ой  и ничего вокруг не
замечает, но  ведь  когда-нибудь  наступит прозрение,  ей  станет  горько  и
одиноко.
     - Ты  стала  совсем взрослая...  Поезжай к  маме.  Ну или в квартиру на
Химкомбинат.
     - А ты в Соринскую Пустынь?
     - До весны буду там. Потом не знаю... Не хочу загадывать.
     Она  долго  молчала, прикрыв  огромные глаза,  возможно,  прикидывалась
спящей. Потом, уже на подлете к Москве, вдруг обернулась к нему  и сказала с
детским всхипывающим вздохом, словно все это время плакала:
     -  Поэтому  Санька и прыгнул...  Зубатый смотрел вопросительно, ждал  -
Маша не спешила.
     - Жить стало невыносимо. Везде, всюду. А  он это так остро переживал!..
Такое   ощущение,  что-то  незримо  изменилось  в  мире.  Будто  земная  ось
искривилась. На первый взгляд, ничего не  видно, но привычные вещи незаметно
сдвигаются со  своего  места. Мы  обнаруживаем  лишь невыцветшие квадраты на
обоях  и пустые гвоздики, на которых когда-то висели картины бывшего мира. А
еще  качаются  неподвижные  лампочки  над  головой,  под  ногами  образуются
трещины,  которых мы не видим, переступаем и проваливаемся. Мы не чувствуем,
как  все вокруг трясется, вибрирует - полный дисбаланс. И веет  холодом, как
во время оледенения. Что происходит, папа?
     - Боги  спят,  - сказал он коротко.на  восприняла это спокойно, а может
быть, на ее иссохшем лице уже не видно было ярких чувств.
     - А кто же правит миром, когда они спят?
     * * *
     Пограничник  в  аэропорту взял его  паспорт, как обычно профессионально
взглянул в лицо, сверяя с фотографией, и должен был бы поставить отметку, но
еще раз поднял глаза и посмотрел внимательнее.
     - Что? - спросил Зубатый
     - Нет, все в порядке, пожалуйста!
     Этот повторный взгляд сразу же насторожил, поэтому он взял Машу за руку
и  не отпускал, пока не  вышли за турникет в пустынный VIP-зал.  И только он
перевел дух, как боковым зрением увидел, что  к нему приближаются, а точнее,
надвигаются  две мужских  фигуры.  Зубатый резко  обернулся  и  инстинктивно
толкнул  Машу  за  спину.  И  в  следующий  миг узнал  одного  из  мужчин  -
полномочный представитель  президента,  совсем  недавно снявший генеральские
погоны.  Встречались они всего один раз перед выборной гонкой,  когда  вновь
назначенный представитель  ездил по  областям  знакомиться с  губернаторами.
Впечатление  он  оставил однозначное -  приехал генерал. Он еще  не  сбросил
шкуру всезнающего  и  всемогущего отца-командира, о  всем судил  легко, всем
определял задачи,  любил  проверять  порядок  всюду,  вплоть до  туалетов По
стойке "смирно" хоть  и не ставил,  но в кабинет вваливался, стул пододвигал
ногой, шляпу бросал, как  фуражку, чуть ли  не  под нос, и любил,  когда его
называют генералом.
     Он не  поздоровался и не удостоил  Машу даже взглядом, и стало понятно,
что  встреча  ничего  хорошего  не  принесет.  Все  внимание  генерала  было
сосредоточено  на одной  сверхзадаче, хотя он еще старался  шутить.  Правда,
юмор у него был свирепый, оставшийся от Советской армии:
     -  Что?  Хотел  скрыться от  нас за рубежом? Ха-ха!..  Ищем его по всей
стране, а он к финнам ушел, как Ленин!
     -  Здравия  желаю!  -  Зубатый  ухмыльнулся.  -  Не  ожидал  встречи  с
оркестром. Ну, уважили! Маш, посмотри? Ты видела живых генералов?
     Ему что-то не понравилось.
     - Ладно, хватит придуриваться. Пошли в машину.
     - Спасибо, у меня тут своя на стоянке.
     - Особый разговор к тебе есть.
     - Говорите здесь.
     - Я буду говорить там, где мне надо! - рыкнул он.
     - А я там, где хочу.
     -  Ты чего это, Зубатый?  -  глаза  у генерала  были  немного навыкате,
отчего вид был вечно удивленный. - Сказал, в  машину! Я его ищу тут по всему
земному шару, службы подключил!.. Что встал? Двигай!
