ый
бетонный пандус уходил спиралью вниз, и я двинулся по нему.
     Из первой же попавшейся мне двери навстречу мне выбирался  милитар  с
сержантскими лычками на погонах и с ганом в руке. Пользуясь  тем,  что  он
еще не успел преодолеть дверной проем, я  резко  толкнул  дверь,  прищемив
сержанту голову. Явственно хрустнул  череп,  и  бедолага  упал,  обливаясь
кровью.
     И не раз еще во время моего продвижения вглубь пункта  управления  (в
том,  что  это  был  именно  он,  я  уже  не  сомневался)  мне  попадались
однообразные  двери,  за  которыми  функционировала   сложная   аппаратура
управления смертоносными  штучками.  Мне  неоднократно  пытались  помешать
достигнуть цели, но  это  было  все  равно,  что  пытаться  голыми  руками
остановить снежную лавину... Мне что-то кричали, но  я  не  вслушивался  в
крики. Я просто шел к своей цели. Видит бог, все-таки я  не  хотел  никого
убивать  -  особенно  тех,  кто  был  без  оружия,  но  тело  мне  уже  не
подчинялось...
     Пандус  завершился  ступенями,  ведущими  в  центральный  зал  пункта
управления. Здесь, за длинными пультами с вереницами светящихся экранов  и
множеством разноцветных кнопок колдовали  на  предмет  массового  убийства
офицеры-операторы. Из селектора раздавались отрывистые команды и  доклады,
а во всю переднюю стену красовался  огромный  компьютерный  экран-карта  с
кружочками, стрелками и различными условными значками.
     Когда я стал  спускаться  по  ступеням,  в  зале  началась  и  быстро
достигла  апогея  паника.  Операторы,  забыв  про  свои   непосредственные
функциональные обязанности, повскакали с  мест  и  схватились  за  оружие.
Подполковник с синей повязкой на рукаве, сидевший за  отдельным  столом  с
табличкой  "ОПЕРАТИВНЫЙ  ДЕЖУРНЫЙ",  что-то   закричал,   захлебываясь   и
проглатывая слоги и целые слова, в мегафон, чтобы перекрыть шум в зале, но
от этого неразбериха только усилилась.
     Среди суматохи только двое сохраняли  спокойствие  -  разумеется,  не
считая меня самого. Посередине зала, широко расставив ноги,  заложив  руки
за спину и сурово  набычившись,  глядел  на  меня  бригад-генерал.  Я  шел
прямиком к нему. Справа и слева раздавались вопли: "Он же с ума сошел,  вы
что, не видите?", "Не стрелять, ни в коем  случае  не  стрелять!"  и  тому
подобное.
     Наконец, генерал вытянул перед собой руку с "макаровым", целясь мне в
лоб.
     - Стойте, кто бы вы ни были! Стойте! Иначе стреляю! - прохрипел он.
     Пришлось отправить его в нокаут.
     В зале сразу стало тихо. И в этой тишине кто-то негромко проговорил:
     - Похвально, милитар, похвально...  Только  все  это  бесполезно.  За
последние десять минут вас убили раз десять.
     Это был тот, второй, кого не испугало мое вторжение:  подполковник  с
волевым лицом. Отутюженная форма. До блеска начищенные  ботинки.  И  белая
повязка на левом рукаве.
     - Вы убиты, милитар,  -  повторил  он,  бесстрастно  разглядывая  мое
перекошенное лицо.
     Состояние, внушенное самому себе с помощью  аутотренинга,  постепенно
проходило. Тело - это потенциальная стальная пружина,  но  нельзя  сжимать
пружину до бесконечности...
     - Нет уж, - возразил я, ощутив, что ко мне вернулся дар речи. - Вовсе
я не убит, с чего вы взяли? Не так-то просто убить меня, понятно?  Не  для
того погибло столько людей, чтобы я позволил вам убить меня!..
     Рука моя нырнула в карман  вещмешка,  а  когда  я  показал  ее  этому
щеголю, в ней уже  виднелась  пластмассовая  коробочка  радиовзрывателя  с
одной-единственной красной кнопкой.
     - Надеюсь, вам известно, господин подполковник, -  сказал  я,  -  что
одно легкое нажатие на  кнопку  -  и  от  вашей  конторы  останется  груда
развалин: ведь мой вещмешок битком набит первоклассной взрывчаткой.
     Он не изменился в лице.
     - Не морочьте мне голову, милитар, - сказал он. - Вводную о том,  что
вы были убиты, я все равно не отменю.
