"мишенс"!
     И тут Корреспондент вскочил.
     - Вы что - опупели?! - почему-то зловещим шепотом вскричал он.  -  Да
какое вы имеете право?.. Это же не компьютерные  игры,  поймите!..  Это  -
война, и если вы согласитесь, то вам придется вступить в нее и  убивать!..
Убивать людей - таких же, как вы! Вы хоть знаете, кто с  кем  и  за  какие
идеалы воюет?
     -  Красиво  говоришь,  писатель,  -   процедил   сквозь   зубы   Бык,
сощурившись. - И что же ты предлагаешь? Устроить братание с противником?
     - А вы уверены, Евгений, что мы столкнулись с противником? Почему  вы
считаете, что это - агрессор и что мы  всего  лишь  обороняемся?  Лично  я
очень в этом сомневаюсь! К тому же, война - это всегда жестокость, а жизнь
научила меня одной простой аксиоме: никому не позволено быть  жестоким  по
отношению к другим людям! Ради чего бы то ни было!
     - Даже ради защиты своих близких? - спросил Канцевич.
     - Какие вы все остолопы! - взорвался Рамиров. - И как только  до  вас
не дойдет, что убийство и на войне не перестает быть убийством?!  Это  те,
кому нужно с помощью войны  решить  свои  шкурные  проблемы,  дурачат  вас
красивыми словами о воинском долге, о  защите  Отечества,  о  национальных
интересах и тому подобное!.. И вы им верите и служите, и вы играете в  эти
грязные игры с чистой совестью!.. Но запомните: убивая "во имя жизни",  вы
в  то  же  время  убиваете  эту  самую  жизнь  и,  прежде  всего,  -  свою
собственную! Вас объявят героями сейчас, но пройдет пять, десять, двадцать
лет - и вас будут мучить кошмары, потому что вы осознаете, кто вы есть  на
самом деле - убийцы!..
     Рамиров, тяжело дыша, перевел дыхание. Таким мы еще его не видели.
     Наверное, Одессит вспомнил в этот момент своего деда, ветерана второй
мировой войны (русские называют ее "Великой  Отечественной"),  потому  что
разъяренно выпалил:
     - Послушай, ты!.. Попробовал бы ты сказать такое в сорок первом  году
прошлого века! Или в сорок пятом! Попробовал бы ты сказать это в лицо тем,
кто вернулся с войны  слепым,  оглохшим  от  контузий,  без  рук-без  ног,
изрешеченным осколками!.. И если бы ты заикнулся  об  этом  в  присутствии
моего деда, которого травили овчарками в Освенциме, он бы  плюнул  тебе  в
рожу, а я... я бы удавил тебя голыми руками!..
     - Успокойся, Слава, - взял Одессита за рукав Бикофф. - Не  трать  зря
нервные клеточки и время на этого толстовца!
     До сих  пор  оторопело  слушавший  наш  морально-нравственный  диспут
человек с WG словно очнулся и, не сводя  застывшего  взгляда  с  Рамирова,
подтянул к себе ган поближе.
     - Пацифист, значит? - задыхаясь, прохрипел он. - Да из-за таких,  как
вы, все и началось! Ненавижу вас, умников и пустобрехов!..
     Он угрожающе щелкнул затвором, но лейтенант схватил его за руку.
     - Остынь, приятель, - посоветовал он. -  Не  то  нам  придется  потом
отвечать за этого гаврика-гуманиста... Ты идешь с нами?
     Человек с автоматом обмяк. Лицо его посерело и  осунулось  под  слоем
загара и коркой грязи.
     - Идите, лейтенант, одни, - сказал он. - Я свое... уже... отвоевал...
     Последние слова его были чуть слышны. WG выпал из  его  руки,  а  изо
рта, вместе с пузыристой пеной, неожиданно хлынула кровь.
     - Канцевич,  укол!  Быстрее!  -  заорал  Бык,  но  не  успел  Одессит
расстегнуть свой вещмешок, как незнакомец рухнул боком на траву.
     Умер он мгновенно.
     - У него осколок в спине сидел, - сказал Канцевич, осмотрев  тело.  -
Под повязкой... Силен мужик был!
     И снял берет.
     - Пошли, ребята, - сказал Бикофф.
     - Мы не будем его хоронить? - удивился я.
     - Некогда, - буркнул командир.
     Он взглянул исподлобья на журналиста.
     - Может, останешься, а, писатель? И в дерьмо не влезешь, и нам обузой
не будешь... Или как?
     Рамиров закусил губу.
     - Или как, - утвердительно отозвался он и добавил: - Ни черта вы  так
и не поняли, лейтенант!
