Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
ких папок.
- Сколько раз говорил: пиши короче, - остановившись рядом, сказал
Вадим. - Не сваливай все на старших братьев! Сейчас не пришлось бы так
напрягаться.
- Ладно-ладно, умник, - пробурчал Оросьев, морщинистой лапкой прикрывая
наклейку на верхней папке, - поглядим теперь, кто кого поучать станет!
- Избави нас бог от таких учителей! - рассмеялся Вадим без особой
веселости. - Хотя на другое ты и вовсе не годен. С повышеньицем вас! Долго
ты его дожидался, но, кажется, пришел и на вашу улицу праздник будто в
старые добрые лагерные времена. - Вадим еще хмыкнул и добавил: - Знаешь,
Оросьев, у меня ведь всегда ассоциировался с тобой именно гестаповский
мундир - к чему бы, а?
- К усечению языка, - огрызнулся тот. - Болтаешь много!
- А вот с этим придется повременить, - возразил Вадим. - Дослужись
сначала до репрессоров. А ведь хочется, верно?
- Ты куда шел? - угрюмо спросил Оросьев. - Вот и топай! А мне работать
надо.
- Всех нас "на карандаш возьмешь", да? - полюбопытствовал Вадим. - Или
нас уже взял, очередь за другими? Вот, оказывается, куда ты вкладывал душу
или что там у тебя? Уж не засиживайся на службе, "наш паровозик", береги
здоровье. В жизни так много радостей, кроме как напакостить ближнему, -
вдруг тебя еще что увлечет? - Он облокотился на столешницу, наклонясь к
Оросьеву, заговорил доверительно: - Хочешь, по старой памяти, совет? Пока
можешь, не поддавайся зависти совсем, иначе окажешься в таком болоте!..
Думаешь, вампирам живется сладко? Ну, напьются они людской крови - а дальше?
Они ведь даже не живые... Впрочем, для тебя это абстракции, - заключил он, -
стало быть, и совет не впрок.
Распрямившись, Вадим рассеянно кивнул оцепеневшему знакомцу и
направился к выходу, отчего-то уверенный, что при следующем допросе его
будет терзать уже не тот старенький доверчивый режимник, а растущий,
перспективный, "землю рогом роющий" кадр, созвучный новым временам, -
Оросьев. Конечно, если этот допрос состоится.
2. В тени чудовищ
Сразу после обеденного перерыва Вадима позвали к телефону. Очень
удивившись, он подошел.
- И чего сбежал? укорил в трубке веселый звонкий голос. - Эх ты,
медведище!
Вадим напрягся, сделал поправку на изношенную связь и вспомнил. И то -
суток не прошло!
- А что оставалось делать? - ответил он. - Предков твоих дожидаться?
- Ну, виновата, прости! - легко признала Юля. - Не умею пить - моя
беда. Слушай, я заскочу за тобой - в пять, да?
- Ты понимаешь...
- Буду ждать против входа, чао! - И она положила трубку.
"Чао-чао", растерянно повторил Вадим. Можешь теперь мямлить до
посинения - кто тебя услышит?
Изящный "бегунок" поджидал его в условленном месте. Украдкой
оглядевшись, Вадим опустился на переднее кресло, рядом с прелестным
водителем. На этот раз Юля облачилась в ситцевый сарафан на бретельках и
нарядные босоножки, столь же воздушные. На заднем сиденье обнаружился
худощавый юноша с тонким печальным лицом.
- Это Гарик, мой приятель, - представила его Юля. - Точнее, родственник
какой-то там дальний. Похож, верно? - Она рванула машину с места. - Знаешь,
куда тебя везу?
- В "корыто"? - предположил Вадим. - Или на "полигон"?
Гарик содрогнулся, девочка расхохоталась:
- Нет, чуть подальше. Только молчок, ясно?.. Хотя чего это я! Мы ведь
старые конспираторы, верно? - И она подмигнула Вадиму в зеркальце.
