ы? Здесь уже другой масштаб, нечеловеческий. И как
быть  с теми  пятью  отпечатками  во  дворике,  не говоря еще об одном -  на
позавчерашнем  трупе? А  сей  таинственный  Мститель, "Великий  и  Ужасный",
помянутый Ангелиной, -  как замечательно он подходит под эти  метки! Что  ли
ударимся  в мистику?  Или пренебрежем  отпечатками  и свалим  все на больших
кошек с медведями да гориллами? Уж у них на такое достанет сил. Тогда почему
я не учуял в городе зверья - не говоря о следах? Вообще ничего по-настоящему
чужого,  как  будто  и тут  мы справляемся  собственными  силами. Кто  самый
страшный враг  человеку?  Он сам, конечно. А  советскому - соответственно. И
сколько он самого же себя в землю-то положил!..
     Однако с дамочкой  надо что-то делать,  спохватился Вадим. Не станет же
она мариновать своего сынка-то; не мавзолей, чай, - холодильник. Стало быть,
вернется сюда, когда утихнут страхи. Сколько ей дать день, два? А потом дело
придется  добивать, деваться  некуда.  И так  пошел у  дамы на  поводу - бог
знает, во что это выльется... Или не будем давать себе отсрочек?
     Для надежности Вадим скрупулезно  обыскал гнездышко  и выяснил еще одну
пикантную подробность.  Оказывается, сцеживаемая из  забиваемых  жертв кровь
тоже  шла  в  ход: дамочка использовала  ее  для  омолаживающих  ванн (тоже,
графиня  Батори,  Купальщица  Елизавета!), - почти безотходное производство.
Интересно, на что тогда пускались кости: на удобрение для домашнего огорода?
А кожей обтягивали мебель - по примеру одного английского эстета? Бр-р-р...
     На кухне, в холодном шкафу, обнаружился  приличный  шмат печеного мяса,
любовно  завернутого  в  фольгу,  -  как  будто  дорогого  гостя  приглашали
разделить трапезу. (А он-то ожидал наткнуться здесь на банальный капкан!) По
счастью, Вадим давно не потреблял мяса и  потому  мог  смотреть на неведомые
останки без тошноты: они  не ассоциировались  у него с пищей. Теперь он  был
убежден: если  хорошенько  здесь пошуровать, а затем  раскинуть  мозгами без
суеты,   отыщутся   и   намеки   на   нынешнее   местонахождение   Ангелины.
Подсознательно или  нет,  но  она  подбросит вожделенному  самцу  путеводную
ниточку. А чего: женщина в соку, при хозяйстве, - чем не невеста! До сих пор
она лишь приманивала самецкое мясо, а душу отводила с "сыночкой"  (хотя  при
чем тут душа?), - теперь ситуация изменилась.
     В ящике трюмо  Вадим  раскопал  семейные фото, обязательные в приличном
доме. Папаша Митреньки на них не проявился: видимо, успел наследить только в
девичьем чреве.  А впрочем...  Как магнитом,  Вадима  притянуло к  небольшой
поблекшей фотографии, где запечатлелись двое:  серьезный  мужчина  в строгом
кителе,  щекастый и лобастый, чтобы  не  сказать лысеющий, и  жизнерадостный
кудрявый  поросеночек женского пола, старательно вылупившийся в  объектив. В
чертах  парочки ощущалось несомненное  сходство: кажется,  первый приходился
Митрофану дедушкой...  а  по  совместительству  стал  ему  отцом  -  так  уж
случилось. Выходит,  и Ангелинке повезло на родителя? Веселенькое семейство!
Династия, можно сказать, - с традициями, как положено.
     Ладно, истоки  выявлены теперь не худо бы проследить, куда  впадает эта
отравленная  речушка. Где  ее тихое  болотце,  под уютной ряской  скрывающее
гнилую топь? Причем проследить в буквальном смысле.
     Вадим  повел  ноздрями,  вбирая  здешние запахи,  прищуренным взглядом,
словно  через лупу, исследовал линолеум возле  порога,  подмечая характерные
царапины  и  отметины. Затем открыл  наружную дверь  и  двинулся  по  следу,
ссутулясь,   точно  питекантроп.  На  лестнице  знакомыми   каблучками  была
выдолблена  приметная  тропка,  затем следы расходились.  Но  от  последнего
явственно   веяло  знакомыми   ароматами,   благо  дождь   еще  не   прошел.