     - Только одно учти, - жестко сказал Бык.  -  Если  погорим  по  твоей
милости - лично пристрелю тебя как предателя, понял?
     - Вот-вот, - уже успокоившись, проворчал Корреспондент. - Чуть что  -
вы сразу хватаетесь за оружие. "Добро должно быть с кулаками"... Но  не  с
оружием же, черт возьми!
     Секунду лейтенант смотрел как бы сквозь Рамирова, потом  разжал  свои
пудовые кулачища и повел нас дальше по лесу.
     Мне  казалось,  что  болото  никогда  не  закончится.  И  когда   мы,
перепачкавшись до  пояса  в  вонючей  жиже,  стали  выбираться  из  топкой
трясины, Одессит, который  шел  последним,  вдруг  оступился  и  по  горло
провалился в черную воду.
     Тонул он профессионально. Вокруг были  начеку  многочисленные  дозоры
противника, и поэтому Слава даже не пикнул. Все наши попытки вытянуть  его
оказались тщетными. Одессит успел только передать  командиру  свой  ган  с
подсумком и "горб" с взрывчаткой, а через несколько секунд над его головой
сомкнулась смрадная топь, и на поверхности  закачались,  лопаясь,  большие
пузыри воздуха...
     - Как же так, Слава? - сказал я  непослушными  губами.  -  Зачем  так
нелепо?.. Это не правильно, Одессит!..
     Бык же не проронил ни слова. Корреспондент хотел что-то  сказать,  но
передумал и молча взял у командира из рук ган и вещмешок Канцевича.



                    МИЛИТАР ИОСИФ ГУВХ ("АББРЕВИАТУРА")

     Они обложили нас с трех сторон плотным кольцом и  не  давали  поднять
головы. Казалось, что и воздух  уже  состоит  не  из  молекул  водорода  и
кислорода, как известно любому школьнику, а из  шариков  свинца  и  стали,
беспорядочно циркулирующих подобно броуновскому движению  атомов.  Феномен
был, конечно, чисто психологический, а не физический, но  легче  от  этого
нам не было. Нисколько нам не нравился этот самый феномен. Олегу -  больше
всех, потому что его успели ранить в плечо, времени на перевязку не  было,
и Сибиряк только судорожно дергался  при  каждом  резком  движении  рукой,
роняя на густую траву капли крови.
     Противника насчитывалось до роты. На трех тяжелых бронетранспортерах.
Атаковали  нас  грамотно:  под  прикрытием  пулеметного  огня,   короткими
перебежками, постепенно затягивая петлю окружения на наших глотках,  чтобы
не дать нам ни малейшего шанса на прорыв. Откровенно говоря, мы и сами  на
это уже не надеялись. А уходить было  позарез  необходимо,  и  не  на  все
четыре стороны, а в направлении вертолетной площадки, до которой было  еще
добрых пять километров с  гаком.  Час  неторопливой,  по  нашим  понятиям,
ходьбы...
     Решение пришло в мою голову тогда, когда я в  очередной  раз  обложил
всеми ругательствами, которые узнал с момента рождения по настоящее время,
те бронированные дуры, что медленно надвигались  на  нас,  сбивая,  словно
спички, деревья. Это решение было таким сумасшедшим, что сначала выглядело
как  бред  в  состоянии  аффекта,  но  потом  я  понял,  что  именно   его
несуразность подобной затеи могла дать шанс на успех.
     Когда человека припирают к стене и подносят к его беззащитному  горлу
лезвие ножа, бедняге ничего не остается, кроме как выкинуть такую фортель,
которая и в голову не может прийти нападающему.
     Идея возникла у меня,  когда  я  заметил,  что  из  башни  одного  из
бэтээров торчат усики антенны. Антенна означает связь. А  ведь  с  помощью
связи можно попытаться  вызвать  средство  более  скороходное,  чем  "свои
двои".
     - Олег, - позвал я Гаркавку. - Слушай меня внимательно!
     Но  Олег  не  ответил.  Он  лежал,  закатив  глаза,  и  некогда  было
разбираться - то ли в него опять угодил кусочек свинца, то  ли  он  просто
впал в шок от потери крови...
     Я повернулся к Белорусу и Эсаулу.
     - Мужики, - прокричал я, стараясь перекрыть голосом грохот автоматных
очередей, - прикройте меня!
     - Ты куда? - удивился Ромпало.
     - Туда. - Я ткнул пальцем в бронетранспортер, который подполз  к  нам
уже метров на пятьдесят.
