ли скотоводству - основному занятию вахспандийцев.  Земля  в
окрестностях залива стоила в  пять-шесть  раз  дороже,  чем  у  подножия
суровых Хал-мо-Готренских  гор.  Жить  в  столице  было  мечтой  каждого
паскаяка, ведь здесь были сосредоточены все  религиозные,  магические  и
культурные центры страны. Город находился на самом юге королевства  и  в
случае вражеского нашествия принимал на  себя  главный  удар,  прикрывая
остальные территории. Но паскаяки не боялись войны - для  них  она  была
священным  искусством,  и  они  радовались   ей.   Кроме   того,   после
Хал-мо-Готренского  поражения,  когда  принц  Удгерф  на  голову  разбил
антимагюрцев,  нога  захватчиков  больше  не  оскверняла  вахспандийской
земли. Завоевателей не было, а вот гостей принимали  много.  Особенно  в
эти десятые числа сентября, когда  барды  и  посланцы  из  разных  стран
съехались на свадьбу принца Удгерфа.
 
*** 
 
   Большой  зал.  Столы.  Под  столами  валялись   кости.   Леопарды   с
остервенением рвали куски полусырого мяса. В огромном очаге пылал огонь.
Удушливые  черные  клубы  медленно  наполняли  зал  густой  гарью.   Она
смешивалась с  застоявшимся  запахом  пота,  залитого  терпким  ароматом
пряностей. Пир был в самом разгаре.
   В центре восседали государь Ульриг и сам виновник  торжества  Удгерф.
Отец-король был весел, крутил патлатой массивной головой, одаривая  всех
широкой, самодовольной улыбкой. Кубок его непрестанно наполнялся.
   Сын был более сдержан: губы плотно сжаты,  лоб  нахмурен,  в  больших
изжелта-зеленых глазах читалась одна  упертая  мысль.  Она  не  покидала
Удгерфа в течение всего пира: "Еще один день и он торжественно вступит в
брак в Главном Храме, где венчались все члены королевской семьи  ещё  со
времен Крейтера Великого, основателя Вахспандии. По  обычаю  он  не  мог
видеть будущую жену.  Три  дня  продолжается  Великий  Пир,  знаменующий
окончание его прежней жизни. Но что ждет  его  потом?  Какова  она,  его
невеста? Да и что это за блажь? Зачем женить его  именно  сейчас?  Зачем
ему жена?"
   Удгерф посмотрел на отца. Тот был явно  доволен  собой,  беспрестанно
пил, с потрясающей быстротой уничтожал целые блюда, много болтал.
   - За здоровье молодого принца! - говорящий привстал.
   Он едва держался на ногах, нелепо  размахивая  наполненной  до  краев
чашей так, что пузырчатая пена лезла через край.
   Паскаяк средних лет с красивой пепельной шевелюрой, сидевший рядом  с
принцем, укоризненно покачал головой:
   - Надрались ребята.
   Это был Хинек, знаменитый  герой.  Раньше  он  учил  принца  владению
оружием.
   Погруженный в свои мысли, наследник не обращал внимания на пирующих.
   "Для  чего  все  это?  Неужели  отец  действительно  надеется,   что,
женившись, он, Удгерф, станет вязать вместе с  женой  шерстяные  чулочки
будущему сыну?"
   - Бред! - едва слышное слово сорвалось с разжавшихся губ Удгерфа.
   - И впрямь бред, ваше высочество. Как есть.
   Наследник с благодарностью посмотрел в широкое открытое лицо учителя,
вздохнул.
   За двадцать лет, Хинек научился  понимать  Удгерфа  с  полуслова,  по
одному взгляду. Он даже знал даже о том, что хочется  наследнику,  когда
тот сам не подозревал об этом.
   - Выйдем?
   - Пожалуй.
   Хинек осторожно приподнялся из-за стола, и, четко  обозначившись  под
простой холщовой рубахой, свинцом налились его могучие мышцы.
   Удгерф наклонился к отцу:
   - Я отойду, руководи пиром.
   Ульриг удивленно выпучился - пьяный он иногда не разбирал слов:
   - Руководи миром? Да ты в своем  ли  уме,  сынок?  Это  тебе  Урдаган
наговорил? Знаю я его! Забивает тебе голову всякой дурью!
   Удгерф привстал.
   - Нет, нет, погоди. Что он наговорил тебе про мир?
   - Ничего он не говорил.
   - Не доверяешь? Слушаешь всяких сумасбродов, а мне не доверяешь? Мне,
родному отцу! Эй, вы слышали? Молодежь! Эх,  дожили?!  -  король  бухнул
кулаком по столу. - Не доверяешь, да?
   - Пусти.
   - Нет, не пущу! Не доверяешь? Посмотри мне в глаза.  Ты  морду-то  не
вороти, собачий сын.
   Удгерф взглянул в маленькие,  заплывшие  гневной,  мутноватой  слезой
глаза отца:
   - Проспись.
   - Простить? Не прощу, хоть тресни.
   - Тресну.
   - Ну, тресни! Прямо сейчас! - Ульриг разинул пасть, громко захохотал,
очевидно представив, как лопается его сын.
   Слабый, но точный удар заткнул ему рот.
   - Пошли, - Удгерф повернулся к Хинеку.
   Учитель сдержанно улыбался: этому удару  он  научил  принца  давно  -
действовало безотказно.
   Они удалились под смех раззадоренных стычкой  паскаяков  и  невнятное
бормотание Ульрига. Король ещё долго сидел насупившись:
   - Вот вырастил себе на голову. Эдак всю башку расколотит.
 
