Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
пока, - воспользовался паузой Зубатый. - Я
пришел по другому поводу.
- По какому? - испугался Туговитов.
- Вы говорили о девушке... Которая приходила с Сашей. хозяина будто
гора с плеч свалилась.
- Лизочка! Мы сейчас позвоним!
Пока он бегал к телефону, Леша накрыл стол, по-хозяйски убрав с него
обрезки багета, мусор и инструменты. Зубатого подмывало самому найти
портрет, взгляд притягивали шпалеры холстов у стены, однако суеверный страх
Туговитова оказался заразительным, душа протестовала, а кисти рук холодели,
и он сидел на скамейке, незаметно массируя и разогревая их.
Туговитов вошел сияющий, но на пороге вдруг снова сник и обеспокоился.
- Лизочка сейчас приедет. Она такая нежная!.. И сама водит машину,
недавно купила...ел на табуретку, умолк, ковыряя краску из бороды, и глаза
остекленели. Обычно компанейский, гостеприимный, он замкнулся, не предлагал
выпить, закусить, и накрытый стол напоминал натуру, приготовленную для
натюрморта. В мастерской было холодно, изо рта от дыхания шел парок, от
долгого сиденья начинала зябнуть спина. Зубатый накинул на плечи пальто и
встал, растирая немеющие руки, но художник расценил это по-своему,
спохватился, всплеснул руками.
- Старый черт! Такие гости!.. Анатолий Алексеевич, не согреться ли нам?
По рюмочке?..
- Пожалуй, да, - отвлеченно сказал Зубатый.уговитов стал откупоривать
бутылку, и в это время кто-то тихо вошел, пустив по мастерской легкий
сквозняк.
- Вот и наша Лизочка! - воскликнул он и снова увял. - Проходи, а шубку
не снимай, у меня холодно...убатый оглянулся. Слушая Туговитова, он
непроизвольно нарисовал образ юного, нежного создания, эдакой Джульетты, но
у двери оказалась взрослая женщина лет за двадцать пять, высокая,
большеглазая, но смотрящая вприщур, будто в прицел. И голос оказался низким,
сильным, словно у оперной певицы.
- Здравствуйте, - с хорошей дикцией проговорила она.
- Познакомься, Лизочка, - засуетился Туговитов. - Это Сашин папа,
Анатолий Алексеевич... Лиза, у меня в мастерской случилось чудо!..сли эта
женщина была девушкой Саши, то представить его рядом с ней было невозможно.
Не потому ли скрывал сердечные дела и даже с матерью не делился?
И еще: на похоронах ее не было! Зубатый никого там специально не
рассматривал, но все время простоял у гроба и видел всех, кто подходил
прощаться - такая бы яркая женщина обязательно бросилась в глаза...
- Очень приятно, - прозвучало сопрано, и черная рука в перчатке
оказалась перед Зубатым. - Примите мои соболезнования.н не стал ни пожимать
этой руки, ни тем более, целовать, поправил пальто на плечах.
- Спасибо...
- Я вас оставлю, - заспешил Туговитов. - На десять минут. Нужно
принести цветы! Это последние осенние цветы, буду писать натюрморт...еша
тоже предупредительно вышел вслед за ним. А девица выждала, когда стихнут их
шаги в коридоре, расстегнула шубку, бросила на стол перчатки и закурила,
ожидая вопросов: вероятно, художник предупредил, что Сашин папа хочет
поговорить конфиденциально. У Зубатого было что спросить, однако с первого
мгновения он ощутил проникающую радиацию лжи, исходящую от этой женщины, и
сразу определил: правды не скажет никогда.
- А вы такой мужчина, - оценивающе сказала она и улыбнулась, показывая
зубки. - И совсем не грозный, а даже очень обаятельный...тот развязный тон и
привычки уличной проститутки мгновенно взбесили его, было желание уйти
отсюда, но это бы выглядело, по крайней мере, смешно.
- Я слушаю вас, - холодно проговорил Зубатый. - Вы что-то хотели
сообщить?
Она ничуть не смутилась, разве что подобрала растянутые губки и стала
озвучивать другой текст, уже нормальным голосом.