     Трава перед нами буквально под  корень  срезалась  веером  пулеметных
очередей, будто здесь прошлась невидимая, но очень мощная сенокосилка.
     - Зачем? - ошарашенно осведомился даргинец.
     От удивления он даже забыл, что нужно нажимать на спусковой крючок.
     - Есть идея, - крикнул я. - Ты, главное, - стреляй побольше!..
     В нашем положении не хватало  только,  чтобы  я  в  течение  получаса
старательно  разжевывал  им  свой  замысел!..  Оставалось  надеяться,  что
друзья-товарищи поверят мне на слово.
     Перекатившись за ближайшую  ель,  я  взметнулся  вверх  в  прыжке  и,
ухватившись  за  нижнюю  ветвь,  вышел  в  упор  гимнастическим   приемом,
вызывающим отвращение у всех  новобранцев  -  "подъемом  переворотом".  Со
стороны, наверное, могло показаться, что мне этот номер ничего не стоил, а
на самом деле мышцы на моих руках лишь каким-то  чудом  не  лопнули:  ведь
помимо своих девяноста килограмм живого веса я вынужден был поднимать  еще
и тяжесть оружия, "горба" и разного снаряжения.
     Отдыхать на ветке подобно пташке мне не пришлось. Возле уха  чересчур
назойливо засвистели пули, и я перепрыгнул на соседнее дерево - благо, лес
был не таким  уж  редким.  Секундный  вис,  раскачивание  -  и  прыжок  на
следующее дерево. Когда-то таким способом передвигались наши пращуры, пока
не спустились с деревьев на землю. Жаль все-таки,  что  их  акробатические
способности не передавались с генами из поколения в поколение: например, у
меня их пришлось в свое время формировать заново инструктору по гимнастике
с помощью довольно-таки увесистой дубинки...
     Когда я достиг высокой березы, под которой  находился  в  тот  момент
БТР, руки мои вдруг сорвались с ветки, и я хряпнулся чуть ли не под  самые
гусеницы бронемашины. Вовремя увернулся от них, но ко мне тут же бросились
со всех сторон самые бойкие солдатики, что-то крича мне на ходу.
     Увернувшись от захвата одного из них, ударом ноги я перевел в лежачее
положение другого, а остальных расстрелял в упор короткой очередью...
     Через секунду я оказался на скользкой, воняющей соляркой и  ржавчиной
броне  бэтээра.  Как  и  полагается  вежливым,  цивилизованным  воинам,  я
постучал  в  запертую  изнутри  крышку  люка.  Правда,  стучать   пришлось
прикладом СГСа, но иначе экипаж не услышал бы меня.
     Крышка приоткрылась, и в люке показалось перекошенное  от  возмущения
лицо, обрамленное кожаным шлемом. Судя по  его  нецензурному  восклицанию,
приветствовать гостей - пусть даже незваных - лицо в детстве не учили, и я
постарался восполнить этот пробел в воспитании.  Выстрелом,  разумеется  -
психологических средств в тот момент у меня под рукой не было.
     Потом я очутился внутри бронетранспортера. Командир  экипажа  в  чине
старшего лейтенанта уже судорожно тащил из кобуры свой табельный пистолет,
бортстрелок тянулся и все никак не мог дотянуться,  горемыка,  до  стойки,
где хранился его автомат, а механик резко дал по тормозам, чем еще  больше
затруднил задачу срочного вооружения экипажа.
     - Спокойно, ребята, - крикнул я,  стараясь  перекричать  рев  мощного
движка с турбонаддувом. - Не следует раньше срока торопиться в рай!
     И показал своим новым знакомым зажатую в  кулаке  вакуумную  гранату,
предварительно удалив из нее чеку. На мой  взгляд,  объяснений  больше  не
требовалось, но они считали иначе.
     - Чего ты хочешь, придурок? - просипел, побагровев, старлей.
     - Всего лишь вертолет, - кратко пояснил я.
     Я говорил чистую правду, но они мне не поверили.
     -  Тогда  ты  не  туда  попал,  -  сказал  командир   БТРа.   -   Это
бронетранспортер, дурак ты этакий, а не вертолетный отряд!
     - Я вижу, вы ребята с юмором,  -  сказал  я,  разжимая  пальцы  ровно
настолько, чтобы мои собеседники побледнели. - Даже жалко  отправлять  вас
на тот свет... Если не хотите этого - тогда свяжитесь по  рации  со  своим
командиром и попросите его прислать к вам вертолет для  срочной  эвакуации
тяжелораненых.
     - А если он пошлет меня на определенное количество букв?  -  ощерился
старший лейтенант.
