ля  дураков"  за  пару
медяков может сбегать выполнить любое поручение. Так  что,  скорее  всего,
один из этих молодых людей и нанял ее, и  ее  приняли  совсем  не  за  ту.
Нериса вовсе не была никаким заговорщиком. И об этом знали все, включая  и
подручных  Калазариса,  на  территории  которых  находилась  "Трясина  для
дураков". Зачем же осведомителю лгать? Почему он выбрал именно ее?
   Затем Сафар решил, что на самом деле мишенью являлся он сам. Просто  до
него добирались через Нерису. Но тут же вставал самый главный из  вопросов
- почему? Но он сообразил, что ответит на  этот  вопрос  или  нет,  однако
судьба его,  может  быть,  на  всех  парах  мчится  к  весьма  неприятному
завершению. И единственно умным поступком в такой ситуации было бежать  из
Валарии, и как можно быстрее. Такой поступок в глазах Калазариса сразу  же
превратится в доказательство вины. Однако и оставаться в Валарии было куда
опаснее.
   Сафар решил бежать. Он рванет со  всей  возможной  скоростью  домой,  в
Киранию. Но как же  Нериса?  Он  должен  придумать  что-то,  дабы  она  не
пострадала в результате его побега.
   Приняв решение, Сафар испытал облегчение. Он многих знал в Валарии,  но
прятаться у них - значило длить пребывание в этом неприятном городе. А  он
скучал по семье и друзьям. Он скучал по чистому горному воздуху,  голубому
небу, дождевым облакам и снежным склонам.
   Только одно препятствие стояло на его  пути  -  отсутствие  денег.  Для
успешного побега требовалась приличная сумма. Нужен был выносливый  скакун
и запасы на дорогу до дома. Да и Нерисе следовало оставить денег.  Где  же
их заполучить? Просить у лорда Музина? Бессмысленно. И не  только  потому,
что тот откажет, но и потому, что скорее всего  об  этой  просьбе  тут  же
узнает Калазарис.
   Оставалась только одна персона, которая могла бы помочь.
   Но если дело выгорит, то об отступлении придется забыть.


   Сафар встал до рассвета. Умывшись и одевшись, он  заскочил  в  пекарню,
где купил черствый рогалик  со  смородиной.  Бегом  вернувшись  домой,  он
заварил крепкого чая и, завтракая, вызвал Гундара.
   Маленький Фаворит возник в облачке магического дыма, кашляя и  протирая
заспанные глаза.
   - Только не говори, что и тебе приходится вставать рано! - захныкал он.
- Должно быть, боги меня возненавидели. Иначе как они могли допустить, что
я попал в лапы столь жестокого повелителя?
   Вместо ответа Сафар продемонстрировал рогалик.  Глаза  Фаворита  широко
раскрылись.
   - Неужели это для меня, о мудрый и добрый повелитель?
   - Для кого же еще? - сказал Сафар.
   Он протянул рогалик, Фаворит схватил его и с жадностью вгрызся,  осыпая
пол крошками и ягодками.
   Покончив с лакомством, он  облизал  каждый  когтистый  палец,  почмокал
губами и сказал:
   - Еще один рогалик - и я за тебя, повелитель, пойду на убийство.
   По тону Сафар понял, что это не шутка.
   - Я не убиваю людей, - сказал Сафар.
   - Очень жаль, -  ответил  Гундара.  -  Убийства  намного  легче  других
заданий. - Потерев руки, он зевнул. - Но если это не  убийство,  господин,
то что же я должен сотворить?
   - Сделайся по возможности меньше, - сказал Сафар, -  и  устраивайся  на
моем плече.
   - Как скучно, - пожаловался Гундара,  но,  щелкнув  когтями,  мгновенно
сжался до размеров крупной мухи. Сафару пришлось отыскивать его  взглядом.
Гундара окликнул его голосом  столь  же  громким,  как  и  при  нормальных
размерах. - А вот насчет плеча, повелитель, придется помочь. Туда  слишком
высоко прыгать.
   Сафар протянул руку, и  маленькая  черная  точка  Гундара  взбежала  по
ладони, вскарабкалась по грубой ткани рукава и добралась до плеча.
   - Сегодня утром мне надо провернуть одно важное дело, - сказал Сафар. -
И ты нужен мне рядом, чтобы предупреждать об  опасных  или  подозрительных
личностях.
   - По окончании работы получу ли  я  еще  один  рогалик,  повелитель?  -
донесся голос Гундара.
   - Если работа пройдет успешно, - пообещал Сафар.