     Маша  таращилась  на него и сама тихонько уползала  за спину  -  видно,
все-таки  отвыкла от реальностей  мира  на своем лживо-благонравном  Западе.
Если бы ее тут  не  было, он  бы  сразу загасил хамство,  но она  никогда не
слышала  от  отца  грубых  слов, поэтому  Зубатый  поманил  рукой  генерала,
наклонился  к  его уху и послал на  три  определенных  буквы.  Тот  выслушал
спокойно и даже с некоторым любопытством.
     - Я-то пойду, куда  прикажешь. А вот  если тебя пошлют, будешь бедный и
бледный, - генерал огляделся по сторонам и отпихнул своего спутника, видимо,
охранника.  -  Зубатый,  кончай выдрючиваться! Ты  что в самом  деле? К нему
переговорщиков шлют, послов,  порученцев, а  он  всех посылает! Ждешь, когда
президент сам к тебе придет? На поклон?.. И вообще, что ты хочешь?
     - Ничего.  Я  вот дочку из Финляндии привез.  Видишь,  там  ее  голодом
заморили.  Откармливать буду,  холить  и лелеять.  Она  у  меня единственная
осталась.енерал что-то вспомнил, мотнул головой  и вроде  бы выматерился про
себя.
     -  В  общем,  так.  Президент  назначил  тебя  исполняющим  обязанности
губернатора. Ты понял, Зубатый?
     - А меня кто-нибудь спросил?
     - Будто  не спрашивали! Последний у тебя был, как его?  Ну, опереточный
этот, артист?
     - Он не опереточный - киношный.
     - Да какая разница! Он же тебе все сказал? Ну что ты  ломаешься? Я тебе
по-мужски говорю: надо  помочь президенту. Там же не хрен  собачий - ядерное
производство! Позавчера еще назначил, а ты два дня по заграницам болтаешься.
Зубатого  было чувство,  будто  его насильно толкают  в ледяную  воду.  Маша
стояла чуть сзади, опершись на его плечо, и ему казалось, что дочь попала из
огня  да в  полымя, сильно  переживает  за  отца и от ужаса  не  может слова
вымолвить, но она вдруг взяла его под руку и заглянула в лицо.
     - Пап, я так есть хочу! А вон оттуда вкусно пахнет.
     -  И правда, Зубатый, пойдем,  что-нибудь  съедим,  выпьем? - подхватил
генерал. - Жрать охота...
     - Пойдем.ни сели в кафе за столик, охранник генерала ринулся к стойке.
     - Ну а где же Крюков? - спросил Зубатый. - Не понимаю, что происходит?
     - Ты думаешь, я  понимаю? - у генерала  вспыхнула  застарелая злость. -
Как  этот урод попал в  обойму? Кто  за ним стоит, кто за руку ведет?.. Он в
больницу  загремел,  все  думали  -  кранты.  Из  генштаба  ребята  звонили,
радовались... Хрен, выписался, вчера уже видели на Старой площади.
     - А что с ним было?
     - Неужели не слышал? Он же мать свою в Кремлевке чуть не задушил.
     - Мать?..
     - Едва отобрали... И хоть бы что ему!
     Зубатый согнулся над столом и замер. Маша потрогала за плечо.
     - Ты что, пап? Тебе плохо?
     - Кажется, я знаю, кто правит миром, когда спят боги.
     -  Вот  такие уроды и  правят! - не понимая, о чем они говорят,  встрял
всезнающий генерал. - Я  на них  в армии насмотрелся. Думал, на гражданке их
меньше... Ладно, давай выпьем  за твое назначение. Хочешь не хочешь,  а указ
подписан.
     - Партия сказала - надо, комсомол ответил - есть.
     - Ну хватит ерепениться!
     - Вы почему  так разговариваете с моим отцом? - неожиданно  возмутилась
Маша.
     -  Как еще разговаривать? - удивился генерал. - Мы друг друга понимаем.
Ты  бы  вот  вместо критики ему помогала! А  то одна за границу  удрала,  за
хорошей  жизнью,  второй  вообще  что  вытворил!..  Взяли  и  бросили  отца.
Молодцы!.. Ешь давай и помалкивай, тебя не спрашивают и не всплясывай.
