дью,  у самого  того места,  где  гуси должны  были
слетать с горы, а сам зашел сзади и погнал гусей, которые, ковыляя и  падая,
дошли до спуска с горы и  поднялись; ястреб бросился, свалился с одним гусем
и, к общему  нашему удовольствию, сладил с ним без всякого труда. Мы не дали
ястреба в обиду другим гусям (без чего они бы забили его крыльями и защипали
бы своими носами) и накормили на  добыче до  отвала. Несмотря на то, что эта
славная хищная  птица  жила  у  нас  только  две  педели,  с  ней  случилось
диковинное приключение: была у нас летняя  кухня на острову, в которой давно
уже перестали готовить; в эту кухню, на  толстой колодке, стоявшей посредине
кирпичного пола, сажали на ночь этого большого  ястреба.  Охотник,  которому
был  он  отдан на  руки,  приходит  однажды  поутру  и  видит,  что  ястреб,
привязанный должником к колодке, стащил ее с места, сидит, распустив крылья,
в углу и держит в когтях огромную сову, еще живую. Испугавшись, не испортила
ли она ястреба, охотник  прибежал  сказать об  этом мне; мы с  отцом  пришли
немедленно  и нашли ястреба в том же положении. С  большим трудом вынули  из
его  когтей  очень  большую, почти  белую сову, которая тут  же  издохла: на
ястребе никаких знаков повреждения не оказалось.  Если б я не сам видел этот
Диковинный случай - я бы не вдруг  ему поверил;  кухня была  заперта;  кроме
трубы,  которая оказалась не  закрытою, другого отверстия в  кухне  не было;
должно предположить, что сова  попала в кухню  через трубу для дневки и  что
она  залетела  недавно,  на  самом  рассвете,  но  как   поймал  ее  ястреб,
привязанный на  двухаршинном должнике, - придумать трудно;  во всяком случае
жадность,  злобность  и сила ястреба  удивительны.  Я даже был  уверен,  что
никакой ястреб не кинется и  не  возьмет  совы, особенно большой, потому что
она  сама вооружена длинными острыми когтями. Охотники наши думали, что сова
сама напала на ястреба, но такое предположение невероятно.  Через  несколько
дней после  приключения с совой  наступила оттепель, снег совершенно  сошел,
сделался отличный  узерк,  и я послал  охотника с ястребом верхом поискать в
наездку  русаков, которые тогда совершенно  выцвели, а  сам  поехал стрелять
тетеревов.  Охотник, поездив несколько времени по горам  и  полям и не найдя
нигде зайцев, сделал соображение, что они все лежат в лесу; а как на беду он
взял с собой ружье, то, подъехав к лесу, привязал на опушке лошадь к дереву,
посадил ястреба на толстый сучок, должник привязал к седлу, а сам отправился
стрелять  в лес зайцев. Очевидно, что все это было сделано крайне  глупо,  и
вот  какие  вышли  последствия:  лошадь, вероятно,  чего-нибудь  испугалась,
оторвала  повод,  стащила  ястреба  с  сучка и  ускакала;  только  к  вечеру
воротилась  она домой.  Несчастный  ястреб  был еще жив, но с  вытянутыми  и
вывихнутыми ногами; через сутки он издох...  Так жалостно и совершенно даром
погибла эта редкая хищная птица. Я видел потом еще двух ястребов-гусятников;
оба были меньше моего и гораздо темнее пером.

     Второго  рода  ястреба  (вдвое меньше  первых)  называются  утятниками,
потому что ими обыкновенно травят уток. Надобно сказать правду,  что охота с
большими   ястребами,   гусятниками   и   утятниками   -  охота   пустая   и
малодобычливая,  особенно  с  последними.  Для  травли  ястребами необходимо
условие, чтобы птица поднималась близко, иначе они не могут ее догнать; утки
же  всегда  сидят на  воде  или  на  берегу  воды, в  которую  сейчас  могут
броситься,  а  ястреба никакой  плавающей птицы на воде не берут и  брать не
могут. Итак,  травля  уток  производится  по маленьким речкам  или ручьям  и
озеркам, находящимся  в  высоких берегах, для того, чтоб охотник мог подойти
очень близко к  утке,  не  будучи  ею примечен,  и  для  того, чтоб  лет  ее
продолжался не над водою; если  же ястреб  схватит утку и она упадет с ним в
воду, то  редко можно  найти такого жадного  ястреба, который не  бросил  бы
своей добычи, ибо все хищные  птицы  не  любят и боятся  мочить  свои перья,
особенно в крыльях, и, вымочивши как-нибудь  нечаянно,  сейчас распускают их
как  полузонтик и  сидят  в  укромном  месте,  пока  не высушат  совершенно.
