль, который у другого мог бы производить и впечатление жесткости.
     Однако для человека, ожидающего от себя больше, чем от окружающих, естественна твердость характера. Более всего это проявлялось в целеустремленности, казавшейся у Адама Синклера такой же естественной, как одежда. Даже в минуты спокойствия в глубине его темных глаз теплился скрытый огонь - огонь, который, разгоревшись, мог обогреть, а мог и вспыхнуть уничтожающей яростью. Правда, последнее случалось крайне редко и обыкновенно уравновешивалось холодным, ясным разумом, справлявшимся почти с любой сложной ситуацией.
     Он отличался и неплохим чувством юмора: когда он спустился в вестибюль, оно как раз преобладало в его настроении. Хэмфри уже подогнал к дверям строгий и даже чопорный темно-синий "рейнджровер", на котором Адам обыкновенно ездил в город, когда правил сам. Дворецкий распахнул дверцу и стоял, готовый вручить хозяину плащ, шляпу и портфель. День, однако, обещал выдаться погожим. Адам тряхнул головой и направился к гаражу.
     - Я передумал, Хэмфри, - сказал он, жестом предлагая ему убрать портфель, шляпу и плащ под крышу темно-синего кабриолета "Ягуар XJ-S", последнего и любимого его приобретения. - Сегодня идеальный день для "яга". Если я выеду из Джорданберна вовремя, я буду в Перте еще засветло. Даже не верится, что епископ еще не видел этого красавца. Если он выкажет к нему должное почтение, я даже дам ему порулить перед ужином.
     Хэмфри усмехнулся и помог Адаму отстегнуть чехол над водительским местом и убрать его за спинку кожаного сиденья.
     - Епископу это понравится, сэр.
     - Еще как понравится. Славная машина. - Адам улыбнулся в ответ, сел за руль и натянул водительские перчатки. - Вот когда я съем епископский ужин и отведаю превосходного портвейна, я вручу ему чек на круглую сумму для фонда реставрации монастыря - чтобы его преосвященство не чувствовал себя слишком уж обязанным. Мне кажется, крыше собора Святого Ниниана не помешает ремонт.
     - Вы можете назвать мне собор, которому бы он помешал, сэр? - с улыбкой отозвался Хэмфри. Адам повернул ключ в замке зажигания, и мощный двигатель ожил.
     Через несколько минут он уже выводил машину из ворот конюшни на трехполосное шоссе. Он не надел шляпу и наслаждался треплющим волосы ветерком. Медные буки стояли во всей своей октябрьской красе, и за первым же поворотом готический фасад Стратмурна в зеркале заднего вида растворился в дымке ало-оранжевой листвы.
     Возле коттеджей, принадлежавших поместью, он сбросил скорость. Полосатые, желто-коричневые поля заломами были утыканы круглыми копнами сена. Выше по склону холма один из трех фермеров-арендаторов Адама вспахивал поле под озимый ячмень. Над плугом кружилась стайка белых чаек - птицы с криком ныряли к самой земле за червяками, вывернутыми с комьями земли.
     Примерно в миле от дома дорога миновала еще одни ворота, обычно открытые, после чего вливалась во второстепенное шоссе, неширокое, но с хорошим покрытием. Вместо того чтобы свернуть направо, в сторону Эдинбурга, Адам повернул налево и, сменив несколько местных дорог категории "В", добрался наконец до главного въезда в поместье Кинтулов. Около ворот красовался бело-синий знак со стилизованным замком.
     Шурша шинами по гравию, он направил свой "яг" под арку ворот и дальше, по длинной аллее. Осенние краски Кинтула, так любимые леди Лорой, были яркими, как в Стратмурне. По дороге Адам гадал, зачем его пригласили, но так и не пришел к определенному мнению.
     Поскольку он знал леди Лору всю свою жизнь, поводов к этому могло быть предостаточно - как профессионального, так и личного характера. Ее короткое письмо он получил вечером в пятницу. Тон письма, приглашавшего его навестить Кинтул в понедельник, был спокойный и чуть шутливый - как и обычно у леди Лоры, - но у Адама сложилось впечатление, что помимо удовольствия от его общества она преследует и какую-то другую, неизвестную ему, цель.