*** 
 
   Удгерф вышел из дворца. После спертого воздуха зала на улице дышалось
легко и свободно. Прохладный  ветерок  колыхал  скупую  листву  северных
деревьев, прячась в мохнатых седых облаках,  ползущих  по  небу.  Солнце
клонилось к западу.
   - К сестрам? - хитро прищурившись, принц подтолкнул воспитателя.
   - К сестрам, - Хинек улыбнулся не то довольно, не то грустно.
   Остаток дня и ночь они  провели  в  сомнительном  заведении  "Золотая
Чара", в народе называвшемся просто "У сестер", где  Удгерф,  так  и  не
найдя ответа на мучавшие его вопросы, напился до полусмерти, и, шатаясь,
подхватив какую-то размалеванную паскаячку,  удалился  в  приготовленную
для него комнату. Хинек дежурил у двери, оберегая наследника до тех пор,
пока утром не пришли солдаты и не уволокли принца во дворец...
 
*** 
 
   Посол Антимагюра Элвюр с ужасом наблюдал за необузданным вахспандским
весельем: "И это королевский двор! А как же этикет?"
   Молниеносный удар Удгерфа пришелся прямо в челюсть Ульригу Третьему.
   - Видал, как он ему наддал! Вот будет король, так король! -  грязный,
потный паскаяк обнял Элвюра, сжав в тесных объятиях.
   - Позвольте, позвольте, милейший! - антимагюрец делал тщетные попытки
высвободиться.
   - Да пошел ты, -  обиженный  в  лучших  чувствах,  паскаяк  отшвырнул
посла.
   Элвюр ткнулся лицом в мохнатый жесткий локоть правого соседа. Тот был
почище и поспокойнее. Чрезвычайно широкий, в плечах у  него  укладывался
целый человеческий рост, он молча поглощал подносимые блюда,  давя  всех
тяжелым, почти осязаемым взглядом. Его  длинные,  тронутые  сединой  усы
спускались на стол, мелкие крошки роились в густой растрепанной бороде.
   В бешенстве Элвюр не обратил на исполина внимания:
   - Я буду требовать извинений! Свинья! - изящным движением он  сдернул
с руки замшевую перчатку и швырнул её в морду левому соседу.
   - Эй ты, слабак! - грубая лапа прижала посла к столу.
   - Это оскорбление должностного  лица  и  гражданина  Антимагюра!  Это
война! - голос придушенного Элвюра звучал глухо.
   - Что молвишь? - спокойный  паскаяк  справа  повернулся  к  человеку,
лавка натужно застонала.
   Левый, то ли удовлетворившись, то  ли  отступив  перед  широкоплечим,
отпустил антимагюрца и уткнулся в кружку.
   Грациозно стряхивая с раскрасневшегося лица прилипшие  крошки,  Элвюр
обратился к неожиданному спасителю:
   - Милейший, послушайте,  вы,  как  я  вижу,  единственный  порядочный
господин на этом... - антимагюрец замялся, - на этом сборище.
   - Положим.
   - Как же это  так?  Какой-то  голодранец  хватает  меня  за  шиворот,
трясет! Меня! Я  же  посол...  представитель  иностранной  державы!  Они
забыли о том, что это значит. Но я им припомню!
   - Положим.
   - Будет война! Граф Роксуф непременно потребует  объяснений,  ведь  я
его фаворит.
   - Положим.