Очевидно,  что  травля  уток  без  особенной, удобной  местности невозможна.
Иногда  травят  утятниками молодых  тетеревов, но для того необходимо, чтобы
выводка находилась в чистом поле;  травить  же в редколесье неудобно, потому
что ястреб может  убиться об  дерево, чего  он сам по инстинкту  так боится,
что, бросившись за  тетеревенком и  увидя  перед собой даже  редкие деревца,
сейчас  взмоет  кверху  или возьмет  в сторону.  Притом помешавшийся молодой
тетерев летит очень  проворно, и ястреб догонит  его  только в таком случае,
если  он  поднимется  очень близко.  Из  всего сказанного  мною следует, что
травля уток и  тетеревов не может быть добычлива. Совсем другое представляет
охота  за  перепелками  с  мелкими  ястребами  третьего  разряда, которые  и
называются перепелятниками; об них и об охоте с ними поговорю я подробно.

     Я  уже  сказал,  что  ястреба-гусятники  -  большая редкость,  так  что
немногим  охотникам удавалось видеть их на воле; утятники попадаются чаще, а
перепелятников деревенские жители видят  по  нескольку  раз  в  день  или по
крайней  мере  замечают эффект,  производимый  появлением  или  присутствием
ястреба-перепелятника, которого часто глазами и не увидишь. Эффект состоит в
том, что вся  дворовая  и  около  дворов  живущая  птица закричит всполошным
криком и бросится или  прятаться, или  преследовать  воздушного пирата: куры
поднимут  кудахтанье,  цыплята   с  жалобным  писком  побегут  скрыться  под
распущенные  крылья матерей-наседок, воробьи  зачирикают особенным образом и
как безумные  попрячутся  куда ни  попало  -  и  я часто видел,  как дерево,
задрожав  и зашумев  листьями, будто от внезапного крупного дождя, мгновенно
прятало в свои  ветви целую стаю воробьев; с тревожным пронзительным криком,
а  не  щебетаньем,  начнут   черкать  ласточки  по-соколиному,   налетая  на
какое-нибудь одно место; защекочут сороки, закаркают вороны и потянутся в ту
же сторону  - одним словом, поднимется общая тревога, и это наверное значит,
что пробежал ястреб  и спрятался  где-нибудь под поветью, в овине, или сел в
чащу зеленых ветвей  ближайшего дерева. Иногда  так и не увидишь ястреба. Он
переждет тревогу,  весьма ему невыгодную, потому что она предупреждает о нем
тех птиц, которые могли бы сделаться его добычей, да, вероятно, надоедает  и
пугает его весь этот писк,  крик, шум и преследованье, -  переждет и улетит!
Но я всегда любил такие явления общей суматохи,  всегда стерег вылет ястреба
из  его убежища и  часто  видал, как он,  то быстро  махая крыльями, то тихо
плывя, промелькнет и скроется в кустах уремы или в ближайшем лесу.

     Все, что  я стану говорить о наружном виде  ястребов-перепелятников, об
их выкармливанье, вынашиванье  и  проч.,  совершенно  прилагается  и  к двум
первым родам. Перепелятники, пером светло-серые, называются чисторябыми; они
бывают посветлее и потемнее.  Оренбургские охотники приписывают это различие
в пере (то  есть в цвете  ястребиной крыши)  влиянию дерев,  на которых  они
вывелись,  и потому  светлых  называют березовиками, а темных -  дубовиками.
Ястреба  коричнево-пестрые   называются  красно-рябыми,  их   гнезда  всегда
находятся на ольхах, а потому их зовут ольшняками. Надобно заметить, что они
мельче  других ястребиных пород. Хотя странно приписывать цвет  перьев птицы
тому дереву, на котором она  вывелась, и хотя я всегда плохо этому верил, но
я должен сознаться, что несколько опытов, сделанных мною самим, подтверждают
мнение охотников.  -  Самка перепелятника (как  у всех хищных  птиц) гораздо
больше и сильнее чеглика, то есть самца, который для травли не употребляется
по своей  малосильности и стомчивости. Я  пробовал  воспитывать и вынашивать
перепелятников-чегликов: они  в выноске гораздо понятнее и повадливее самок.