     Только теперь смысл сказанного им дошел до моего сознания.
     Пользуясь  моим  замешательством,  подполковник  повернулся  и  помог
подняться с пола пришедшему в себя генералу. Судя по выражению  лица,  тот
был вне себя от ярости.
     - Вы... ты... да как ты посмел?.. Меня?..  -  нечленораздельно  сипел
генерал.
     -  Мне  кажется,  мы  имеем  дело  с  сумасшедшим,  мой  генерал,   -
предположил подполковник, поддерживая генерала под руку. -  Представляете,
он заявил, что собирается взорвать всех нас к чертовой матери!..  Да-а,  в
общем-то, мне многое рассказывали о наших "коммандос", но о том,  что  они
научились пускать на воздух объекты с помощью учебной взрывчатки, я  слышу
впервые!..
     - Не вижу повода для шуток, господин Посредник, - буркнул генерал.  -
Вот что... Доложите об этой возмутительной... э-э... профанации по команде
руководству учений, а мы этого молодчика возьмем под стражу, пока  он  еще
чего-нибудь не сотворил!..
     Генерал еще что-то гневно булькал, но я его уже не слышал.
     ПОСРЕДНИК! УЧЕНИЯ!
     Нет! Не может быть!.. Как же так?! Ничего не понимаю!
     Я лихорадочно скинул с плеч вещмешок (бригад-генерал  и  подполковник
шарахнулись в сторону), и вытряхнул его содержимое прямо на бетонный  пол.
И остолбенел. Вместо желтых брикетов  ВВ  там  были  красные  взрывпакеты,
безобидные, в сущности, хлопушки, обозначающие взрывы во время учений...
     Словно вспышка сверкнула мне в лицо, и я на некоторое  время  потерял
всякий контроль над собой.
     Откуда  ни  возьмись,  появились  четыре   здоровенных   милитара   с
автоматами наизготовку. Они с некоторой опаской окружили меня и повели  из
зала. Мне в тот момент было все  равно,  куда  они  меня  ведут.  Хоть  на
расстрел!..
     Они вели меня по тому самому пандусу, где  я  несколько  минут  назад
расправлялся с людьми, приняв их  за  врагов.  Чувствовал  я  себя  совсем
скверно. Тело болело и ныло, словно меня долго пинали, лежащего, в уличной
драке... Голове было не легче. Разламывалась моя голова от напора  горьких
мыслей, нахлынувших подобно лавине.
     Убийца, с горечью осознавал я. Ты не  удержался  от  того,  чтобы  не
стать убийцей!..
     Навстречу двигалась группа людей, и я едва не сошел  с  ума,  увидев,
кто это был.
     Как ни в чем не бывало, вышагивал  филд-лейтенант  Евгений  Бикофф  -
живой и невредимый,  если  не  считать  нескольких  синяков  и  ссадин  на
бугристом лице. Он  был  сердит  и  не  скрывал  этого.  Из-за  его  спины
виднелись лица Канцевича и Флажелу - тоже в полном здравии и тоже мрачные.
Их сопровождали  автоматчики  во  главе  с  тем  лейтенантом,  которого  я
размазал по стене у входа в ЦУОРБ.
     "И шо ты такой довольный, военный? - говорил Одессит одному из  своих
конвоиров, с  лица  которого  действительно  не  сходила  ухмылка.  -  Как
чемодан... Дал бы лучше закурить, а?" - "Хэвнт  гот  сигэрэт",  осклабясь,
почему-то по-английски отвечал автоматчик.
     Наверное, именно в такие моменты люди, по крайней мере, седеют.
     Не веря своим глазам, я преградил путь Бикоффу.
     - А, и тебя они нашли, писатель, - безрадостно  констатировал  он.  -
Видишь, какая  петрушка  получилась?  Хотел  ты  написать  про  победу,  а
придется - про побежденных... Или будешь из пальца высасывать, как  смелые
и тупые спецназовцы с блеском выполнили ответственное задание.  Тебе  ведь
не впервой врать, писатель?
     - Но ведь... послушай, Евгений, - сказал я пересохшими губами, - я же
выполнил это задание!.. За вас - выполнил! А вы... вы что,  совсем  ничего
не помните?
     - А что мы должны, по-твоему, помнить? - осведомился лейтенант.
     - Как же так? - Я окончательно  растерялся.  -  Шла  война...  И  вас
всех... до одного... Я же своими глазами видел!..
     - Ты что - рехнулся? - грубовато спросил Бык и,  не  дожидаясь  моего
ответа, сказал: - Да брось ты сочинять свои фантазии!.. Пошли, парни!