- Да, хотела, и приходила к вам трижды. Но вы отказывались принять
меня. В последний раз не далее, чем три дня назад. Я вынуждена была
попросить Туговитова, чтобы он нас свел таким образом.
- Зачем?
- Мне показалось, вы собирались спросить о Саше. Я знаю, у него с отцом
были трудные отношения, о чем он жалел. Но мне кажется, он уважал вас и
всегда стеснялся положения семьи. Это очень сложное состояние души...
- Слушайте! - он не мог подыскать слова, чтоб как-то ее назвать. -
Откуда вы знаете Сашу?
- Мы вместе занимаемся в студии. Занимались... Работали в паре на
уроках актерского мастерства, и вообще...
- Что вообще?на снова выставила свои голливудские зубы, но уже с видом
легкого оскала.
- Вам хочется узнать, почему Саша покончил с собой?.. Пожалуйста, я
скажу. Вы постоянно давили на него! Давили положением, авторитетом, властью,
одним своим существованием. Все вокруг знали, чей он сын, и относились к
нему соответственно, а это унижало Сашу. Он нигде и никогда не мог быть
самим собой, потому что вы шли за спиной, как асфальтовый каток. А он был
ранимым, беззащитным и очень тщеславным. В хорошем смысле... Он не мог
состояться, как личность, в тени вашей фигуры!
Зубатый еще не слышал такой версии и не ожидал ее услышать из уст этой
девицы: слова и обороты звучали слишком фальшиво. Она пересказывала чужой,
выученный и еще сценически не прожитый текст.
- Скажите, у вас есть ребенок? - внезапно спросил он.удущая актриса
почему-то засмеялась.
- Ну, откуда же у меня ребенок?
- Когда будет - берегите его, - посоветовал Зубатый.
Мозгов у нее было чуть-чуть, как у большинства молодых актрис, поэтому
она ничего не поняла.
- Дети - это прекрасно! - она чего-то испугалась и сделала брови
домиком. - Но я с детства мечтала стать актрисой, четыре раза поступала и
мне не везло. Потому что некому было заступиться, помочь. Я воспитывалась в
детском доме... Прочитала объявление и приехала к вам в студию, встретила
Сашу, который увидел меня, оценил и помог. Он поговорил с Екатериной
Викторовной, с вашей женой, и меня приняли. Я ему так благодарна. Была... И
наконец-то меня заметили в нашей драме! Для меня взяли "Бесприданницу"
Островского! Буду играть роль Ларисы.убатый продел руки в рукава, взял
кепку.
- Поздравляю, - бросил с порога. - Вы очень похожи на бесприданницу.
- Погодите, Анатолий Алексеевич, - вдруг заговорила она со слезой в
голосе. - Я не сказала самого главного!.. Мы с Сашей!.. В общем, я
беременна. И ношу под сердцем вашего внука. Или внучку. А мне негде жить! Я
не сирота, но мои родители... лишены родительских прав. Родных нет... И
теперь, когда нет Саши, мне помочь некому!
Играла она правильно, классически, по системе Станиславского, но
Зубатый прожил всю жизнь с женой-режиссером, отсмотрел несколько сотен
прогонов, генеральных репетиций и премьер, отлично чувствовал фальшь и
слышал откровенную ложь.
- Вам нужно учиться актерскому мастерству, - сказал он с порога. - Пока
что не верю!еша Примак возбужденно расхаживал по коридору, однако сразу
ничего не сказал, сробел или опасался чужих ушей, и лишь в машине, когда
отъехали от мастерских, вдруг стыдливо проговорил:
- Эту женщину я видел в штабе.
- В каком штабе?
- У Крюкова. Она будто бы подписи собирала, листовки клеила, но чем
конкретно занималась, неизвестно. Потому что скоро увидел ее с Крюковым в
БМВ, под светофором стояли. Может, просто подвозил, а может и...
- Ты ничего не перепутал, Леша? - осторожно спросил Зубатый.
- Ее нельзя перепутать, очень уж приметная. Конечно, студенты
подрабатывали в избирательную компанию. Но не столько, чтобы купить
подержанную иномарку. Она купила...
- Что ты делал в штабе Крюкова?