   - Да что вы все со своим "положим"?  -  Элвюр  остыл  и  лишь  теперь
вгляделся в своего сурового соседа.
   Жирные  волосы,  гребнем  зачесанные  назад,  широкий  львиный   нос,
оттопыренные губы, голова без шеи,  сразу  переходящая  в  плечи  -  все
делало его похожим на утес, каким-то чудом попавший на "сборище".
   - Простите... - начал было Элвюр.
   - Прощаю.
   - Нет, я не то... Простите, вы кем будете?
   - Разумным.
   - Позвольте? - удивился посол.
   - Позволяю.
   - Нет, минуточку, как прикажете вас понимать?
   - Когда я приказываю, все повинуются, но  сейчас  я  не  даю  никаких
распоряжений. Можете отдыхать.
   - Да вы в своем ли уме?
   - Я же сказал, что я Разумный.
   -  Нет...  то  есть  да.  Я  не  хотел  ставить  под  сомнение   ваши
интеллектуальные способности. Но...
   - Сомнение - друг тупости. Разумный не сомневается. Он знает.
   - Тупости? Я? Тупости?  Я  посол  Антимагюра,  гражданин  сильнейшего
восточного государства!
   - Даже сильное государство не в состоянии отвечать за каждого  своего
жителя.
   - Что?
   - Положим, Антимагюр силен, но это не относится ко всем антимагюрцам,
- паскаяк покосился на щуплого посла.
   - На кого вы намекаете? На меня?
   - Положим.
   - Ваша прогнившая, погрязшая в  разврате  странишка  не  сравнится  с
Антимагюром! - Элвюр все более распалялся.
   - Положим, но вспомните Хал-мо-Готренскую битву.
   - Это случайность!
   - Положим. Только случайности закономерны, а происходят  они  оттого,
что Антимагюр держится на слизняках.
   - Слизняках?!
   Широкоплечий согласно кивнул, и  длинные  усы,  взметнувшись  в  такт
движению, упали в жирную тарелку.
   - Вы и меня склонны называть слизняком?
   - Не только склонен, но и назову, ибо слизняк ты и есть!
   - Дикость! Примитивизм! Духовное обнищание! - Посол вскочил с  места.
- Варвары!
   -  Положим,  но  не  слизняки,  -  Широкоплечий  захохотал,   оборвав
разговор.
   - Ваше величество, ваше величество! -  Элвюр  кинулся  к  Ульригу.  -
Заступитесь! Я посол!
   Король скосил на человека масленые глазки, но крик Элвюра  потонул  в
бубнящем  гуле  паскаячьих  голосов,  и  Ульриг,   имея   склонность   к
невосприимчивости слов, недопонял и на этот раз:
   - Рассол? Какой рассол?
   - Посол!
   - А, спасибо, господин посол за  предложенный  рассол.  -  Ульриг  на
минуту задумался и вдруг загоготал. - Жемчужина поэзии!
   Сейчас он был слишком весел и не беспокоился о последствиях:  осаждай
его все армии Антимагюра, лишь бы посмеялся и плюнул с крепостной  стены
в искаженные лица людей. Так и надо!
   - Позор! Война! - Элвюр в бешенстве рванулся к выходу.
   Кто-то ловко подставил ему подножку, и посол растянулся на полу.
   - Га-га-га!
   - Это вам так не пройдет!
   Со сверкающими глазами, безобразно оттопыренной  нижней  губой  Элвюр
выбежал из зала. За ним помчался подзадоренный паскаяками вепрь.
 