     И они, обтекая  меня,  проследовали  дальше.  Канцевич  с  сожалением
оглядел меня с ног до головы и что-то шепнул на ухо португальцу.
     Меня заперли в тесном, полутемном помещении  без  окон.  Хорошо  еще,
догадались поставить туда стул, чтобы не жестко было  сидеть  на  бетонном
полу.
     Через час, а, может, и через два дверь моей "темницы"  отворилась,  и
ко мне в гости  пожаловал  не  кто  иной,  как  субкоммандант  Ченстохович
собственной  персоной.  К  этому  времени  я  уже  успел   оправиться   от
психологического ступора и даже пришел кое к каким выводам.
     - Ого, - сказал я вместо приветствия. -  Сам  господин  субкоммандант
ради моей скромной персоны бросает все свои важные  дела  и  посреди  ночи
прилетает, так сказать, в тыл врага!
     - Перестаньте иронизировать, Рамиров, - ответствовал он.
     Солдат внес мягкое кресло (и где только они умудрились раздобыть  его
в полевых условиях?), каким-то образом сделал ярче освещение  и  удалился.
Ченстохович  опустился  в  кресло  и  не  спеша,  с  наслаждением  закурил
необычайно ароматную сигарету.
     - Верите ли, с утра на ногах,  -  пожаловался  он.  -  Присесть  было
некогда... Разве  при  такой  жизни  наживешь  брюшко,  которое  по  штату
положено генеральским чинам?
     Я молчал, и он не стал больше ерничать.
     - Ну, что стряслось? Рассказывайте.
     - О чем? - удивился я.
     Глаза моего собеседника сделались непроницаемо черными.
     - Хотя бы о том,  что  побудило  вас,  мирно  -  я  бы  даже  сказал,
пацифистски - настроенного  журналиста,  вмешаться  в  выполнение  группой
десантников учебного задания, при  этом  покалечить  нескольких  милитаров
"южных", оскорбить...  гм...  действием  заместителя  командира  ракетного
полка и,  вдобавок,  полностью  игнорировать  указания  всех  посредников,
которые были свидетелями ваших разнузданных действий...  Что  произошло  с
вами? Неужели вы до такой степени ненавидите  армию  и  всех,  кто  в  ней
служит?!
     - Вот вы говорите, что я ненавижу армию, - сказал  я.  -  Я  ненавижу
войну,  господин  субкоммандант,  а  между  этими  понятиями   -   большая
разница... И у меня есть свои причины ненавидеть войны.
     Я снял с шеи и протянул  субкомманданту  свой  старенький  солдатский
медальон.
     -  "Девятнадцатый  особый  отряд",  -  прочитал  вслух   Ченстохович,
вглядываясь в полустертые буквы. - "Рядовой Ян Рамиров... контузия третьей
степени... ранение четвертой категории... ожоги"...
     Он не стал читать до конца все, что там было написано  -  а  написано
там было многое. Он сжал медальон в кулаке и,  не  глядя  на  меня,  глухо
обронил:
     - Что ж вы мне сразу не сказали тогда, у штаба?..
     Я скромно потупился.
     - Где вас контузило? - спросил субкоммандант, будто это было для него
очень важно.
     - Под Рембоем, в июне двадцать первого... При попытке  прорваться  из
окружения...
     - Я помню, - прервал меня он и закурил уже третью по счету сигарету с
момента своего появления. - И часто с вами бывает... такое?
     - Да нет, - честно признался я. - Поэтому я ничего и  не  сказал  вам
раньше. Зачем зря ворошить прошлое?
     Он молчал.
     - Скажите,  господин  субкоммандант,  много  ли  бед  я  натворил?  -
пробормотал я. - То есть... многих ли я убил сейчас?
     - Убил? - повторил он удивленно. - Нет, Ян. На этот счет можешь  быть
спокоен...  Но  некоторых  ты  ушиб  весьма  прилично,  двое  сейчас  -  в
реанимации, остальные - в медпункте...
     - И что мне за это будет?
     - Благодарность тебе  будет...  за  содействие  вооруженным  силам  в
выполнении поставленных задач! Нет,  я  серьезно...  Направим  в  редакцию
благодарственное письмо за моей подписью. Или красивый диплом оформим...
     - А как же ущерб, нанесенный мной? - ехидно поинтересовался я.