"Ну и кретины эти жрецы! - сердито подумал он. - Принимают кого ни
попадя!.. Хотя на эту стрекозу и я бы купился или куплюсь. Или уже. Старым
становлюсь: на молоденьких потянуло".
- А везу я тебя к воображенцам, - продолжала Юля. - Слыхал про таких?
- Это которые задаются? - притворился Вадим. - В смысле - воображалы?
Гарик вспыхнул, как лампочка. Оглянувшись на него, Юля фыркнула:
- Обиделся, смотри!.. Мальчик, а ты при чем? Накарябал пару баек - и
туда ж!
- Юлия, прекрати! - негодуя, потребовал Гарик. - Это совершенно никого
не касается.
Девушка махнула на него рукой и объяснила Вадиму:
- А воображенцы, мил друг, отличаются от прочих патологически развитым
воображением, от коего слова и происходит название. И ладно бы они
воображали только внутри, так они еще норовят других осчастливить - верно,
Гарик? И фантазируют, я тебе скажу, без удержу!
- На какие темы?
- А на всякие - запретные в том числе, если тебя это волнует. Куда
идем, что с нами будет, а чему и не бывать никогда, но почему не поиграть...
Интересно?
- Как тебе сказать... Безумно!
- Вот! Я знала, чем искупить. - Она хихикнула: Гарик, лапуля, не
хмурься так грозно, у нас с ним свои счеты... Подфартило же мне с
родственником!
Юля лихо вывернула из-под надвигающегося грузовика - у Вадима екнуло
сердце. Чуть слышно чертыхнувшись, он пристегнулся ремнем к спинке.
- Встречаются воображенцы раз в месяц, - продолжала Юля как ни в чем не
бывало. - Ну, общаются там, рукописями обмениваются - с-сочинители! Потом
треплют друг друга - да так, что клочья летят... Потеха!
- Как ты вышла на них - через Гарика?
- Проницательный мой! - Юля чмокнула его в ухо, машина вильнула. -
Только не убивай их сразу, любимый, - у них по женской части напряженка,
потому вьются вокруг меня точно мухи. - Запрокинув голову, девушка залилась
беспечным смехом, едва не врезавшись в бордюр. - Вадик, вот ты все знаешь -
отчего, если дама пишет, на нее посмотреть страшно?
- Ну, не на всех, - возразил он. - Далеко не на всех. А потом, ты
путаешь причину со следствием: как рал пишут оттого, что некрасивы. Или
несчастливы. Каждый утверждается как может... Далеко еще?
- Не очень. А что?
- Ну-ка тормозни.
- Зачем еще? - Однако послушалась, круто вильнула к бордюру. Машина
встала, едва не клюнув носом в землю.
- Махнемся, - предложил Вадим. - Ты сегодня не в форме.
- А ты умеешь? Не то кэ-эк гробанемся!..
- Не волнуйся, я свою жизнь ценю. А заодно сохраню ваши.
- Спаситель! Я в тебя сразу поверила. Без лишних церемоний Юля
перебралась через него в соседнее кресло и объявила:
- Нет, вчера я все-таки перебрала!..
- А то не знаю, - проворчал Вадим, пуская машину. - Куда ехать-то?
Против опасений, с управлением справился легко, хотя практиковался
давно и, уж конечно, не на таких конфетках. Без дальнейших приключений они
добрались до места, каковым оказался раскидистый старый дом, давно
брошенный, с заколоченными окнами и осыпающейся штукатуркой. Однако
расположен он был удобно: на пересечении нескольких миграционных маршрутов -
то есть в достаточно людном месте.
- Забавно, - пробормотал Вадим.
- Чего? - сейчас же вскинулась Юля.
- Когда-то здесь помещался Союз Писателей, - объяснил он. ~ Бедные
воображенцы - тень сего монстра преследует их поныне. Или им самим любо
топтаться на трупе врага?
Выбрав местечко поукромней, Вадим притулил там "бегунок". (Хотя уже
знал, что Юлька бросает машину, где попало: а чего жалеть - не свое же?)