Сопротивляясь  желанию опуститься  на  четвереньки  (и без  него  тут  полно
оборотней), Вадим ходко потрусил между  завалами старого  мусора,  поросшими
жесткой травой. К счастью, перед уходом беглянка не пожалела для себя духов,
будто  и вправду  хотела  наследить,  и  теперь от перегретой земли струился
сладковатый дух,  до  омерзения походивший на  трупный, -  словно  невидимый
коридор, ведущий в преисподнюю.
     "Варкалось, хливкие шорьки..." В смысле, уже смеркалось,  а из развалин
доносились трели чудом выживших сверчков, торопившихся отвести душу, пока не
разразились ночные холода. Иногда, на периферии мысле-облака  Вадим  засекал
шевеление живых душ, чаще  довольно вялое, словно бы высвечивалась еще  одна
берложка  маргиналов,  где  те  подремывали  от  одной случайной  трапезы до
другой.  Собственно, еда и  тепло - единственное, что их  пока заботило. Ну,
иногда  еще  они  совокуплялись,  больше по привычке, а при  особом  везении
накачивались медовухой,  чтобы лучше  спалось. До других им не было  дела, и
другим  было на них плевать,  лишь бы на глаза не попадались. Кому интересны
доживающие? Наверное, даже мясорубы на них  не  зарились: с  тем же эффектом
можно  охотиться на крыс (только не подземельных) или даже  рубить  деревья.
Какой смысл отнимать жизнь, если за нее не цепляются?
     Зато и  Вадиму находиться  здесь было спокойней, он не чувствовал себя,
как под  непрерывным изнуряющим  обстрелом:  плотность населения ниже тут на
порядок,  если  не  на  два, а  в  душах едва  теплятся,  умирая,  последние
страстишки. Уж  из  этих  вряд  ли  проклюнется маньяк, разве  только  очень
припечет. Вот людоеды - куда ни шло. Эдакие морлоки - правда, никчемные, как
элои. Любой посторонний для них - чужак, представитель иной породы, а потому
не  подпадает под  запрет. Если уж цыгане не считают других  за  людей... "А
кушать  хочется всегда".  Эта теплая парочка,  мамаша и сынок,  вполне могли
оказаться первыми  на тернистом пути губернского каннибализма - так сказать,
зачинатели, предвестники новой эры.
     Вадим  и  сам не  понял, что  побудило  его  притормозить  и глянуть  в
затененный угол очередного двора, - если  мысле-облако, то  не вслух, не  на
уровне сознания. А находился там коренастый седой человек, почти неприметный
в сером  дождевике, и  выжидательно смотрел  на Вадима вполне  бодрыми, даже
пылающими глазами. Странно, что Вадим заметил его только сейчас, - странно и
тревожно. Давно он не давал подобных  промашек, и впредь  лучше  бы  так  не
подставляться. Иначе следующая встреча может оказаться последней.
     Незнакомец  не  походил  на маргинала. Был  он  с  обширной лысиной и с
густой  окладистой  бородой  -   будто  для  компенсации.  На  широком  лице
мясистость  сохранял  только  нос.  Вообще,  человек  выглядел  изможденным,
усохшим  до мослов  и  опирался  на  сучковатую  клюку, но был  еще крепок и
подвижен,  точно  паук, а  одет с  необычной для здешних  мест добротностью.
Помянутые  уже  глаза   лучились   энергией,  будто   у   проповедника   или
перестройщика,  губы беспокойно кривились.  Удивительно, но Вадим уже словно
бы с ним встречался  - когда, где? И еще: старик оказался весьма  опрятен, к
тому же почти не пахнул, будто  и сам  обладал  настолько острым нюхом,  что
приходилось  мыться  по  несколько  раз  на  дню,  а  перед  каждым  выходом
облачаться в  стираное. Вот такого выследить будет непросто -  да и  кому он
сдался, если честно? А впрочем, впрочем...
     -  Ты кто  ж будешь:  крепостной или  крутарь?  - заговорил  незнакомец
отрывистым напористым голосом. - Не разберу никак.
     - Я сам не всегда разбираю, - утешил Вадим. - А это важно?
     На минуту зависло молчание, будто его попросту не услышали.
     - Хочешь познать Путь? - внезапно спросил старик.
     Вадим удивился, однако ответил:
     - По-вашему, я его не знаю?
     Кажется, и  вправду  проповедник, решил  он. Последнее  время  подобных
доморощенных пророков, бродящих но пустырям в поисках доверчивой паствы, еще
не  охваченной  другими, развелось  множество. Не  хватало самому заделаться
таким же.