     - Что - ущерб? - махнул рукой  субкоммандант.  -  Спишем...  В  конце
концов, на учениях допускается определенный процент... пострадавших.  Ведь
армия - не школа бальных танцев, и учить солдат  надо  по-настоящему,  без
каких-либо скидок, верно?
     - Не надо никаких  благодарностей  и  дипломов,  -  с  трудом  двигая
губами, возразил я. - Только медальон верните - я его своим внукам завещаю
как память о войне...



              ЯН РАМИРОВ, ШТАТНЫЙ СОТРУДНИК ЮНПИС (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

     - Кстати, вернул он тебе твой медальон? - полюбопытствовал Брилер.
     - Конечно... Зачем он ему?
     - Тогда давай его сюда, - деловито приказал Дефорски.
     - А в чем дело?
     - Узнаешь, - сказал Брилер, успокаивающе  хлопая  меня  по  плечу.  -
Скоро все узнаешь, Ян.
     Я положил на стол коробочку медальона и подошел к окну, хотя меня так
и подмывало посмотреть, зачем это он им понадобился.
     Кабинет Брилера располагался на сто девятом этаже,  поэтому  смотреть
из окна было так же, как из кабины  вертолета.  Только  вместо  винта  над
головой жужжал мощный кондиционер.
     Когда я повернулся, Дефорски в кабинете  уже  не  было,  медальон  со
стола исчез, а Брилер курил, откинувшись на спинку кресла.
     - Хочешь кофе? - спросил он.
     - Нет.
     -  Что:  никак  не  можешь   отойти   после   этакой   передряги?   -
поинтересовался он.
     Я предпочел оставить при себе мнение насчет характера  "передряги"  и
тех благодушных руководителей, которые посылают в нее своих сотрудников, а
сами прохлаждаются под кондиционером, потягивая кофеек...
     - Ладно, не дуйся, - сказал Брилер, достаточно верно  истолковав  мое
молчание. - Зато большое дело ты провернул. Теперь они у  нас  -  вот  где
сидеть будут!
     Он так яростно сжал кулак и с таким  отвращением  поглядел  на  него,
будто ухватил за хвост какое-то отвратительное пресмыкающееся.
     - Как прикажешь тебя понимать? - осведомился я. - Что  еще  за  дело?
Вообще, мне с самого начала не нравилось, что придется  работать  вслепую.
Уж слишком неопределенным было ваше задание...
     - Да мы и сами толком ничего не знали, Ян! - воскликнул Брилер. - Нам
хотелось всего лишь проверить одну догадку, а в результате  наткнулись  мы
на самый настоящий клад!
     - Может быть, оставим в покое метафоры, Николь?  -  Мне  уже  надоело
блуждать в  потемках  и  пытаться  разгадать  многозначительные  заявления
своего шефа.
     Секунду  Брилер  смотрел  на  меня  отсутствующим  взглядом,   потом,
собравшись, спросил:
     - Ты-то сам как все это объясняешь?
     - Ну, если тебе интересно - изволь... Думаю, что мы каким-то  образом
попали в так называемый "параллельный мир". Или перпендикулярный  -  можно
называть его, как угодно... Видимо, в том  проклятом  лесу  имеется  место
пересечения наших двух миров, и в эту, так сказать, приоткрытую дверь мы и
угодили... А в том, другом мире, получается, все так же, как у нас, но кое
в  чем  историческое  развитие  пошло  по  другому  варианту...  Например,
крупномасштабный конфликт расколол вооруженные силы на две части,  которые
принялись крошить друг друга в запале братоубийственной войны...  А  перед
ЦУОРБом меня, наверное, выкинуло обратно в наш мир через другую  "дыру"  -
причем незаметно для меня... К сожалению.
     - Что ж, красиво, - хмыкнул Брилер.  -  Но  возникает  ряд  вопросов.
Например,  каким  образом   происходили   чудесные   превращения   учебных
боеприпасов в боевые и обратно? И не слишком ли много "дырок"-переходов из
одного мира в другой вдруг открылось в  последнее  время?  Ведь  по  нашим
сведениям, подобные случаи имели место часто  за  последние  годы.  Ну,  и
наконец... Почему ты решил не посвятить субкомманданта Ченстоховича в свою
гипотезу, а стал морочить ему голову своей контузией?
     - Начну с конца, - сказал я. - Контузия у меня действительно имеется.
На память о Пандухе, чтобы не забывать о нем. Это раз.  Если  бы  я  начал
излагать генералу про параллельные миры, он бы счел, что  я  свихнулся  от
эмоционального перенапряжения - тем более,  что  мои  предыдущие  действия
убедительно это подтверждали. Это два. Что же касается твоих  первых  двух
вопросов, мне ничего не приходит в голову, кроме того, что, в сущности...