Затем все трое сквозь прореху в ограде пробрались к укрытому за кустами
подвальному входу и пыльными темными переходами, подсвечивая себе
фонариками, проникли в сумеречные помещения оставленного здания. А там
промахнуться было бы трудно, так как из распахнутых дверей бывшего актового
зала доносился оживленный гул.
Конечно, Юля первой впорхнула на порог, эффектно помахав сразу всем
тонкой загорелой рукой, - и приветствовали девочку с энтузиазмом. Но когда
за ее спиной вырос Вадим, энтузиазм заметно спал, а от эстрады к нему
протянулось с пяток настороженных, прощупывающих взглядов. Пришлось сначала
пообщаться со здешними заправилами.
Юленька поручилась за новичка со всем пылом непорочной юности,
поклялась, что знает его с рождения (своего, естественно), что он носил ее
на руках и до сих пор носит, хотя реже. В общем, Вадим по себе знал, что
отказать ей трудно, и забавно было наблюдать, как эти неглупые, в общем,
ребята - некоторые уже с брюшком либо с лысиной - распускали перед пигалицей
хвосты. Конечно, Юльке это нравилось, но под прикрытием Вадимовых массивов
ей наверняка было спокойнее - может, затем его сюда и позвали. Зато
остальных его присутствие устраивало меньше, и Вадима всего искололи
недовольными взглядами. Однако прямых наездов не случилось: грубая сила
котировалась в любой компании, даже высоколобой.
А публика в зале собралась пестрая, как по виду, так и по занятиям.
Профессиональных сочинителей не наблюдалось (и что им тут делать?), зато
прочие слои были представлены неплохо. Конечно, больше присутствовало спецов
самых разных профессий, но хватало и трудяг. Даже парочка блюстителей
забрела, что вовсе странно. Впрочем, различать воображенцев по кастам
оказалось не просто. Кастовые признаки в них едва проступали, словно сюда
попадали только бракованные экземпляры. Как будто здесь подвернулась одна из
отмелей, огибаемая потоком, на которую тот сбрасывал случайный мусор и
накопившуюся пену. Даже в нарядах или прическах воображенцы позволяли себе
лишнее, словно щеголяя друг перед другом свободомыслием, - не говоря о
поведении. Пожалуй, они вполне могли бы выделиться в особую касту, дай им
волю. Однако воли воображенцам как раз не давали, а наоборот, всяко
подавляли. И кое-кого из них это даже устраивало. Еще неизвестно, как
повернутся дела, когда "таланты и поклонники" наконец встретятся лицом к
лицу, - многие ли будут востребованы? И на кого обижаться тогда?
Зато у воображенцев уже появились свои, пока не канонизированные,
мученики. К примеру, одного из них, нервного позерствующего субъекта,
куда-то там вызывали и о чем-то таком спрашивали. Вадим так и не понял, в
чем, собственно, заключался героизм субъекта, однако гордился тот до сих
пор, словно прошел через эшафот или, по меньшей мере, пытки.
Двух-трех воображенцев Вадим помнил еще по студии при тогдашнем СП, а с
одним, Тигрием Низинцевым, был знаком довольно неплохо, в прежние времена
натыкаясь на него почти на всех литературных тусовках, где бы они ни
собирались, либо в гостях у приятелей-литераторов - Тигрий обладал почти
сверхъестественной вездесущностью и, казалось, мог пребывать в нескольких
местах сразу. Не виделись они с самого Отделения, и теперь Низинцев еще
полысел и располнел, вполне реализовав задатки, подаваемые смолоду. Вообще
же в последние годы Вадим от этой публики отдалился, и потому, наверно,
Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже не попытавшись, как раньше,
обменяться новостями.
- Прошу внимания! - наконец произнес председатель, крупный флегматичный
парень с русой шевелюрой, и гул стал стихать. - Все, наговорились?.. Тогда
начинаем. - Он помолчал, задумчиво озирая рассаживающихся семинаристов.
Сложением и повадками председатель до изумления походил на системщика Гогу,
только здешнего, славянского разлива. - Итак, все здесь... или почти все, -
он задержал взгляд на Вадиме, - обладают качеством, предосудительным в нашем
обществе, то есть фантазией. У кого больше, у кого меньше не суть важно. К
сожалению, в широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства.