     -  Тогда слушай, - как  в абсурдистском  анекдоте,  продолжил старец  и
направился к  Вадиму, удерживая его на месте сверлящим взглядом.  - Постулат
первый: все мы есть мерзость и гнусность, а потому обращаться с нами  должно
как со скотом. Проникнись этим!
     - Вот и меня так обзывала подружка, - откликнулся Вадим. -  А я, дурак,
не верил!
     Старик надвинулся вплотную и тут обосновался, прочно подпершись клюкой.
"А  ведь неслабое оружие,  -  подумалось  Вадиму, - если умеючи управляться.
Бо-дзюцу, япона мать,  - да еще какое "бо", если звездануть  по черепушке со
всей дури!"
     - Главные наши позывы: жратва да блуд, - снова заговорил проповедник, -
а единственный  действенный стимул  -  страх. Еще мы всегда готовы сбиться в
гурты, стало быть  в  массе - стадо. И потому нами должна  править сила.  Мы
понимаем только свист плетей  или пуль. Прочное здание можно выстроить  лишь
на  жестокости,  как вы  не  поймете? Жесткость  конструкции  и  порождается
жестокостью. Пора это признать, хватит врать себе и другим!
     Вещал он  с таким пылом и такой убежденностью,  каких Вадим  никогда не
чувствовал в себе. И что кроется за  этой страстью: нереализованные амбиции,
тайные пороки, перегруженная совесть?
     - И это ваш второй постулат?  - со скукой спросил Вадим. -  Так  почему
вам не занять очередь: уж столько было призывов расстреливать больше!
     - Юнец, не встревай! - осерчал старец, пристукнув внушительным посохом.
- Имей терпение слушать.
     На "юнца" Вадим усмехнулся,  однако промолчал, дабы не усугублять. "Как
будто я напрашивался на  эту  лекцию! -  подумал  он  безнадежно.  -  А куда
денешься? Все равно же вобьет в голову - если потребуется, то и клюкой".
     - Просто их не напугали еще как следует, - снисходя, пояснил докладчик.
- Чуть-чуть же недодавили! Замараться,  видишь  ли, испугались - послушались
развопившихся чистоплюев. И вот теперь приходится начинать сызнова.
     -  Ничего  себе! - снова не утерпел  Вадим. -  И сколько не хватило для
полного   счастья  -   миллиончика  загубленных   душ,  больше?  Опомнитесь,
почтеннейший!
     Но этим выпадом старец пренебрег, словно  опять не расслышал, и  теперь
завелся  надолго, разогнавшись  по  накатанным  колеям.  Еще  один  зауряд с
поставленной речью и принципами вместо морали,  определил  Вадим со вздохом.
Может,  даже  эрудированный,  хотя не  обязательно.  А  нравственно  то, что
полезно стае,  - истинный  ленинец, "всем ребятам  пример". Среди  политиков
таких полно.
     - Для  начала должна быть четко  заявлена цель: общее благо,  - как раз
поведал  лектор. - Не благо каждого, нет, - общее! И угодны  все методы, кои
этой цели способствуют. - Он разразился каркающим смехом. -  Убий и укради -
если нужно для  дела! Прежние  строители  совершенного общества промахнулись
уже с оценкой материала,  не понимая, что "из дерьма не  вылепишь пулю", тем
более - домище размером в страну. А потому  для цементирования нужны  звери,
только и способные скотинку приструнить. И чем выше этажность,  тем страшнее
потребно зверье. Убийцы, маньяки - подумаешь! На них и построим новый мир.
     "Ну да, "мы наш, мы новый"! - усмехнулся Вадим. - Было уже такое, и для
лучшей  сцепки  тоже набирали самую грязь  -  липкую,  жадную,  завистливую.
Правда, тогда в этом не признавались и садистов называли героями, стукачей -
патриотами.   А   вот  наш  старикан   "с  большевистской  прямотой"   режет
правду-матку, как  ее  понимает, и не  стесняется при этом выглядеть кисло -
достойно уважения, что ни говори".
     -  А что делать с умниками да праведниками? - поинтересовался Вадим.  -
По-вашему, таких не осталось?
     - Вот  они и есть - главная мразь! - снова разъярился старик. - Слышать
не  могу  про  сих  изменников!  Трусливые  продажные словоблуды,  смущающие
нестойких. У них сумятица в  головах, они не признают простых истин -  а кой
прок от сложных, кто клюнет на такие? Ты ему слово, он тебе - пять, да все с
подковырками, с выпендрежем. Ненавижу всезнаек!