Я   травил  ими  воробьев  и  всяких   мелких  птичек,  даже  перепелок;  но
чеглик-перепелятник  так слабосилен,  что легкую перепелку  не  угонит, а  с
сытой  старой  едва  сладит  и  нередко  выпускает  ее  из  когтей.  Поршков
перепелиных он ловит хорошо и то  не помногу. Поймав штук пять-шесть, он уже
и  их не догоняет и даже  не летит с руки, на  которую присядет,  если очень
устал.  Чегликов-утятников употребляют иногда для травли  перепелок, но  это
имеет  свои  неудобства: для перепелки  он слишком силен  и,  поймав ее, не.
вдруг опускается на землю. В книге: "Урядник  сокольничья пути" царя Алексея
Михайловича, которую всякий охотник должен читать с  умилением, между прочим
сказано: "Добровидна  же  и  копцова  добыча  и  лет.  По  сих доброутешна и
приветлива правленных  (то  есть  выношенных)  ястребов и  челигов (то  есть
чегликов; иногда называются они там  же чеглоками) ястребьих ловля; к  водам
рыщение, ко птицам же доступаиие". Из сих немногих строк следует  заключить:
1) что  копцов вынашивали и что ими травили, чего  я и другие  мне известные
охотники никак добиться не могли и признали их к ловле неспособными;  2) что
ястребьи  челиги, то есть ястребиные  чеглики, употреблялись для охоты точно
так  же, как  и самки; но должно думать, что это  были ястреба большие, а не
перепелятники. Последнее доказывается словами: "к водам рыщение", а  равно и
тем,  что перепелок  никогда около Москвы, в достаточном числе для охоты, не
бывало, да и быть  не  могло. Следственно, речь идет о травле уток, вероятно
мелких чирков, к чему чеглики-утятники могут быть пригодны.

     Ястреба вьют,  или кладут, свои гнезда в лесу  из мелких  прутиков,  на
толстых деревьях, всегда на одном из главных сучков и близ самого древесного
ствола; самки кладут по четыре, а  чаще по три яйца; во всякой  выводке есть
один  чеглик. Охотники  заранее  осматривают  леса,  особенно  те места, где
выводились прежде ястреба, и по разным признакам знают наверное, где  именно
находится гнездо; но близко к нему до вывода молодых не подходят, потому что
самка бросит яйца. Время выемки ястребов из гнезд зависит от охотников:  кто
из  них не скучает уходом за маленькими ястребятами, для корма которых нужно
мясо мелко рубить, тот вынимает  молодых в  пушку; такие ястребята ручнее, и
вынашивать их легче; но многие охотники утверждают, что они бывают тупее, то
есть не так жадны, резвы и сильны, как ястребята оперившиеся, которых ловить
уже приходится силом на длинной лутошке, потому что, когда человек влезет на
дерево, - они  распрыгаются по  сучьям. Хотя  я выкармливал  ястребят разных
возрастов, но  как это  случалось  в  разные  годы,  то  я как-то не замечал
разницы  в их  качествах;  но  что касается до слетков, то  есть до  молодых
ястребов, слетевших с гнезд, заловивших на воле и пойманных потом в кутню (*
Кутнею  называется длинная  клетка из сетки, разгороженная на  три отделения
или клетки же; в  средней сидят живые воробьи  для приманки,  а  две боковые
имеют спускные дверцы также из сетки, которые поднимаются и настораживаются,
как в  чепках.  Молодой ястреб (слеток),  увидев воробьев, бросается  к  ним
через которую-нибудь боковую  клетку, тронет сторожок,  дверца опустится - и
ястреб  пойман.  Иногда  попадаются и старые ястреба, но очень  редко), то я
утвердительно могу  сказать,  что  они гораздо лучше гнездарей,  но  зато  и
вынашивать  их гораздо труднее. Вынутых ястребят сажают  в просторную клетку
из прутиков или из сетки, а если они очень малы, то сначала кладут в круглое
лукошко,  в  котором  они,  как  в  гнезде,  станут  сидеть  смирно,  плотно
прижавшись  друг  к  другу;  даже  кормят  их из рук  рубленым  свежим мясом
каких-нибудь птиц: голуби  и воробьи считаются самою здоровою пищею, которою
можно  скоро  поправить  слишком   исхудавших  ястребов,   нателить,  говоря
по-охотничьи.  Впрочем,   можно   давать  баранину,   говядину,  телятину  и
зайчатину, если она случится.  Когда ястреба  подрастут,  то дается каждому,
чтобы они не дрались между собою, по  особому куску мяса, всегда  один раз в
сутки, и  если это мясо будет птичье, то  непременно  с  перьями и  костями.