   - И для Гундари тоже? - не отставал Гундара.
   Сафар вздохнул.
   - Да, - ответил он. - Гундари тоже получит.
   - Только на этот раз с вишнями, - потребовал маленький  Фаворит.  -  От
смородины меня пучит.


   Когда Сафар вышел на улицу, город уже подавал признаки жизни.  Движение
еще не набрало полной мощности, но некоторые магазины открылись,  а  перед
мастерскими собирались рабочие и в ожидании владельцев жевали черный  хлеб
с маслинами. Сафар миновал колесную мастерскую, которая всегда открывалась
рано, ремонтируя фургоны, сломавшиеся по дороге на рынок.  Привалившись  к
стене рядом со входом, стоял человек с внимательным взглядом, которым он и
проводил проходящего Сафара.
   Сафар наклонил голову к плечу.
   - Тут все чисто? - спросил он.
   - Обычный карманник, - ответила муха голосом Гундара.  -  Не  волнуйся.
Для него ты слишком беден.
   Сафар продолжил путь,  но  не  торопясь,  чтобы  Гундара  мог  успевать
реагировать на  присутствие  шпионов.  Он  не  сомневался,  что  Калазарис
распорядился пустить по его следу осведомителей. Сафар, житель гор,  слабо
разбирался в городской жизни,  но  он  привык  полагаться  на  собственную
натуру. Охотники - будь это звери или люди - ведут себя одинаково.  Волки,
осуществляя неторопливое преследование жертвы, могут выставлять за  ней  и
наблюдателя. Пока стая занимается своими  делами,  наблюдатель  не  сведет
глаз с больной овцы, выбранной волками на обед. И каждый наблюдатель, пока
отара переходит с места на место, передает дежурство другому  наблюдателю,
да так, что никто ничего и не заметит. И так в  течение  всего  дня,  пока
овца не отстанет от отары или не окажется слишком далеко от загона. Тут же
волк-наблюдатель воем сообщит эту новость готовой к нападению стае.
   Именно так и представлял Сафар  работу  осведомителей  Калазариса.  Они
поставят наблюдателя недалеко  от  его  дома,  и  этот  шпион  предупредит
остальных, когда Сафар выйдет на улицу. И так, от  шпиона  к  шпиону,  его
будут передавать, пока он не вернется вечером домой.
   Когда он дошел до конца улицы, перед ним  возникла  старуха  в  тряпье,
накрытая вместо шали драным одеялом из  конского  волоса.  На  одном  краю
тележки в деревянной клетке ворковали голуби, на другом - стояло  ведро  с
горячими пирожками с мясом.
   - Пирожки со свежей голубятиной, - окликнула она Сафара. -  Два  медяка
за пирожок.
   - Нет, благодарю, бабуся, - сказал Сафар на ходу.
   Старуха ухватила его за рукав.
   - Это моя обычная цена - два медяка за пирожок.  И  они  в  самом  деле
свежие и горячие. Забиты только что, утром. А вы такой красивый паренек, с
вашего позволения. От вашего вида даже у такой бабки, как я, сердце  поет,
как у девицы. И ради вас, ради того, чтобы вы  вернули  мне  молодость,  я
уступаю - два пирожка за медяк.
   Эта шпионка наблюдала, как Сафар,  после  недолгого  колебания,  кивнул
головой и отдал медяк в обмен на два  пирожка.  Он  от  души  поблагодарил
бабусю и пошел дальше. Завернув за угол, Сафар оказался на широкой  улице.
Старуха подождала, пока он скроется из виду, затем быстро  открыла  дверцу
клетки. Она выбрала там единственную белую птицу, которая к тому  же  была
крупнее и быстрее остальных. Приласкав ее и нашептав успокаивающие  слова,
она высоко подбросила ее в воздух, двигаясь с удивительным проворством для
столь старого и согбенного существа.
   Голубь взлетал  все  выше  и  выше,  делая  круги  над  улицей,  словно
выискивая ориентир. Затем устремился к высокой башне, обозначавшей вход на
центральный рынок. Шпионка улыбнулась, зная, что произойдет дальше. Голубь
был обучен три раза облететь башню. А это означало для осведомителей всего
города, что Сафар вышел из дому. Затем голубь вернется  к  тележке,  чтобы
быть обласканным и услышать слова благодарности.