     -  Желаете  их извести? - усмехнулся  Вадим.  - К пистолету тянет,  как
Геббельса? Но ведь тогда народ действительно обратится в стадо. Может, этого
вы и добиваетесь: подогнать реалии под свой постулат?
     - Хочу расчистить путь. Довольно нам мешать!
     - А  они не мешают - просто не желают идти со всеми. Но ведь это  вас и
бесит, верно?
     - Не  в них  соль, -  отмахнулся старик.  -  Правых  всегда  больше.  И
наоборот: большинство - право!
     - Больше всегда глупцов. Это пророки - в меньшинстве.
     - Не обольщайся, глупцы здесь все! ("За  единственным исключением, надо
думать",  -  внес  поправку Вадим.) Только одни глупцы трусливые  да слабые,
другие - злобные, а потому сильные. И значит, каждому уготовано свое место!
     Он  из породы людей, которые всегда правы, окончательно решил Вадим. Из
тех, кто готов облагородить собственное дерьмо, как бы оно ни смердело, - но
только собственное!.. Похоже, разговор теряет смысл.
     - Интересно, чем вас впечатлили маньяки? - повернул он в иное русло.  -
Больные ведь люди, к тому ж опасные!
     - И все-таки они  одарены большим. Им добавлен еще один могучий  позыв:
подчинять.  А  кто  жаждет  власти,  подспудно  тяготеет  к покорности.  Они
управляемы, да! И лучше организуются.
     - Еще один "самый организованный и дисциплинированный"? Приехали...
     От  такой  картинки:  сплоченные  в организм  маньяки, поставленные  во
главе, - Вадиму сделалось муторно. Хотя и это уже было... ну, почти.
     - А  почему  не  взглянуть на  вещи  шире?  - снисходительно  предложил
проповедник. - Можно  ведь рассматривать маньяков как архангелов,  насланных
на человечество за грехи, - почему нет?
     - Тогда и тот, кто их натравил, изрядный садюга. По крайней мере, у них
- у каждого! - есть идея.
     - Фикс, - прибавил Вадим.
     - И энергия. Если направить ее в созидательное русло...
     "Пожалуй,  ты  и сам маньяк, -  подумал Вадим.  -  Не дают покоя  лавры
основоположников?  Действительно,  наш-то  был  гениальным  мошенником:  так
задурить  головы нескольким поколениям! И писучие  ж были,  гады. Кто бы  их
вообще читал, если б не заставляли, - ведь тягомотина! Врали бы веселее, что
ли... а впрочем, зачем им?"
     - Зачем  науськивать маньяков, когда существуют Мстители? - спросил он,
словно по наитию. - Вот это работа, следует признать!
     - Ага, ты  уже знаешь про них! - возликовал  старец, всплеснув широкими
рукавами точно крыльями. - Воистину: вот они - грозные вестники Хозяина, кои
нам, слабым и ничтожным, указывают путь!..
     - Хозяин - это, видимо, бог? - уточнил Вадим. - Единый и самодержавный?
     - Вне всякого сомнения!  -  с  воодушевлением поддержал  проповедник. -
Миром  не может править ни вече, ни парламент  -  только один. И  больше  на
троне Он не потерпит никого!
     - А Мстители,  стало быть, его ангелы? Наверно,  еще и не самых высоких
чинов, не архи? - Вадим хмыкнул: Нет бога, кроме Хозяина, а вы - его пророк?
     - Ну, я не мечу столь высоко...
     - Так у вас, что ли, секта? - перебил Вадим.  - И как  же вы  зоветесь:
потрошителями, расчленителями, мясорубами? Или каждый чеканулся на своем?  А
как  вы  разделяетесь  по  ячейкам,  какова  общая  структура, признаете  ли
"демократический  централизм"?..  Это  когда  снизу  рекомендуют,  а  сверху
диктуют,  -  пояснил он  на всякий случай. - Потом  тех, кто  промахнулся  с
рекомендациями,  можно  сократить  до  нуля.  И   какие  достижение  идут  в
отчетность: отрубленные головы, вспоротые животы, оскверненные дети?..
     -  Если потребуется для  дела,  -  подтвердил  зачинатель,  мрачнея  на
глазах. - А жирующим на  тучных  лугах барашкам лучше уразуметь, какой ценой
оплачено  их  благоденствие.  Когда  они осознают собственную мерзость, всем
станет легче.