*** 
 
   Темные стены,  завешенные  окна.  Удгерф  медленно  приоткрыл  глаза.
Постепенно он отходил от тяжелого  сна.  Из  глубины  сознания  вставали
вчерашние события: пир во дворце, омерзительный отец, трактир... По мере
того, как паскаяк приходил  в  себя,  на  него  накатывались  мутноватая
головная боль и тошнота. Принц приподнялся, свесился с измятой  кровати,
взглянул на отражение в тазике с водой, стоявшем  у  изголовья:  опухшее
лицо, зелено-синие мешки под глазами, всклокоченные волосы,  торчащие  в
разные стороны. Нечего сказать - красавец. Удгерф сунул руки  в  воду  -
отражение треснуло и расплылось неровными кругами.  Заплескав  простыни,
он умылся, встал, резким движением подхватил тазик и вылил остатки  воды
на голову. Холодные струи змеями поползли по  спине.  Боль  отпустила  и
стало легче.
   Потоптавшись на  мокром  полу,  Удгерф  прошлепал  к  двери,  саданул
кулаком так, что она, дико провернувшись на петлях, вылетела наружу:
   - Эй! Хинек, ты здесь?
   - Да, ваше высочество, - учитель выступил из-за колонны.
   - Принеси-ка кружку эля.
   Хинек ушел.
   Слуга-паскаяк, увидев, что наследник  проснулся,  кинулся  к  нему  с
одеждой. Удгерф выдернул тюк из рук оторопевшего камердинера, в звериной
ярости ткнул тому в морду штанами, украшенными  жесткими  металлическими
бляхами:
   - Пошел! Пошел вон!
   Увернувшись, слуга проворно убежал, скрывшись за колоннами.
   Принц, как-то сразу выдохшись, опустился  на  кровать.  Хинек  принес
эль. После кружки крепкого, терпкого напитка стало лучше. Кряхтя, Удгерф
натянул чулки.
 