   Старуха-шпионка на самом деле очень любила эту птицу. Она вырастила  ее
сама и баловала больше любой другой птицы. Она с гордостью наблюдала,  как
ее маленькая красавица летела к башне. Но тут же разинула рот, увидев, как
с  крыши  наперерез  голубю  устремилась  мрачная  черная   тень.   Ястреб
набросился на ее любимицу, широко расставив когти. Голубь ощутил опасность
и попытался скрыться, но ястреб был  быстрее,  и  вскоре  во  все  стороны
полетели перья и капли крови.  Охотник  взмыл  в  небо,  сжимая  в  когтях
остатки добычи.
   Шпионка взвыла от горя. Она потеряла не  только  любимую  птицу,  но  и
Сафара. Проворно ухватив за ухо проходящего мимо мальчишку, она  дала  ему
монетку,  чтобы  он  присмотрел  за  ее  тележкой,  пообещав  добавить  по
возвращении, если хозяйство останется в целости и сохранности.  Затем  она
поспешила к начальству сообщить, что их планы нарушил ястреб.
   А в двух улицах оттуда Сафар свернул за  угол  и  замедлил  шаг.  Здесь
располагались жилые дома, высокие и покосившиеся. Из  дверей  показывались
лишь домохозяйки, тайком опустошавшие ночные горшки на улицу, вместо  того
чтобы  платить  мусорщикам,  которые  бы  отвезли  их  дерьмо.  С  треском
распахивались ставни, дерьмо выплескивалось на  улицу,  и  тут  же  ставни
захлопывались,  пока  власти  не  успели  заметить.  И  тут  же  следовали
проклятья  прохожего,  не  сообразившего  при  звуке  открываемых   ставен
отпрыгнуть в нужном направлении.
   Сафар шустро скользнул в сторону, когда его едва  не  обдали  очередной
вонючей струей. Он свистнул, и с крыши сорвался ястреб.  Птица  опустилась
на его  плечо,  демонстрируя  клюв  и  грудь,  запачканные  кровью.  Сафар
скривился, взмахнул рукой, и ястреб превратился в Гундара,  едва  заметной
точкой застывшего на его плече.
   - Ты только посмотри на меня! Я весь  в  крови  голубя,  -  пожаловался
Фаворит. - Видят боги, как я ненавижу вкус крови, особенно  голубиной.  Ты
даже не представляешь, насколько это отвратительная штука. Хуже цыплячьей.
   - Ну извини, - сказал Сафар. - Но зато ты хорошо справился с работой.
   - Да у меня простофиля,  а  не  повелитель,  -  сказал  Гундара.  -  Ну
разумеется, я хорошо справился с работой.  Ты  что  думал,  я  только  что
появился на свет? Я занимался такими делами  больше,  чем  могу  упомнить,
просто они слишком тяжело влияют на мою психику. Фу! Даже во рту кровь.  И
перья. Ты и понятия не имеешь, каково это - кусать перья.
   Сафар, жалея его, успокаивал как мог. Миновав несколько улиц, он  купил
пудинг, плавающий в сладкой розовой воде. Съев половину, остатки он размял
деревянной ложкой, чтобы Гундара смог залезть туда и насладиться, заодно и
искупавшись.
   Затем они двинулись дальше. Гундара жирной черной  точкой  восседал  на
плече.
   Фаворит рыгнул.
   - Возможно, ты все-таки не такой уж и плохой повелитель, - допустил он.
- Ты каждый день ешь розовый пудинг?
   - С этого дня начну, - пообещал Сафар.
   - Ты слышал,  Гундари?  -  сообщил  Фаворит  невидимому  близнецу  -  Я
совершенно промок в этой сладкой воде!  Ощущения  бесподобные.  И  у  меня
лучший господин во всем мире. Но ты не переживай, я и о тебе позабочусь!
   Сафар скривился, слыша  этот  односторонний  диалог.  Хорошо  еще,  что
приходилось иметь дело сразу только с одним Фаворитом. Вдвоем  они  быстро
свели бы его с ума.
   Он проходил под тентом в большой магазин тканей, когда до него  донесся
шепот откуда-то сверху:
   - Сафар!
   Это была Нериса. Стараясь скрыть удивление, он огляделся, нет  ли  кого
поблизости. Только затем осмелился посмотреть и увидел глаз, блестевший  в
дырке, проделанной в навесе.
   - Не смотри! - распорядилась девушка.
   - Извини, - прошептал Сафар. Он принялся ощупывать штуку  ткани,  делая
вид, что оценивает ее качество. - С тобой  все  в  порядке?  -  вполголоса
спросил он.
   Нериса фыркнула:
   - Перепугалась только  до  полусмерти,  а  так  ничего.  Что  я  такого
натворила, коли за мной пришел Калазарис?