- Хамзат Рамазанович в разведку посылал, как самого молодого.
Посмотреть, какой народ там крутится...
- Кто его просил? Что за глупости?
- Этого я не знаю... А недели за две до этого она с Сашей приходила к
вам.
- Куда - к нам?
- Домой. Я как раз дежурил...
- Почему сразу не доложил?
- Я обещал Саше не говорить. Он попросил меня об этом. Простите. А
потом было поздно...
- Ну что же, домой и поедем...атя металась по передней в верхней
одежде, на полу стоял чемодан - приготовилась ехать в Финляндию.
Набросилась, едва Зубатый переступил порог.
- Ты сделал визу?!
- Завтра к вечеру будет, - он снял пальто.
- Завтра?! К вечеру?! Ты с ума сошел!! - она стала выпихивать его. -
Иди! И принеси визу! Я должна ехать к нашей дочери! Она спит, понимаешь! Я
консультировалась, это может быть летаргический сон!
- Не говори глупостей! - рыкнул он. - И прекрати паниковать! Все! Будет
виза - поедешь.
- Ты бездушный и бессердечный! Тебе все равно, что случилось с сыном! И
все равно, что с дочерью!..
Она подломилась, села на чемодан, стащив с головы шляпу. Он знал: после
всплеска эмоций начнется угнетенное состояние и молчаливые слезы на
несколько дней, чего допускать нельзя.
- Прости меня, - повинился Зубатый. - Давай не будем злиться друг на
друга. Вокруг нас и так много зла...атя вроде бы приняла раскаяние, вытерла
слезы и спросила тихо:
- Как там папа? Я даже не спросила... них были очень хорошие отношения
с отцом, однако сейчас замордованный работой, хозяйством свекор даже не
спросил о снохе.
- Нормально, поклон передавал...
- Я так по нему соскучилась! Если бы ты унаследовал все хорошие черты
своего отца...
- Такой уж уродился, извини. Я же принимаю тебя, какая ты есть.
- Это ты о чем?
- У тебя в студии учится женщина по имени Лиза, из Тулы. Высокая,
глазастая, на иномарке катается...
- Ну и что? - задиристо спросила жена. - Лиза Кукшинская очень
талантливая девушка! И что? Что?!
Отбор студентов вела специально созданная конкурсная комиссия, однако
все прослушивания, экзамены и собеседования проходили формально и учиться в
студии стали дети культурной элиты - те, на кого Катя указала пальчиком. По
крайней мере, так доносили доброжелатели. Как попала туда иногородняя и
великовозрастная девица, было неясно.
- Ты знала, что они с Сашей... Что их связывало?
- На что ты намекаешь?
- Она заявила сегодня, что беременна.
Катя заломила руки.
- Говорила же ей! Зачем? Зачем?!.. Все испортила!
- Хочешь сказать, это правда?
- Представь себе, да! Бедная девочка не смогла пойти на похороны. Ее
так рвало!..
- Не надо мне врать! - не выдержал Зубатый. - Я что, беременных не
видел?
- Боже, какой ты самоуверенный...н не нашел слов, махнул рукой и
побежал по лестнице.
- Ты бы лучше нашел старуху! - вслед крикнула Катя. - Ты обещал найти!
И спросить, что будет с нашей дочерью!н направился к себе в кабинет, но
вернулся, хотел добавить что-то еще, однако увидел несчастную, убитую горем
жену и лишь проворчал:
- Пора собирать вещи, освобождать помещение. В течение недели мы должны
съехать отсюда.
Катя пришла через минуту уже без всяких следов слез и отчаяния. Когда
надо, она умела быстро приходить в себя, стремительно переключать свое
состояние на прямо противоположное - все зависело от поставленной ею перед
самой собой сценической задачи и настроения. Когда-то Зубатому это даже
нравилось, поскольку вносило в рутинную семейную жизнь разнообразие и
непредсказуемость, но бежало время, росли дети, запас средств и приемов
тощал, шло постоянное повторение, и некогда блестящие сценки превращались в
проявления капризного, изменчивого характера.