     За воротами поместья лес сменился пастбищем, открыв наконец вид на большой сказочный дворец, каким представлялся издалека Кинтул-Хаус: нагромождение башен, башенок и бастионов. Поддерживающие парапет карнизы, так же как обрамляющие окна каменные наличники, были дымчато-серого цвета, перекликавшегося с кровельными пластинами из сланца. Над одной из самых высоких башен на флагштоке реял сине-белый шотландский флаг - знамя Святого Андрея, или, говоря проще, "синее одеяло". Знамени Кинтулов на флагштоке не было; это означало, что граф Кинтул, старший сын леди Лоры, находится в отъезде.
     Это не удивило Адама, поскольку Кинтул, как и большинство других исторических построек Шотландии, сделался не столько фамильной резиденцией, сколько музеем и выставочным комплексом. Летом граф открывал территорию поместья и двадцать из двадцати восьми комнат для посетителей. Причина этого была чисто финансовой. Все продолжало поддерживаться в образцовом порядке, хотя лужайка для гольфа и крокета была занята теперь столами для пикников, информационным павильоном и детской площадкой. Это несколько огорчало Адама, и все же это было лучше, чем превращение такого исторического места, как Кинтул, в отель или жилой комплекс. Он надеялся, что сможет уберечь Стратмурн от подобной участи.
     Вспоминая щеголей и крокетные костюмы времен своего давно прошедшего детства, Адам проехал мимо стоянки для машин посетителей - совершенно пустой, ибо туристический сезон уже закончился. Булыжная дорога привела его через еще одни ворота, вокруг восточного крыла здания к еще одной стоянке, поменьше, примыкающей к входу в личные покои владельцев усадьбы.
     Он припарковал свой "ягуар" рядом с машиной, которую он не видел в Кинтул-Хаусе еще ни разу: "моррисом-мини-трэвеллером" темно-зеленого цвета, с совсем еще свежей деревянной отделкой на боковинах. Заднее сиденье было сложено, а рядом с ним стояло несколько больших холстов, натянутых на подрамники, - насколько Адам мог разглядеть, чистых. Пока Адам стягивал перчатки и наскоро приглаживал волосы расческой, он гадал, чья бы это могла быть машина, но все же отбросил любопытство и зашагал к боковому крыльцу Кинтулов.
     Дверь отворил незнакомый слуга в ливрее. Он проводил Адама в вестибюль, где их ждала Анна Ирвин, личная горничная, а порой и секретарь леди Лоры.
     - Сэр Адам, я очень рада вас видеть, - сказала она, приветствуя его крепким рукопожатием и несколько озабоченной улыбкой. - Леди Лора в длинной галерее. Я провожу вас туда.
     Галерея тянулась на всю длину северного крыла - узкое вытянутое помещение со сквозняками, напоминающее скорее коридор, чем комнату. Пол был устлан симпатичным персидским ковром - розовым с голубым, - но поскольку использовали галерею редко, ее меблировка свелась к ряду изящных кресел, расставленных вдоль стен; цепочка кресел то и дело прерывалась случайным шкафчиком или сервировочным столом. В былые времена галерея предназначалась для активного отдыха обитателей дома в непогоду. Теперь она служила преимущественно проходом, соединявшим гостиные первого этажа, за исключением случаев, когда летние посетители заходили в нее посмотреть коллекцию портретов семьи Кинтул.
     Впрочем, сегодня дальний конец галереи преобразился в нечто, напоминающее сценическую площадку. Подойдя ближе, Адам узнал несколько предметов мебели из других частей дома: канапе, кресло со спинкой в форме крыльев, богато украшенную ширму... Составленные вместе, они создавали иллюзию небольшой комнаты. В самом центре этой декорации стояла пожилая женщина в белом бальном платье, величественная, словно фарфоровая статуэтка. Шелковый шарф в традиционную клетку, прикрепленный брошью к плечу, наискось пересекал грудь, а на высоко взбитых седых волосах сияла алмазная диадема.
     Еще через несколько шагов Адам заметил в нескольких ярдах от заботливо выстроенного антуража большой холст на мольберте. Ноздри его уловили смолистый запах скипидара; за холстом кто-то пошевелился. Прежде чем он смог разглядеть художника, женщина в диадеме повернула голову и увидела его. Лицо ее осветилось довольной улыбкой.
     - Адам, дорогой! - воскликнула она. - Постойте там, сейчас я освобожусь.
     Сделав извиняющийся жест рукой в сторону художника, она сошла со своего места перед ширмой и поспешила ему навстречу. Глядя на нее профессиональным взглядом врача, Адам, к своему облегчению, не заметил никаких признаков слабости или душевного смятения. Она протянула ему худые, со вздувшимися венами руки. Пожимая их, Адам чуть склонил голову и удостоился легкого материнского поцелуя в щеку.