Изобильный корм,  особенно  парным мясом только  что  убитой птицы, -  самое
верное  средство  вырастить  хороших  ястребов:  они  будут родны  (велики),
сильны, выведут перья ровно, отчего летают резвее и поспевают ранее к охоте.
Я знавал таких охотников, у которых ястреба не только получали корм неточно,
несвоевременно,  но дня  по  два  иногда  постились. У таких ястребов всегда
бывают на стволах хвостовых перьев пережабины беловатого цвета и самые перья
как будто помяты, надломлены и  взъерошены;  эти знаки  называются заморами.
Если  их много  - ястреб туп на лету. В клетке надобно сделать  нашестки или
поставить  колодки для  ночевки и  отдельного сиденья ястребят  после корма;
последнее нужно для того, чтобы они как-нибудь не подрались между собою и не
помяли  полных пищею зобов, что бывает для них  иногда даже смертельно.  Зоб
просиживается часов в восемь, то есть пища разлагается и спускается  из зоба
в кишки, после  чего  скидывается ястребами так называемая  погадка, которая
есть  не  что  иное, как перышки, косточки  и  жилки, все неудобосваримое из
проглоченного  мяса,  свернувшееся  в   продолговатый,  овальный  сверточек,
извергаемый  ежедневно  хищными  птицами ртом.  Когда ястреб скинул погадку,
можно идти с  ним  в поле на охоту;  до  совершения  же  этой операции  даже
вольные  хищные птицы, как утверждают охотники, ничего не  ловят  и не едят.
Нужно также,  чтобы в клетке  постоянно стояло корытце  с  водой,  ежедневно
переменяемой;  в  жары ястреба  часто  пьют и  купаются, что способствует их
здоровью, чистоте и  скорой переборке  перьев.  Хотя  в  гнезде и на  сучьях
выводного  дерева нечего им пить и негде  купаться, но слетевшие  с  гнезд и
старые ястреба любят и то и другое во время летнего зноя.

     Наконец,   пришло  время,  обыкновенно  в  половине  или  исходе  июля,
поднимать и вынашивать ястребов. Вечером, когда довольно смеркнется, охотник
осторожно  влезает в  клетку  и  бережно берет, вдруг обеими руками, спящего
ястреба, который  спит,  всегда  поджав  одну  ногу  со  сжатыми  в  кулачок
пальцами,  а голову  завернув  под крыло. При поимке  неспящего ястреба днем
непременно  были  бы  помяты  его  перья  и  сам бы  он  напугался.  Охотник
вытягивает ему ноги, складывает ровно крылья, выправляет хвостовые  перья и,
оставя  на свободе одну голову, спеленывает  его в платок, нарочно для  того
сшитый  вдвое,  с  отверстием  для  головы, плотно обвивает краями платка  и
завязывает слегка снурком или тесемкой; в таком положении носит он на ладони
спеленанного гнездаря по крайней мере часа два, и  непременно там, где много
толпится народа; потом, развязав сзади пеленку, надевает ему на ноги нагавки
с  опутинками,  которые  привязываются обыкновенною  петлею  к  должнику  (*
Нагавками,  или  обносцами, называются  суконные или  кожаные,  но  подшитые
тоненьким  суконцем онучки,  шириною  в  большой  палец, которыми обертывают
просторно, в одну  рядь, ноги ястреба; па  онучках, то есть пагавках, нашиты
опутинки, плетеные  тесемочки волос в тридцать,  длиною четверти  в полторы;
каждая опутинка  нижним  концом  своим  продевается в  петельку,  пришитую к
нагавке, затягивается и держится крепко и свободно на ноге. Должник - тонкий
ремень, или, пожалуй, снурок,  аршина в полтора длиною, наглухо  пришитый  к
охотничьей  рукавице. Должник устроен  довольно  затейливым  образом: другой
коней  его  прикрепляется  к  железному  прутику, вершка  в два с  половиной
длиною; прутик  просовывается весьма свободно  в круглое  отверстие костяной
дощечки, просверленной на средине (длиною вершка в  два, а шириною в палец),
и держится в  дощечке  на широкой шляпке, какая бывает у  большого гвоздя; к
обоим концам косточки прикреплен своими концами ремешок (в четверть длиною),
вытянутый посредине  кверху;  он  составляет  острый  треугольник,  которому
основанием служит  дощечка; к верхнему  острому углу  ременного треугольника
привязываются простою петлею обе опутинки; стоит дернуть за их концы - петля
развяжется,  и ястреб  может  лететь. - Само собою разумеется, что охотничьи
названия  всех уборов хищных птиц  могут называться различно в разных местах
России и  что уборы эти  бывают роскошны  и  бедны.  Драгоценная  книга царя
Алексея  Михайловича, глаголемая:  "Урядник: новое уложение и устроение чина
сокольничья пути", показывает, как  великолепно убирали соколов  и кречетов:
"И  мало поноровя,  подсокольничий  молвит: начальные,  время  наряду и  час
красоте.  И начальные  емлют  со  стола наряд:  первый,  Парфентий,  возьмет
клобучок,  по  бархату  червчатому шит серебром с  совкою  нарядною; вторый,
Михей,  возьмет колокольцы серебряны, позолочены;  третий,  Леонтий, возьмет
обнасцы и должик (должник) тканые с золотом волоченым. И уготовав весь наряд
на руках, подошед к подсокольничему, начальные сокольники наряжают кречета".