     - Но  раз вы настолько  презираете  людей,  чего  ж  за  них  радеть? -
удивился  Вадим. -  Или  вам  тоже неймется наследить  в  Истории?  Фараоны,
помнится,  возвеличивали  себя  каменными  грудами  до небес,  а  вот тираны
посвежее, начиная  с Чингисхана,  вместо булыжников  используют в  пирамидах
людей, мертвых или живых. Еще  одной "тысячелетней империи"  захотелось? Так
всем им одно место - на свалке!..
     -  А вот мы  поглядим! запальчиво  возразил старик.  - Думаешь, спроста
развелось вокруг столько хищников? Это наш вид заботится о выживании, теснее
сплачивая особи.  Природа мудра  -  не  то, что  люди. Без страха  не  будет
прогресса,  все обратятся в дегенератов,  в растения, даже о  себе не смогут
заботиться!
     - Так природа или бог? Вы бы определились сначала...
     - И дело не только в  маньяках, - не слушая, вещал пророк.  -  Помнишь,
как полыхнула  народная ярость в ночь Варфоломея? Весь город поднялся  точно
человек и в несколько часов вымел из себя скверну! Пять тысяч покойничков за
один присест - каково!
     - По стране их набралось тысяч тридцать, - прибавил Вадим. - И что?
     - А  то,  что  в  каждом  живет душегуб.  И  когда такое  чудище  вдруг
вздыбится сразу из всех, лучше, чтобы для него уже  подготовили  голову - из
самых  злобных,  вскормленных на крови...  другие не справятся.  Иначе опять
получите свой "бессмысленный и беспощадный" - не хочется небось?
     - Нужна "направляющая сила"?
     - А хоть бы и так!
     - Но ради чего  все? -  допытывался Вадим. -  Что это за благо такое  -
общее? Ну объясните, я ведь пытаюсь понять!..
     -  Ради  людей, -  убежденно ответил  старик.  -  Они  хотели жрать  да
плодиться? Так я им это обеспечу, причем за минимальную цену.
     - И вы уверены,  что их потребности этим  исчерпываются? А если  кто-то
захочет большего?
     - Ради общего приходится жертвовать частным.
     - А что есть благо, станете определять вы? Тоже ведь проходили!
     - Почему -  я? Существует массы. А  они всегда отвергают одиночек, даже
сверходаренных. Все должны подстраиваться под стандарт, иначе...
     "Кто не с нами, тот против"? А с несдавшимися - по известному рецепту?
     Теперь это больше напоминало  диспут, религиозный  или философский. Два
убежденных в своей правоте адепта, сцепившихся намертво, -  не  хватало лишь
публики да почтительно внимающих  учеников. Однако не  слишком ли далеко они
разошлись, чтобы  еще  слышать  друг  друга?  Странно, что  старикан  вообще
реагирует на чужие доводы - может, оттого, что  они созвучны  его сомнениям?
Впрочем, откуда у него сомнение!
     - И вы утверждаете, будто все  эти убийства, насилия, кровь - во благо?
- недоумевал Вадим. - Что на мертвой топи сможет прорасти хоть что-то?
     - Назовем  это удобренной почвой,  - усмехнулся старик. -  Говорят  же,
будто поля сражений самые урожайные. Один урожай предполагает другой,  разве
нет?
     - Ну да,  "кровавая жатва"! - кивнул Вадим. -  А знаете, как называется
поклонение  не любви, но страху? Сатанизмом.  Стало быть, любые проповедники
насилия - сатанистам  родные братья, как бы  себя  ни обзывали:  товарищами,
патриотами, государственниками. Конечно, они прикрываются волей большинства,
но тому-то диктует выстроенная ими же пирамида, на вершине которой властвуют
единицы!..
     -  А вам все  добреньких  подавай,  христосиков  не  хватает? Гуманисты
штопаные, жалелыцики сраные, пацифисты! - Старик  хрипло рассмеялся: -  "Кто
из вас без греха, первым брось в нее камень" - ха! Скажи он  так  сейчас, ее
завалят  булыгами, курган воздвигнут! Или утопят блудницу  в сортире,  залив
похотлище свинцом!..
     "Вот  это,  пожалуй, верно,  -  нехотя  признал  Вадим, ежась  от такой
картинки. - Кто сейчас оглядывается на собственные грехи?"
     -  Как по-вашему,  - сказал он, - почему все  знают  беднягу Христа,  а
всемогущий и деспотичный  Саваоф  -  в тени? Может, потому, что  людям нужен
всемилостивый и сочувствующий бог? А грозных правителей хватает и на Земле.
     - И сказал Господь: "Не мир Я принес вам, но меч!"
     -  А  еще  говорил,  -  подхватил Вадим,  -