     - Право же, Адам, не могу передать вам, как я рада видеть вас, - произнесла леди Лора, когда он в свою очередь поцеловал обе ее руки. - Спасибо, что заглянули.
     - Уж не считаете ли вы, что я могу игнорировать приглашение любимой дамы? - улыбнулся он и тут же посерьезнел. - Как вы, дорогая?
     Леди Лора отмахнулась от этого вопроса легким пожатием плеч, одновременно отпуская горничную.
     - Настолько хорошо, насколько можно ожидать с учетом моего возраста, - безмятежно ответила она. - Обо мне не беспокойтесь. Как дела у ВАС с вашим последним курсом?
     - Не так уж и плохо. Впрочем, жизнь была бы много проще, если бы я мог убедить людей не гоняться за модными теориями, а больше руководствоваться здравым смыслом, - печально улыбнулся Адам. - Случаются дни, когда я ощущаю себя этакой овчаркой.
     - Но вам ведь самому это нравится! - усмехнулась леди Лора, понимающе подмигнув ему.
     - Да, пожалуй, иначе я не занимался бы этим. - Адам отступил на шаг, с восхищением глядя на хозяйку. - Но вы... Лора, вы потрясающе выглядите во всех этих регалиях! Вам просто необходимо почаще позировать для портретов.
     - Только не это! - Вдовствующая графиня Кинтул закатила глаза в наигранном отчаянии. - Это всего лишь второй сеанс позирования, и признаюсь, новизна ощущений уже почти выветрилась. Я надеюсь только, что Перегрин не будет настаивать на слишком больших исправлениях.
     - Перегрин? - Адам заинтригованно склонил голову набок. - Но это же не может быть Перегрин Ловэт, правда?
     - Ну почему же? - Леди Лора казалась вполне довольной произведенным эффектом. - Насколько я понимаю, вы уже знакомы с его работами?
     - Конечно, знаком, - утвердительно кивнул Адам. - Некоторые его портреты висели в Королевской шотландской академии, когда я был там в последний раз. Они произвели на меня большое впечатление. Его стиль отличается, как бы это сказать, внутренним светом, особым художественным видением. Кажется, будто он пишет нечто большее, чем можно разглядеть простым взглядом. Мне было бы крайне интересно лично познакомиться с ним.
     - Рада это услышать, - сказала она, - поскольку мне тоже очень хочется познакомить вас с ним.
     Это замечание заставило Адама пристальнее вглядеться ей в лицо.
     - Уж не ради этого ли вы пригласили меня сегодня?
     Прикусив губу, леди Лора вздохнула и потупила взгляд.
     - Ему нужна ваша помощь, Адам, - тихо произнесла она, беря его за руку и отводя подальше от холста. - Возможно, это меня и не касается, но... Перегрин для меня - больше, чем просто знакомый. Возможно, вы не помните, но он дружил с Элистером. Они познакомились в Кембридже. Элистер привозил его к нам в Баллатер половить форель... до несчастного случая.
     Адам слушал ее не перебивая. Ободренная таким вниманием, леди Лора продолжала рассказ. Элистер был ее младшим и любимым сыном.
     - Когда это случилось, Перегрин был на этюдах в Вене, - продолжала она чуть быстрее, - но он прилетел на похороны. После этого я довольно долго не видела его, хотя он часто писал мне, где он и как у него дела. Порой мне казалось, что он почти заменил мне сына.
     - Поэтому вы можете представить, как я обрадовалась, когда узнала, что он снял себе студию в Эдинбурге, - продолжала она. - Я сразу же пригласила его к нам, чтобы написать детей. Он приехал спустя неделю после приглашения. Если бы я сама... Если бы это не я пригласила его, я вряд ли узнала бы его в лицо.
     Она сделала вид, что рассматривает одну из кистей на пледе.
     - Он всегда был довольно тихим юношей, - продолжала она чуть медленнее. - Возможно, даже сдержаннее, чем стоило бы. Но когда он изредка забывал о своей серьезности, у него была такая славная улыбка! А теперь... теперь в нем почти совсем не осталось жизни. Такое впечатление, словно он пытается отрезать себя от всего остального мира. И если кто-нибудь не придет ему на помощь, - устало договорила она, - боюсь, этим все и кончится.
     Леди Лора подняла взгляд на Адама - в гл