Очевидно, что колокольцы (бубенчики) всякий  раз, когда нужно, привязывались
к ногам ловчих птиц), наглухо прикрепленному к кожаной рукавице или перчатке
с  правой руки, на которой  всегда будет сидеть выученный  ястреб.  В это же
время прикрепляют к ястребу бубенчик, в чем хотя нет  необходимости, но  что
на охоте бывает очень  полезно. Дутый медный  бубенчик, величиною с  крупный
русский  орех  или  несколько  побольше,  но  круглый,  звонкий  и   легкий,
пришпиливается  в  хвосте,  для чего надобно  взять  ястреба в обе  руки,  а
другому охотнику разобрать бережно хвост на две равные  половинки и, отступя
на  вершок от репицы, проколоть  одно из средних  хвостовых перьев посредине
обыкновенной медной булавкой; на нее надеть  за  ушко бубенчик, острый конец
воткнуть в другое среднее соседнее перо и вогнать булавку  до самой головки;
она  будет так крепко  держаться,  что  точно  врастет в  перо;  иногда ушко
бубенчика  отломится,  а  булавка   останется  навсегда.   Прежде   охотники
привязывали бубенчик к ноге; но этот способ несравненно хуже: бубенчик будет
беспрестанно за что-нибудь  задевать и как раз  сломается; когда же ястреб с
перепелкой  сядет в траву или в хлеб, то звука никакого не будет; а бубенчик
в хвосте, как скоро ястреб начнет щипать птицу, при всяком наклонении головы
и тела станет звенеть  и дает о себе знать охотнику, в чем и заключается вся
цель.

     Потом охотник идет в самое темное место, в какой-нибудь сарай или хлев,
бережно  снимает всю  пеленку  и старается посадить ястреба  на свою  правую
руку, защищенную от его  когтей рукавичкой. Эта минута самая трудная; иногда
долго  нельзя усадить ястреба, и требуется много ловкости и  сноровки, чтобы
он, бившись  и вися на спутниках, не тронул, то  есть не вытянул ног, отчего
ястреба  навсегда остаются слабыми.  Иногда гнездарь, смирный и привычный  к
человеку, наскучивший принужденным положением в пеленке и боящийся в темноте
летать (к чему он и не привык в клетке), сразу  садится на руку; разумеется,
не то бывает с слётком, как сказано будет ниже. Как скоро ястреб усядется на
руке, то надобно стоять смирно и оставаться с полчаса в том же темном месте;
потом растворить двери, отчего сделается светлее, и ястреб непременно станет
слетать  с  руки; когда же  он  успокоится,  охотник  потихоньку выходит  на
вольный  воздух и ходит с своим  учеником по  местам уединенным и  открытым.
Перед солнечным  восходом сон  начнет  одолевать  ястреба,  и  он  сделается
смирнее:  тут можно  поступать  смелее: поглаживать его, поправлять  крылья,
которые  он целые сутки  держит  в распущенном положении (не  подбирает),  и
потягивать  полегоньку  за хвост, чтобы он  крепче держался  когтями за руку
охотника и не дремал. Часов в семь утра можно посадить ястреба на колодку  в
безопасном месте и дать ему отдохнуть ча