     - Да мне до лампочки, что и как ты будешь объяснять ему, но только не
позднее, чем через полчаса над нами должен зависнуть вертолет  и  спустить
трап... Ты все понял?
     Минут  десять,  не  меньше,  командир  БТРа  беседовал  с  неведомыми
начальниками поочередно. При этом ему пришлось употребить весь имевшийся у
него запас красноречия - в том числе и такого, от которого краснеют уши  у
дам. Он кого-то умолял, кого-то обругал, на кого-то пообещал  пожаловаться
по команде...
     Факт,  как  говаривал  наш  приятель   Одессит,   состоялся:   вскоре
послышался приближающийся рокот  вертолетной  турбины.  Я  приоткрыл  люк,
чтобы выглянуть наружу.
     Над лесом  степенно  разворачивался,  снижаясь  до  бреющего  полета,
пятиместный "Ягуар" санитарной модификации.
     Стрельба вокруг, оказывается,  уже  прекратилась,  и  я  увидел,  как
милитары противника тащат куда-то за руки и за ноги неподвижные тела  моих
дружков: Олега Гаркавки, Васи Ромпало и Пшимафа Эсаулова...  Спасибо  вам,
бойз:  ценой  своей  жизни  вы  обеспечили  мне   возможность   продолжать
выполнение задания, и теперь все будет зависеть от одного меня.
     Тут вдруг в голове у меня как бы что-то заклинило.
     "Задания? Какого еще задания?", мысленно удивился я.
     "Отвлечь преследование в сторону  вертолетной  площадки",  сказал  на
прощание лейтенант. Он действительно сказал так, или мне это почудилось?
     Но ведь наша группа выполняет совсем другое задание! Не на  войне  же
мы, в конце концов!.. Не на войне?!
     Я протер свободной рукой глаза, и мне померещилось, что  нет  никаких
трупов вокруг, что не горят  жарким  пламенем  деревья  после  боя  и  что
Гаркавка,  Белорус  и  Эсаул,  возбужденно   размахивая   руками,   что-то
доказывают худощавому Посреднику в окружении ехидно улыбающихся  милитаров
"южных"...
     Я помотал головой, и непрошеное видение исчезло.
     Нет, все-таки это была война, а на войне мертвые не оживают.  Что  со
мной? Психологический ступор какой-то, что ли?..
     Командир бронетранспортера между тем успел установить прямую связь  с
вертолетом, и по его наводке пилоты спустили над нами трап-лифт.
     - Счастливо оставаться, -  сказал  я  экипажу,  выбрался  из  люка  и
ухватился за трап.
     Сработала автоматика, и меня швырнуло на  высоту  пятиэтажного  дома.
Тем не менее, во время подъема я успел разжать пальцы, и  когда  шагнул  в
кабину, внизу прогремел такой оглушительный взрыв, что вертолет подбросило
ударной волной и несколько секунд качало, как лодку на морской зыби.
     В салоне вертолета меня встречал бледный борт-ассистент с  пистолетом
наготове. Однако, стрелять в меня он не стал, а попытался сначала уяснить,
что же происходит. Это было ошибкой, за которую я наказал его, выбросив  в
открытый люк.
     Вопль несчастного еще не смолк в воздухе, когда я упер  ствол  своего
СМГ под челюсть пилоту, всецело поглощенного управлением вертолета.
     - Отвлекись на секунду, приятель, - очень доброжелательно сказал я. -
И послушай меня. Курс - на базу!
     - Ты что - одурел?! - закричал он.
     Вертолет подпрыгнул, словно возмущаясь вместе со своим хозяином.
     - Спокойно, - сказал я, - а то будет больно падать с такой высоты.  Я
сказал - курс на базу!
     Скрипя  зубами,  пилот  осуществил  какие-то  манипуляции  на  пульте
управления, и "Ягуар", плавно набирая скорость, поплыл над лесом.
     - Вот так, - удовлетворенно сказал я. - А теперь включай автопилот  и
подними руки.
     Он ткнул пальцем в  желтую  кнопку  на  пульте  и  поднял  обе  руки.
Повернулся ко мне, собираясь что-то сказать, но не успел. Я  выстрелил,  и
потом с минуту вытаскивал его безжизненное тело из пилотского кресла.
     На душе у меня в тот момент почему-то стало так спокойно, будто я всю
жизнь занимался угоном вертолетов.