Он знал: избаловать умную женщину невозможно ничем и потому не
скупился, не мелочился и особенно не оглядывался назад, давая Кате
возможность реализоваться, ибо отчетливо понимал, что губернаторство не
вечно, и рано или поздно придет время, когда резко усекутся возможности,
количество друзей и просто угодников. Она тоже прекрасно знала об этом и
торопилась ковать железо - рискнула и поставила на площадке филармонии
музыкальное шоу в стиле русского ретро и, вдохновленная успехом, решилась на
постановку "Князя Игоря" в оперном театре. Провала не было, но и шедевра не
получилось - так, костюмированное, балаганное действо.ервый опасный знак
того, что Катя утратила чувство реальности, проявился в неприятии критики:
Зубатый мог говорить и говорил все, что думает относительно любой ее
постановки, а тут столкнулся с резким отрицанием всякого слова против, и
впервые за многие годы случился семейный скандал.казывается, женский ум,
даже относительно высокого уровня, не имеет стойкого, врожденного иммунитета
против обвальной лести и угодничества, ибо женская душа чиста, открыта для
веры и потому, говорят, любит ушами.
- Что ты хотел сказать? - невозмутимо спросила Катя, будто минуту назад
не тряслась в истерике. - Ты выгоняешь меня из дома? Почему я должна
собирать вещи?
- Потому что это казенный дом и надо освободить его для нового
губернатора, - пробурчал Зубатый, доставая из старинного шкафчика коньяк. -
Ты же помнишь об этом.
- Здесь будет жить Крюков?
- Будет. Согласно закону области.
- Я не уйду отсюда. Никуда не уйду! Здесь все связано с памятью о Саше.
И меня никто не выгонит!
- Выселят через суд, со скандалом и треском.
- И ты ничего не сделаешь?
- Не сделаю.
- Зубатый, я тебя ненавижу!
- От ненависти до любви один шаг...
- И пожалуйста, в моем присутствии никогда не говори плохо о Лизе
Кукшинской, - вдруг потребовала жена. - Она единственная одаренная девушка в
студии. И это первым заметил Саша. Мне это дорого, понимаешь? Даже если я
больше не выйду на работу... Даже если с тобой разойдусь, Лизу все равно не
оставлю. Пусть рожает, буду тянуть, пока жива. Да, буду! Саша завещал ее
мне, вручил ее судьбу. И судьбу своего ребенка... Она достойна любви и
заботы, ты просто не знаешь Лизу...
- Потому что слышу о ней впервые!
- А сам виноват! Никогда не интересовался моей жизнью, жизнью наших
детей.то было давнее и стандартное обвинение, на которое Зубатый уже не
реагировал.
- Как ты думаешь, откуда у этой детдомовской девицы, у этой бедной Лизы
такие наряды, автомобиль? - миролюбиво спросил он.
- Она самостоятельный человек, днем подрабатывает в детских садах,
вечерами играет в массовках, а ночами моет полы в театре. И это на пятом
месяце беременности!.. Потому что думает о будущем. А потом, она должна
выглядеть, что очень важно для актрисы!
- Напряженный рабочий день... А сколько стоит подержанная иномарка,
знаешь?
- Знать не хочу.
- И правильно, лучше не знать и не разочаровываться.
- Анатолий, ты не имеешь права осуждать ее! Никому не позволю делать
это ради памяти Саши!
Она хлопнула дверью, поставив тем самым банальную, но выразительную
сценическую точку. Зубатый выпил рюмку коньяка, посидел немного, глядя в
одну точку и ощутил легкий толчок сонливости, хотя шел лишь девятый час
вечера. Кажется, и у него начинают срабатывать предохранители: повалиться бы
сейчас на диван и уснуть недели на две...отовый телефон остался в кармане
пиджака, в шкафу, поэтому он не сразу понял, откуда доносится тихий,
журчащий звук, и пока доставал трубку, звонить перестали. Однако через
несколько минут трубка заверещала снова, и Зубатый услышал незнакомый
мужской голос.
- Анатолий Алексеевич, простите за поздний звонок, но нам необходимо
встретиться.
- Кто говорит? - спросил он.
- Не хотел бы называть имени по телефону. - отозвался незнакомец. -
Могу сказать одно: ваш номер мобильного получил от Снегурки около часа
назад.