*** 
 
   - Приветствую тебя, сын, - Ульриг вошел в комнату неожиданно.
   Он искренне считал Удгерфа своим настоящим сыном  и  пренебрежительно
относился к людским правителям, которые боялись заходить  в  опочивальню
детей до того, как те приведут себя в порядок.
   - Что надо? - принц недовольно зыркнул на отца.
   - Приятно ли провел ночь?
   - Хорошо веселье, да тяжело похмелье, - Удгерф явно не был склонен  к
разговору и с тупым упрямством, глядя на мокрый пол, застегивал рубашку.
   - Поня-я-ятно.
   Хинек осторожно вышел, оставив двух царственных родичей наедине.
   Некоторое время было тихо, лишь поскрипывали в лапах Удгерфа  жесткие
пуговицы.
   - Ну так что? Зачем пришел?
   - Да понимаешь ли, есть у меня к тебе дельце...
   - Ну?
   - Вчера накладка вышла: посла антимагюрского обидели.
   - На пиру?
   - Да. Так вроде бы безделица. Сначала кое-кто из паскаяков, потом...
   - Ты, - Удгерф злорадно ухмыльнулся.
   - Ну... это уж так.
   - Беда.
   - Да не нарочно. Просто слов не расслышал.
   - Коли глухой, не пил бы.
   Усы Ульрига воинственно вздыбились, глаза засверкали:
   - Э!.. Это ты брось. Забыл, что я король? Я же тебя и казнить могу!
   - Врешь, пьяница.
   - Ты на себя посмотри!
   - Войну когда-нибудь накличешь!
   - Сам как набрался!
   - Король называется.
   - Молчать!!!
   Удгерф, раззадорившись, закусил ус  и  продолжал  хитро  смотреть  на
разгневанного родителя.
   - Дело к тебе есть, а ты, - Ульриг махнул рукой, - ведешь  себя,  как
свинья.
   -  Хочешь,  чтоб  я  извинился  перед  послом  за  тебя  и  за   весь
вахспандийский двор?
   - Да.
   - Так и знал! - быстрым движением Удгерф накинул  куртку,  размашисто
зашагал по комнате. - Какой раз я  должен  идти  с  повинной  головой  и
извиняться за твое хамство и неотесанность твоих дражайших подданных?
   - Позволь, это и твои подданные...
   - Не перебивай! Почему именно я? Да, я твой  сын  и,  выходит,  козел
отпущения? Королю стыдно просить прощения, а принцу  нет,  и,  в  то  же
время, его титул льстит ущемленному самолюбию оскорбленного.  Никому  не
обидно, но почему никто не вспомнит обо мне? Все, хватит!
   - Но позволь, тут государственное дело...
   - В Хаос! Устал! Пошел вон!
   - Это превыше личных амбиций!
   - Тогда иди сам!
   - Мне неудобно!
   - Мне тоже!
   Спор оборвался так же резко, как и начался.  Отец  и  сын  озлобленно
глядели друг на друга. Вдруг Удгерф улыбнулся:
   - Пошли лучше Хинека.  Он  прославленный  герой,  и,  хоть  не  знает
придворного этикета, может поднять лошадь вместе с  седоком  -  не  чета
этому антимагюрскому сопляку.
   Ульриг задумался:
   - Пожалуй, ты прав. Конечно, было бы...
   - Давай без "конечно".
   - Хорошо, хорошо, но я тебе ещё припомню, - король двинулся к выходу,
уже в дверях остановился. - Да, хотел тебе  напомнить:  завтра  свадьба,
поэтому держи себя в руках  и  проведи  хоть  этот  вечер  достойно,  во
дворце.
 
*** 
 
   Деревенька Курлап стояла на самом краю леса, робко  выглядывая  из-за
стволов вековых деревьев разлапистыми соломенными  крышами.  На  востоке
тянулись болотистые земли - зыбкие кочки, по утрам и  вечерам  окутанные
белым туманом испарений, из которых торчали острые иглы елей, чьи темные
верхушки  вырывались  далеко  в  голубое  небо.  Место   было   хорошее,
спокойное: с одной стороны непролазный лес, с другой - болото,  заходить
в которое рисковали лишь бывалые охотники.
   Мальчик Рув шел по лесу. Он двигался осторожно  и  легко,  не  хрустя
ветками, - ходил проверять силки, авось что и попалось. Деревья-великаны
толпились вокруг.
   Всю жизнь Рув прожил  в  крохотной  деревушке  и  знал  здесь  каждый
уголок: лес не пугал мальчика, а был его надежным защитником.  В  округе
не было врагов. По соседству жили лишь эльфы -  верные  союзники  людей.
Рув хорошо знал это от взрослых,  хотя  толком  не  понимал,  что  такое
союзники и зачем они нужны.
   Странный  шум  возник  откуда-то  со  стороны  Ручья.   Рув   присел,
насторожившись. Зверь? Нет, не так ходит лесной  житель.  Похоже,  люди,
только как идут! Галдят, ломают ветки, не скрываются. Маленький Рув даже
поморщился от подобной непросвещенности: ну кто же так ходит?
   Мальчик юркнул в кусты, затаившись в ласковой  изумрудной  сени.  Шум
приближался, перерастая в отчетливые голоса. Рув раздвинул ветки  -  два
любопытных глаза уставились на узкую, едва приметную тропинку. Пришельцы
шли по ней. Их было много,  они  срубали  тяжелыми  палашами  мешавшуюся
поросль. С жалобным стоном падали подсеченные деревца, и из открытых ран
текла зеленая кровь. Рув сжал кулаки: "Да как они смеют так обращаться с
его родным лесом!" Однако постепенно  обида  переросла  в  удивление,  а
затем  -  в  ужас:  позади  людей  шли  скелеты,  настоящие,  живые,   с
оскаленными черепами и горящими глазами.  Они  медленно  надвигались  на
куст, где притаился Рув. Ему хотелось закричать  и  убежать.  Все  равно
куда, лишь бы подальше от этой процессии  оживших  мертвецов,  от  этого
печального,  монотонного   хруста,   сопровождавшего   каждое   движение
призрачной рати. Но он сидел: бежать было поздно.
   - Мальчишка! - грубый голос раздался совсем рядом.
   Сильная рука схватила Рува за шиворот, вздернула вверх, резко обернув
к себе. Бородатый мужчина в кожаной куртке с волосами, забранными  сзади
в косицу, с любопытством охотника осматривал свою добычу.
   Ухмыльнувшись - передних зубов у него недоставало -  человек  вытащил
Рува из кустов на обозрение отряду. Люди засмеялись, показывая  на  него
пальцами, недобрый огонек зажегся в глазах жутких мертвецов...
 