   - Ты видела его?
   - Я пряталась снаружи, пока он не ушел. Поначалу мне показалось, что  у
меня  галлюцинации.  Или  что  мне  снится  кошмар,  а  я  никак  не  могу
проснуться. Тут  он  прошел  мимо  того  места,  где  я  спряталась,  и  я
убедилась, что  это  не  кошмар.  Разве  эту  физиономию  спутаешь?  Такое
ощущение, что он вообще на солнце не бывает. Как призрак.
   Сафар кивнул, ощупывая другой кусок ткани.
   - Слушай, - сказал он. - У меня нет времени объяснять,  что  произошло.
Тебя они использовали как  предлог,  чтобы  добраться  до  меня.  Не  знаю
почему. Но сейчас я должен кое-что  предпринять.  А  ты  пока  затаись.  В
"Трясине для дураков" не показывайся. Вечером встретимся.
   - Хорошо, Сафар, - сказала Нериса. - Тогда до вечера. Часа  через  три,
после последней молитвы?
   - Где? У меня небезопасно.
   - Не беспокойся, - сказала Нериса. - Меня никто не увидит. Просто  будь
там. А уж я приду.
   Он хотел было заспорить, но наверху послышался легкий шелест, и,  когда
он посмотрел наверх, там уже никого не было.
   Встревоженный  Сафар  двинулся  дальше.  Нериса  слишком  рискует.   Но
поделать ничего нельзя было, поэтому он отбросил волнения и сосредоточился
на  предстоящей  миссии.  Вскоре  он  добрался  до  места  назначения.  Он
улыбнулся, представив, как по всему городу рыщут шпионы в поисках его.  Он
же скрывался там, где никому бы и в голову не пришло искать, -  в  главном
храме Валарии.
   Это было уродливое сооружение - череда массивных  строений  и  башен  с
куполами-луковицами, обнесенных массивными, как у крепости, стенами.  Храм
начинался с простого  каменного  строения,  возведенного  несколько  веков
назад первым верховным жрецом, когда Валария - что  означало  "место,  где
есть вода" - состояла всего лишь из  нескольких  полуразвалившихся  домов,
окруженных огромными загонами для громадных стад крупного рогатого  скота.
Легенда гласила, что Валарию основал бродячий маг. И при  нем  здесь  было
лишь сухое равнинное место.  Согласно  преданию,  маг  вонзил  здесь  свой
посох. Посох  мгновенно  превратился  в  огромное  дерево,  из-под  корней
которого забили источники. Вокруг этих-то источников  и  сложился  большой
торговый город, появился король, чтобы править, и верховный жрец,  который
построил первый храм.
   Впоследствии каждый новый верховный жрец возводил очередное  святилище,
но больше заботясь о собственной славе, нежели о восславлении богов. Храмы
поневоле становились все  выше,  поскольку  каждый  новый  верховный  жрец
считал  вкус  предыдущего   дурным.   Большинство   строений   посвящались
многочисленным богам, которым поклонялись жители всего Эсмира.  И  Валария
недаром похвалялась, что у нее идолов понастроено для такого же количества
богов, сколько и звезд на небе.
   Сафар вошел в главные ворота, минуя дюжины магазинов и  лавок,  занятых
продажей культовых принадлежностей. Здесь  предлагались  товары  на  любой
вкус и по самым разнообразным  ценам:  священные  масла,  особые  свечи  и
тысячи изображений различных богов - от больших, для домашних алтарей,  до
маленьких, чтобы повесить  на  цепочку  в  качестве  талисмана.  По  обеим
сторонам главного прохода тянулись хижины и небольшие загоны для  животных
и птиц, предназначенных для жертвоприношения.  Здесь  же  выставлялись  на
продажу священные и магические напитки, а если вы  оказывались  паломником
из далеких мест, с иностранными деньгами или  кредитным  письмом,  тут  же
полудюжина менял предлагала свои  услуги  от  времени  первой  молитвы  до
последней в течение всего дня.
   Народу собралось уже много, и Сафару локтями  приходилось  прокладывать
путь в толпе. Дойдя до конца главного бульвара, он повернул  направо,  где
улицы  были  пустынными.  Исключение  составляли  несколько  подобных  ему
студентов, спешащих в университет - приземистое здание с двумя  надземными
этажами и тремя - под землей.