Это звучало, как пароль.
- Почему сама не позвонила?
- Возможно, еще позвонит. Сейчас она на вечерней службе.
Встретиться договорились через сорок минут на дальней и малолюдной
Сенной улице, и потому Зубатый сразу же вызвал машину. Уже на пороге из
глубин дома возникла Катя и отыграла испуг, боль и безысходное одиночество.
- Ты куда? Не отпущу! Мне так страшно одной! Сейчас буду звонить Маше,
а вдруг она не проснулась? Я умру!
- Скоро буду, - как всегда обронил он.
- У тебя нет сердца. У тебя!.. нет!.. сердца!
Она была хорошей ученицей Ал. Михайлова, умела забивать гвозди в
сознание зрителя: всю дорогу последние слова Кати звучали в ушах и хотелось
вернуться, утешить ее, взять на руки, пожалеть, как маленького, плачущего и
уже - чужого ребенка.
На Сенной возле аптеки маячила одинокая фигура мужчины, который увидев
джип, оживился - знал машину губернатора. Прежде чем забраться в салон,
незнакомец встал перед распахнутой дверцей и представился:
- Кремнин, Сергей Витальевич, врач-психиатр. Простите, что так
поздно...
- Ничего, садитесь.
Внешне он напоминал поэта-декадента двадцатых годов: потрепанный, мятый
плащ, длинный шарф, намотанный в несколько оборотов, шляпа с обвисшими
полями, длинные волосы и тяжеловатые, малоподвижные глаза на бледном, без
возраста, лице.
- Откуда вы знаете Морозову?
- Иногда встречаемся в храме...
- Понятно. Чем обязан?
- Со слов Зои Павловны мне известно, что вас интересует один наш
пациент, - заговорил он, будто милицейский протокол писал. - К сожалению,
его подлинную фамилию установить не удалось, впрочем, как и другие данные.
Мы проверяем всех безымянных больных, которые к нам попадают. Через МВД и
службу розыска устанавливаем личность, чтобы отыскать родственников.
Душевнобольные часто уходят из дома, особенно в сумеречном состоянии. Или
теряют память, а их долго разыскивают... Понимаете, да? Но в данном случае
ничего не вышло. Старца никто никогда не искал, и он, собственно, не
терялся, а возник в нашем городе неизвестно откуда...
- Сам он как-то себя называл? - перебил Зубатый.ремнин засмущался,
дернул плечами.
- Мы вынуждены относиться к заявлениям пациентов соответственно. Сейчас
чаще всего к нам попадают Сталины, Горбачевы, Ельцины или их побочные дети.
Наполенов совсем не стало...
- Сергей Витальевич, а кто был старец?
- Назвался вашим прадедом...
- Это я слышал, а фамилия?
- Зубатый, Василий Федорович... Но это нельзя принимать на веру!
- Почему? - спросил Зубатый, мысленно повторяя услышанное имя и как бы
прислушиваясь к его звучанию.
- Ну, у нас есть своеобразный способ определения, методика, - замялся
Кремнин. - Если человек называет имя и фамилию, но не в состоянии рассказать
свою историю, объяснить происхождение, вспомнить родителей, год и место
своего рождения... Чаще всего такое имя оказывается вымышленным. Они ведь
живут в особом мире фантазий, грез, видений...
- И что, старец ничего этого рассказать не смог?
- Не смог или не захотел, - задумчиво проговорил врач.
- Но моего деда действительно звали Николай Васильевич Зубатый!
- Да, я знаю. И в сорок втором его убили под Ленинградом, когда вашему
отцу было семь лет.
- А это откуда вам известно? - искренне изумился Зубатый.
- Извините, но я серьезно занимался этим вопросом, наводил справки, -
смущенно объяснил врач. - И родом ваш дед из беспризорников, верно? Поэтому
когда записывали, мог напутать. Известно точно, что ваш дед Николай
Васильевич не знал места рождения, и ему в соответствующей графе записали
адрес детской колонии - Соринская Пустынь. Так часто делали. Но даже если он
правильно назвал имя, беда в том, что о вашем прадеде в архивах никаких
сведений н