     Маша хотела еще  что-то сказать,  но  в этот момент в кармане  Зубатого
зазвонил  телефон.  В  трубке   прозвучал  голос  отца...  Тот  сразу  начал
выговаривать, что звонит уже вторую неделю и никак не может дозвониться.
     - Погоди, - оборвал Зубатый. - Я тебе сюрприз приготовил. сунул телефон
Маше.
     - Ой, дед! - запела та. - Как я по тебе соскучилась...
     - Ну, ты что не пьешь, Зубатый? -  спросил генерал, наливая себе вторую
рюмку. - У нас демократия  русская, не хочешь - заставим, не можешь - хвоста
накрутим. Ты на быках ездил?.. Вот, а я ездил в юности,  после войны. Он же,
зараза, встанет - с места  не столкнешь.  Тогда берешь хвост  и крутишь, как
веревку, пока у репицы не затрещит. Глядишь, пошел...  Так мы  до сих пор на
быках  и  ездим.  Президент  мне  крутит,  я  тебе,  ты  кому-нибудь  еще  -
диалектика.  А  иначе  в  России ничего  двигаться  не будет.аша  неожиданно
вернула трубку.
     - Дед тебя требует.
     - Ну что, поговорил с внучкой? - спросил Зубатый.
     - Я еще с ней поговорю,  - сказал отец. - Значит, сейчас  берите билеты
на самолет и ко мне сюда. Машка сказала, вы все равно в аэропорту сидите.
     -  Сейчас  это невозможно. У меня  тут возникли  проблемы.  Как немного
разберемся здесь, так прилетим. Маша насовсем вернулась!
     - Да что мне твоя Маша? Ты мне нужен!
     - А что там у тебя случилось?
     - Сам не знаю. В общем,  ко  мне на Новый год старик один прибился.  Ты
приезжай,  посмотри, он  или  нет. Видно, не совсем в себе, иногда ничего, а
иногда говорит что-то - ничего не пойму.
     - Это он! -  закричал Зубатый. -  Он пришел!  Держи его! Не отпускай от
себя ни на шаг!
     - Да откуда ты знаешь? Ты ж его не видел!
     - Знаю!  Если пришел  на Новый год,  значит,  он! Я его  в другом месте
встречал, а  он к тебе!.. Сейчас же вылетаю вместе с Машей! Только  в другой
аэропорт   переедем!..дивленный   взгляд  генерала  помрачнел,  лицо  слегка
вздулось и  покраснело  от  глубокого внутреннего  напряжения,  будто  ему и
впрямь накручивали хвост...
     * * *
     Старец  сидел, как икона  - в  переднем углу, на подушке, обрамленный с
обеих сторон длинными белыми занавесками на окнах. С костлявых плеч крупными
складками свисала широкая серая рубаха, поверх которой лежала почти свитая в
жгут желтоватая борода,  оттенявшая  длинное,  старчески розоватое лицо,  до
бровей  прикрытое сверху  серебристыми  и реденькими волосами. Он спал сидя,
опираясь  костистыми  кистями  рук  на  палку,  опущенные  морщинистые  веки
казались  безжизненными,  ко всему  прочему было совершенно  не видно  и  не
слышно  дыхания. Сон  его  был  настолько  глубок, что отец даже не опасался
разбудить его,  ходил рядом по скрипящим  половицам, звенел посудой и громко
разговаривал.
     - Вот так может целый  день проспать  и  на ночь за  столом остаться, -
рассказывал  он.  -  Я  поначалу  все  вздрагивал,  не  умер   ли?  Подойду,
прислушаюсь или зеркало ко рту поднесу - нет, живой! А потом раздастся такой
длинный вздох, я уж знаю, проснулся. Почти ничего не ест,  иногда утром рыбы
немножко или сухого творогу,  потом воды с медом попьет - и  на сутки. Такая
диета у него.  Ну, ладно, ему уж  за сто лет, а ты-то до чего себя довела? -
отец  вдруг  переключился на  Машу.  -  Это  что,  мода теперь  такая?  стал
заставлять  ее  есть,  подсовывая  лучшие  куски. Было странно  и непривычно
сидеть  за  одним  столом  со  спящим  человеком,  необычный  образ которого
притягивал  взгляд  и  мысли.  Они приехали на  отцовскую  заимку с вечерней
машиной, пришедшей за сливками, и застали старца в глубоком сне.