     - Не следует умножать число сущностей, - прервал меня Брилер.  -  Это
не  я  сказал,  это  старина  Оккам  с  его  бритвой...  Сначала   следует
рассматривать самые простые версии.
     - Ну, и какова же твоя простая версия в нашем деле?
     В этот момент вернулся Дефорски и протянул  мне  медальон.  При  этом
Роберт сиял, как пряжка ремня милитара-первогодка.
     - Результаты научной экспертизы, - сказал  он,  -  свидетельствуют  о
том, что носитель сего подвергался сильному  энергетическому  воздействию.
Мощность энергопотока составляла свыше ста кильманов, - (Брилер  почему-то
присвистнул), - характер его не установлен, но, скорее всего, речь идет  о
биоэнергетике...
     - Понял, Ян? - торжествующе вскричал Брилер. -  Вот  тебе  и  простое
объяснение!.. А мы-то ломали голову, какого черта на стационарной  орбите,
прямехонько над районом учений, висел некий  спутник  без  опознавательных
знаков!..
     Ты зря думаешь, что мы  послали  тебя  совсем  вслепую,  успокоившись
немного,  продолжал  Николь  Брилер.  Кое-какая  информация   о   странном
поведении милитаров во время и после учений у нас к тому времени  имелась.
Достаточно вспомнить и синдром Вюгге, при котором людям кажется, будто они
проливали чужую кровь, и эффект "ложной  памяти",  когда  бывшие  милитары
"узнавали"  абсолютно  не  знакомых  им  людей,  и,  наконец,  пресловутый
"милитарный  психоз",  который   выражается   в   приступах   беспричинной
агрессивности по отношению к окружающим...
     Одним словом,  говорил  Брилер,  были  все  основания  полагать,  что
руководство  Объединенных  вооруженных  сил  Сообщества  втайне  применяет
какие-то новейшие средства психогенного воздействия на  военнослужащих.  И
мы как организация, ведущая борьбу против милитаризации  человечества,  за
"юниверсал пис", не  могли  оставаться  безучастными  наблюдателями...  Но
чтобы выступить открыто против поползновений милитаристов на контроль  над
сознанием людей, нам нужны  были  доказательства.  И  поэтому  мы  послали
тебя...
     - Снабдив специальной аппаратурой, спрятанной в твоем медальоне,  Ян,
- добавил Дефорски.
     - И ни слова не сказав мне о том, что меня ждет, - в тон  ему  сказал
я.
     -  Извини,  -  сказал  Брилер.  -  Нам   важны   были   свидетельства
неосведомленного человека. И потом, мы же не предполагали, что воздействие
на психику окажется таким мощным!
     - Ладно, прощаю вас, негодяев. Но и у меня есть к вам вопросы.
     - Валяй, - добродушно ответствовал шеф.
     - Зачем им  это  все  понадобилось?  И  неужели  субкоммандант  ломал
комедию, прекрасно зная, чем обусловлено мое буйствование в ЦУОРБе?!. И уж
совсем не могу поверить в то, что меня разыгрывала вся  группа  лейтенанта
Бикоффа!
     - Все очень просто, Ян, - сказал Брилер. - Об  этой  затее  наверняка
знали лишь члены самого высшего командования - возможно, даже  Ченстохович
не входил в их число... А что касается рядовых милитаров -  не  исключено,
что в ходе  воздействия  им  "стирали"  память  о  внушенных  картинках  и
создавали нечто другое: будто бы они действительно участвовали в  учениях,
не более  того...  Впоследствии,  однако,  наиболее  сильные  переживания,
отложившиеся на уровне подсознания, могли всплывать на поверхность у самых
неуравновешенных личностей. Таких, я думаю, оперативно упекали в  психушки
-  если  они  не  успевали  покончить  с  собой  под  влиянием   комплекса
неосознанной  вины.  Другие  же  были   обречены   мучиться   кошмарами...
Вообще-то, ты молодец, что свалил все на свою контузию. В противном случае
Ченстохович мог сообщить о тебе по команде,  а  соответствующие  армейские
боссы сделали бы весьма неприятные оргвыводы...
     - Это как? - не понял я.
     - Ну, существует масса вариантов, - с любопытством глядя  в  чашку  с
остывшим кофе, сказал Брилер. - Не мне тебе объяснять... Ты вполне мог  бы
утонуть в болоте. Как Одессит... Или неосторожно обращался