     Потом я принялся  разбираться  в  скопище  кнопок,  ручек,  клавиш  и
переключателей на панели управления. Высший пилотаж мне  был  ни  к  чему,
главное - заставить эту  летающую  телегу  выполнять  хотя  бы  простейшие
маневры. Например, разворот и пикирование...  Ага,  это  довольно  просто:
левой рукой отжимаешь вот этот рычаг вниз, а правой, наоборот, тянешь  вон
ту ручку на себя...
     А вот и база.
     Летное поле, на котором рядами  стояли  "джампы"  и  вертолеты,  было
обнесено по периметру самовозводящейся бетонной стеной. В одном его  конце
находились какие-то серые строения и вышки, а в  другом  покоились  тучные
цистерны, прикрытые маскировочными тентами.
     Скорее всего, именно они и были мне нужны.
     Я  отключил  автопилот,  нацелился  носом  вертолета  на  цистерны  и
увеличил обороты винта, входя в пологое пике.
     Внизу  началась  паника.  Забегали,   размахивая   руками,   люди   в
комбинезонах, по полю понеслись какие-то машины.
     Цистерны неторопливо наплывали на меня, а я, как зачарованный, глядел
в их тупые морды и глупо ухмылялся. Просто сомнамбулизм какой-то!..
     И тут опять накатила странная галлюцинация. Будто бы сижу я на траве,
а кто-то толкает меня в плечо.
     - Эй, Аббревиатура,  очнись!  -  твердит  знакомый  голос.  -  Не  то
замерзнешь...
     Гаркавка, живой и невредимый, стоит надо мной, озабоченно  хмурясь  и
вглядываясь в мое лицо. Автомат его закинут  за  спину,  а  вокруг  бродят
милитары "южных", разворачиваются, ворча моторами, грузовики и  БТРы,  еще
недавно "атаковавшие" нас.  Офицер  с  белой  повязкой  на  рукаве  что-то
набирает на клавиатуре портативного факс-модема, одновременно  выговаривая
капитану в форме полевых войск:
     -  Поздно,  голубчик,   поздно!..   Десантники-то   все   равно   вас
перехитрили.
     - Но ведь мы их все-таки уничтожили? - напирает капитан.  -  Скажите,
мой подполковник, уничтожили мы их или нет?!
     -  Уничтожили,  уничтожили,  -  соглашается  Посредник.  -  Только  с
огромными потерями и не всю группу!..
     Я постепенно прихожу в себя.
     - Что с тобой, дарагой? - спрашивает сзади Эсаул.
     - Да он, наверно, головой ударывся о ветку, пока по деревьям  скакал,
- хихикая, объясняет подошедший Ромпало.
     - Сам ты "ударывся", - огрызаюсь, поднимаясь на  ноги,  я.  -  Просто
психологическое затмение нашло...
     Какое-то неприятное воспоминание смутно ворочается в голове,  но  чем
больше я силюсь его оживить, тем больше ничего не выходит...
     -  Ребята,  прыгайте  в  кузов,  подбросим!  -  кричат  с  ближайшего
грузовика. - Небось, притомились пехом по лесу шататься?
     - Жрать хочется - просто нэт сил тэрпеть,  -  мечтательно  произносит
Эсаул.



                      ЯН РАМИРОВ - "КОРРЕСПОНДЕНТ"

     Если боги хотят погубить человека, они лишают его разума...
     Я тысячу  раз  успел  вспомнить  это  изречение  многомудрых  древних
греков, пока мы подбирались к их Объекту, будь он трижды проклят!..
     Авантюра, в которой мы увязли по  уши,  как  в  болоте  (эх,  бедняга
Канцевич!), по милости - а вернее, по дурости - лейтенанта, все отчетливее
выглядела в моих глазах самым настоящим безумством.
     Я смотрел в мерно колыхавшиеся передо мной в  лесных  сумерках  спины
Бикоффа и Флажелу  и  искал  в  уме  такие  аргументы,  которые  могли  бы
переубедить этих солдафонов в недавнем нашем споре... Например,  думал  я,
надо  было  обязательно  упомянуть  тот  бомбардировщик,  что   был   сбит
неподалеку отсюда с ядерным  оружием  на  борту:  "Выходит,  что  гуманные
"сообщники"  без  зазрения  совести   не   выбирают,   какими   средствами
пользоваться в войне!"... Или, думал я, лучше было напомнить им,  что  зло
неизбежно порождает зло, а жестокость - ответную  жестокость...  А,  может
быть, нужно было помянуть войну в Пандухе?
     И все-таки я молчал.
     Я понимал, что сейчас, когда мои спутники  подобно  пулям  несутся  к
своей цели, любые слова и аргументы на них не подействуют. Да и рискованно
мне было продолж