     - Теперь до утра, - определил отец. - Он ведь не ложится в постель, так
и спит  на ногах. Да ты не торопись,  наговоришься. Речь у  него еще ничего,
только медленно  говорит, иногда не все  поймешь. А начнешь переспрашивать -
не любит,  сердится,  палкой  стучит. Ведь  как  он пришел-то ко мне? Растел
начался, мне не до праздника  было, караулил ходил всю  ночь и слышу: стучит
кто-то  за воротами, а собаки не лают.  Раз вышел -  стучат,  второй, но три
пса, и хоть бы один тявкнул! Фонарь взял, ружье, подхожу к воротам - человек
стоит, сердится, ругается. Весь в рванье  каком-то, на ногах чуни тряпочные.
Что, говорит,  не  открываешь?  Стучу,  стучу!.. Мне чудно  стало -  откуда?
Правда, дорога теперь всю зиму наезжена, так, наверное, с вокзала пришел.
     - Почему с вокзала?
     - Вот кажется, будто я нынче осенью его на вокзале видел.
     - На каком?
     - Да в Чулыме. Вроде похож... Да ведь бродяги-то все на одно лицо.
     - А дальше что?
     -   Открывай,  говорит,  ворота!  Смотрю,  старик,   зла  не   сделает,
запустил.убатого бросало то в жар, то в озноб.
     - А он говорил, что твой родственник? Твой дед?
     - Ничего не говорил.
     - Ты бы спросил!
     - Спрашивал, молчит, только губами шевелит. Должно быть, уже не помнит.
Раз у меня спросил - где жена? Да умерла, говорю, давно. А он: и у меня тоже
умерла... Это помнит. А как зовут, почему сюда пришел - ни в зуб ногой.
     - Сам-то ты чувствуешь, что он родня?
     - Ничего я не чувствую. Старик  да старик, бродяга. Я его в баню водил.
Вшей-то, вшей, как в войну!
     - А ты прислушайся к себе!
     -  Что прислушиваться-то?  Я сам  старый.  Слушаю  вон, как бы  у  меня
сегодня аж две коровы сразу не растелились. В один день покрылись, так поди,
в один  и принесут.  Эти голландки, они ведь как машины... Ты  погоди, утром
сам спроси его. Он рано  проснется.убатый не спал всю ночь, сидел на пару со
спящим старцем за столом и пил водку, если отец уходил в коровник, или стоял
возле постели, где  спала дочь. Старый и  малый никак не  реагировали ни  на
свет и хлопанье двери, ни на шум и громкие разговоры. Отец разгулялся и  был
уже пьяненький,  когда наконец-то под  утро  одна из коров начала  телиться.
Прибежал  на  минуту,   чтобы  прихватить   резиновые  перчатки  и  какой-то
физраствор.тарец проснулся, едва за отцом закрылась дверь. Громко и протяжно
вздохнул и  задышал  нормально.  Веки  поднялись, на  Зубатого глянули почти
слепые глаза.
     - Кто это здесь? - врастяжку спросил он.
     - Твой правнук, - сказал Зубатый.
     - Что это ты говоришь? - он стукнул палкой. - Нет у меня никого.
     - Тебя же зовут Василий Федорович Зубатый?
     - Не знаю...
     - Как не знаешь? Ты работал жестянщиком в Соринской Пустыни. Помнишь? В
монастыре?  Там  мастерские держали.н  беззвучно шевелил бесцветными губами.
Зубатый терял надежду.
     - А потом в  страстную среду, утром,  камень из  земли всплыл, и вы все
ушли в лес, выкопали там пещеру...
     - Не знаю, - рассердился старец, судя по стуку.
     -  Это было  в  семнадцатом году! Ты пришел  утром в храм,  а  там  все
затряслось, помнишь? И  в алтаре появился  камень. Из  земли  поднялся.  Его
закопал Арсений. Легенда такая. И сказал, выйдет, когда боги уснут. Вот боги
и уснули!
     - Не понимаю я... Или не слышу. В ушах гудит. Люди говорят, говорят...
     - Ну,  хорошо,  -  согласился  Зубатый.  - Не  буду  мучить, может, сам
вспомнишь...  Ты мне только скажи - когда боги  спят, кто правит миром?тарец
постучал палкой об пол.
     - Как кто? О-ох, бестолковый... Святые правят, святые.
     - Почему же неправда творится, если святые правят?
     - Так они же люди...