Подавляющее большинство уже не способно заглядывать в будущее дальше
нескольких дней, а многие и вовсе живут сегодняшним. Положение
катастрофическое, без преувеличения, и главная беда, что именно однодневки
устраивают режим более других, а потому получают максимальное
благоприятствование Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть
предержащих пока не хватает фантазии осознать, что одно из главных
препятствий на пути к абсолюту - как раз фантазеры. И на этом противоречии,
собственно говоря, мы паразитируем. Но если кто-то подскажет им и убедит?
Наша группа существует не первый год, и пока мы больше играли в конспирацию,
а немногие синяки, кои нам перепадали, - председатель кольнул "мученика"
насмешливым взглядом, - если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы
очень мило проводили здесь время, мило общались, всячески имитировали
деятельность - а что на выходе? Мы создали закрытый от прочего мира клуб, и
что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя, казалось бы, кому как не
нам понимать, куда это ведет?
Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены,
однако не слишком многие, - и добавил обыденно:
- Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений?
- Минуточку! - подскочил с места субъект-мученик. - Сперва хотелось бы
кое-что выяснить. - Он повернулся и уперся взглядом в Вадима: - Вот вы,
собственно, кто? Да-да, вы!
"Псих!" - явственно буркнула Юля и показала субъекту язык. Для
уверенности Вадим оглянулся, но вперились именно в него. Указующего перста
не хватало.
- Собственно, я? - переспросил он, ощущая себя неуютно в перекрестии
многих взглядов.
- Ну да! Кто вы? Почему здесь? - Нехотя Вадим поднялся, огляделся. Все,
включая председателя, молча смотрели на него, ожидая ответа. Похоже, здесь
не принято игнорировать вопросы, даже бестактные.
- Я предсказатель, - заявил Вадим не без вызова.
- Простите, кто?
- Предсказатель - либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции,
прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий.
- Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются...
- У меня альтернативные модели. На все случаи.
Субъект озадаченно подергал себя за ухо и сказал:
- Предположим, что вы не врете. Но ведь вы не записываете свои
предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это ведь не
сочинительство!
- Зато я сочиняю песни.
- Господи! - испуганно вскричал субъект. - А это при чем?
- Я могу их спеть, - объяснил Вадим, - если снабдите инструментом. Или,
по-вашему, сочинять музыку проще?
Окончательно запутавшись, субъект сник. Такого он явно не ожидал. Как и
сам Вадим, вдруг обнаруживший в себе странное: ему понравилось выступать,
понравилось обращать на себя внимание. Откуда это у него - теперь?
Однако сдерживаться не стал.
- Хорошо, согласен, - продолжал он, - это не вполне то же самое, хотя
общего немало. Но сейчас я хотел бы привлечь ваше внимание к основной своей
специальности - электронике. Последнее время я работаю над проблемой,
близкой всем вам: каким образом задействовать ресурсы подсознания, чтобы
стимулировать воображение.
- А собственно, где вы работаете? - спросил кто-то из задних рядов.
Обернувшись, Вадим нашел его глазами и на всякий случай запомнил.
- Эта тема не обсуждается, - ответил он. - Взамен готов сообщить еще
кое-что. - Вадим улыбнулся сочувственно. - Отныне вам будет разрешен выход
на публику. - В зале зашевелились, задвигали стульями. - Не пугайтесь, я не
официальный уполномоченный, просто имею знакомых на Студии. Так вот, в
верхах пришли к заключению, что немножко безобидных фантазий публике не
повредит. Стало быть, у вас появляется альтернатива - сами понимаете какая.
Засим благодарю за внимание. - Вадим слегка поклонился и сел, чувствуя себя
уже выжатым, как лимон. "Ну и перепады! поежился он. К чему бы? Все-таки
что-то грядет"
Воображенцы снова задвигались, загалдели. Выждав пару минут,
председатель коротко постучал по столу, оборвав шум.