*** 
 
   Посреди отряда шагал  огромный  человек.  Взгляд  его  был  устремлен
вперед, в густые заросли кустарника, скрывавшие поворот.  В  отличие  от
остальных он не расчищал дорогу, а  двигался  напролом,  не  смотря  под
ноги. Шаги его были тяжелыми, и на податливой земле оставались  глубокие
следы, но походка легка.
   - Чародей, Чародей! - бородатый подтащил Рува к великану.  -  Поймали
пацана.
   Исполин остановился,  молча  взглянул  на  маленького  Рува.  Мальчик
съежился  под  колючим   взором   глубоко   посаженных   зеленых   глаз,
бессознательно засмотревшись в широкое, плоское лицо Чародея, наполовину
заросшее ярко-рыжими волосами, неопрятными прядями свисавшими чуть ли не
до пояса.
   - Где нашел?
   - Здесь в кустах. Прятался.
   Великан задумался.
   - Ты здешний? - Чародей говорил на языке варваров с северным акцентом
жителей суровой Слатии.
   Солдаты обступили их. Они,  посмеиваясь,  смотрели  на  перепуганного
мальчишку, и жуткие глаза скелетов пылали совсем рядом, яркими  молниями
впиваясь в сознание Рува. Он ничего не мог  сказать,  как  будто  кто-то
сдавил ему горло - лишь кивнул.
   - Значит, ты знаешь дорогу к ближайшей деревне?
   - Да... - промямлил мальчик.
   Но рыжий словно забыл о нем. Он отвернулся:
   - Что встали? Пошли!
   Солдаты  поспешно  тронулись,  и  даже  ужасные  скелеты   безропотно
повиновались.
   Бородатый с косицей отпустил Рува, толкнув в спину:
   - Будешь указывать дорогу.
   - Да, да...
   Рув, перескакивая от дерева к дереву по краю  тропинки,  поспешал  за
рыжим великаном. Он понимал, что это воины, что целью  их  похода  может
стать и родной Курлап, но любопытство, пробудившееся в  нем,  похоронило
все размышления о будущем его  народа  и  даже  страх  перед  скелетами.
Запрокинув голову, Рув смотрел на высоченного предводителя  с  двуручным
мечом,  что  легко  покачивался  у  бедра,   на   его   густую   бороду,
рассыпавшуюся  по  могучей  груди,  на  большие,  загнутые  вверх   усы,
шишковатый, мясистый нос, толстые оттопыренные губы. Он думал о том, кто
же такой этот  вождь,  этот  Чародей,  от  которого  исходила  гнетущая,
всеподавляющая сила...
 
*** 
 
   Элвюр  не