   На верхнем этаже проживали Умурхан и  другие  жрецы,  правда,  квартира
Умурхана занимала половину этажа. На первом этаже располагались кабинеты и
классные комнаты, а также громадный актовый зал,  где  все  собирались  по
случаю особых церемоний  и  объявлений.  Два  этажа  ниже  отводились  под
спальни для студентов  слишком  бедных,  чтобы  снять  квартиру  или  угол
подобно Сафару.
   Портал, ведущий в университет, украшали  ухмыляющиеся  горгульи.  Сафар
содрогнулся, проходя мимо них.
   - Опасности нет, - сказал с плеча Гундара. - Это всего лишь камень.
   Сафар не нуждался в этом успокоении.  Он  и  сам  прекрасно  знал,  что
горгульи представляли собой лишь безжизненные символы стражей,  отгоняющих
злых духов. И все же, даже по прошествии двух лет  ежедневного  лицезрения
этих каменных морд, он не мог спокойно проходить мимо.
   Сразу  за  порталом  находился  большой  внутренний  двор  с  каменными
ступенями,  ведущими  к  алтарю.  Именно  тут  практиковались  студенты  в
кровавых жертвоприношениях богам. Животное выводилось из деревянной клетки
слева от алтаря. При этом,  во  избежание  ненужных  осложнений,  животное
опаивалось наркотиками. Для грязной работы  -  перерезания  горла  -  жрец
выбирал какого-нибудь юношу. Остальные собирали выливающуюся кровь. Затем,
пока туша  разделывалась,  возносились  молитвы,  и  потом  кровь  и  мясо
сжигались в священных урнах, к вящей славе богов. Сафар всегда  чувствовал
себя неуютно на этих кровавых жертвоприношениях, и чем больше он  узнавал,
тем меньше считал их столь уж необходимыми. К  тому  же  он  заметил,  что
лучшие куски мяса откладывались в сторону - для Умурхана и других  жрецов,
что вряд ли радовало божество.
   Проходя мимо алтаря, он увидел пятерых  прислужников,  очищающих  место
после недавнего жертвоприношения. Подоткнув мантии, прислужники,  стоя  на
четвереньках, отдраивали ступени потрепанными щетками.
   Сафар припомнил время, когда эта грязная работа была его единственной и
непременной обязанностью.
   Проходя мимо занятых работой юношей, он вспомнил  и  ту  минуту,  когда
впервые встретился с Умурханом.


   Стоял безотрадный зимний день с облаками того же пепельного цвета,  что
и алтарные камни. Сафар потерял  счет  неделям,  проведенным  в  согбенном
состоянии за отдраиванием ступеней и  алтарной  возвышенности.  Холод  был
такой, что, как только он, окунув в ведро щетку, вынимал  ее,  поверхность
воды схватывалась корочкой льда.
   Каждое утро, приходя за заданием к жрецу, он спрашивал,  когда  же  ему
будет позволено ходить на уроки. Ответ звучал один и тот же:
   -  К  концу  года.  Попозже.  Работай.  Работай.  Как  только  появится
свободное место... свободное место... Я дам тебе знать. Дам знать.
   И Сафар вынужден был говорить:
   - Да, праведник, - именно тем сокрушенным тоном,  которому  обучал  его
Губадан, перед тем как он покинул Киранию. Но длившееся  изо  дня  в  день
несчастье делало его нетерпеливым. Ведь он прибыл в Валарию за знаниями, а
не затем, чтобы скрести полы.  Более  того,  за  обучение  Коралин  платил
большие деньги. И Сафар хотел быть студентом, а не рабом.
   В тот особый день терпение достигло предела, и Сафар уже подумывал,  не
собрать  ли  пожитки  и  не  убраться  ли  восвояси,  послав   Валарию   в
преисподнюю. Он как  раз  принялся  подниматься  с  колен,  когда  услыхал
какой-то шум.
   Во внутренний двор влетел жрец-повторятель, окруженный другими  жрецами
и большой толпой прислужников из школы магов Валарии. Группа элиты, числом
чуть  менее  сотни.  Считалось,  что  у  этих  студентов  особый   талант,
располагающий к интенсивным занятиям магией. Сафар так высоко не метил.  В
то время его желания не распространялись далее  присоединения  к  основной
массе студентов, занятых общеобразовательными предметами. Но, оглядев  эту
группу, увидев их взгляды превосходства и ощутив слабое жужжание их магии,
он почувствовал  минутный  припадок  зависти.  Но  справился  с  эмоциями,
подхватил ведро  и  отошел  в  дальний  угол,  чтобы  оттуда  понаблюдать,
оставаясь незамеченным.
   Из перешептываний прислужников  он  понял,  что  некий  важн