- Сообщение обсудим позже, - объявил он, - а сейчас приступаем к
обсуждению. Коллега, прошу!
Из толпы выбрался и уселся на виду упитанный рослый бородач,
смахивающий на басмача из исторической ленты. Однако сейчас он улыбался
благостно, точно Будда, а его пухлые розовые щеки круглились, словно яблоки.
И началось! Действительно, тут не щадили: раскатывали по бревнышку,
разбирали до винтиков. Чтобы подставиться под такой обстрел, надо быть
смельчаком или мазохистом. Либо садистом (что, как известно, оборотная
сторона) и терпеть нынешние пытки, надеясь вернуть сторицей.
Однако бородач, судя по всему, был старым семинарским бойцом, и все
наскоки отбивал с завидной выдержкой, не теряя внешнего благодушия, зато
весьма едко. Своим обидчикам он оказался явно не по зубам - тем более что
старались-то больше молодые: видимо, по известному методу Моськи. "Басмач"
отвечал всем с одинаковым миролюбием, не прекращая улыбаться, только на
некоторых смотрел слишком уж пристально, будто запоминая. Можно было не
сомневаться, что с этими он еще посчитается, причем от души. Отольются
моськам слоновьи слезы.
Но самое интересное развернулось после всех этих свар, когда к трибуне
прорвался "субъект" с заявленным докладом и принялся, как ни странно,
излагать достаточно здраво выстроенную теорийку, к тому же перекликавшуюся с
последними исканиями Вадима.
- Да, - убежденно говорил он, - мы именно творцы! Можете считать это
определением, а не самовосхвалением. Сейчас в интеллигентских кругах снова
входит в моду православие - или же мусульманство, в зависимости от корней.
Причем, что забавно, каждая из религий утверждает единобожие и отрицает
прочие - чистой воды формализм! Почему не проявить немножко терпимости и не
признать свою конфессию лишь одной из многих моделей мироздания, более или
менее удачных? И не сравнить ее с другими, и не выбрать отовсюду лучшее?
- Потому что тогда они перестанут быть верующими, - с улыбкой ответил
председатель.
- Подумаешь - откровение! фыркнул "басмач". - Уж столько десятилетий
талдычат об единой религии.
- Но я-то толкую о модели, возразил субъект. - О научной концепции,
если хотите, где нет места домыслам, где все посылы подтверждаются фактами.
- Ага, щас, - сказал бородач и прорычал: - "Чуда нам, чуда!"
- Смотря что считать чудом. Некоторые отступления от обыденности а
почему нет? Вообразите реальность как пограничную полосу между, условно
говоря, Светом и Тьмой (или же Небесами и Преисподней), а наши сознания -
как воплощения этих изначальных стихий, использующие тела в качестве
глубоководных скафандров, без которых здесь не выжить.
С усмешкой Юля покосилась на Вадима, а тот лишь покачал головой:
действительно, идеи носятся в воздухе.
- Стало быть, наш мир можно наречь Вечером? - сострил кто-то из зала. -
А для тех есть еще вариант: Крыша и Подвал... или Подземелье.
- Или Хаос и Порядок, - неожиданно вставил Вадим.
- Так что же первично, Игорек? - вопросил бородач. - идеалист хренов!..
- Изыди, сатана, - отмахнулся тот. - Так вот, сознание (или, если
хотите, душа) может быть как мелким, так и глубоким - в зависимости от
степени приближения к потусторонним стихиям. Соответственно, и человек
меняется от полуживотного до творца, может - до мага. Конечно, чтобы
предельно сблизиться со стихиями, то есть "вдохновиться", сознание надо
должным образом настроить - вот для чего нужны медитации, заклинания,
снадобья...
- Все-таки что есть магия? Черт возьми, душа просит чудес!
- Чудеса происходят, когда сознание касается сразу Света и Тьмы, как бы
замыкая одно на другое, и тогда через него протекает столько Силы!.. А до
тех пор наши фантазии остаются внутри нас либо переносятся на бумагу с
большей или меньшей адекватностью.
Похоже, он говор